Там заседал совет во главе с Уильямом Маршалом. Вельможи совещались ежедневно с короткими перерывами на еду и сон. Иногда приглашали туда и короля. Сперва он пугался этих собраний, но постепенно в нем пробудился интерес – ведь дело касалось его королевства.
Изабелла уселась на стульчик посреди комнаты. Старшие дети окружили ее, с любопытством ожидая, что она скажет.
– На тебе лежит большая ответственность, Генри, – с гордостью произнесла мать. – Ты уже три дня как коронован.
– Материнским ожерельем! – хихикнула Джоанна.
Изабелла больно шлепнула девочку по руке. Ее ехидство раздражало мать, но кто мог устоять перед прелестью фиалковых глаз малышки – только не Изабелла, от которой дочь унаследовала эту красоту.
– Слушайте меня внимательно, – потребовала Изабелла. – Лорды собираются назначить Уильяма Маршала регентом, а на то требуется согласие Вашего Королевского Величества, сын мой Генрих!
Ричард скорчил гримасу, а Джоанна покатилась со смеху.
– Прошу разрешения, Ваше Величество, удалить в другую комнату этих неразумных детей, – продолжила Изабелла. – Отныне вы будете общаться в основном с вашим воспитателем, Филиппом де Альбине. Я наслышана о его учености. Вам, мой сын, доставят радость его уроки.
Генрих не испугался. С книгами и грифельной доской он подружился давно. Ему казалось, что в этом и заключаются королевские обязанности.
– Ты будешь учиться, а брат твой, Ричард, отправится в замок Корф.
Джоанна возмутилась:
– Мне это не нравится!
– Твоего мнения не спрашивают! – сказала мать. – Ричарду тоже надо учиться, хотя он и не король. В замке Корф у него будет свой воспитатель – мессир Роджер д'Акастр. Граф Пембрук был так добр, что сам подобрал вам учителей.
Губы двух младших детей задрожали, что было предвестником слез. Они не привыкли, чтобы их так унижали, не спрашивая их мнения.
– При папе нам было лучше, чем сейчас, когда Генрих стал королем.
Изабелла холодно посмотрела на дочь.
– В каменном склепе тебе было бы, наверное, теплее.
Девочка ее не поняла, но согласно кивнула.
– Ты знаешь, что я тебя уже обручила, мое дитя?
– Я знаю. Но он старик…
– Твоего мнения никто спрашивать не будет, так что лучше помолчи, моя девочка, – посоветовала Изабелла.
– Но зачем же мне выходить замуж за мужчину старше, чем вы, мамочка?
Изабелла поморщилась.
– Я еще не стара, моя дорогая – запомни это, а он… он очень красив, как я вспоминаю…
– С годами люди не становятся красивее, – позволил себе язвительное замечание Ричард.
– Некоторые обретают красоту с возрастом, – возразила сыну королева.
– А он не утратил свою красоту? – поинтересовалась Джоанна.
– Ты сама в скором времени в этом убедишься, дочь моя.
Джоанна вскочила, словно ей не терпелось отправиться в путешествие.
– Скорее… скорее… бы это случилось!
– Это случится так скоро, как только твои воспитательницы подготовят тебя к отъезду. И не думай, что я тебя покину, – добавила Изабелла. – Я буду рядом с тобой до последнего момента, когда ты лишишься девственности или ты ее не лишишься, если жених окажется не угоден тебе. Твоя мать будет всегда на страже.
Королева рассмеялась, и дети поддержали ее смех, хотя не понимали, почему им вдруг стало так весело.
Страна вдруг очнулась, задышала весенней прохладой и зашевелилась при вести о том, что глупый тиран скончался. Многим простолюдинам и мелким сквайрам было безразлично, кто ими правит – Людовик Французский или ребенок, чьей волей распоряжаются такие знатные вельможи, как Уильям Маршал и Губерт де Бург. Взывать к всеобщему восстанию против французского владычества было легче, чем его действительно поднять. Кому захочется покинуть свой дом и пашню, взять в руки лук и копье, рискнуть своей жизнью и достоянием, чтобы изгнать француза, который уже распоряжается Лондоном и никого пока еще не обидел дополнительными податями?
