– он ответил бы: общественным питанием. Он обедал в кафе, в столовых, в молочных, – везде одинаково невкусно. Единственное блюдо во всем Сухуми не вызывало внутреннего протеста – горячие хачипури в невзрачном кафе напротив кино «Апсны».
Ресторан при гостинице, конечно, перворазрядный. Не очень свежие скатерти, не очень любезные официанты, не очень мощный чад из кухни, нормально невкусные и ненормально дорогие блюда.
Клиенты ресторанов если уж выходят из себя и письменно жалуются, то, как правило, на затяжное обслуживание. Реже на обсчёт. И почти никогда на качество.
Кто в ресторане первого разряда обращает внимание на вкус блюд? Главное – тяпнуть. Кто проверяет ресторанный счёт? Разве что честный командированный, проглотивший комплексный обед от двух до четырех дня.
Андрей вошёл в зал ресторана. Убедился – всё как положено. Легкий кухонный чад, папиросный дым, угрюмые супруги-курортники, несколько «стильных» пар, пытающихся веселиться, и… всегда чем-то раздражённые официанты. Андрей сел и увидел…
У окна в укромном месте сидел его шеф, начальник лесотехнического управления Панков. За его столиком ещё двое: несколько раз посещавший Ломоносовск представитель одного из украинских «Межколхозстроев» – Тернюк и симпатичная молодая женщина.
Панков и Тернюк? Что у них общего? Властный, неразговорчивый Панков и Тернюк – малограмотный, бойкий, нагловатый толкач? А дама? Она, очевидно, в ресторане впервые. Смущаясь, неловко сидит за столом. Ну конечно, Полонский вспомнил, она работает на ломоносовской тарозаготовительной базе.
Тернюк развалился на стуле, галстук съехал набок, лицо вспотевшее, глаза самодовольные… Командует официанткой он.
Что это? Случайная встреча? Полонский пересел за другой столик, чтобы его не заметили ни Панков, ни Тернюк. На их столике коньяк, шампанское, фрукты… Официантка оказывает им заметное уважение. Молодая женщина чувствует себя стесненно, украдкой следит, не обращают ли на неё внимание сидящие за соседними столиками. Говорит не умолкая Тернюк, смешивая русские и украинские слова. Время от времени выразительно подтягивает брюки. Держит себя как купец, угощающий приказчиков.
Так и есть – счёт оплачивает Тернюк. Что-то сказал официантке, очевидно не очень изысканное. Официантка не ответила, даже не взглянула на хамоватого клиента.
Панков пил чёрный кофе, Тернюк, чтобы не пропадало, допивал коньяк. Молодая женщина ела пломбир. Полонский (имея в виду не очень мощную сумму денег, хранимую им на аккредитиве) заказал скромную отбивную и бутылку пива. В ожидании пива стал изучать посетителей. И опять неожиданное видение. Ляля! Но не с тем кавалером, который сопровождал её в Ботаническом. С молодым грузином. Элегантным, высокомерным, снисходительным. Ляля смеялась. Танцевала. Топчась на одном месте в воображаемом танце, Ляля заметила Полонского, его улыбку. Не укоряющую, не презирающую, не ревнивую… Полонский торжествовал: как ему повезло. Чуть-чуть не женился на Ляле. Нет, теперь он долго не влюбится. Теперь он обстрелянный.
Ляля, вернувшись к столику, извинилась перед своим кавалером и подошла к Полонскому. Андрей встал. Учтиво, ласково улыбнулся. Ляля воспрянула духом. Он не сердится, он любит её по-прежнему.
– Ты надолго? – кокетливо стрельнув чудными глазами, спросила Ляля.
– На днях уезжаю. Получил назначение на Южный Сахалин. Я, собственно говоря, здесь по делу.
– Южный Сахалин? Там же очень холодно.
– Точь-в-точь климат Сухуми.
– Что за фантазия уезжать так далеко?
– Что за фантазия заявлять – еду в Евпаторию с мамой?
– Так получилось.
– И у меня так получилось.
– Значит, уезжаешь?
– Непременно.
– Извини, меня ждут.
– О, пожалуйста.
К выходу, не замечая Полонского, шли Панков, Тернюк и симпатичная молодая женщина. Тернюк манерно расставил руки, полагая, что именно так ходят глубоко интеллигентные люди.
Андрей вышёл на улицу. Как хорошо дышится. Дождик окропил магнолии, они блестели, словно покрытые лаком.
Как бы ожидая кого-то, над морем стояла луна. Тернюк громко убеждал молодую женщину.
– Нет, нет. Мне пора в дом отдыха. Нет, ни за что.
