При дворе царили веселье и всеобщий разгул; нравы здесь были самые разнузданные. И все же она не могла не признать некоторой известной привлекательности за законодателем этой беспутной жизни – королем Карлом. В какой-то степени он даже заставил ее примириться с обычаями английского двора.
Узнав о скором отъезде своей матери, она горько заплакала.
Герцогиня Лаура как могла утешала ее; говорила, что не имеет права надолго оставлять без присмотра Модену и молодого герцога Франческо. Она и так совершила беспрецедентный поступок, приехав в Англию вместе со своей любимой дочерью; теперь ей необходимо вернуться в Италию.
– Я умру, не вынесу разлуки, – прошептала Мария-Беатрис.
– Ну что ты, дорогая. У тебя здесь много друзей. И, между прочим, твой супруг очень хорошо относится к тебе.
Мария-Беатрис вздрогнула. Герцог Йоркский и вправду был добрым человеком. Вот только по ночам… Пожалуй, если бы в природе не существовало такого времени суток, она бы с большим удовольствием проводила досуг в обществе своего супруга.
– Если ты уедешь, – сказала она, – мое сердце будет навсегда разбито.
– Какой вздор, – поморщилась герцогиня и тотчас отвернулась к окну.
Она не желала показывать, насколько встревожили ее слова дочери.
После отъезда герцогини Мария-Беатрис впала в глубокую меланхолию, и Яков уже подумывал – а не предоставить ли ее на несколько дней заботам итальянских служанок? Ему было неприятно сознавать, что его присутствие расстраивает ее не меньше, чем разлука с матерью.
В начале января Мария-Беатрис сказала ему:
– Когда я начну готовиться к рождению ребенка, у нас отпадет необходимость ночевать в одной комнате.
Яков грустно посмотрел на нее.
– Хорошо, – вздохнул он. – Все будет так, как ты пожелаешь.
Служанки уложили ее в постель. Как всегда по вечерам, она дрожала. Вот и все, скоро он будет здесь. Она боялась всего этого – его прихода, исчезновения служанок, задувания свечей.
Он опаздывал. Служанки, перешептывавшиеся в углу, этого не замечали, но она сразу обратила внимание. Слава Богу, подумала она, хоть какая-то передышка перед моими мучениями.
Служанки все шептались и шептались – а он все не появлялся.
– Его Светлость задерживается, – наконец сказала Анна. Мария-Беатрис кивнула.
– Да, вы можете идти. Скоро он будет здесь.
Они вышли, а она осталась лежать в постели, с дрожью прислушиваясь к шагам за дверью.
Все было тихо – только потрескивали свечи да ветер завывал за окном.
Мария-Беатрис прождала не меньше часа, затем заснула, а утром, проснувшись, увидела рядом с собой взбитую подушку, ровно постеленное одеяло – и поняла, что он так и не приходил.
Она села на постели, расправила локоны и сладко потянулась.
Если бы все ночи проходили так же спокойно, как эта – разве не примирилась бы она с жизнью при дворе английского короля? Наряды здесь были роскошные, пиры и увеселения – тоже. И король не уставал повторять, что она стала самой видной дамой при его дворе.
Странное дело! Ее мать уехала, и она осталась совсем одна в этой чужой стране; но вот, избавленная от необходимости исполнять супружеский долг, она чувствовала себя почти счастливой, хотя еще недавно не могла поверить в подобный исход событий.
Не пришел он и на следующую ночь. А через день она узнала – почему.
О причине его отсутствия поведала Анна. Лучше других служанок понимавшая образ мыслей своей госпожи, она решила не утаивать того, что стало известно ей.
– Он проводит ночи с любовницей, – сказала Анна. – Думаю, теперь он не будет досаждать вам своими визитами. Эта женщина еще до брака была с ним в амурных отношениях, и, говорят, он по-прежнему предан ей.
– Любовница? – опешила Мария-Беатрис. – Но ведь теперь у него есть жена!
– Ваш брак был угоден государству, а не ему. Отныне он всегда будет спать с любовницами. Как и его брат, уже давно забывший дорогу в спальню королевы.
– Тогда все понятно, – бесцветным голосом произнесла Мария-Беатрис.
– Вы довольны, моя госпожа? – спросила Анна.
– Я скажу ему, что мне не очень-то приятно знать о его связи с этой женщиной.
Анна удивленно вытаращила глаза.
– В таком случае, кое-что непонятно мне. Неужели вы не видите всех преимуществ этого положения? Покуда он с ней, вы свободны.