Людовик сам удивлялся такому равнодушию и благожелательному отношению к нему англичан. Видимо, они очень устали от прежних королевских ссор и от неразумных поступков короля Джона. Какой бы король ни сел на трон, им было все равно.
И все же Людовик Французский чувствовал себя неуютно на английском престоле. Он решился на путешествие через бурный зимний Ла-Манш, чтобы встретить Рождество со своей милой супругой Бланш. Они были влюблены друг в друга – большая редкость для королевской четы. Но кроме того, он доверял ей и обсуждал – и в постели, и за завтраком – все государственные дела.
Английская авантюра вызывала в ней чувство тревоги, а после того как в Бристоле был коронован Генрих Третий – пусть хоть и золотым обручем, снятым с материнской шеи, и сам Людовик предчувствовал, что иголки вопьются ему в зад, лишь только он сядет на английский трон. Новые силы он мог собрать только к весне, но откуда взять рыцарей и солдат, способных, а главное, и желающих штурмовать один за одним замки непокорной Англии?
Однако к апрелю Людовик подготовил армию, состоящую из всяческого сброда, и высадился на острове. Бланш поддержала его намерение короноваться в Лондоне и навсегда привязать английское государство к Франции.
За полвека с лишним все уже забыли, кто истинный завоеватель, у кого права на корону. Викинги когда-то изгоняли франков из Нормандии, саксы – кельтов из Британии, и династические споры были так запутанны, что никому не было дела до истинных прав на корону. Все сводилось лишь к дележу английских земель между лордами, готовыми присягнуть любому королю в обмен на щедрые посулы.
Военная экспедиция Людовика началась с осады Линкольна, который защищала отчаянная нормандка Николь де Гайс, вбившая себе в голову, как ни странно, что Англия должна принадлежать только англичанам. Она разослала послания всем баронам, у которых в душе еще сохранилась хоть капля чести и совести, с просьбой вооружить йоменов чем угодно и выступить – пусть с вилами и топорами – против чужеземного нашествия в защиту малыша Генриха Третьего.
«Ведь мальчик не отвечает за грехи своего злосчастного отца, – неустанно повторяла она, – а Англия не должна потерять независимость, попав во власть коварных французов».
Людовику пришлось встретиться на поле боя с самим Уильямом Маршалом, графом Пембруком. У старика еще сохранились воспоминания о военной тактике Вильгельма Завоевателя и опыт сражений под началом Генриха Второго Анжу и сына его, короля Ричарда Львиное Сердце. Воины из обоих лагерей с воодушевлением приветствовали появление перед армией седовласого полководца, ставшего регентом при малолетнем короле.
Людовик понял, что обречен на поражение еще до того, как битва началась. У его воинов отпало всякое желание сражаться, когда они увидели во главе неприятельского войска вождя, с кем делили воинскую славу при короле Ричарде Львиное Сердце, а главное, еще при его отце – Генрихе Анжу.
В решительный момент, когда Людовик собрался уже бросить в наступление закованных в железо рыцарей-ветеранов, на узкой поляне, где разыгрывалось сражение, появилась испуганная корова, сбежавшая из ближайшего крестьянского двора и повергшая стальной клин в замешательство.
Мечась туда-сюда, брыкаясь и будучи неуязвимой для выставленных вперед копий, она нарушила строгий атакующий порядок. Не в этом ли проявилась кара Божья? В результате авангард – четыреста пеших лучников не получили подкрепления конницы и, окруженные врагами, сдались на милость победителей.
Таким образом французы были посрамлены в битве при Линкольне, а англичане благословляли «корову-воительницу», а вместе с нею и маленького короля, и его мудрого наставника.
Людовик впал в меланхолию. Он понимал, что полностью проиграет военную кампанию, если не предпримет каких-то незамедлительных отчаянных действий. К кому он мог обратиться за советом? Конечно, лишь к Бланш, к своей супруге. В ее жилах текла кровь великого Вильгельма Завоевателя, и разум ее, хоть и женский, превосходил умственные способности мужа. И она оправдала его надежды.
Бланш за считанные недели всю страну перевернула вверх дном, выскребла все деньги, припрятанные горожанами на черный день, собрала наемное войско и отправила голодную, алчущую добычи орду на помощь супругу.
