Мне и тогда не понравился ваш тон, и сейчас тоже. В настоящее время мне служат хорошо, и так же хорошо служили с первого дня, как я был коронован.
– О государь! Губерт де Бург обогатился на вашей службе. Вся его политика заключается в том, чтобы наполнить свои сундуки золотом, а то, что от этого страдает государство, его не тревожит.
Губерт поднялся и попросил короля дать ему слово.
– Пожалуйста, говорите, – сказал Генрих. – Добавьте свой голос к моему. Пусть изменники узнают, что мы думаем про них одинаково.
– Благодарю вас, Ваше Величество. – Губерт поклонился и обратил свой взор на Питера де Роше. – Вы, епископ, – корень всех зол! Не кто иной, как вы, подтолкнули этих людей на выступление. Вы хотите сами занять мое место. Я хорошо это понимаю, но наш король не марионетка, которую можно дергать за ниточки. Он выбирает себе советников по собственной воле, и Господь не допустит – все равно король не предложит вам мой пост.
Питер де Роше побледнел от злобы. Он прокричал:
– Слушай меня, де Бург! Я истрачу все, что имею, до последнего пенни, чтобы доказать, что ты недостоин служить короне и должен быть выгнан из страны с позором!
Затем он, словно подхваченный ветром, устремился прочь из зала.
Воцарилось молчание. Первым его нарушил Генрих:
– Мы видим, какого злобного и вредного человека имеем на должности епископа Винчестерского. Знайте же все, что впредь я не допущу подобных бунтарских речей.
Губерт сказал:
– Если Ваше Величество выскажет свои пожелания насчет того, как поступить с мятежниками, я их тут же исполню.
– Мое решение скоро последует, – с важностью произнес молодой король.
– Не медлите, государь. Нельзя позволить им спастись бегством, – настаивал Губерт.
Стивен Ленгтон согласился с ним, заявив, что подобные раздоры вредят государству и злоумышленники должны быть помещены туда, где не смогут затевать новые смуты.
Собрание, казалось, поддержало это предложение. Во всяком случае, никто вслух не возразил, и все, кроме мятежников, конечно, радовались, что король проявил твердость и показал врагам, как он силен.
В результате последовало вскоре в Данстебле судебное разбирательство, и владения обвиненных в государственной измене вельмож были конфискованы.
Де Бреати не собирался сдаваться так просто. Он укрепился в замке Бедфорд, и когда к стенам подъехали представители властей, чтобы арестовать его, то им сообщили, что он ждет их с нетерпением и уж обратно из замка не выпустит. Зная о его склонности пытать свои жертвы с особой изобретательностью, служители закона предпочли убраться восвояси.
Но один из них не преуспел в этом – Генрих де Брайбоу, заместитель шерифа Бэкингемшира, Нортгемптоншира и Татлендшира. Он когда-то поддерживал Джона в схватке с баронами, но затем прозрел и перешел на их сторону. После поражения Людовика он присягнул на верность Генриху, как и многие, и соответственно вернул себе прежние должности и поместья.
Брайбоу был захвачен головорезами де Бреати и доставлен в замок, где с ним обращались сурово. Он пребывал в страхе, но, к счастью для пленника, его слуга смог доставить известие о захвате хозяина его супруге, а та, не теряя времени, послала гонца к королю, который как раз находился вместе с парламентом в Нортгемптоне. Она не преминула отметить в послании, что ее муж был арестован мятежником при исполнении своих обязанностей, как служитель закона, выполняющий волю короля.
Генрих окончательно уразумел, что править надо сильной рукой и ни в коем случае нельзя допустить, чтобы кто-то мог сказать, что он боится своих подданных. Он заявил, что сам возглавит поход на Бедфорд и лично расправится с де Бреати.
Фолкс де Бреати был не из тех людей, кто впадает в отчаяние в сложных обстоятельствах. Наоборот, дополнительные трудности вызывали в нем душевный подъем. Сообщники покинули его, предоставив ему возможность сражаться в одиночку.
«Что ж, прекрасно! – объявил он. – Замок способен противостоять королевскому войску. Если король хочет войну, он ее получит!»
Итак, осада началась.
Она продолжалась весь июнь, июль и не кончилась и в августе.
Фолкса отлучили от церкви, и когда его жена обратилась к королю за разрешением на развод, говоря, что ее силой выдали замуж за это чудовище, то получила немедленное согласие.