– О да, – спохватилась Мария-Беатрис, – и за это премного благодарна ему.
– Ну, а если вы желаете избавиться от его домогательств, то кто же здесь вам поможет, как не его любовница?
– Да, конечно, – вздохнула юная герцогиня. – Разумеется, ты права.
Настала ночь, служанки задули свечи и ушли. Она ждала его – ждала и злилась. Вот уже пятые сутки он не появлялся в ее покоях.
Беременной она себя не чувствовала. Следовательно, у него тоже не было повода для таких мыслей. И все же он по-прежнему проводил ночи с любовницей.
В конце концов это было просто унизительно. Ее, принцессу, предпочли какой-то другой женщине! Мало того, она состояла в законном браке с ним. А как он притворялся, будто рад видеть ее, приплывшую к нему из-за моря!.. Словно и не знал, что граф Петерборо исчерпал все запасы красноречия, уговаривая ее мать выдать дочь за него замуж.
А теперь ею откровенно пренебрегали – из-за кого? Из-за любовницы!
Но вот… не его ли шаги послышались в коридоре? Все-таки пришел… Она села на постели, сложила руки на груди и замерла в напряженном ожидании.
Нет, это не он – просто кто-то прошел за дверью. Она уставилась в темный угол спальни. Поняла, что и сегодня будет спать одна.
Мария-Беатрис попробовала представить себе женщину, с которой он остался. Какая она? Наверняка красавица. Как и все любовницы. Ведь мужчины ходят к ним отнюдь не ради исполнения супружеского долга. И ради них они покидают своих законных жен… в темноте, в одиночестве.
Вот оно, слово – одиночество! Ей здесь одиноко.
Она снова легла и заплакала. А вдруг он придет и застанет ее в слезах? Тогда он скажет: не бойся, маленькая, я сейчас уйду, если это тебе угодно.
Он будет доволен – потому что ему приятнее быть с любовницей, чем исполнять свой супружеский долг. Но долг – это святая обязанность! А если ею пренебрегают пятую ночь подряд?
Мария-Беатрис стиснула зубы и ударила кулаком по соседней подушке.
Затем уткнулась лицом в ладони и громко зарыдала. Ее поразило только что сделанное открытие. Она хотела Якова.
ВЫСОКИЕ ЧУВСТВА
Девочки, гулявшие в ричмондском парке, образовали умилительную картину. Две пары прохаживались под руку – сразу видно, лучшие подруги: принцессы Мария и Анна; Анна Трелони и Сара Дженнингс. Сара умела выгодно преподать себя, и принцесса Анна не переставала хохотать над ее остроумными репликами.
Две сестры Вилльерс, Елизавета и Екатерина, держались немного позади – в круг избранных они не входили. Мария то и дело пожимала руку Анны Трелони. Ах, думала она, как замечательно иметь такую подругу; общество Анны и сестры она ценила больше, чем любое другое. Правда, с ними все время находилась Сара Дженнингс, чересчур надоедавшая своими остротами, но принцесса Анна была от нее в восторге, а потому Мария проявляла великодушие: принимала Сару в качестве четвертого члена их небольшой компании.
За очередным поворотом аллеи принцесса Анна близоруко прищурилась – посмотрела куда-то вдаль, – а затем предложила:
– Бежим вон к тому дереву! Наперегонки, а? Проследив за ее взглядом, Мария не увидела деревьев; впереди тянулся зеленый газон, а на нем стоял какой-то мужчина.
– Какое же это дерево? – удивилась Мария. – Это человек.
– Нет дерево!
– А я говорю – человек, – назидательным тоном произнесла Мария.
Анна отвернулась и повторила:
– Дерево. Не спорь со мной.
– Ладно, давай подойдем ближе и посмотрим, кто из нас прав.
Анна надулась, затем вздохнула и беззаботно пожала плечами.
– Я и так знаю, что это дерево. И я уже не хочу идти к нему. Лучше вернемся во дворец.
Мария с упреком посмотрела на сестру. Какое бессмысленное упрямство! Нет, ее нужно проучить, пусть впредь не будет такой самонадеянной.
Отпустив Анну Трелони, она взяла сестру за руку и повела ее через газон. Пока они шли, предмет их спора начал двигаться в сторону дворца.
– Ну? – торжествующим голосом воскликнула Мария. – Теперь ты видишь, что это такое?
Анна посмотрела себе под ноги и улыбнулась.