Такой могучей поддержки из-за Пролива не ожидал ни сам Людовик, ни его противники. У Губерта де Бурга чуть не остановилось сердце, когда он завидел французский флот, приближающийся к берегам Англии.
Он немедленно помчался доложить об этом графу Пембруку, прервав его совещание с епископом Винчестерским.
– Мы должны атаковать их в море! Если они высадятся – нам конец! – задыхаясь, доложил он. – Мне нужна ваша помощь и совет…
Уильям Маршал воспринял неприятную новость с достоинством и спокойствием, приличествующими его возрасту и недавно обретенному званию регента английского короля.
Он напомнил возбужденному Губерту, что всю жизнь сражался на суше и не его дело вмешиваться в то, в чем он не разбирается. Так же неразумно было бы и епископу, как духовному лицу, принимать участие в обсуждении стратегии морского боя. Губерту было поручено самому руководить отражением французского флота. У государственных мужей и без того хватало забот.
Впрочем, Людовик, засевший в Лондоне с малыми силами, тоже был в незавидном положении. Все зависело от успеха французов или их провала. Губерт понимал это, как и то, что, лишь применив хитроумную тактику, он сможет ей помешать.
Он помчался во весь опор в Дувр и собрал там все корабли из ближайших гаваней. Флотом это скопление суденышек назвать было трудно, но Губерт не терял надежды на то, что сумеет дать врагу отпор. Он предпринял срочные меры по укреплению Дуврского замка, направил в гарнизон самых стойких ветеранов и обратился к ним с призывом защищать замок до последнего солдата. Кончая свою речь, он заявил:
– Если меня возьмут в плен и французы предложат обменять меня на ключи от замка, то гарнизон должен ответить отказом. Пусть меня, Губерта де Бурга, повесят враги, но замок они не получат, пока жив будет хоть один его защитник!
Его слова были встречены громкими криками.
– Запомните! – воскликнул Губерт, обращаясь к собравшимся во дворе замка воинам. – Дувр – это ключ ко всей Англии! Они могут сидеть в Лондоне хоть до скончания века, но, удерживая Дувр, мы владеем морем!
Французским флотом командовал Юстас по кличке Монах, что уже повергало сердца всех противников в трепет, так как Юстас был из тех мореходов, о ком слагались легенды. Он принял монашеский обет в монастыре Сент-Ульмар близ Булони, но вскоре обнаружил, что затворническая жизнь не для него, и предпочел открытое море душной монашеской келье.
Однако прежнее его служение Богу не забылось в народе и создало вокруг него ореол «воина Господня». Говорили, что сам Господь дарует ему блестящие победы – одну за другой – в награду за годы, проведенные в воздержании и молитвах, что Бог наделил адмирала магическими способностями и сверхчеловеческой силой. Люди толпами стекались под его знамена, веруя, что небеса, охраняющие Юстаса от «дурного глаза», от бед и напастей, от сил зла, также позаботятся и о них, простых смертных.
Здесь снова проявилась недальновидность Джона. Ведь прежде Юстас служил королю Англии, но, подвергнувшись несправедливым упрекам, обиженный, даже оскорбленный во всеуслышание опрометчивым владыкой, порвал с ним и предложил свои услуги Франции.
Многие трубадуры сделали его героем своих песен, которые распевались и в Англии, и в Нормандии, и в Аквитании, и при французском дворе.
И вот такого, овеянного славой, непобедимого флотоводца Людовик избрал для исполнения ответственной миссии – привести французскую армаду к английским берегам.
Неудивительно, что Губерту было не по себе.
Он рассказывал своим людям о великом Вильгельме Завоевателе, который сейчас взирает на них с небес. Ведь они были потомками непобедимых норманнов. Когда-то их предки овладели Англией. Если они будут так же храбры, дерзновенны, если будут уверены в успехе, как был всегда уверен Вильгельм, то душой Завоеватель будет с ними в день битвы. И если они будут помнить о нем, брать с него пример и рьяно молиться Господу, то, несомненно, одолеют врага.
– И не думайте, – твердил Губерт своим людям, – что Господу уж так угоден бывший монах, сбежавший из монастыря, чтобы стать пиратом.
Бог действительно помогал Губерту в тот день. Или, быть может, тень Вильгельма Завоевателя вела людей Губерта к победе.