Но Фолкс все еще держался против всей армии короля.
Рандульф де Блунервил, граф Честер, принялся открыто осуждать поведение Фолкса. Фолкс, по его мнению, слишком уж упрям. Ему следует понять, что со временем он будет неизбежно разбит. Лучше бы ему отступить, как это сделал Честер, и готовиться к будущим битвам.
А хвастливые заявления и упорное сопротивление ничего хорошего Фолксу не принесут, кроме сомнительной славы тупоголового упрямца. Честер присоединился к королю, и до Фолкса наконец дошло, что он один будет нести наказание за всех мятежников, так как епископ Винчестерский затих и притаился, готовый ждать другой возможности свергнуть Губерта де Бурга.
Замок не выдержал столь долгой осады, и жарким августовским днем Фолкс вынужден был сдаться. Восемьдесят солдат гарнизона повесили тут же в замковом дворе, но Фолкса приберегли для суда.
Он попросил аудиенции у короля, и Генрих согласился.
Фолкс бросился в ноги королю.
– Я был кругом не прав, – плакался он, – но раз вы – король, то должны вспомнить, что когда-то я сражался бок о бок с вашим отцом. Я служил ему верой и правдой, и раз вы мудрый король, то вспомните и о том, что хорошие дела человека должны приниматься во внимание, когда его судят за плохие поступки.
Такая речь чем-то пришлась по душе Генриху, и он отправил Фолкса к епископу Лондона, у которого преступник должен был содержаться под стражей, пока не будет решено, что с ним делать.
Некоторое время Фолкс провел в заключении, а потом его приговорили к изгнанию и выслали во Францию.
– Будем надеяться, – произнес Губерт де Бург, – что с этим мерзавцем и смутьяном покончено!
Затем он поведал королю, что тот уже доказал свою способность править без регента, и, если на то будет согласие Его Величества, к Папе в Рим будут посланы за благословением Генриха на самостоятельное правление.
Король смаковал свой триумф, ведь все единодушно согласились, что он проявил силу воли и государственную мудрость, отразив нападки мятежников. Однако покой его вновь нарушил де Бург, явившись с новостью наиважнейшей для судеб Англии и достойной внимания короля.
– Гонец только что прибыл из Франции! – объявил де Бург с порога. – Филипп Французский скончался.
– Значит, Людовик теперь король Франции! – Генрих помрачнел.
Он никогда не забывал о том кратком периоде, когда Людовик практически правил Англией. Если б Джон не умер так кстати и вовремя, неизвестно, как повернулось бы дело.
Генрих размышлял вслух:
– Вероятно, у него хватает забот во Франции, и он уже не смотрит в нашу сторону.
– Не питайте на это надежд, Ваше Величество. Он никогда не отводил жадного взгляда от Англии с той поры, как мы его поняли, и теперь тоже не махнет на нас рукой. Спор между Францией и Англией вечен и не закончится со смертью Филиппа Августа.
– Я знаю, что наши предки всегда враждовали. Моим предшественникам редко выпадала возможность мирно править здесь, в Англии, потому что тут же возникали какие-нибудь проблемы в Нормандии. Из-за этого главным образом и пострадал мой родитель.
– Ваш родитель пострадал из-за своего характера, он сам накликал на себя беду, – заметил Губерт трезво. – Вам, государь, следует всегда помнить об этом. Вы, не сомневаюсь, пойдете иным путем и не только вернете то, что им было утрачено из владений за морем, но и возвратите былое уважение к английской короне мудрым, справедливым своим правлением.
– Я молю Господа, чтобы так и случилось.
– Это хорошо, государь, Господь вам поможет. А теперь задумаемся о заморских делах и о том, как перемены во Франции скажутся на Англии.
Молодой король высказал предположение:
– Может быть, и неплохо… Я слышал, что о Людовике его подданные невысокого мнения.
– Он человек порядочный – любящий муж, отец… Из таких людей далеко не всегда получаются хорошие короли.
– Он легко отказался от своей власти над Англией и поспешил к себе домой.
– Он понял, что народ против него, и посчитал, что умнее будет отступить, чем расшибить себе лоб о каменную стену.
– А если он и сейчас не захочет испытывать судьбу? – с надеждой в голосе задал вопрос Генрих. – С него достаточно и своего королевства.
Губерт ответил не сразу.