Панков что-то сказал. Тернюк подошёл к шофёру легковой машины. Два слова. Шофёр кивнул головой. Первой уселась молодая женщина. И тут, Андрей отлично видел, как Тернюк, чуть отвернувшись, достал из кармана деньги и сунул в пиджак Панкова пачку хрустящих купюр. Машина укатила. Тернюк подтянул брюки, вытер пот, застегнул пиджак и лениво, как сытый зверь, пошёл по набережной, где увидел на скамье Джейрана.
– Жульё! Я вам покажу! – внятно произнес Андрей.
– Вы, молодой человек, кажется чем-то недовольны? – услышал Полонский у подъезда гостиницы незнакомый голос.
– Да. Недоволен. Наличием чрезмерного количества неподозреваемых, но истых жуликов, – выпалил Андрей.
– Согласен. Стоит быть недовольным.
Рядом с Андреем стоял седоватый, крепкий на вид человек в сером костюме.
– И вы намерены, как я понял, бороться с ними? Да, сперва позвольте представиться, – руководитель экспедиции… Океанограф… Ну и конечно профессор… Вардецкий, Николай Николаевич.
Андрей назвал себя.
– Очень приятно было услышать столь гневные слова. После них я не мог не заговорить с вами.
Профессор Вардецкий и инженер Полонский гуляли по берегу до поздней ночи.
– Я враг назиданий и поучений, особенно в адрес молодых людей, – на прощание сказал Николай Николаевич. – Но вам, Андрей, скажу: ничто так не создает подлинного человека, как борьба… Вечная борьба со всем, что унижает человеческое достоинство. Боритесь, Андрей. Впрочем, задолго до меня это убедительно изложил Карл Маркс.

А МЫ ТУТ ПРИ ЧЁМ?

Катя и её спутники сошли в Москве. В тот же день выехали в Ярославль. Будущий следователь Б. Турбина решила разыскать себя по собственному следу, начиная с ярославских детских домов.
На вокзальной площади втроем ждали такси. Подошла «Волга», шофёр вышел из машины и, подбоченясь, бесцеремонно разглядывал Катю, Анатолия и Косту. Затем выкрикнул несколько слов. Конечно, по-абхазски. Очередные пассажиры уже уселись в машину, нетерпеливо шумели, но шофёр ничего не видел, не слышал… Он, жестикулируя, яростно объяснял землякам, как оказался в Ярославле. Он бывший фронтовой авиамеханик, демобилизовался и попросил направить его в Ярославль, потому что медсестра санбата Таня родом из Ярославля. Женился на Тане, у него двое детей, лучшие дети во всей области. Ему сорок восемь лет, он председатель профсоюзной организации автопарка, зовут его Максим, то есть Мактат, фамилия Будба. Сейчас он в два счета отвезет пассажиров и прикатит за ними. Анатолий, Коста и Катя должны ждать его, иначе они испортят ему остаток жизни.
– Вы будете ждать?! – угрожающе приказал Мактат.
– Да! – хором ответили Катя, Анатолий и Коста.
– У меня сегодня большой праздник, – на всю площадь провозгласил председатель профсоюзной организации автопарка.
Вдруг он решительно подошёл к Косте, отобрал у него чемодан и сунул в багажник.
– Чтобы вы не ушли, – пояснил Мактат по-русски.
Сел за руль, весело подмигнул Кате, запел шуточную свадебную песенку, не сомневаясь, что Катя понимает его. Всё это в считанные секунды. Трое друзей расхохотались.
«Волга» укатила на штрафной скорости… Друзья выпили газированную воду, чтобы прийти в себя. Еще купили местную газету. Но углубиться в неё не успели – вернулся восторженный Мактат. Ожидающие такси запротестовали, почему он сажает без очереди. Мактат показал чемодан Косты.
– Я вас везу к себе домой, – объявил он.
– Извините, у нас спешное дело. Пожалуйста, в гостиницу, – сказала Катя. Ёе страшило абхазское гостеприимство: придётся часов восемь сидеть за столом.
– В гостиницах нет мест.
– Найдутся.
К несчастью Мактата, места оказались. Катю поместили в номер, где уже была одна гостья, Анатолию и Косте предоставили отдельный номер. Мактату рассказали, в чем дело.
– Никуда не ходите. Понимаете? Детских домов много, они находятся в разных концах города. Мы сами узнаем.
Катя и друзья отправились в горздрав. Тамару Мухину лечили в одной из больниц, так сообщил Дмитриев, бывший начальник штаба. В архивах могут быть подробные данные её эвакуации в Ломоносовск.