– Нет, сестра, – сказала она. – По-моему, это все-таки дерево.
Мария даже всплеснула руками – так велико было ее отчаяние.
– Ох, Анна, ты неисправима. Пошли во дворец.
На обратном пути ей хотелось поговорить с Анной всерьез, растолковать необходимость прислушиваться к чужому мнению. Но когда они подошли к главным воротам, она вдруг перестала думать об упрямстве своей сестры – потому что увидела герцога Монмута, передававшего поводья одному из грумов герцога Йоркского.
Приезды Джемми всегда доставляли ей удовольствие.
По правде сказать, в Ричмонд Монмут ехал без особой радости. Его очень расстроило известие о новом супружестве дяди Якова. Новая жена – тем более молодая – это почти наверняка дети, а среди них могут оказаться и мальчики. В данном случае – наследники престола. Проклятье! Одного из таких отпрысков Якову за глаза хватит, чтобы лишить его, Джемми, всех надежд на английскую корону. Ну чего бы, спрашивается, этому бабнику не успокоиться на достигнутом, на своих двух дочерях? Умненькие, хорошенькие – вот и ходил бы себе во вдовцах. Любовниц ему мало, что ли?
Увы, герцог Йоркский все-таки женился. На юной, на красивой. Результаты этого брака непременно последуют, нет сомнений. Зазвонят колокола, заискрятся тысячи фейерверков, и все это – в память по несбывшимся мечтам герцога Монмута.
Но нет, Джемми не привык сдаваться без боя. Супружество Якова стало сильнейшим из ударов судьбы, когда-либо выпадавших на его долю, – но оно же давало ему шанс, которым он не мог не воспользоваться.
Его озарило, когда он смотрел на костры, пылавшие пятого ноября. В тот день на улицах кричали: «Мы против Папы!», и он ликовал, слыша эти крики. Да, Яков мог обзавестись наследником, но его сын оказался бы ребенком католички и католика, а народ Англии ясно давал понять, что нового приспешника Папы он не потерпит.
Вот почему так много внимания Монмут стал уделять религии. В течение последних недель его видели на всех главных лондонских богослужениях; отнюдь не пренебрегая мирской жизнью английского двора, в обществе он разговаривал исключительно на теологические темы. Всюду, где только возможно, старался зарекомендовать себя убежденным протестантом – так что даже самые ярые приверженцы протестантской церкви уже начинали благосклонно посматривать на него.
Эти семена были брошены на благодатную почву, и теперь оставалось лишь надеяться на нескорый, но богатый урожай. Католику герцогу Йоркскому, законному наследнику английского трона, предстояло сразиться с протестантом герцогом Монмутом – ублюдком, это правда, но подобное положение дел можно было исправить одним-единственным росчерком пера.
В таком случае, размышлял он по дороге в ричмондский дворец, брак герцога Йоркского даже не совсем плох. Если юной герцогине не удастся родить наследника – о чем, конечно, надо молить Бога, – тогда начнется политическая интрига между дядей и племянником… и кто знает, на чьей стороне окажется победа? Лишь бы не было нового потомства: эти розовощекие младенцы умеют тронуть сердце простого человека – будь он католик или протестант, все равно.
Кстати, недавно он слышал, что после свадьбы Якова Карл решил отстранить брата от обучения Марии и Анны. Это тоже хорошо. Пусть люди знают, что королю известно о том пагубном влиянии, которое оказывает на герцога Йоркского католическая семья его супруги. Это склонит их на сторону протестанта Джемми Монмута.
– Эй, кузины! Вот и я! – воскликнул он, завидев бегущих ему навстречу дочерей герцога.
Подбежав, обе повисли у него на шее. Он обнял их, поднял над землей и закружил в воздухе. Затем бережно опустил на ноги.
– Ну, как дела? Научились танцевать? А петь?
Анна улыбнулась и кивнула, но Мария вместо нее ответила:
– Боюсь, наши дела идут не очень хорошо. Во всяком случае, мне так кажется.
– Ну, против этого у меня есть одно замечательное средство. Я ставлю балет, на котором будет присутствовать Его Величество. Хотите, отведу вам две роли?
Анна захлопала в ладоши.
– Вот будет здорово! Джемми, я согласна.
– Но ведь мы еще не настолько образованны, чтобы выступать перед Его Величеством, – заметила Мария.
– Мой отец снисходителен к тем, кого любит.
Теперь и Мария улыбнулась. Она уже давно заметила его манеру называть короля «мой отец» – Джемми не хотел, чтобы кто-то забывал об их родственных отношениях.