– Я не столько беспокоюсь о новом французском короле, сколько о королеве. Вот кого надо опасаться – Бланш, королевы Франции!
– Женщины?!
– Вы достаточно умны, государь, чтобы понимать, что женщин нельзя сбрасывать со счетов. Среди них есть – и слава Богу их немало, – кто заботится о мужьях, о семье, кто ласков, добр и самим своим присутствием вносит в дом мир и покой. Но некоторых подобная роль не удовлетворяет. Я уверен, что королева Франции именно такова.
– Она моя близкая родственница. Благодаря ей Людовик получил право претендовать на престол.
– Она ваша кузина, дочь вашей тетки Элинор, вышедшей замуж за Альфонса Кастильского. У вас общие дед и бабка. Трудно представить, что внучка Генриха Второго и Элеонор Аквитанской не обладала бы честолюбием и сильной волей.
– Значит, вы думаете, что нам следует остерегаться Бланш, хотя супруг ее – человек слабый?
– Не принимайте бездеятельность за слабость! Людовик не драчлив. Он не затевает войну без надобности и без уверенности в победе. Я считаю это проявлением мудрости. Впрочем, не мне вас учить, когда вам все это и так известно.
Генрих улыбнулся про себя. Он давно обратил внимание, что все советы и наставления Губерт теперь обрамляет фразой: «Вы сами это знаете, государь». До того, как Генрих встал на его защиту против мятежных баронов и епископа Винчестерского, Губерт де Бург общался с королем без подобных оговорок.
– Итак, вы думаете, что опасность исходит от Бланш? – повторно задал вопрос король.
– Согласитесь, государь, что англичанам всегда следует не упускать из вида французов и держаться настороже. То, что случается во Франции, немедленно находит свой отклик здесь у нас. Об этом нельзя забывать. Итак, Филипп Август мертв, а Людовик вместе с Бланш на троне. Давайте поразмыслим, как нам теперь вести себя.
– И как же, Губерт?
– Мы должны выжидать, как дальше будут развиваться события.
– И в то же время, – подхватил Генрих, – помнить, что они наши враги. И следить за ними в оба. За Людовиком и Бланш… в особенности за Бланш!
Франция, 1200–1223 годы
ОБМЕН НЕВЕСТАМИ
Тогда только что наступил первый год нового века, король Джон воссел на престол Англии несколько месяцев назад, а Филипп Август стал королем Франции почти что в один день с ним.
Заботы двух государей, разумеется, не касались трех девочек, беспечно болтающих в уединенном покое дворца короля Кастилии. Солнце уже опускалось к зениту и слепило их, даже сквозь затемненные стекла, когда объявили, что прибыл к двору трубадур, который споет им и научит девочек новым песням.
Их отец, король Альфонсо Восьмой, и их мать, дочь Генриха Второго, Элинор, были образцовой супружеской парой. Они любили и солнечный свет, и музыку на открытом воздухе, а их немногочисленный двор заслужил репутацию самого галантного в Европе. Они к тому же обожали своих дочерей и занимались образованием Беренгарии, Урраки и Бланки.
Все три девочки были красивы, а также умны, грациозны и обучены иностранным языкам, грамоте и домашнему хозяйству благодаря урокам приглашенных отцом учителей.
Для государства Кастилии это было очень важно, потому что это испанское королевство торговало невестами.
Против обычаев и нравов того сурового века Альфонсо и Элинор уделяли много внимания дочерям. Девочки пели и танцевали перед родителями, а те, в свою очередь, рассказывали им разные интересные истории. Элинор было что рассказать, но она не хотела, чтобы им довелось пережить то, что она испытала в детстве. Она росла в детском приюте при Винчестерском монастыре. Жизнь там, как и в Виндзоре, была полна тревог.
И впоследствии, куда бы ни забросила ее судьба – в Нормандию или в Пуатье, – везде жизнь маленькой Элинор омрачалась постоянной враждой между ее родителями.
Волевая натура ее матери побуждала их к ссорам, а когда отец поместил в тот же приют и своего незаконного отпрыска, ни о каком примирении и речи быть не могло. Они кричали друг на друга, и скандалы их были похожи на перебранки воришек и рыбных торговок на лондонском базаре.
И к чему это привело?
Мать как-то в запальчивости пообещала отцу, что поднимет сыновей против него. И так и поступила. А потом на много лет затворилась в монастырских стенах.
