Элеонор тотчас уловила его настроение, ибо сложное положение, в которое она попала, обострило ее разум и чутье.
Начала она с излияний по поводу того, как радуется счастью своего брата-короля, как очаровательна его будущая королева. И как удачно складывается, что ему не придется долго ждать дня свадьбы.
В ответ Генрих стал многословно распространяться о совершенствах своей невесты и восхвалять прелести семейной жизни, что облегчало задачу Элеонор…
– Если бы и на мою долю выпало подобное счастье!.. – вздохнула она.
– Бедненькая моя сестрица! Ты была замужем за Уильямом Маршалом, а это, конечно, совсем не то, что я, например, переживаю сейчас.
– О мой удачливый брат! Никто так не радуется вашему счастью, как я. И я знаю, что вы охотно, будь это в вашей власти, помогли бы мне испытать хоть малую толику блаженства, какое досталось вам.
Генрих широко улыбнулся и раскинул руки, как бы обнимая всех и все вокруг.
– Дорогая Элеонор, я бы желал, чтобы весь мир был так же счастлив, как я!
– Я могла бы испытать почти схожие чувства… если б это стало возможным.
Генрих вопросительно уставился на нее, и тогда она, набравшись мужества, продолжила:
– Я влюблена. Я хочу выйти замуж и молю вас помочь мне… Я уповаю на ваше понимание и отзывчивость.
– Сестра, ты меня озадачила. Кто этот человек?
– Симон де Монфор.
С полминуты Генрих хранил молчание. Элеонор пребывала в полном замешательстве. В ее голове закрутился вихрь самых ужасных предположений, возникла безумная идея сейчас же бежать из королевских покоев, а затем из Англии.
Губы Генриха медленно растянулись в улыбке.
– Он отважный малый… Я об этом догадывался, но не думал, что прав до такой степени.
Элеонор кинулась к нему, схватила его за руку, воскликнула:
– Генрих! Вы после долгих ожиданий достигли высот блаженства… Не закрывайте мне дорогу в тот же рай… мне, сестре вашей, которая уже достаточно настрадалась в браке с нежеланным супругом и годами была отрезана от вашего двора.
Генрих высвободил руку и мягко возложил ладонь ей на голову.
– Я помогу тебе, но… втайне. Никто не должен об этом знать.
– О, мой любимый, мой драгоценный брат! Я ничего больше не прошу у вас.
Генрих, продолжая милостиво улыбаться, еще раз напомнил ей, что она должна держать рот на замке и только при этом условии он сделает так, что ее желание исполнится.
Элеонор торопилась увидеться с Симоном, но такая возможность представилась, только когда она в кавалькаде придворных кавалеров и дам отправилась на прогулку в окрестные леса. До этого она страшилась даже приблизиться к Симону, чтобы не нарушить данное королю обещание сохранять полную секретность.
Генрих вполне мог передумать, если бы узнал, что их дерзкий план раскрыт. Многие бароны завидовали Симону де Монфору, а то, что он вознамерился жениться на сестре короля, непременно подлило бы масла в огонь. Амбиции молодого рыцаря уже были им поперек горла. Они готовы были пойти на любое злодейство, лишь бы прервать его упорное восхождение наверх.
Влюбленная парочка удалилась в чащу, и, когда листва скрыла их от посторонних глаз, Элеонор сказала:
– Я говорила с Генрихом, он нам поможет.
Симон был настолько поражен, что сперва даже не выказал радости.
– Не могу поверить…
– Я выбрала подходящий момент. Он был на седьмом небе от счастья, так он восторгается своей невестой. Я ему польстила. Генрих всегда был падок на лесть.
– Бог мой! – вдруг ожил Симон. – Значит, скоро ты будешь моей женой?
– Да, причем медлить нам нельзя. Он может передумать.
– Это правда. Тогда поженимся сразу после Рождества. О, ты умнейшая из принцесс!
– Ты скоро обнаружишь, что я проявляю ум и волю всегда, когда добиваюсь того, что мне хочется.
– Я уже предвижу, что моя жена окажется крепким орешком.
Элеонор с пленительной улыбкой пожала плечами.
Но вместе с радостью и тревога поселилась в их душах. В молчании они продолжили путь по лесу и набрели на часовню, будто спрятавшуюся в лесной чаще, поджидая их. Именно Элеонор настояла, чтобы они здесь спешились, привязали лошадей и возблагодарили у алтаря Господа, а также попросили его помогать в дальнейшем.
– Это верно, помощь Всевышнего нам не помешает, – резонно заметил Симон.