В любом случае, чья-то неведомая сила наделила его необычайной мудростью, расчетливостью и прозорливостью – качествами, которыми прежде Губерт де Бург особо не отличался. Это высшая воля превратила его на время в сверхчеловека.
Но это была схватка не только двух умов, но и двух величайших магов в представлении суеверного народа. На море сошлись в противоборстве и два флота – крохотный и громадный – Давид и Голиаф.
Каким, должно быть, высокомерным презрением проникся Юстас, когда созерцал ничтожество, посмевшее выйти ему навстречу. Как мало было англичан и как много французов! Французские корабли могли легко при столкновении раздавить и утопить жалкие английские скорлупки. У Губерта было шестнадцать жалких судов, у Юстаса – восемьдесят.
Губерт знал, что противник будет превосходить его в численности. Но не до такой же степени!
Лишь на свою коварную стратегию он мог надеяться.
Французский флот, как он и ожидал, держал курс прямо на Дувр. Губерт приказал своим капитанам уходить от вражеских кораблей под углом, как будто англичане пытаются обойти французов и напасть на Кале. Юстасу и в голову не пришло, что английские моряки собираются сделать что-то иное, как только спастись от разгрома и укрыться в гавани Кале, слабой крепости, отдав ему на растерзание Дувр.
Поэтому он неукротимо шел вперед на адмиральском корабле и вел за собой весь флот, уверенный, что столь малые силы не посмеют его атаковать. Как он жестоко просчитался, не разгадав тактику английского сухопутного полководца, по воле судьбы сменившего верного боевого коня на зыбкую палубу корабля!
Англичане поймали попутный ветер, что позволило им обрушиться на скорости на французов, шедших галсами против ветра, отсекать части огромного, извивающегося змеиного туловища и постепенно уничтожать каждый корабль по отдельности. Юстас понял все до конца, когда было уже слишком поздно.
Монах-адмирал утонул, но море не приняло его тело, выбросило на сушу, и голова его была отсечена и показана народу, чтобы развеять легенду, созданную вокруг его имени. Обыкновенный рубака Губерт де Бург, простой верноподданный английской короны, одолел Дракона, несмотря на все его колдовские чары.
Весть об этой победе пробежала по побережью стремительнее самого резвого коня, и, когда Губерт де Бург прибыл в Дувр, его встретили с величайшим почтением.
Пять епископов приветствовали победоносного рыцаря и сопровождали его в замок, где он еще недавно в отчаянии произносил зажигательную речь, уговаривая защитников ценой жизни отстоять крепость от французов.
Казалось теперь, что все тяготы свалились с плеч. Людовик был разгромлен. Солдаты, собранные его супругой Бланш по всей Франции, пустили пузыри и легли на дно Ла-Манша, а те, что уцелели, попались в цепкие руки англичан и стали заложниками, в печали и тоске ожидающими выкупа.
Из всей армии только пятнадцать тысяч из пятидесяти, то есть меньше трети, вернулись во Францию, чтобы известить Бланш о том, как провалилось задуманное ею великое вторжение.
А Губерту победа обошлась всего лишь в полсотни убитыми.
А уж сколько сокровищ пустила Бланш на ветер ради этой неудачной авантюры!
Победа англичан была полной!
И конец всем надеждам Людовика. Как, наверное, ухмылялся Вильгельм Завоеватель в этот день там, у себя в раю, где он, как англичане надеялись, пребывал! Губерт де Бург сохранил трон для его потомка.
Джон похоронен. На престоле новый юный король. Неужели для Англии настали лучшие времена?
Придворные дамы одели Изабеллу во все алое – ведь это был миг ее торжества. Все ее горести остались позади. Вокруг королевы после кончины этого чудовища Джона собрались умные, справедливые люди. Губерт де Бург одержал блестящую победу, сынишка Генрих пока послушен ей, и королевство встает из руин.
Уильям Маршал явился, чтобы сопровождать ее на церемонию. Он поклонился королеве, потом взял ее под руку, и от Изабеллы не укрылось, что ее красота воздействует даже на восьмидесятилетнего регента. Ведь он все-таки мужчина, а надежда на любовное приключение не покидает мужчин до гробовой доски.
Она дразнила его взглядом.