Элинор, вырвавшись благодаря замужеству из застенок, не желала дочерям подобной участи, и ее кастильский супруг был с ней согласен.
Он предпочитал развлечения политическим интригам. Любимым его занятием было щелкать кастаньетами перед личиками своих дочурок.
Далекое расстояние – мили, лиги и лье – отделяли Элинор от мрачной, туманной и погруженной в кровавые распри родины.
Девочки были любопытны, они хотели все знать. Она твердила им, что растут они при счастливом кастильском дворе, что родители их очень любят, а подданные обожают.
Альфонсо обожал дочерей и предпочитал общение с ними даже охоте. И жену свою он тоже крепко любил. Он с вожделением разглядывал ее фигуру, провожал ее взглядом, когда она, колыхая бедрами, удалялась из комнаты. Казалось, сам Господь благословил их брак.
Но не могло быть так, чтобы в подобном раю не завелся свой змий.
Чуть ли не в младенчестве Бланка уверовала, что все зло воплощают сарацины, неверные арабы, живущие к югу от ее королевства. Какими бы добрыми ни представлялись мусульманские торговцы и мастера, приходящие во дворец, чтобы заработать себе на пропитание, – они все равно коварные враги. Эта ненависть воспитала в ней железную волю.
Разговоров о нападении сарацин было много. «Вот-вот они захватят дворец и отправят девочек к султану в гарем!» Этот гарем представлялся сестричкам местом наподобие ада.
Однако ничего даже похожего на вторжение сарацин не случилось, и на девятом году жизни Бланка поняла, что девочкам грозит нечто иное, чем мусульманский плен.
Они все трое сидели на уроке, когда вызвали Беренгарию, старшую из сестер, для беседы с родителями. Уррака и Бланка встревожились, предчувствуя, что случилось нечто важное.
Девочки знали, что гости часто наведываются в замок, папа с мамой их тепло принимают, но зачем и почему – об этом им не говорили. Впрочем, младшие сестрички, проницательные, как все дети, догадывались, что какие-то разговоры ведутся о судьбе Беренгарии.
Но они представить себе не могли, что все произойдет так неожиданно.
Беренгария вернулась в классную комнату. Ее лицо было бело как мел, как будто что-то на нее обрушилось, но она не понимала, что именно.
Сестры немедленно осыпали ее вопросами – с кем она встречалась, о чем там говорилось и почему их не пригласили на прием, а предпочли лишь одну Беренгарию?
Та в изнеможении опустилась на стул.
– Меня осматривали послы.
– Чьи послы?
– Короля Леона Альфонсо.
– А почему тебя, а не всех нас?
– Потому что я старшая.
– Но почему? И зачем? – требовала ответа Бланка, младшая из сестер, а Уррака, как всегда, вторила ей.
– Вскоре… я выйду замуж за Альфонсо, короля Леона.
– Выйдешь замуж?! Ты? – вскричала Бланка. – Это невозможно. Ты еще не достигла брачной зрелости.
– Они решили, что я уже готова. – Беренгария обняла сестер и разрыдалась. – О, теперь я буду далеко и никогда вас больше не увижу!
– Леон находится совсем неподалеку, – возразила Бланка.
– Мы будем приезжать к тебе в гости, а ты – к нам, – обрадовалась Уррака.
– А вас здесь уже не будет. Вы тоже выйдете замуж.
Уррака и Бланка потрясенно взглянули друг на друга. Неужели их радужное детство окончилось?
– По крайней мере, раз твой супруг носит такое же имя, как наш папа, то он не может быть плохим человеком, – ободрила сестру Бланка.
– Разве имена делают человека плохим или хорошим! – всхлипывала Беренгария, а потом вдруг издала отчаянный вопль: – Мне еще так мало лет! Я ничего не знаю… и не понимаю! Зачем меня увозят далеко от дома? Я не хочу видеть никакого Альфонсо! Я хочу жить здесь!
Но понимание сущности всего живого и порядка вещей в мире все-таки пришло к ним.
Подобно Адаму и Еве, откусившим по куску яблока с Древа Познания, они вдруг прозрели и смирились с тем, что ждут их в жизни большие перемены.