В часовне было сумрачно, тускло светила одинокая лампада. Они преклонили колени у алтаря и помолились.
Когда Элеонор подняла глаза и взгляд ее упал на распятие, она вдруг перенеслась мысленно в недалекое прошлое и вспомнила, как стояла она так же на коленях перед распятием бок о бок с архиепископом Кентерберийским. Дрожь пробрала ее, она не могла никак с собой справиться. Ведь в тот день она сказала, что примет обет целомудрия и посвятит себя служению Богу. Как она была легкомысленна!
Но ведь в то время она еще не встретила Симона.
Никто не принуждал ее давать обещание, которое она позднее нарушила. Как отнесется Господь к клятвопреступнице? Не послал ли Он на землю Симона как искушение, испытывая ее твердость?
Нет-нет! Зачем ей сейчас об этом думать?
Они поднялись с колен, и когда Симон взял ее за руку и повел из сумрачной часовни к выходу, к свету и теплу, он очень удивился, почему она так дрожит. И спросил ее об этом.
– Там было так холодно… в часовне.
Больше она ничего ему не сказала.
Холодно было и в январский день, когда Элеонор стояла рядом с братом, и король отдавал свою сестру замуж за рыцаря де Монфора, предварительно заставив священника поклясться соблюдать тайну.
Она не могла поверить своему счастью, но в то же время страх, охвативший ее в той далекой лесной часовне, не отпускал Элеонор.
Она напрасно убеждала себя, что грех ее ничтожен, что слова, сказанные ею Эдмунду, сорвались с ее языка случайно, в приступе острой тоски и неверия в возможность найти родственную душу в окружающем ее жестоком и корыстном мире. Эдмунд вряд ли воспринял их как обещание стать затворницей… А если нет?
Элеонор вспомнила суровое аскетичное лицо праведника. Люди, обрекающие себя на самопожертвование, могут быть очень жестоки к ближним своим и непреклонны.
Глупо, конечно, с ее стороны портить себе праздник подобными размышлениями. Все складывается так хорошо. Генрих дал согласие на их брак и даже самолично участвует в свадебной церемонии. Но ведь он ничего не знает о том давнем разговоре, о сцене, разыгравшейся перед распятием.
А когда Эдмунд расскажет ему…
Нет! Она отказывалась даже думать о том, что тогда произойдет.
На выходе из храма Генрих ощутил некоторое раскаяние по поводу содеянного, и это отразилось на его лице. Желая осчастливить любимую сестренку, не поступил ли он с излишней поспешностью? Его стали одолевать сомнения.
Он произнес резко:
– Никому ни слова! Все держите в секрете!
Элеонор с искренним пылким чувством поцеловала руку короля.
– Дорогой брат, благороднейший из королей! Я никогда не забуду того, что вы сделали для меня!
Это, казалось, удовлетворило Генриха, но только на время… пока он вновь не стал терзать себя сомнениями.
С каждой неделей холода усиливались. Ветер со свистом врывался в дворцовые покои, и их обитателей не могли согреть даже огромные поленья, пылавшие в каминах.
Джоанна все мучительней захлебывалась кашлем, и, когда Александр прислал гонца с вопросом, чем вызвано ее столь долгое отсутствие, она пришла в полное отчаяние, но тотчас стала готовиться к отъезду.
Элеонор много времени проводила с сестрой. Джоанна знала о состоявшейся свадьбе, и ей было радостно видеть сестру счастливой.
«Как хорошо, что есть кто-то, с кем можно поделиться сокровенной тайной!» – признавалась Элеонор Симону.
Бедная Джоанна! Если бы только она могла познать такое блаженство! Конечно, Александр совсем не то, что Симон. Элеонор удивляло, почему замужество Джоанны считалось удачным. Да, конечно, у Джоанны было все – все, кроме счастья.
«Как странна и причудлива жизнь!» – размышляла Элеонор.
Они разговаривали в холодной комнате. Элеонор съежилась на стуле, а Джоанна лежала на кушетке, укрытая несколькими шкурами, и все равно не могла согреться.
– Тебе нельзя сейчас уезжать, – сказала Элеонор. – Подожди хотя бы, пока не потеплеет.
– Александр уже потерял терпение. Мне надо было вернуться еще до наступления зимы.
– Чепуха. Почему ты не можешь погостить у брата со своей семьей столько, сколько тебе захочется?
– Моя семья не здесь, а в Шотландии. Я должна жить там. Но я была счастлива повидать Генри и рада, что ты теперь опять замужем.
– Только я обязана держать это в секрете.