– Но если наша игра все-таки не понравится ему? – на всякий случай спросила она.
Немного подумав, Джемми предложил:
– А давайте-ка сделаем вот что. Вы сейчас станцуете какой-нибудь танец и споете по одной песенке. Тогда я смогу решить, достойны ли вы чести выступать перед моим отцом.
Девочки по очереди продемонстрировали свое исполнительское искусство: Анна – небрежно и плохо, Мария – очень старательно, но с таким же результатом.
– Значит так, – сказал Монмут, – вам нужен хороший учитель. Вы возьмете у него несколько уроков и тогда сможете предстать перед моим отцом. Честно говоря, иного выхода я не вижу. Те роли, о которых я говорил, будут написаны специально для вас, замены у меня нет.
– А долго нам придется брать уроки? – спросила Мария.
– Не очень. Во всяком случае, не дольше, чем мне понадобится для других приготовлений к балету.
Расставшись с Джемми, Анна и Мария принялись обсуждать эту новость.
– Как хочется побывать при дворе! – воскликнула Анна. – Обязательно возьму с собой Сару – ей тоже там понравится.
– Нам еще нужно научиться как следует танцевать, – напомнила Мария.
– А что, иначе нас не пригласят ко двору? – деловито осведомилась Анна.
– Нет, иначе мы подведем Джемми, – сказала Мария.
Вскоре в Ричмонд прибыл ведущий актер королевского театра мистер Беттертон, которому Монмут велел научить девочек пластике, сценическому движению и искусству декламации.
На предложение Джемми Яков согласился без раздумий – знал любовь Карла к театрализованным представлениям и хотел, чтобы его дочери отличились перед дядей.
Уроки принцессам понравились, а мистер Беттертон и вовсе очаровал их. Занятия с ним скорее походили на игру, чем на работу с голосом и телом.
Мария была счастлива. Ее мачеха во всем старалась угодить ей – как и Мария делала все возможное, чтобы быть приятной новой жене герцога Йоркского. Елизавета Вилльерс ошиблась: с мачехой вполне можно было поладить, и Мария радовалась тому, что сумела доказать неправоту Елизаветы. Днем она училась петь и танцевать, а по вечерам молилась. В молитвах Мария неизменно упоминала Джемми; им она дорожила почти так же, как и Анной, – хотела запомнить каждую встречу с ним.
По секрету Джемми сказал ей, что детские роли для балета он поручил написать придворному поэту Джону Кроуни. Мария должна была играть Каллисту, нимфу богини Дианы.
Джон Кроуни был в смятении.
К герцогу Монмуту он пришел, чтобы пожаловаться на свое отчаянное положение.
– Милорд, как я могу писать роль Каллисты, когда знаю, что она отведена принцессе Марии? Неужели вы забыли, что эту нимфу в конце концов насилует Юпитер?
Монмут расхохотался.
– Пожалуй, в этот момент представления мне будет приятно взглянуть на лицо герцога Йоркского! Как ты думаешь, ведь он не обрадуется такому зрелищу, а?
– Не обрадуется, Ваша Светлость. Но я боюсь, в результате пострадает моя карьера. Ведь королю это тоже не понравится.
– Положись на меня – уж я-то постараюсь сделать так, чтобы у моего отца было хорошее настроение.
– Не сомневаюсь в вашем влиянии на короля, милорд. Но девочке всего одиннадцать лет, она не подходит для этой роли. Могу я предложить вам свой вариант финала? Давайте сделаем так: Каллиста убегает от Юпитера – и никакого изнасилования. – Предвидя возражения Монмута, Кроуни заговорил быстрее. – Я бы мог написать роль и для принцессы Анны. Пусть она играет одну из сестер нимфы. Что касается Юпитера, то…
Монмут перебил:
– На роль Юпитера у меня уже есть кандидатура. Его будет играть другая девочка.
– Ваша Светлость…
– Леди Генриетта Вентворт, – улыбнулся Монмут. – Думаю, она справится со своей ролью.
Приготовления к балету при дворе обсуждались с жаром, и даже сам король проявил интерес к этой постановке. Неудивительно – за дело взялся Джемми, а ведь Джемми слыл лучшим танцором королевского двора; кроме того, Карлу было приятно думать, что его сын проявляет заботу о Марии и Анне, которых уже сейчас следовало приобщать к жизни высшего английского общества. Вот и пусть роль Каллисты станет их представлением ко двору, решил Карл.