Беренгария снарядилась в дорогу, чтобы обвенчаться с королем Леона. Родители успокаивали дочь и говорили, что все будет хорошо. Ведь она сможет управлять страной вместе с Альфонсо, став королевой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– О государь! Губерт де Бург обогатился на вашей службе. Вся его политика заключается в том, чтобы наполнить свои сундуки золотом, а то, что от этого страдает государство, его не тревожит.
Губерт поднялся и попросил короля дать ему слово.
– Пожалуйста, говорите, – сказал Генрих. – Добавьте свой голос к моему. Пусть изменники узнают, что мы думаем про них одинаково.
– Благодарю вас, Ваше Величество. – Губерт поклонился и обратил свой взор на Питера де Роше. – Вы, епископ, – корень всех зол! Не кто иной, как вы, подтолкнули этих людей на выступление. Вы хотите сами занять мое место. Я хорошо это понимаю, но наш король не марионетка, которую можно дергать за ниточки. Он выбирает себе советников по собственной воле, и Господь не допустит – все равно король не предложит вам мой пост.
Питер де Роше побледнел от злобы. Он прокричал:
– Слушай меня, де Бург! Я истрачу все, что имею, до последнего пенни, чтобы доказать, что ты недостоин служить короне и должен быть выгнан из страны с позором!
Затем он, словно подхваченный ветром, устремился прочь из зала.
Воцарилось молчание. Первым его нарушил Генрих:
– Мы видим, какого злобного и вредного человека имеем на должности епископа Винчестерского. Знайте же все, что впредь я не допущу подобных бунтарских речей.
Губерт сказал:
– Если Ваше Величество выскажет свои пожелания насчет того, как поступить с мятежниками, я их тут же исполню.
– Мое решение скоро последует, – с важностью произнес молодой король.
– Не медлите, государь. Нельзя позволить им спастись бегством, – настаивал Губерт.
Стивен Ленгтон согласился с ним, заявив, что подобные раздоры вредят государству и злоумышленники должны быть помещены туда, где не смогут затевать новые смуты.
Собрание, казалось, поддержало это предложение. Во всяком случае, никто вслух не возразил, и все, кроме мятежников, конечно, радовались, что король проявил твердость и показал врагам, как он силен.
В результате последовало вскоре в Данстебле судебное разбирательство, и владения обвиненных в государственной измене вельмож были конфискованы.
Де Бреати не собирался сдаваться так просто. Он укрепился в замке Бедфорд, и когда к стенам подъехали представители властей, чтобы арестовать его, то им сообщили, что он ждет их с нетерпением и уж обратно из замка не выпустит. Зная о его склонности пытать свои жертвы с особой изобретательностью, служители закона предпочли убраться восвояси.
Но один из них не преуспел в этом – Генрих де Брайбоу, заместитель шерифа Бэкингемшира, Нортгемптоншира и Татлендшира. Он когда-то поддерживал Джона в схватке с баронами, но затем прозрел и перешел на их сторону. После поражения Людовика он присягнул на верность Генриху, как и многие, и соответственно вернул себе прежние должности и поместья.
Брайбоу был захвачен головорезами де Бреати и доставлен в замок, где с ним обращались сурово. Он пребывал в страхе, но, к счастью для пленника, его слуга смог доставить известие о захвате хозяина его супруге, а та, не теряя времени, послала гонца к королю, который как раз находился вместе с парламентом в Нортгемптоне. Она не преминула отметить в послании, что ее муж был арестован мятежником при исполнении своих обязанностей, как служитель закона, выполняющий волю короля.
Генрих окончательно уразумел, что править надо сильной рукой и ни в коем случае нельзя допустить, чтобы кто-то мог сказать, что он боится своих подданных. Он заявил, что сам возглавит поход на Бедфорд и лично расправится с де Бреати.
Фолкс де Бреати был не из тех людей, кто впадает в отчаяние в сложных обстоятельствах. Наоборот, дополнительные трудности вызывали в нем душевный подъем. Сообщники покинули его, предоставив ему возможность сражаться в одиночку.
«Что ж, прекрасно! – объявил он. – Замок способен противостоять королевскому войску. Если король хочет войну, он ее получит!»
Итак, осада началась.
Она продолжалась весь июнь, июль и не кончилась и в августе.
Фолкса отлучили от церкви, и когда его жена обратилась к королю за разрешением на развод, говоря, что ее силой выдали замуж за это чудовище, то получила немедленное согласие.
Но Фолкс все еще держался против всей армии короля.