– Вам покажется, что мое чересчур яркое платье не соответствует вдовьему наряду. Но я хотела бы стереть из памяти английского народа все, что связано с несчастным королем Джоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Изабелла уселась на стульчик посреди комнаты. Старшие дети окружили ее, с любопытством ожидая, что она скажет.
– На тебе лежит большая ответственность, Генри, – с гордостью произнесла мать. – Ты уже три дня как коронован.
– Материнским ожерельем! – хихикнула Джоанна.
Изабелла больно шлепнула девочку по руке. Ее ехидство раздражало мать, но кто мог устоять перед прелестью фиалковых глаз малышки – только не Изабелла, от которой дочь унаследовала эту красоту.
– Слушайте меня внимательно, – потребовала Изабелла. – Лорды собираются назначить Уильяма Маршала регентом, а на то требуется согласие Вашего Королевского Величества, сын мой Генрих!
Ричард скорчил гримасу, а Джоанна покатилась со смеху.
– Прошу разрешения, Ваше Величество, удалить в другую комнату этих неразумных детей, – продолжила Изабелла. – Отныне вы будете общаться в основном с вашим воспитателем, Филиппом де Альбине. Я наслышана о его учености. Вам, мой сын, доставят радость его уроки.
Генрих не испугался. С книгами и грифельной доской он подружился давно. Ему казалось, что в этом и заключаются королевские обязанности.
– Ты будешь учиться, а брат твой, Ричард, отправится в замок Корф.
Джоанна возмутилась:
– Мне это не нравится!
– Твоего мнения не спрашивают! – сказала мать. – Ричарду тоже надо учиться, хотя он и не король. В замке Корф у него будет свой воспитатель – мессир Роджер д'Акастр. Граф Пембрук был так добр, что сам подобрал вам учителей.
Губы двух младших детей задрожали, что было предвестником слез. Они не привыкли, чтобы их так унижали, не спрашивая их мнения.
– При папе нам было лучше, чем сейчас, когда Генрих стал королем.
Изабелла холодно посмотрела на дочь.
– В каменном склепе тебе было бы, наверное, теплее.
Девочка ее не поняла, но согласно кивнула.
– Ты знаешь, что я тебя уже обручила, мое дитя?
– Я знаю. Но он старик…
– Твоего мнения никто спрашивать не будет, так что лучше помолчи, моя девочка, – посоветовала Изабелла.
– Но зачем же мне выходить замуж за мужчину старше, чем вы, мамочка?
Изабелла поморщилась.
– Я еще не стара, моя дорогая – запомни это, а он… он очень красив, как я вспоминаю…
– С годами люди не становятся красивее, – позволил себе язвительное замечание Ричард.
– Некоторые обретают красоту с возрастом, – возразила сыну королева.
– А он не утратил свою красоту? – поинтересовалась Джоанна.
– Ты сама в скором времени в этом убедишься, дочь моя.
Джоанна вскочила, словно ей не терпелось отправиться в путешествие.
– Скорее… скорее… бы это случилось!
– Это случится так скоро, как только твои воспитательницы подготовят тебя к отъезду. И не думай, что я тебя покину, – добавила Изабелла. – Я буду рядом с тобой до последнего момента, когда ты лишишься девственности или ты ее не лишишься, если жених окажется не угоден тебе. Твоя мать будет всегда на страже.
Королева рассмеялась, и дети поддержали ее смех, хотя не понимали, почему им вдруг стало так весело.
Страна вдруг очнулась, задышала весенней прохладой и зашевелилась при вести о том, что глупый тиран скончался. Многим простолюдинам и мелким сквайрам было безразлично, кто ими правит – Людовик Французский или ребенок, чьей волей распоряжаются такие знатные вельможи, как Уильям Маршал и Губерт де Бург. Взывать к всеобщему восстанию против французского владычества было легче, чем его действительно поднять. Кому захочется покинуть свой дом и пашню, взять в руки лук и копье, рискнуть своей жизнью и достоянием, чтобы изгнать француза, который уже распоряжается Лондоном и никого пока еще не обидел дополнительными податями?
Людовик сам удивлялся такому равнодушию и благожелательному отношению к нему англичан. Видимо, они очень устали от прежних королевских ссор и от неразумных поступков короля Джона. Какой бы король ни сел на трон, им было все равно.