– А тебе это, по-моему, даже нравится. Признайся! Не придает ли подобная ситуация пикантность вашим отношениям?
– В этом нет нужды, – ответила Элеонор.
– Но будете ли вы так счастливы всегда, как сейчас? – развивала свою мысль Джоанна.
– Таковы наши намерения.
Ответ Элеонор прозвучал чересчур сухо, но она тут же постаралась загладить это.
– Когда Симон получит обратно свои замки, ты часто будешь навещать нас.
– С удовольствием.
Джоанна закашлялась и уже не могла остановиться. Элеонор испугалась. Ей показалось, что сестра вот-вот задохнется. Джоанна откинулась на подушки. Элеонор увидела на ее губах кровь и вздрогнула.
– Дорогая! Что я могу сделать для тебя?
Элеонор пробыла с сестрой до темноты. В молчании каждая из них думала о своем. Вдруг Джоанна подала голос:
– Элеонор, ты здесь?
– Да. Тебе что-нибудь нужно?
– Приведи Генри. Пожалуйста…
– Генри?
– Я думаю, ему следует быть здесь.
Элеонор вышла из комнаты. Прошло полчаса, прежде чем она отыскала короля и привела его в спальню Джоанны.
Они вошли с зажженными свечами, и вид сестры, распростертой на подушках, сразу вызвал у них дурное предчувствие.
Генрих опустился на колени возле кровати, взял Джоанну за руку.
– Дорогой брат, – произнесла Джоанна, – не кажется ли тебе, что это конец?
– Ерунда, – нарочито бодро заявил Генрих. – Мы оставим тебя здесь, в Вестминстере. Ты не вернешься в Шотландию, пока врачи не вылечат тебя.
Джоанна покачала головой и сказала:
– Элеонор… сестра…
– Я здесь, Джоанна.
– Да благословит Господь вас обоих! А ты будь счастлива…
– Мы все будем счастливы, – поспешил заверить ее Генрих.
– Помоги мне, – попросила Джоанна, и Генрих приподнял ее на подушках.
– И я счастлива быть с вами… здесь, в Англии… Я рада, что приехала домой умирать.
Оба – и Генрих, и Элеонор – не могли произнести ни слова. Невольно они отвели взгляды от умирающей сестры.
– Генри… я хотела бы лежать в Дорсете, в обители Тарнет…
– Ты окажешься там, когда придет твое время. Но до этого еще далеко, сестренка, – хрипло произнес Генрих.
Она покачала головой и улыбнулась.
– Как ласково ты обратился ко мне… Редко ты называл меня сестренкой…
Еще некоторое время они провели в молчании. Потом Генрих убрал руку, поддерживающую Джоанну, и опустил ее голову обратно на подушки.
– Она отошла…
Элеонор прикрыла глаза рукой, пряча слезы.
Невозможно было долго держать в тайне брак принцессы Элеонор с Симоном де Монфором.
Когда Ричард Корнуолл узнал, что это произошло с согласия короля, он пришел в неописуемую ярость. Сам он все сильнее испытывал неприязнь и даже отвращение к своей дряхлеющей супруге. Каждый раз, когда он видел Изабеллу, ему казалось, что она постарела еще на несколько лет. Он не осознавал, что и она замечает, как изменилось его отношение к ней, и из-за этого она проводит ночи без сна, а дни – в постоянной тревоге.
Симон де Монфор вызывал наибольшую неприязнь в дворцовых кругах. Он был чужеземцем, а Генрих почему-то всегда благоволил к иностранцам, но сейчас еще больше, так как его жена привезла из Франции множество друзей, подруг и родственников, и милости, на которые рассчитывали англичане, доставались пришельцам с континента.
Бароны начали сплачиваться вокруг Ричарда. Он уже имел крепкого сынишку, а король пока оставался бездетным. К тому же у Генриха не было той силы воли, которая привлекала бы к нему людей. Наоборот, в нем ощущалась некая слабость и непоследовательность, и этим сплошь и рядом пользовались беспринципные и наглые советники и фавориты.
Дурные качества его натуры постепенно стали известны всему населению Англии. Подчас они заставляли его поступать несправедливо по отношению к одним, а других почему-то незаслуженно осыпать щедротами и возвышать.
Ричард явился к Генриху и дал волю своему возмущению. Он позволил себе непристойно кричать на короля.
С негодованием он задал брату коварный вопрос: ему хотелось бы знать, на каком основании Генрих дал свое согласие на брак, который вызвал недовольство самых уважаемых людей в стране, тех, кто, несомненно, имел право сказать свое слово при выборе супруга для сестры короля.