Рандульф де Блунервил, граф Честер, принялся открыто осуждать поведение Фолкса. Фолкс, по его мнению, слишком уж упрям. Ему следует понять, что со временем он будет неизбежно разбит. Лучше бы ему отступить, как это сделал Честер, и готовиться к будущим битвам.
А хвастливые заявления и упорное сопротивление ничего хорошего Фолксу не принесут, кроме сомнительной славы тупоголового упрямца. Честер присоединился к королю, и до Фолкса наконец дошло, что он один будет нести наказание за всех мятежников, так как епископ Винчестерский затих и притаился, готовый ждать другой возможности свергнуть Губерта де Бурга.
Замок не выдержал столь долгой осады, и жарким августовским днем Фолкс вынужден был сдаться. Восемьдесят солдат гарнизона повесили тут же в замковом дворе, но Фолкса приберегли для суда.
Он попросил аудиенции у короля, и Генрих согласился.
Фолкс бросился в ноги королю.
– Я был кругом не прав, – плакался он, – но раз вы – король, то должны вспомнить, что когда-то я сражался бок о бок с вашим отцом. Я служил ему верой и правдой, и раз вы мудрый король, то вспомните и о том, что хорошие дела человека должны приниматься во внимание, когда его судят за плохие поступки.
Такая речь чем-то пришлась по душе Генриху, и он отправил Фолкса к епископу Лондона, у которого преступник должен был содержаться под стражей, пока не будет решено, что с ним делать.
Некоторое время Фолкс провел в заключении, а потом его приговорили к изгнанию и выслали во Францию.
– Будем надеяться, – произнес Губерт де Бург, – что с этим мерзавцем и смутьяном покончено!
Затем он поведал королю, что тот уже доказал свою способность править без регента, и, если на то будет согласие Его Величества, к Папе в Рим будут посланы за благословением Генриха на самостоятельное правление.
Король смаковал свой триумф, ведь все единодушно согласились, что он проявил силу воли и государственную мудрость, отразив нападки мятежников. Однако покой его вновь нарушил де Бург, явившись с новостью наиважнейшей для судеб Англии и достойной внимания короля.
– Гонец только что прибыл из Франции! – объявил де Бург с порога. – Филипп Французский скончался.
– Значит, Людовик теперь король Франции! – Генрих помрачнел.
Он никогда не забывал о том кратком периоде, когда Людовик практически правил Англией. Если б Джон не умер так кстати и вовремя, неизвестно, как повернулось бы дело.
Генрих размышлял вслух:
– Вероятно, у него хватает забот во Франции, и он уже не смотрит в нашу сторону.
– Не питайте на это надежд, Ваше Величество. Он никогда не отводил жадного взгляда от Англии с той поры, как мы его поняли, и теперь тоже не махнет на нас рукой. Спор между Францией и Англией вечен и не закончится со смертью Филиппа Августа.
– Я знаю, что наши предки всегда враждовали. Моим предшественникам редко выпадала возможность мирно править здесь, в Англии, потому что тут же возникали какие-нибудь проблемы в Нормандии. Из-за этого главным образом и пострадал мой родитель.
– Ваш родитель пострадал из-за своего характера, он сам накликал на себя беду, – заметил Губерт трезво. – Вам, государь, следует всегда помнить об этом. Вы, не сомневаюсь, пойдете иным путем и не только вернете то, что им было утрачено из владений за морем, но и возвратите былое уважение к английской короне мудрым, справедливым своим правлением.
– Я молю Господа, чтобы так и случилось.
– Это хорошо, государь, Господь вам поможет. А теперь задумаемся о заморских делах и о том, как перемены во Франции скажутся на Англии.
Молодой король высказал предположение:
– Может быть, и неплохо… Я слышал, что о Людовике его подданные невысокого мнения.
– Он человек порядочный – любящий муж, отец… Из таких людей далеко не всегда получаются хорошие короли.
– Он легко отказался от своей власти над Англией и поспешил к себе домой.
– Он понял, что народ против него, и посчитал, что умнее будет отступить, чем расшибить себе лоб о каменную стену.
– А если он и сейчас не захочет испытывать судьбу? – с надеждой в голосе задал вопрос Генрих. – С него достаточно и своего королевства.
Губерт ответил не сразу.