Мактат умчался в автопарк. Водители – народ тертый, шумный и, как правило, нелицеприятный. Среди них немало остряков, балагуров, выпивох, но в целом – отзывчивые люди. Мактату задали полсотни вопросов, касающихся абхазских обычаев.
– Неужели из-за Тамары отложили свадьбу?
– И послали людей разыскивать её?
– Гляди! То и дело слышишь – милиция, прокуратура разыскивает законных отцов, чтобы хоть алименты платили.
– Чужие люди, а какое благородное дело затеяли.
Диспетчер никак не мог выгнать из гаража водителей машин. Стоял несусветный лирический галдеж.
Заведующие детскими домами поражались – один за другим подкатывают таксисты и каждый интересуется Тамарой Мухиной. Якобы Тамара воспитывалась здесь, в их доме, всего лишь… двадцать лет назад.
Заведующие детскими домами опрашивали старых работников, нянь, поваров, садовников, перелистывали архивные списки, журналы… Увы! Никаких следов. Рады бы помочь, но…
К вечеру другого дня на дверях одного из детских домов появилось объявление:
«Уважаемые товарищи, водители такси! Здесь ничего о Тамаре Мухиной не знают. Обратитесь в другие детские дома. Администрация».
Катя и Коста обратились в архив горздрава. Их направили в учреждение, ведающее всеми архивами. Там попросили написать заявление.
Написали.
– Оставьте ваш адрес. Результат сообщим.
– Приблизительно через какое время? – уточнил Коста.
– Может, через месяц. А может, через два. Надо искать.
Работник, ведающий архивом, выглядел человеком, о котором ничего определенного не скажешь – добрый он или злой, любил ли он когда-либо, увлекался ли чем-либо? Что его может взволновать, лишить сна, заставить высказаться на бурном собрании? Такой четверть века не был в театре, не читал книг. Дома играет с соседом в шашки, ухаживает за комнатными цветами или сидит с кошкой на коленях, слушает радио и тотчас забывает, чему внимал весь вечер. Ложится спать в половине одиннадцатого, встает в шесть утра, идёт на рынок, покупает, что жена поручит, и долго до ухода на службу пьет чай.
На службе считается скромным и непогрешимым до тошноты. Услышав об очередном полете космонавтов, процедит одно слово:
– Техника.
Детей не имеет, у такого жена обычно бойкая сплетница и ведущая ханжа района.
В сундуках такой четы хранятся полученные ещё по карточкам отрезы, крой на две-три пары военных сапог и медали за выслугу лет.
– Мы специально приехали… В розыске сироты, дочери Героя, заинтересовано много людей, – говорила Катя, пытаясь растрогать заведующего архивом.
Он не вникал, словно слушал её по радио.
– Это было в тысяча девятьсот сорок втором или в тысяча девятьсот сорок третьем годах. Дальше искать не следует, – как можно душевнее говорил Коста. – Мы приехали из Абхазии.
Завархивом не внимал. Если бы ему сказали: «Мы свалились с Луны» – результат был бы тот же.
Между тем в архиве царствовал идеальный порядок. Списки эвакопунктов хранились в нумерованных папках, каждая с точной описью. В одном из списков значилось: номер по порядку 12, Ф. И. О. – Тамара Григорьевна Мухина. Возраст – один год восемь месяцев. Откуда поступила – из детской больницы. Куда направляется – в Ломоносовск.
Стоило ему, невнимающему, невникающему, подойти к стеллажу с наклейкой «1942», перелистать три папки, и он тут же ответил бы Кате о её судьбе… Но не таков был заведующий архивом, человек, многим недовольный. Недовольный появлением неонового освещения, электробритв, нейлона, узких брюк, туфель «на шпильке» и больше всего – существованием веселых людей.
Анатолий в военной форме вошёл к дежурному гормилиции. Коротко изложил цель прихода.
– Тамара Мухина ваша знакомая? – с лукавинкой в глазах поинтересовался лейтенант милиции.
– Нет, она сестра моего названого брата. Я специально приехал из Абхазии.
– Сколько ей лет?
– Двадцать один – двадцать два года.
– Ага! Вы, товарищ старший лейтенант, обратитесь в справочное бюро.
– Но… Возможно, у Тамары сейчас другая фамилия.
– А мы тут при чём?
После этого вопроса Анатолию уже как-то не хотелось беседовать с лейтенантом милиции. Он подчеркну-то по уставу взял под козырёк и произнес:
– Благодарю вас, товарищ лейтенант.
И вышел.
– Какой душа-любезный. Чтобы милиция разыскивала его знакомую. Позволяют себе… – усмехнулся дежурный.
Выйдя из архива, Катя сказала Косте:
– Видели сухаря?