– Пусть не суются не в свое дело, – рассердился Генрих. – Я разрешил, и этого достаточно.
– А вот и нет! Следовало поставить этот вопрос на открытое обсуждение. А вы предпочли действовать тайком.
– Заруби себе на носу, братец! – вскричал Генрих. – Я никому не подотчетен, я действую так, как мне угодно!
– То же самое частенько повторял наш незабвенный родитель!
Подобный упрек бросали в лицо Генриху неоднократно с той поры, как он взошел на трон. И никогда не попадали мимо цели: Генрих всегда приходил при этом в бешенство.
– Берегись, Ричард! – зловеще произнес король.
– Кому из нас надо беречься, так это вам! Уже все королевство ропщет.
– У кого руки загребущие, всегда будут роптать. Недовольные мутят воду, чтобы под шумок наловить рыбки.
– А вот вы свою рыбку упустили, братец! Наша сестра – невеста королевской крови, ее опекает государство. Вы хоть понимаете, что это значит?
Генрих взорвался:
– Я знал, что делаю! У меня были на то свои причины…
– Интересно, что за причины побудили вас отдать нашу сестру в руки… авантюриста?
– Хорошо, я скажу тебе. Он соблазнил Элеонор. Я решил, что лучше будет уладить это дело без огласки, тайно поженив их.
Сказав это, Генрих покрылся бледностью. Он солгал, а значит, согрешил.
А если он сказал правду? Ведь кто знает, как все было на самом деле? Тогда никто не посмеет упрекнуть его за разрешение на подобный брак.
– Надо было четвертовать этого мерзавца Монфора, – вскричал Ричард, – который соблазнил столько женщин за свою не такую уж долгую жизнь!
– Элеонор настаивала на свадьбе, – продолжал между тем Генрих. – Будем надеяться, что из него получится хороший муж.
– Я вытрясу душу из негодяя! – кипятился Ричард.
– Ради Бога, но сестру ты здорово огорчишь. Этот малый ей по сердцу.
– Нищий авантюрист… и принцесса, наша сестра! Что может быть между ними общего?
– Перестань, Ричард. Они души друг в друге не чают. Ведь ты женился на той, кого сам выбрал, не забывай об этом. И я не возражал… А Элеонор мы отдали за Маршала, когда это было нужно государству, не спросив ее. Дадим же ей на этот раз пожить в любви с тем, кого она выбрала.
– …и кто соблазнил ее до брака!
– Это лишь мое предположение, – уточнил Генрих осторожно.
Будто подхваченный бурей, Ричард вылетел из королевских покоев, оставив брата рассерженным и уязвленным.
«Ричард вел себя так, словно король он, а не я», – с обидой подумал Генрих, но тут же мысленно рассмеялся, вспомнив о стареющей супруге Ричарда и о собственной юной соблазнительной королеве.
Эдмунд Рич, архиепископ Кентерберийский, прибыл к королю, чтобы объявить о своей озабоченности по поводу замужества принцессы Элеонор.
– У меня есть особые причины для беспокойства, – начал беседу архиепископ.
– Брак был заключен по всем правилам, – заверил его король. – Я сам присутствовал на церемонии.
– То, что я намерен сказать вам, весьма печально, – сказал Эдмунд. – Ваша сестра, вдова Уильяма Маршала, дала обет безбрачия и нарушила его. В глазах Господа это смертный грех.
Генрих ощутил невыносимую тоску. Почему они все не оставят Элеонор и де Монфора в покое? Неужели им ненавистно видеть молодую пару счастливой? Или настолько их мучает зависть, что они готовы любыми способами разрушить их счастье?
Конечно, Эдмунд – святой праведник. Волосяные вериги исцарапали его кожу, он исхлестал себя завязанными в узлы веревками. Он почти ничего не ест, никогда не спит в кровати. Ночи проводит в молитвах, стоя на коленях. Нельзя ожидать от подобного человека, чтобы он одобрил плотское влечение Элеонор и Симона друг к другу. Его возражениями можно было бы и пренебречь, но…
Но если и вправду, Элеонор дала обет безбрачия, то о чем она думала, когда нарушила его? Ужас!
– Я ничего не знал об этом, архиепископ, – поспешно произнес Генрих.
– Она дала его в моем присутствии. Неважно, что мы были наедине, без свидетелей. Обет есть обет, и она подвергла свою бессмертную душу большой опасности.