– Я не столько беспокоюсь о новом французском короле, сколько о королеве. Вот кого надо опасаться – Бланш, королевы Франции!
– Женщины?!
– Вы достаточно умны, государь, чтобы понимать, что женщин нельзя сбрасывать со счетов. Среди них есть – и слава Богу их немало, – кто заботится о мужьях, о семье, кто ласков, добр и самим своим присутствием вносит в дом мир и покой. Но некоторых подобная роль не удовлетворяет. Я уверен, что королева Франции именно такова.
– Она моя близкая родственница. Благодаря ей Людовик получил право претендовать на престол.
– Она ваша кузина, дочь вашей тетки Элинор, вышедшей замуж за Альфонса Кастильского. У вас общие дед и бабка. Трудно представить, что внучка Генриха Второго и Элеонор Аквитанской не обладала бы честолюбием и сильной волей.
– Значит, вы думаете, что нам следует остерегаться Бланш, хотя супруг ее – человек слабый?
– Не принимайте бездеятельность за слабость! Людовик не драчлив. Он не затевает войну без надобности и без уверенности в победе. Я считаю это проявлением мудрости. Впрочем, не мне вас учить, когда вам все это и так известно.
Генрих улыбнулся про себя. Он давно обратил внимание, что все советы и наставления Губерт теперь обрамляет фразой: «Вы сами это знаете, государь». До того, как Генрих встал на его защиту против мятежных баронов и епископа Винчестерского, Губерт де Бург общался с королем без подобных оговорок.
– Итак, вы думаете, что опасность исходит от Бланш? – повторно задал вопрос король.
– Согласитесь, государь, что англичанам всегда следует не упускать из вида французов и держаться настороже. То, что случается во Франции, немедленно находит свой отклик здесь у нас. Об этом нельзя забывать. Итак, Филипп Август мертв, а Людовик вместе с Бланш на троне. Давайте поразмыслим, как нам теперь вести себя.
– И как же, Губерт?
– Мы должны выжидать, как дальше будут развиваться события.
– И в то же время, – подхватил Генрих, – помнить, что они наши враги. И следить за ними в оба. За Людовиком и Бланш… в особенности за Бланш!
Франция, 1200–1223 годы
ОБМЕН НЕВЕСТАМИ
Тогда только что наступил первый год нового века, король Джон воссел на престол Англии несколько месяцев назад, а Филипп Август стал королем Франции почти что в один день с ним.
Заботы двух государей, разумеется, не касались трех девочек, беспечно болтающих в уединенном покое дворца короля Кастилии. Солнце уже опускалось к зениту и слепило их, даже сквозь затемненные стекла, когда объявили, что прибыл к двору трубадур, который споет им и научит девочек новым песням.
Их отец, король Альфонсо Восьмой, и их мать, дочь Генриха Второго, Элинор, были образцовой супружеской парой. Они любили и солнечный свет, и музыку на открытом воздухе, а их немногочисленный двор заслужил репутацию самого галантного в Европе. Они к тому же обожали своих дочерей и занимались образованием Беренгарии, Урраки и Бланки.
Все три девочки были красивы, а также умны, грациозны и обучены иностранным языкам, грамоте и домашнему хозяйству благодаря урокам приглашенных отцом учителей.
Для государства Кастилии это было очень важно, потому что это испанское королевство торговало невестами.
Против обычаев и нравов того сурового века Альфонсо и Элинор уделяли много внимания дочерям. Девочки пели и танцевали перед родителями, а те, в свою очередь, рассказывали им разные интересные истории. Элинор было что рассказать, но она не хотела, чтобы им довелось пережить то, что она испытала в детстве. Она росла в детском приюте при Винчестерском монастыре. Жизнь там, как и в Виндзоре, была полна тревог.
И впоследствии, куда бы ни забросила ее судьба – в Нормандию или в Пуатье, – везде жизнь маленькой Элинор омрачалась постоянной враждой между ее родителями.
Волевая натура ее матери побуждала их к ссорам, а когда отец поместил в тот же приют и своего незаконного отпрыска, ни о каком примирении и речи быть не могло. Они кричали друг на друга, и скандалы их были похожи на перебранки воришек и рыбных торговок на лондонском базаре.
И к чему это привело?
Мать как-то в запальчивости пообещала отцу, что поднимет сыновей против него. И так и поступила. А потом на много лет затворилась в монастырских стенах.