– Причем залежавшийся на складе, – добавил Коста.
– Кто его начальник? Может, к нему обратиться?
– Попробуем.
Направились в областное управленце, коему подчинен архив. Начальнику областного управления доложили, – может ли он принять корреспондента абхазской газеты.
– Абхазской?
Ну как же! Начальник отдыхал в Сухуми. Сколько приятных воспоминаний.
– И вы из Абхазии? – особенно любезно поинтересовался начальник, обращаясь к Кате.
– Нет.
Коста изложил суть дела. Катя рассказала, какое странное, если не сказать больше, впечатление произвел на них завархивом. Начальник взял трубку телефона:
– Вам оставили заявление о розыске Тамары Мухиной? К завтрашнему утру представить мне ответ. Подключите весь личный состав. Всё!
Начальник явно не торопился отпустить приятных посетителей.
– Может быть, Тамара Мухина и сейчас находится в Ярославле. Нельзя ли проверить через ваше бюро адресов? – спросила Катя, не подозревая, что Тамара в этот час находится не то что в Ярославле, а в этом кабинете.
– Заходите завтра к двенадцати ноль-ноль. Скажем вам обо всем.
На другой день в двенадцать ноль-ноль начальник областного управления сообщил: Тамары Мухиной сейчас в Ярославле нет. Это точно. Её эвакуировали весной 1943 года в город Ломоносовск.
Через несколько часов Тамара Мухина вторично покинула Ярославль. На сей раз поездом Москва – Ломоносовск, сопровождаемая верными рыцарями, поставившими себе задачу разыскать её во что бы то ни стало.

ВЗГЛЯНИТЕ НА НЕГО

Напутствуя Анатолия, старший в роду Эшба сказал правнуку:
– Катя – девушка достойная нашего рода. Она принесет нам радость.
Это Анатолий знал и без прадеда. Еще с того вечера у маяка, когда швартовался «Адмирал Нахимов», старший лейтенант Эшба при Кате чувствовал себя, как рядовой первого года службы, для которого старшина – Катя – полубог.
Еще сказал прадед:
– Скажи нашей Тамаре, что её в Акуа ждут двести восемьдесят шесть родственников. И я – Алиас Эшба. Пусть скорей едет домой.
Затем Алиас извлёк из кармана шестьсот новых рублей.
– Купи что полагается для девушки из хорошей семьи. Правнучка Алиаса Эшбы должна выглядеть достойно.
Анатолий обнял прадеда. Он был счастлив ещё до напутствия старейшего… Он любил Катю и гордился собой. Одновременно приходил в ужас: он ведь мог полюбить другую девушку, если бы в течение своей жизни не встретил Катю? Мог. Ах, какое несчастье могло произойти!
В Акуа Анатолий трепетно-ревниво следил за глазами родственников – нравится ли им Катя?
Тётушки наперебой хвалили Катю – какая благородная девушка! Словно она родилась в их славной семье. Что говорить, гостья вполне достойна быть женой Анатолия. Это была высшая аттестация. Стоило Кате в саду занозить палец, как весь личный состав тётушек и двоюродных сестер единодушно воскликнул:
– Пусть все твои болезни перейдут ко мне! – И это было не формальное требование.

* * *

Около девяти вечера Катя, Анатолий и Коста вошли в вагон-ресторан поезда Москва – Ломоносовск. И странно, в этот час в ресторане сравнительно тихо, пристойно, не слышны хмельные возгласы об уважении и любви к собутыльнику.
– Нет пива, – догадался Анатолий.
Эшба был прав: необузданные любители пива, ввиду его досадной дефицитности, быстро превращают иной ресторан в неприглядную пивнушку. За столиком у зеркальной перегородки сидел одинокий пассажир, импозантный, осанистый, и курил, остальные столики не заняты. Прогноз синоптиков заставил Курбского сесть в поезд Москва – Ломоносовск. Он оплатил оба места в купе, чтобы следовать без соседей.
Последние три года Курбский, по церковной метрике Прохорчук Николай Гаврилович, кочевал по паспорту на имя Лаврова Льва Ивановича. Решив ехать в Ломоносовск, вернулся к паспорту на имя Курбского Л. К. Увидев Катю, он невольно чуть привстал и сделал движение рукой – здесь свободно. Жест был принят как учтивость, Катя благодарно улыбнулась.
Курбский растерялся: столь неожиданно явилась та, ради которой он, как нетерпеливый, опрометчивый юноша, мчался на берег Белого моря.
Курбскому принесли ужин и коньяк. Анатолий сделал заказ, попросил принести вино, если можно – грузинское.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27