Будущий спектакль не вызывал восторга только у одной придворной дамы – у Маргариты Бладж, камеристки королевы Екатерины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Узнав о скором отъезде своей матери, она горько заплакала.
Герцогиня Лаура как могла утешала ее; говорила, что не имеет права надолго оставлять без присмотра Модену и молодого герцога Франческо. Она и так совершила беспрецедентный поступок, приехав в Англию вместе со своей любимой дочерью; теперь ей необходимо вернуться в Италию.
– Я умру, не вынесу разлуки, – прошептала Мария-Беатрис.
– Ну что ты, дорогая. У тебя здесь много друзей. И, между прочим, твой супруг очень хорошо относится к тебе.
Мария-Беатрис вздрогнула. Герцог Йоркский и вправду был добрым человеком. Вот только по ночам… Пожалуй, если бы в природе не существовало такого времени суток, она бы с большим удовольствием проводила досуг в обществе своего супруга.
– Если ты уедешь, – сказала она, – мое сердце будет навсегда разбито.
– Какой вздор, – поморщилась герцогиня и тотчас отвернулась к окну.
Она не желала показывать, насколько встревожили ее слова дочери.
После отъезда герцогини Мария-Беатрис впала в глубокую меланхолию, и Яков уже подумывал – а не предоставить ли ее на несколько дней заботам итальянских служанок? Ему было неприятно сознавать, что его присутствие расстраивает ее не меньше, чем разлука с матерью.
В начале января Мария-Беатрис сказала ему:
– Когда я начну готовиться к рождению ребенка, у нас отпадет необходимость ночевать в одной комнате.
Яков грустно посмотрел на нее.
– Хорошо, – вздохнул он. – Все будет так, как ты пожелаешь.
Служанки уложили ее в постель. Как всегда по вечерам, она дрожала. Вот и все, скоро он будет здесь. Она боялась всего этого – его прихода, исчезновения служанок, задувания свечей.
Он опаздывал. Служанки, перешептывавшиеся в углу, этого не замечали, но она сразу обратила внимание. Слава Богу, подумала она, хоть какая-то передышка перед моими мучениями.
Служанки все шептались и шептались – а он все не появлялся.
– Его Светлость задерживается, – наконец сказала Анна. Мария-Беатрис кивнула.
– Да, вы можете идти. Скоро он будет здесь.
Они вышли, а она осталась лежать в постели, с дрожью прислушиваясь к шагам за дверью.
Все было тихо – только потрескивали свечи да ветер завывал за окном.
Мария-Беатрис прождала не меньше часа, затем заснула, а утром, проснувшись, увидела рядом с собой взбитую подушку, ровно постеленное одеяло – и поняла, что он так и не приходил.
Она села на постели, расправила локоны и сладко потянулась.
Если бы все ночи проходили так же спокойно, как эта – разве не примирилась бы она с жизнью при дворе английского короля? Наряды здесь были роскошные, пиры и увеселения – тоже. И король не уставал повторять, что она стала самой видной дамой при его дворе.
Странное дело! Ее мать уехала, и она осталась совсем одна в этой чужой стране; но вот, избавленная от необходимости исполнять супружеский долг, она чувствовала себя почти счастливой, хотя еще недавно не могла поверить в подобный исход событий.
Не пришел он и на следующую ночь. А через день она узнала – почему.
О причине его отсутствия поведала Анна. Лучше других служанок понимавшая образ мыслей своей госпожи, она решила не утаивать того, что стало известно ей.
– Он проводит ночи с любовницей, – сказала Анна. – Думаю, теперь он не будет досаждать вам своими визитами. Эта женщина еще до брака была с ним в амурных отношениях, и, говорят, он по-прежнему предан ей.
– Любовница? – опешила Мария-Беатрис. – Но ведь теперь у него есть жена!
– Ваш брак был угоден государству, а не ему. Отныне он всегда будет спать с любовницами. Как и его брат, уже давно забывший дорогу в спальню королевы.
– Тогда все понятно, – бесцветным голосом произнесла Мария-Беатрис.
– Вы довольны, моя госпожа? – спросила Анна.
– Я скажу ему, что мне не очень-то приятно знать о его связи с этой женщиной.
Анна удивленно вытаращила глаза.
– В таком случае, кое-что непонятно мне. Неужели вы не видите всех преимуществ этого положения? Покуда он с ней, вы свободны.
– О да, – спохватилась Мария-Беатрис, – и за это премного благодарна ему.