Элинор, вырвавшись благодаря замужеству из застенок, не желала дочерям подобной участи, и ее кастильский супруг был с ней согласен.
Он предпочитал развлечения политическим интригам. Любимым его занятием было щелкать кастаньетами перед личиками своих дочурок.
Далекое расстояние – мили, лиги и лье – отделяли Элинор от мрачной, туманной и погруженной в кровавые распри родины.
Девочки были любопытны, они хотели все знать. Она твердила им, что растут они при счастливом кастильском дворе, что родители их очень любят, а подданные обожают.
Альфонсо обожал дочерей и предпочитал общение с ними даже охоте. И жену свою он тоже крепко любил. Он с вожделением разглядывал ее фигуру, провожал ее взглядом, когда она, колыхая бедрами, удалялась из комнаты. Казалось, сам Господь благословил их брак.
Но не могло быть так, чтобы в подобном раю не завелся свой змий.
Чуть ли не в младенчестве Бланка уверовала, что все зло воплощают сарацины, неверные арабы, живущие к югу от ее королевства. Какими бы добрыми ни представлялись мусульманские торговцы и мастера, приходящие во дворец, чтобы заработать себе на пропитание, – они все равно коварные враги. Эта ненависть воспитала в ней железную волю.
Разговоров о нападении сарацин было много. «Вот-вот они захватят дворец и отправят девочек к султану в гарем!» Этот гарем представлялся сестричкам местом наподобие ада.
Однако ничего даже похожего на вторжение сарацин не случилось, и на девятом году жизни Бланка поняла, что девочкам грозит нечто иное, чем мусульманский плен.
Они все трое сидели на уроке, когда вызвали Беренгарию, старшую из сестер, для беседы с родителями. Уррака и Бланка встревожились, предчувствуя, что случилось нечто важное.
Девочки знали, что гости часто наведываются в замок, папа с мамой их тепло принимают, но зачем и почему – об этом им не говорили. Впрочем, младшие сестрички, проницательные, как все дети, догадывались, что какие-то разговоры ведутся о судьбе Беренгарии.
Но они представить себе не могли, что все произойдет так неожиданно.
Беренгария вернулась в классную комнату. Ее лицо было бело как мел, как будто что-то на нее обрушилось, но она не понимала, что именно.
Сестры немедленно осыпали ее вопросами – с кем она встречалась, о чем там говорилось и почему их не пригласили на прием, а предпочли лишь одну Беренгарию?
Та в изнеможении опустилась на стул.
– Меня осматривали послы.
– Чьи послы?
– Короля Леона Альфонсо.
– А почему тебя, а не всех нас?
– Потому что я старшая.
– Но почему? И зачем? – требовала ответа Бланка, младшая из сестер, а Уррака, как всегда, вторила ей.
– Вскоре… я выйду замуж за Альфонсо, короля Леона.
– Выйдешь замуж?! Ты? – вскричала Бланка. – Это невозможно. Ты еще не достигла брачной зрелости.
– Они решили, что я уже готова. – Беренгария обняла сестер и разрыдалась. – О, теперь я буду далеко и никогда вас больше не увижу!
– Леон находится совсем неподалеку, – возразила Бланка.
– Мы будем приезжать к тебе в гости, а ты – к нам, – обрадовалась Уррака.
– А вас здесь уже не будет. Вы тоже выйдете замуж.
Уррака и Бланка потрясенно взглянули друг на друга. Неужели их радужное детство окончилось?
– По крайней мере, раз твой супруг носит такое же имя, как наш папа, то он не может быть плохим человеком, – ободрила сестру Бланка.
– Разве имена делают человека плохим или хорошим! – всхлипывала Беренгария, а потом вдруг издала отчаянный вопль: – Мне еще так мало лет! Я ничего не знаю… и не понимаю! Зачем меня увозят далеко от дома? Я не хочу видеть никакого Альфонсо! Я хочу жить здесь!
Но понимание сущности всего живого и порядка вещей в мире все-таки пришло к ним.
Подобно Адаму и Еве, откусившим по куску яблока с Древа Познания, они вдруг прозрели и смирились с тем, что ждут их в жизни большие перемены.
Беренгария снарядилась в дорогу, чтобы обвенчаться с королем Леона. Родители успокаивали дочь и говорили, что все будет хорошо. Ведь она сможет управлять страной вместе с Альфонсо, став королевой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47