– Я не думаю, что Господь так уж сурово отнесется к ней. Вы знаете, что за Маршала ее выдали замуж еще неразумным ребенком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Начала она с излияний по поводу того, как радуется счастью своего брата-короля, как очаровательна его будущая королева. И как удачно складывается, что ему не придется долго ждать дня свадьбы.
В ответ Генрих стал многословно распространяться о совершенствах своей невесты и восхвалять прелести семейной жизни, что облегчало задачу Элеонор…
– Если бы и на мою долю выпало подобное счастье!.. – вздохнула она.
– Бедненькая моя сестрица! Ты была замужем за Уильямом Маршалом, а это, конечно, совсем не то, что я, например, переживаю сейчас.
– О мой удачливый брат! Никто так не радуется вашему счастью, как я. И я знаю, что вы охотно, будь это в вашей власти, помогли бы мне испытать хоть малую толику блаженства, какое досталось вам.
Генрих широко улыбнулся и раскинул руки, как бы обнимая всех и все вокруг.
– Дорогая Элеонор, я бы желал, чтобы весь мир был так же счастлив, как я!
– Я могла бы испытать почти схожие чувства… если б это стало возможным.
Генрих вопросительно уставился на нее, и тогда она, набравшись мужества, продолжила:
– Я влюблена. Я хочу выйти замуж и молю вас помочь мне… Я уповаю на ваше понимание и отзывчивость.
– Сестра, ты меня озадачила. Кто этот человек?
– Симон де Монфор.
С полминуты Генрих хранил молчание. Элеонор пребывала в полном замешательстве. В ее голове закрутился вихрь самых ужасных предположений, возникла безумная идея сейчас же бежать из королевских покоев, а затем из Англии.
Губы Генриха медленно растянулись в улыбке.
– Он отважный малый… Я об этом догадывался, но не думал, что прав до такой степени.
Элеонор кинулась к нему, схватила его за руку, воскликнула:
– Генрих! Вы после долгих ожиданий достигли высот блаженства… Не закрывайте мне дорогу в тот же рай… мне, сестре вашей, которая уже достаточно настрадалась в браке с нежеланным супругом и годами была отрезана от вашего двора.
Генрих высвободил руку и мягко возложил ладонь ей на голову.
– Я помогу тебе, но… втайне. Никто не должен об этом знать.
– О, мой любимый, мой драгоценный брат! Я ничего больше не прошу у вас.
Генрих, продолжая милостиво улыбаться, еще раз напомнил ей, что она должна держать рот на замке и только при этом условии он сделает так, что ее желание исполнится.
Элеонор торопилась увидеться с Симоном, но такая возможность представилась, только когда она в кавалькаде придворных кавалеров и дам отправилась на прогулку в окрестные леса. До этого она страшилась даже приблизиться к Симону, чтобы не нарушить данное королю обещание сохранять полную секретность.
Генрих вполне мог передумать, если бы узнал, что их дерзкий план раскрыт. Многие бароны завидовали Симону де Монфору, а то, что он вознамерился жениться на сестре короля, непременно подлило бы масла в огонь. Амбиции молодого рыцаря уже были им поперек горла. Они готовы были пойти на любое злодейство, лишь бы прервать его упорное восхождение наверх.
Влюбленная парочка удалилась в чащу, и, когда листва скрыла их от посторонних глаз, Элеонор сказала:
– Я говорила с Генрихом, он нам поможет.
Симон был настолько поражен, что сперва даже не выказал радости.
– Не могу поверить…
– Я выбрала подходящий момент. Он был на седьмом небе от счастья, так он восторгается своей невестой. Я ему польстила. Генрих всегда был падок на лесть.
– Бог мой! – вдруг ожил Симон. – Значит, скоро ты будешь моей женой?
– Да, причем медлить нам нельзя. Он может передумать.
– Это правда. Тогда поженимся сразу после Рождества. О, ты умнейшая из принцесс!
– Ты скоро обнаружишь, что я проявляю ум и волю всегда, когда добиваюсь того, что мне хочется.
– Я уже предвижу, что моя жена окажется крепким орешком.
Элеонор с пленительной улыбкой пожала плечами.
Но вместе с радостью и тревога поселилась в их душах. В молчании они продолжили путь по лесу и набрели на часовню, будто спрятавшуюся в лесной чаще, поджидая их. Именно Элеонор настояла, чтобы они здесь спешились, привязали лошадей и возблагодарили у алтаря Господа, а также попросили его помогать в дальнейшем.
– Это верно, помощь Всевышнего нам не помешает, – резонно заметил Симон.
В часовне было сумрачно, тускло светила одинокая лампада. Они преклонили колени у алтаря и помолились.