– Ну, а если вы желаете избавиться от его домогательств, то кто же здесь вам поможет, как не его любовница?
– Да, конечно, – вздохнула юная герцогиня. – Разумеется, ты права.
Настала ночь, служанки задули свечи и ушли. Она ждала его – ждала и злилась. Вот уже пятые сутки он не появлялся в ее покоях.
Беременной она себя не чувствовала. Следовательно, у него тоже не было повода для таких мыслей. И все же он по-прежнему проводил ночи с любовницей.
В конце концов это было просто унизительно. Ее, принцессу, предпочли какой-то другой женщине! Мало того, она состояла в законном браке с ним. А как он притворялся, будто рад видеть ее, приплывшую к нему из-за моря!.. Словно и не знал, что граф Петерборо исчерпал все запасы красноречия, уговаривая ее мать выдать дочь за него замуж.
А теперь ею откровенно пренебрегали – из-за кого? Из-за любовницы!
Но вот… не его ли шаги послышались в коридоре? Все-таки пришел… Она села на постели, сложила руки на груди и замерла в напряженном ожидании.
Нет, это не он – просто кто-то прошел за дверью. Она уставилась в темный угол спальни. Поняла, что и сегодня будет спать одна.
Мария-Беатрис попробовала представить себе женщину, с которой он остался. Какая она? Наверняка красавица. Как и все любовницы. Ведь мужчины ходят к ним отнюдь не ради исполнения супружеского долга. И ради них они покидают своих законных жен… в темноте, в одиночестве.
Вот оно, слово – одиночество! Ей здесь одиноко.
Она снова легла и заплакала. А вдруг он придет и застанет ее в слезах? Тогда он скажет: не бойся, маленькая, я сейчас уйду, если это тебе угодно.
Он будет доволен – потому что ему приятнее быть с любовницей, чем исполнять свой супружеский долг. Но долг – это святая обязанность! А если ею пренебрегают пятую ночь подряд?
Мария-Беатрис стиснула зубы и ударила кулаком по соседней подушке.
Затем уткнулась лицом в ладони и громко зарыдала. Ее поразило только что сделанное открытие. Она хотела Якова.
ВЫСОКИЕ ЧУВСТВА
Девочки, гулявшие в ричмондском парке, образовали умилительную картину. Две пары прохаживались под руку – сразу видно, лучшие подруги: принцессы Мария и Анна; Анна Трелони и Сара Дженнингс. Сара умела выгодно преподать себя, и принцесса Анна не переставала хохотать над ее остроумными репликами.
Две сестры Вилльерс, Елизавета и Екатерина, держались немного позади – в круг избранных они не входили. Мария то и дело пожимала руку Анны Трелони. Ах, думала она, как замечательно иметь такую подругу; общество Анны и сестры она ценила больше, чем любое другое. Правда, с ними все время находилась Сара Дженнингс, чересчур надоедавшая своими остротами, но принцесса Анна была от нее в восторге, а потому Мария проявляла великодушие: принимала Сару в качестве четвертого члена их небольшой компании.
За очередным поворотом аллеи принцесса Анна близоруко прищурилась – посмотрела куда-то вдаль, – а затем предложила:
– Бежим вон к тому дереву! Наперегонки, а? Проследив за ее взглядом, Мария не увидела деревьев; впереди тянулся зеленый газон, а на нем стоял какой-то мужчина.
– Какое же это дерево? – удивилась Мария. – Это человек.
– Нет дерево!
– А я говорю – человек, – назидательным тоном произнесла Мария.
Анна отвернулась и повторила:
– Дерево. Не спорь со мной.
– Ладно, давай подойдем ближе и посмотрим, кто из нас прав.
Анна надулась, затем вздохнула и беззаботно пожала плечами.
– Я и так знаю, что это дерево. И я уже не хочу идти к нему. Лучше вернемся во дворец.
Мария с упреком посмотрела на сестру. Какое бессмысленное упрямство! Нет, ее нужно проучить, пусть впредь не будет такой самонадеянной.
Отпустив Анну Трелони, она взяла сестру за руку и повела ее через газон. Пока они шли, предмет их спора начал двигаться в сторону дворца.
– Ну? – торжествующим голосом воскликнула Мария. – Теперь ты видишь, что это такое?
Анна посмотрела себе под ноги и улыбнулась.
– Нет, сестра, – сказала она. – По-моему, это все-таки дерево.
Мария даже всплеснула руками – так велико было ее отчаяние.