И все же Людовик Французский чувствовал себя неуютно на английском престоле. Он решился на путешествие через бурный зимний Ла-Манш, чтобы встретить Рождество со своей милой супругой Бланш. Они были влюблены друг в друга – большая редкость для королевской четы. Но кроме того, он доверял ей и обсуждал – и в постели, и за завтраком – все государственные дела.
Английская авантюра вызывала в ней чувство тревоги, а после того как в Бристоле был коронован Генрих Третий – пусть хоть и золотым обручем, снятым с материнской шеи, и сам Людовик предчувствовал, что иголки вопьются ему в зад, лишь только он сядет на английский трон. Новые силы он мог собрать только к весне, но откуда взять рыцарей и солдат, способных, а главное, и желающих штурмовать один за одним замки непокорной Англии?
Однако к апрелю Людовик подготовил армию, состоящую из всяческого сброда, и высадился на острове. Бланш поддержала его намерение короноваться в Лондоне и навсегда привязать английское государство к Франции.
За полвека с лишним все уже забыли, кто истинный завоеватель, у кого права на корону. Викинги когда-то изгоняли франков из Нормандии, саксы – кельтов из Британии, и династические споры были так запутанны, что никому не было дела до истинных прав на корону. Все сводилось лишь к дележу английских земель между лордами, готовыми присягнуть любому королю в обмен на щедрые посулы.
Военная экспедиция Людовика началась с осады Линкольна, который защищала отчаянная нормандка Николь де Гайс, вбившая себе в голову, как ни странно, что Англия должна принадлежать только англичанам. Она разослала послания всем баронам, у которых в душе еще сохранилась хоть капля чести и совести, с просьбой вооружить йоменов чем угодно и выступить – пусть с вилами и топорами – против чужеземного нашествия в защиту малыша Генриха Третьего.
«Ведь мальчик не отвечает за грехи своего злосчастного отца, – неустанно повторяла она, – а Англия не должна потерять независимость, попав во власть коварных французов».
Людовику пришлось встретиться на поле боя с самим Уильямом Маршалом, графом Пембруком. У старика еще сохранились воспоминания о военной тактике Вильгельма Завоевателя и опыт сражений под началом Генриха Второго Анжу и сына его, короля Ричарда Львиное Сердце. Воины из обоих лагерей с воодушевлением приветствовали появление перед армией седовласого полководца, ставшего регентом при малолетнем короле.
Людовик понял, что обречен на поражение еще до того, как битва началась. У его воинов отпало всякое желание сражаться, когда они увидели во главе неприятельского войска вождя, с кем делили воинскую славу при короле Ричарде Львиное Сердце, а главное, еще при его отце – Генрихе Анжу.
В решительный момент, когда Людовик собрался уже бросить в наступление закованных в железо рыцарей-ветеранов, на узкой поляне, где разыгрывалось сражение, появилась испуганная корова, сбежавшая из ближайшего крестьянского двора и повергшая стальной клин в замешательство.
Мечась туда-сюда, брыкаясь и будучи неуязвимой для выставленных вперед копий, она нарушила строгий атакующий порядок. Не в этом ли проявилась кара Божья? В результате авангард – четыреста пеших лучников не получили подкрепления конницы и, окруженные врагами, сдались на милость победителей.
Таким образом французы были посрамлены в битве при Линкольне, а англичане благословляли «корову-воительницу», а вместе с нею и маленького короля, и его мудрого наставника.
Людовик впал в меланхолию. Он понимал, что полностью проиграет военную кампанию, если не предпримет каких-то незамедлительных отчаянных действий. К кому он мог обратиться за советом? Конечно, лишь к Бланш, к своей супруге. В ее жилах текла кровь великого Вильгельма Завоевателя, и разум ее, хоть и женский, превосходил умственные способности мужа. И она оправдала его надежды.
Бланш за считанные недели всю страну перевернула вверх дном, выскребла все деньги, припрятанные горожанами на черный день, собрала наемное войско и отправила голодную, алчущую добычи орду на помощь супругу.
Такой могучей поддержки из-за Пролива не ожидал ни сам Людовик, ни его противники. У Губерта де Бурга чуть не остановилось сердце, когда он завидел французский флот, приближающийся к берегам Англии.