Когда Элеонор подняла глаза и взгляд ее упал на распятие, она вдруг перенеслась мысленно в недалекое прошлое и вспомнила, как стояла она так же на коленях перед распятием бок о бок с архиепископом Кентерберийским. Дрожь пробрала ее, она не могла никак с собой справиться. Ведь в тот день она сказала, что примет обет целомудрия и посвятит себя служению Богу. Как она была легкомысленна!
Но ведь в то время она еще не встретила Симона.
Никто не принуждал ее давать обещание, которое она позднее нарушила. Как отнесется Господь к клятвопреступнице? Не послал ли Он на землю Симона как искушение, испытывая ее твердость?
Нет-нет! Зачем ей сейчас об этом думать?
Они поднялись с колен, и когда Симон взял ее за руку и повел из сумрачной часовни к выходу, к свету и теплу, он очень удивился, почему она так дрожит. И спросил ее об этом.
– Там было так холодно… в часовне.
Больше она ничего ему не сказала.
Холодно было и в январский день, когда Элеонор стояла рядом с братом, и король отдавал свою сестру замуж за рыцаря де Монфора, предварительно заставив священника поклясться соблюдать тайну.
Она не могла поверить своему счастью, но в то же время страх, охвативший ее в той далекой лесной часовне, не отпускал Элеонор.
Она напрасно убеждала себя, что грех ее ничтожен, что слова, сказанные ею Эдмунду, сорвались с ее языка случайно, в приступе острой тоски и неверия в возможность найти родственную душу в окружающем ее жестоком и корыстном мире. Эдмунд вряд ли воспринял их как обещание стать затворницей… А если нет?
Элеонор вспомнила суровое аскетичное лицо праведника. Люди, обрекающие себя на самопожертвование, могут быть очень жестоки к ближним своим и непреклонны.
Глупо, конечно, с ее стороны портить себе праздник подобными размышлениями. Все складывается так хорошо. Генрих дал согласие на их брак и даже самолично участвует в свадебной церемонии. Но ведь он ничего не знает о том давнем разговоре, о сцене, разыгравшейся перед распятием.
А когда Эдмунд расскажет ему…
Нет! Она отказывалась даже думать о том, что тогда произойдет.
На выходе из храма Генрих ощутил некоторое раскаяние по поводу содеянного, и это отразилось на его лице. Желая осчастливить любимую сестренку, не поступил ли он с излишней поспешностью? Его стали одолевать сомнения.
Он произнес резко:
– Никому ни слова! Все держите в секрете!
Элеонор с искренним пылким чувством поцеловала руку короля.
– Дорогой брат, благороднейший из королей! Я никогда не забуду того, что вы сделали для меня!
Это, казалось, удовлетворило Генриха, но только на время… пока он вновь не стал терзать себя сомнениями.
С каждой неделей холода усиливались. Ветер со свистом врывался в дворцовые покои, и их обитателей не могли согреть даже огромные поленья, пылавшие в каминах.
Джоанна все мучительней захлебывалась кашлем, и, когда Александр прислал гонца с вопросом, чем вызвано ее столь долгое отсутствие, она пришла в полное отчаяние, но тотчас стала готовиться к отъезду.
Элеонор много времени проводила с сестрой. Джоанна знала о состоявшейся свадьбе, и ей было радостно видеть сестру счастливой.
«Как хорошо, что есть кто-то, с кем можно поделиться сокровенной тайной!» – признавалась Элеонор Симону.
Бедная Джоанна! Если бы только она могла познать такое блаженство! Конечно, Александр совсем не то, что Симон. Элеонор удивляло, почему замужество Джоанны считалось удачным. Да, конечно, у Джоанны было все – все, кроме счастья.
«Как странна и причудлива жизнь!» – размышляла Элеонор.
Они разговаривали в холодной комнате. Элеонор съежилась на стуле, а Джоанна лежала на кушетке, укрытая несколькими шкурами, и все равно не могла согреться.
– Тебе нельзя сейчас уезжать, – сказала Элеонор. – Подожди хотя бы, пока не потеплеет.
– Александр уже потерял терпение. Мне надо было вернуться еще до наступления зимы.
– Чепуха. Почему ты не можешь погостить у брата со своей семьей столько, сколько тебе захочется?
– Моя семья не здесь, а в Шотландии. Я должна жить там. Но я была счастлива повидать Генри и рада, что ты теперь опять замужем.
– Только я обязана держать это в секрете.