– Ох, Анна, ты неисправима. Пошли во дворец.
На обратном пути ей хотелось поговорить с Анной всерьез, растолковать необходимость прислушиваться к чужому мнению. Но когда они подошли к главным воротам, она вдруг перестала думать об упрямстве своей сестры – потому что увидела герцога Монмута, передававшего поводья одному из грумов герцога Йоркского.
Приезды Джемми всегда доставляли ей удовольствие.
По правде сказать, в Ричмонд Монмут ехал без особой радости. Его очень расстроило известие о новом супружестве дяди Якова. Новая жена – тем более молодая – это почти наверняка дети, а среди них могут оказаться и мальчики. В данном случае – наследники престола. Проклятье! Одного из таких отпрысков Якову за глаза хватит, чтобы лишить его, Джемми, всех надежд на английскую корону. Ну чего бы, спрашивается, этому бабнику не успокоиться на достигнутом, на своих двух дочерях? Умненькие, хорошенькие – вот и ходил бы себе во вдовцах. Любовниц ему мало, что ли?
Увы, герцог Йоркский все-таки женился. На юной, на красивой. Результаты этого брака непременно последуют, нет сомнений. Зазвонят колокола, заискрятся тысячи фейерверков, и все это – в память по несбывшимся мечтам герцога Монмута.
Но нет, Джемми не привык сдаваться без боя. Супружество Якова стало сильнейшим из ударов судьбы, когда-либо выпадавших на его долю, – но оно же давало ему шанс, которым он не мог не воспользоваться.
Его озарило, когда он смотрел на костры, пылавшие пятого ноября. В тот день на улицах кричали: «Мы против Папы!», и он ликовал, слыша эти крики. Да, Яков мог обзавестись наследником, но его сын оказался бы ребенком католички и католика, а народ Англии ясно давал понять, что нового приспешника Папы он не потерпит.
Вот почему так много внимания Монмут стал уделять религии. В течение последних недель его видели на всех главных лондонских богослужениях; отнюдь не пренебрегая мирской жизнью английского двора, в обществе он разговаривал исключительно на теологические темы. Всюду, где только возможно, старался зарекомендовать себя убежденным протестантом – так что даже самые ярые приверженцы протестантской церкви уже начинали благосклонно посматривать на него.
Эти семена были брошены на благодатную почву, и теперь оставалось лишь надеяться на нескорый, но богатый урожай. Католику герцогу Йоркскому, законному наследнику английского трона, предстояло сразиться с протестантом герцогом Монмутом – ублюдком, это правда, но подобное положение дел можно было исправить одним-единственным росчерком пера.
В таком случае, размышлял он по дороге в ричмондский дворец, брак герцога Йоркского даже не совсем плох. Если юной герцогине не удастся родить наследника – о чем, конечно, надо молить Бога, – тогда начнется политическая интрига между дядей и племянником… и кто знает, на чьей стороне окажется победа? Лишь бы не было нового потомства: эти розовощекие младенцы умеют тронуть сердце простого человека – будь он католик или протестант, все равно.
Кстати, недавно он слышал, что после свадьбы Якова Карл решил отстранить брата от обучения Марии и Анны. Это тоже хорошо. Пусть люди знают, что королю известно о том пагубном влиянии, которое оказывает на герцога Йоркского католическая семья его супруги. Это склонит их на сторону протестанта Джемми Монмута.
– Эй, кузины! Вот и я! – воскликнул он, завидев бегущих ему навстречу дочерей герцога.
Подбежав, обе повисли у него на шее. Он обнял их, поднял над землей и закружил в воздухе. Затем бережно опустил на ноги.
– Ну, как дела? Научились танцевать? А петь?
Анна улыбнулась и кивнула, но Мария вместо нее ответила:
– Боюсь, наши дела идут не очень хорошо. Во всяком случае, мне так кажется.
– Ну, против этого у меня есть одно замечательное средство. Я ставлю балет, на котором будет присутствовать Его Величество. Хотите, отведу вам две роли?
Анна захлопала в ладоши.
– Вот будет здорово! Джемми, я согласна.
– Но ведь мы еще не настолько образованны, чтобы выступать перед Его Величеством, – заметила Мария.
– Мой отец снисходителен к тем, кого любит.
Теперь и Мария улыбнулась. Она уже давно заметила его манеру называть короля «мой отец» – Джемми не хотел, чтобы кто-то забывал об их родственных отношениях.
– Но если наша игра все-таки не понравится ему? – на всякий случай спросила она.