Он немедленно помчался доложить об этом графу Пембруку, прервав его совещание с епископом Винчестерским.
– Мы должны атаковать их в море! Если они высадятся – нам конец! – задыхаясь, доложил он. – Мне нужна ваша помощь и совет…
Уильям Маршал воспринял неприятную новость с достоинством и спокойствием, приличествующими его возрасту и недавно обретенному званию регента английского короля.
Он напомнил возбужденному Губерту, что всю жизнь сражался на суше и не его дело вмешиваться в то, в чем он не разбирается. Так же неразумно было бы и епископу, как духовному лицу, принимать участие в обсуждении стратегии морского боя. Губерту было поручено самому руководить отражением французского флота. У государственных мужей и без того хватало забот.
Впрочем, Людовик, засевший в Лондоне с малыми силами, тоже был в незавидном положении. Все зависело от успеха французов или их провала. Губерт понимал это, как и то, что, лишь применив хитроумную тактику, он сможет ей помешать.
Он помчался во весь опор в Дувр и собрал там все корабли из ближайших гаваней. Флотом это скопление суденышек назвать было трудно, но Губерт не терял надежды на то, что сумеет дать врагу отпор. Он предпринял срочные меры по укреплению Дуврского замка, направил в гарнизон самых стойких ветеранов и обратился к ним с призывом защищать замок до последнего солдата. Кончая свою речь, он заявил:
– Если меня возьмут в плен и французы предложат обменять меня на ключи от замка, то гарнизон должен ответить отказом. Пусть меня, Губерта де Бурга, повесят враги, но замок они не получат, пока жив будет хоть один его защитник!
Его слова были встречены громкими криками.
– Запомните! – воскликнул Губерт, обращаясь к собравшимся во дворе замка воинам. – Дувр – это ключ ко всей Англии! Они могут сидеть в Лондоне хоть до скончания века, но, удерживая Дувр, мы владеем морем!
Французским флотом командовал Юстас по кличке Монах, что уже повергало сердца всех противников в трепет, так как Юстас был из тех мореходов, о ком слагались легенды. Он принял монашеский обет в монастыре Сент-Ульмар близ Булони, но вскоре обнаружил, что затворническая жизнь не для него, и предпочел открытое море душной монашеской келье.
Однако прежнее его служение Богу не забылось в народе и создало вокруг него ореол «воина Господня». Говорили, что сам Господь дарует ему блестящие победы – одну за другой – в награду за годы, проведенные в воздержании и молитвах, что Бог наделил адмирала магическими способностями и сверхчеловеческой силой. Люди толпами стекались под его знамена, веруя, что небеса, охраняющие Юстаса от «дурного глаза», от бед и напастей, от сил зла, также позаботятся и о них, простых смертных.
Здесь снова проявилась недальновидность Джона. Ведь прежде Юстас служил королю Англии, но, подвергнувшись несправедливым упрекам, обиженный, даже оскорбленный во всеуслышание опрометчивым владыкой, порвал с ним и предложил свои услуги Франции.
Многие трубадуры сделали его героем своих песен, которые распевались и в Англии, и в Нормандии, и в Аквитании, и при французском дворе.
И вот такого, овеянного славой, непобедимого флотоводца Людовик избрал для исполнения ответственной миссии – привести французскую армаду к английским берегам.
Неудивительно, что Губерту было не по себе.
Он рассказывал своим людям о великом Вильгельме Завоевателе, который сейчас взирает на них с небес. Ведь они были потомками непобедимых норманнов. Когда-то их предки овладели Англией. Если они будут так же храбры, дерзновенны, если будут уверены в успехе, как был всегда уверен Вильгельм, то душой Завоеватель будет с ними в день битвы. И если они будут помнить о нем, брать с него пример и рьяно молиться Господу, то, несомненно, одолеют врага.
– И не думайте, – твердил Губерт своим людям, – что Господу уж так угоден бывший монах, сбежавший из монастыря, чтобы стать пиратом.
Бог действительно помогал Губерту в тот день. Или, быть может, тень Вильгельма Завоевателя вела людей Губерта к победе.
В любом случае, чья-то неведомая сила наделила его необычайной мудростью, расчетливостью и прозорливостью – качествами, которыми прежде Губерт де Бург особо не отличался. Это высшая воля превратила его на время в сверхчеловека.