– А тебе это, по-моему, даже нравится. Признайся! Не придает ли подобная ситуация пикантность вашим отношениям?
– В этом нет нужды, – ответила Элеонор.
– Но будете ли вы так счастливы всегда, как сейчас? – развивала свою мысль Джоанна.
– Таковы наши намерения.
Ответ Элеонор прозвучал чересчур сухо, но она тут же постаралась загладить это.
– Когда Симон получит обратно свои замки, ты часто будешь навещать нас.
– С удовольствием.
Джоанна закашлялась и уже не могла остановиться. Элеонор испугалась. Ей показалось, что сестра вот-вот задохнется. Джоанна откинулась на подушки. Элеонор увидела на ее губах кровь и вздрогнула.
– Дорогая! Что я могу сделать для тебя?
Элеонор пробыла с сестрой до темноты. В молчании каждая из них думала о своем. Вдруг Джоанна подала голос:
– Элеонор, ты здесь?
– Да. Тебе что-нибудь нужно?
– Приведи Генри. Пожалуйста…
– Генри?
– Я думаю, ему следует быть здесь.
Элеонор вышла из комнаты. Прошло полчаса, прежде чем она отыскала короля и привела его в спальню Джоанны.
Они вошли с зажженными свечами, и вид сестры, распростертой на подушках, сразу вызвал у них дурное предчувствие.
Генрих опустился на колени возле кровати, взял Джоанну за руку.
– Дорогой брат, – произнесла Джоанна, – не кажется ли тебе, что это конец?
– Ерунда, – нарочито бодро заявил Генрих. – Мы оставим тебя здесь, в Вестминстере. Ты не вернешься в Шотландию, пока врачи не вылечат тебя.
Джоанна покачала головой и сказала:
– Элеонор… сестра…
– Я здесь, Джоанна.
– Да благословит Господь вас обоих! А ты будь счастлива…
– Мы все будем счастливы, – поспешил заверить ее Генрих.
– Помоги мне, – попросила Джоанна, и Генрих приподнял ее на подушках.
– И я счастлива быть с вами… здесь, в Англии… Я рада, что приехала домой умирать.
Оба – и Генрих, и Элеонор – не могли произнести ни слова. Невольно они отвели взгляды от умирающей сестры.
– Генри… я хотела бы лежать в Дорсете, в обители Тарнет…
– Ты окажешься там, когда придет твое время. Но до этого еще далеко, сестренка, – хрипло произнес Генрих.
Она покачала головой и улыбнулась.
– Как ласково ты обратился ко мне… Редко ты называл меня сестренкой…
Еще некоторое время они провели в молчании. Потом Генрих убрал руку, поддерживающую Джоанну, и опустил ее голову обратно на подушки.
– Она отошла…
Элеонор прикрыла глаза рукой, пряча слезы.
Невозможно было долго держать в тайне брак принцессы Элеонор с Симоном де Монфором.
Когда Ричард Корнуолл узнал, что это произошло с согласия короля, он пришел в неописуемую ярость. Сам он все сильнее испытывал неприязнь и даже отвращение к своей дряхлеющей супруге. Каждый раз, когда он видел Изабеллу, ему казалось, что она постарела еще на несколько лет. Он не осознавал, что и она замечает, как изменилось его отношение к ней, и из-за этого она проводит ночи без сна, а дни – в постоянной тревоге.
Симон де Монфор вызывал наибольшую неприязнь в дворцовых кругах. Он был чужеземцем, а Генрих почему-то всегда благоволил к иностранцам, но сейчас еще больше, так как его жена привезла из Франции множество друзей, подруг и родственников, и милости, на которые рассчитывали англичане, доставались пришельцам с континента.
Бароны начали сплачиваться вокруг Ричарда. Он уже имел крепкого сынишку, а король пока оставался бездетным. К тому же у Генриха не было той силы воли, которая привлекала бы к нему людей. Наоборот, в нем ощущалась некая слабость и непоследовательность, и этим сплошь и рядом пользовались беспринципные и наглые советники и фавориты.
Дурные качества его натуры постепенно стали известны всему населению Англии. Подчас они заставляли его поступать несправедливо по отношению к одним, а других почему-то незаслуженно осыпать щедротами и возвышать.
Ричард явился к Генриху и дал волю своему возмущению. Он позволил себе непристойно кричать на короля.
С негодованием он задал брату коварный вопрос: ему хотелось бы знать, на каком основании Генрих дал свое согласие на брак, который вызвал недовольство самых уважаемых людей в стране, тех, кто, несомненно, имел право сказать свое слово при выборе супруга для сестры короля.