Немного подумав, Джемми предложил:
– А давайте-ка сделаем вот что. Вы сейчас станцуете какой-нибудь танец и споете по одной песенке. Тогда я смогу решить, достойны ли вы чести выступать перед моим отцом.
Девочки по очереди продемонстрировали свое исполнительское искусство: Анна – небрежно и плохо, Мария – очень старательно, но с таким же результатом.
– Значит так, – сказал Монмут, – вам нужен хороший учитель. Вы возьмете у него несколько уроков и тогда сможете предстать перед моим отцом. Честно говоря, иного выхода я не вижу. Те роли, о которых я говорил, будут написаны специально для вас, замены у меня нет.
– А долго нам придется брать уроки? – спросила Мария.
– Не очень. Во всяком случае, не дольше, чем мне понадобится для других приготовлений к балету.
Расставшись с Джемми, Анна и Мария принялись обсуждать эту новость.
– Как хочется побывать при дворе! – воскликнула Анна. – Обязательно возьму с собой Сару – ей тоже там понравится.
– Нам еще нужно научиться как следует танцевать, – напомнила Мария.
– А что, иначе нас не пригласят ко двору? – деловито осведомилась Анна.
– Нет, иначе мы подведем Джемми, – сказала Мария.
Вскоре в Ричмонд прибыл ведущий актер королевского театра мистер Беттертон, которому Монмут велел научить девочек пластике, сценическому движению и искусству декламации.
На предложение Джемми Яков согласился без раздумий – знал любовь Карла к театрализованным представлениям и хотел, чтобы его дочери отличились перед дядей.
Уроки принцессам понравились, а мистер Беттертон и вовсе очаровал их. Занятия с ним скорее походили на игру, чем на работу с голосом и телом.
Мария была счастлива. Ее мачеха во всем старалась угодить ей – как и Мария делала все возможное, чтобы быть приятной новой жене герцога Йоркского. Елизавета Вилльерс ошиблась: с мачехой вполне можно было поладить, и Мария радовалась тому, что сумела доказать неправоту Елизаветы. Днем она училась петь и танцевать, а по вечерам молилась. В молитвах Мария неизменно упоминала Джемми; им она дорожила почти так же, как и Анной, – хотела запомнить каждую встречу с ним.
По секрету Джемми сказал ей, что детские роли для балета он поручил написать придворному поэту Джону Кроуни. Мария должна была играть Каллисту, нимфу богини Дианы.
Джон Кроуни был в смятении.
К герцогу Монмуту он пришел, чтобы пожаловаться на свое отчаянное положение.
– Милорд, как я могу писать роль Каллисты, когда знаю, что она отведена принцессе Марии? Неужели вы забыли, что эту нимфу в конце концов насилует Юпитер?
Монмут расхохотался.
– Пожалуй, в этот момент представления мне будет приятно взглянуть на лицо герцога Йоркского! Как ты думаешь, ведь он не обрадуется такому зрелищу, а?
– Не обрадуется, Ваша Светлость. Но я боюсь, в результате пострадает моя карьера. Ведь королю это тоже не понравится.
– Положись на меня – уж я-то постараюсь сделать так, чтобы у моего отца было хорошее настроение.
– Не сомневаюсь в вашем влиянии на короля, милорд. Но девочке всего одиннадцать лет, она не подходит для этой роли. Могу я предложить вам свой вариант финала? Давайте сделаем так: Каллиста убегает от Юпитера – и никакого изнасилования. – Предвидя возражения Монмута, Кроуни заговорил быстрее. – Я бы мог написать роль и для принцессы Анны. Пусть она играет одну из сестер нимфы. Что касается Юпитера, то…
Монмут перебил:
– На роль Юпитера у меня уже есть кандидатура. Его будет играть другая девочка.
– Ваша Светлость…
– Леди Генриетта Вентворт, – улыбнулся Монмут. – Думаю, она справится со своей ролью.
Приготовления к балету при дворе обсуждались с жаром, и даже сам король проявил интерес к этой постановке. Неудивительно – за дело взялся Джемми, а ведь Джемми слыл лучшим танцором королевского двора; кроме того, Карлу было приятно думать, что его сын проявляет заботу о Марии и Анне, которых уже сейчас следовало приобщать к жизни высшего английского общества. Вот и пусть роль Каллисты станет их представлением ко двору, решил Карл.
Будущий спектакль не вызывал восторга только у одной придворной дамы – у Маргариты Бладж, камеристки королевы Екатерины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35