Но это была схватка не только двух умов, но и двух величайших магов в представлении суеверного народа. На море сошлись в противоборстве и два флота – крохотный и громадный – Давид и Голиаф.
Каким, должно быть, высокомерным презрением проникся Юстас, когда созерцал ничтожество, посмевшее выйти ему навстречу. Как мало было англичан и как много французов! Французские корабли могли легко при столкновении раздавить и утопить жалкие английские скорлупки. У Губерта было шестнадцать жалких судов, у Юстаса – восемьдесят.
Губерт знал, что противник будет превосходить его в численности. Но не до такой же степени!
Лишь на свою коварную стратегию он мог надеяться.
Французский флот, как он и ожидал, держал курс прямо на Дувр. Губерт приказал своим капитанам уходить от вражеских кораблей под углом, как будто англичане пытаются обойти французов и напасть на Кале. Юстасу и в голову не пришло, что английские моряки собираются сделать что-то иное, как только спастись от разгрома и укрыться в гавани Кале, слабой крепости, отдав ему на растерзание Дувр.
Поэтому он неукротимо шел вперед на адмиральском корабле и вел за собой весь флот, уверенный, что столь малые силы не посмеют его атаковать. Как он жестоко просчитался, не разгадав тактику английского сухопутного полководца, по воле судьбы сменившего верного боевого коня на зыбкую палубу корабля!
Англичане поймали попутный ветер, что позволило им обрушиться на скорости на французов, шедших галсами против ветра, отсекать части огромного, извивающегося змеиного туловища и постепенно уничтожать каждый корабль по отдельности. Юстас понял все до конца, когда было уже слишком поздно.
Монах-адмирал утонул, но море не приняло его тело, выбросило на сушу, и голова его была отсечена и показана народу, чтобы развеять легенду, созданную вокруг его имени. Обыкновенный рубака Губерт де Бург, простой верноподданный английской короны, одолел Дракона, несмотря на все его колдовские чары.
Весть об этой победе пробежала по побережью стремительнее самого резвого коня, и, когда Губерт де Бург прибыл в Дувр, его встретили с величайшим почтением.
Пять епископов приветствовали победоносного рыцаря и сопровождали его в замок, где он еще недавно в отчаянии произносил зажигательную речь, уговаривая защитников ценой жизни отстоять крепость от французов.
Казалось теперь, что все тяготы свалились с плеч. Людовик был разгромлен. Солдаты, собранные его супругой Бланш по всей Франции, пустили пузыри и легли на дно Ла-Манша, а те, что уцелели, попались в цепкие руки англичан и стали заложниками, в печали и тоске ожидающими выкупа.
Из всей армии только пятнадцать тысяч из пятидесяти, то есть меньше трети, вернулись во Францию, чтобы известить Бланш о том, как провалилось задуманное ею великое вторжение.
А Губерту победа обошлась всего лишь в полсотни убитыми.
А уж сколько сокровищ пустила Бланш на ветер ради этой неудачной авантюры!
Победа англичан была полной!
И конец всем надеждам Людовика. Как, наверное, ухмылялся Вильгельм Завоеватель в этот день там, у себя в раю, где он, как англичане надеялись, пребывал! Губерт де Бург сохранил трон для его потомка.
Джон похоронен. На престоле новый юный король. Неужели для Англии настали лучшие времена?
Придворные дамы одели Изабеллу во все алое – ведь это был миг ее торжества. Все ее горести остались позади. Вокруг королевы после кончины этого чудовища Джона собрались умные, справедливые люди. Губерт де Бург одержал блестящую победу, сынишка Генрих пока послушен ей, и королевство встает из руин.
Уильям Маршал явился, чтобы сопровождать ее на церемонию. Он поклонился королеве, потом взял ее под руку, и от Изабеллы не укрылось, что ее красота воздействует даже на восьмидесятилетнего регента. Ведь он все-таки мужчина, а надежда на любовное приключение не покидает мужчин до гробовой доски.
Она дразнила его взглядом.
– Вам покажется, что мое чересчур яркое платье не соответствует вдовьему наряду. Но я хотела бы стереть из памяти английского народа все, что связано с несчастным королем Джоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47