– Пусть не суются не в свое дело, – рассердился Генрих. – Я разрешил, и этого достаточно.
– А вот и нет! Следовало поставить этот вопрос на открытое обсуждение. А вы предпочли действовать тайком.
– Заруби себе на носу, братец! – вскричал Генрих. – Я никому не подотчетен, я действую так, как мне угодно!
– То же самое частенько повторял наш незабвенный родитель!
Подобный упрек бросали в лицо Генриху неоднократно с той поры, как он взошел на трон. И никогда не попадали мимо цели: Генрих всегда приходил при этом в бешенство.
– Берегись, Ричард! – зловеще произнес король.
– Кому из нас надо беречься, так это вам! Уже все королевство ропщет.
– У кого руки загребущие, всегда будут роптать. Недовольные мутят воду, чтобы под шумок наловить рыбки.
– А вот вы свою рыбку упустили, братец! Наша сестра – невеста королевской крови, ее опекает государство. Вы хоть понимаете, что это значит?
Генрих взорвался:
– Я знал, что делаю! У меня были на то свои причины…
– Интересно, что за причины побудили вас отдать нашу сестру в руки… авантюриста?
– Хорошо, я скажу тебе. Он соблазнил Элеонор. Я решил, что лучше будет уладить это дело без огласки, тайно поженив их.
Сказав это, Генрих покрылся бледностью. Он солгал, а значит, согрешил.
А если он сказал правду? Ведь кто знает, как все было на самом деле? Тогда никто не посмеет упрекнуть его за разрешение на подобный брак.
– Надо было четвертовать этого мерзавца Монфора, – вскричал Ричард, – который соблазнил столько женщин за свою не такую уж долгую жизнь!
– Элеонор настаивала на свадьбе, – продолжал между тем Генрих. – Будем надеяться, что из него получится хороший муж.
– Я вытрясу душу из негодяя! – кипятился Ричард.
– Ради Бога, но сестру ты здорово огорчишь. Этот малый ей по сердцу.
– Нищий авантюрист… и принцесса, наша сестра! Что может быть между ними общего?
– Перестань, Ричард. Они души друг в друге не чают. Ведь ты женился на той, кого сам выбрал, не забывай об этом. И я не возражал… А Элеонор мы отдали за Маршала, когда это было нужно государству, не спросив ее. Дадим же ей на этот раз пожить в любви с тем, кого она выбрала.
– …и кто соблазнил ее до брака!
– Это лишь мое предположение, – уточнил Генрих осторожно.
Будто подхваченный бурей, Ричард вылетел из королевских покоев, оставив брата рассерженным и уязвленным.
«Ричард вел себя так, словно король он, а не я», – с обидой подумал Генрих, но тут же мысленно рассмеялся, вспомнив о стареющей супруге Ричарда и о собственной юной соблазнительной королеве.
Эдмунд Рич, архиепископ Кентерберийский, прибыл к королю, чтобы объявить о своей озабоченности по поводу замужества принцессы Элеонор.
– У меня есть особые причины для беспокойства, – начал беседу архиепископ.
– Брак был заключен по всем правилам, – заверил его король. – Я сам присутствовал на церемонии.
– То, что я намерен сказать вам, весьма печально, – сказал Эдмунд. – Ваша сестра, вдова Уильяма Маршала, дала обет безбрачия и нарушила его. В глазах Господа это смертный грех.
Генрих ощутил невыносимую тоску. Почему они все не оставят Элеонор и де Монфора в покое? Неужели им ненавистно видеть молодую пару счастливой? Или настолько их мучает зависть, что они готовы любыми способами разрушить их счастье?
Конечно, Эдмунд – святой праведник. Волосяные вериги исцарапали его кожу, он исхлестал себя завязанными в узлы веревками. Он почти ничего не ест, никогда не спит в кровати. Ночи проводит в молитвах, стоя на коленях. Нельзя ожидать от подобного человека, чтобы он одобрил плотское влечение Элеонор и Симона друг к другу. Его возражениями можно было бы и пренебречь, но…
Но если и вправду, Элеонор дала обет безбрачия, то о чем она думала, когда нарушила его? Ужас!
– Я ничего не знал об этом, архиепископ, – поспешно произнес Генрих.
– Она дала его в моем присутствии. Неважно, что мы были наедине, без свидетелей. Обет есть обет, и она подвергла свою бессмертную душу большой опасности.
– Я не думаю, что Господь так уж сурово отнесется к ней. Вы знаете, что за Маршала ее выдали замуж еще неразумным ребенком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47