А письмо еще только вчера начало свой долгий и длинный путь на Украину - к Харьковщине. Может быть, через три недели, может быть, через месяц томящаяся в разлуке с мужем жена получит от него радостную весть, из которой узнает, что 16 мая ее муж, которого она уже давно считала убитым, не получая вестей от него, был жив, и здоров, и весел, и уверен в победе, во встрече…
А того, что в первую же ночь после 16 мая муж получил смертельную рану, жена еще долго-долго не будет знать: адрес ее никому здесь не известен. Она пришлет сюда ответное, радостное письмо, это письмо вскроют здесь, прочитают и отошлют тогда сообщение, что муж ее «пал смертью храбрых».
Он был кадровым командиром - опытным, бесстрашным, любимым командирами и бойцами. Он не был ничем награжден, и только недавно на утверждение была послана бумага о присвоении ему звания капитана.
И Ибрагимов в мчавшемся автомобиле говорил, что обязательно представит Черепивского - за все прошлые его дела - к ордену, и что сегодня, вернувшись в отряд, соберет бойцов и устроит траурный митинг, и что если б Черепивский уже не был похоронен, то он обязательно похоронил бы его не здесь, в медсанбате, а у себя в отряде, и что надо будет сделать на могиле хорошую надпись…
Во всем, что говорилось в машине, не было ни удрученности, ни подавленности теми ассоциациями, которые, конечно, могли бы возникнуть у каждого из ехавших, - ведь война для всех одинакова и судьба каждого никому не известна. И только раз Миронов сказал, стараясь придать своим словам тон шутки: «Вот, думаю, сколько ни живу, а не пережить и мне этой войны!» И Ибрагимов суховато молвил: «Ну, это никому не известно!» А я добавил: «Можно в самой горячке живым остаться, а после войны попасть под трамвай, - всяко может быть, и нечего о том думать!»
Наговорившись о Черепивском, все замолчали и всю дальнейшую дорогу ехали молча, и я ясно ощушал в этом молчании мысли каждого.
Через час мы приехали в лес, обогнув Городище. Меня довезли до шлагбаума. Я поблагодарил моих спутников, распрощался с ними. Они поехали в штаб, а я побрел в чащу леса - в редакцию.
Я был уверен, что меня наконец ждут письма от моих родных. Но никаких писем не оказалось. И тревога, большая тревога залила новой волной горечи душу.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
НАД ЛАДОГОЙ И ПРИЛАДОЖЬЕМ
ЕДУ К ЛЕТЧИКАМ.
ПЯТЬ ПРОТИВ ПЯТИДЕСЯТИ.
В ВЕЧЕРНИЙ ЧАС
НОЧЬ У СВЯЗИСТОВ.
ПОД СВИРЕПОЙ БОМБЕЖКОЙ.
БЫТ И ПРИРОДА.
ШТУРМАН БОРИСОВЕЦ
ДРУЗЬЯ КОНСТАНТИНА СЕМЕНОВА
У-2 И ДВА «МЕССЕРШМИТТА».
ПОСЛЕДНИЕ ТРИ ДНЯ С ЛЕТЧИКАМИ
ТЫСЯЧА ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМОЙ, БРЕЮЩИЙ…
(13-я воздушная армия, 27 мая - 2 июня 1942 года)
22 мая, сквозь льды Шлиссельбургской губы, пробился к восточному берегу Ладожского озера буксирный пароход «Гидротехник». Прихватив в Кобоне тяжело нагруженную баржу, он на следующий день невредимым вернулся в Осиновец. Вслед за ним, под жестокой бомбежкой с воздуха, губу пересекли еще несколько судов с грузом. 28 мая к пирсам строящихся на восточном берегу новых портов причалили двадцать кораблей Ладожской военной флотилии - канонерки, тральщики, транспортные суда и буксирные пароходы. В этот день сто четыре фашистских самолета (из них - девяносто Ю-87 и Ю-88) бомбили в разгар погрузки судов Кобону и, потеряв за сорок пять минут в воздушных боях с нашими малочисленными истребителями девятнадцать самолетов, ушли. В нашей флотилии погиб только один корабль. В этот же день, 28 мая, двинулся от Новой Ладоги к ленинградскому берегу первый караван буксируемых барж.
И уже никакие немецкие бомбежки и артобстрелы не могли помешать открывшейся на Ладожском озере в еще не растаявших льдах навигации…
В конце мая и начале июня я провел неделю с теми летчиками, которые отражали сильнейшие налеты на Кобону, и с другими, обеспечивавшими надежную связь между Приладожьем и Ленинградом,
В своих летных комбинезонах эти капитаны и лейтенанты были так похожи один на другого! После стольких лет я уже не помню лиц некоторых из них, а тогда, двадцать лет назад, я не успел охарактеризовать их. Я едва успевал тогда записывать только их удивительные дела, их горячие, порой кажущиеся теперь бессвязными разговоры. Все было так перебивчиво, так порывисто, так стремительно!
Но ради аромата подлинности и точности, пусть все в этой главе остается так, как было бегло записано мною в белые ночи, в те майские дни 1942 года!
Еду к летчикам
27 мая. Вечер. Деревня Шум
К обеду погода наконец исправилась, вышло солнце, сразу стало тепло и хорошо. Такая погода обещала новые боевые дела летчикам. Поэтому, покинув надоевший мне лес у деревни Городище, я на случайно подвернувшейся «эмке» отправился к тому фронтовому временному аэродрому, на который базируется 121-я отдельная авиационная эскадрилья связи капитана П. А. Белкина.
Слыша каждую фронтовую ночь над собой в лесу стрекотанье маленьких учебных бипланов У-2, едва не касающихся колесами верхушек деревьев, я до сих пор все еще не удосужился познакомиться с их работой.
Неожиданный получасовой перелет над Ладогой в Янино, в конце апреля этого года, когда я, что называется, не успел оглянуться, заставил меня дать себе обещание посетить эскадрилью связи, узнать все возможное о ее работе.
… На этот же аэродром базируется и 159-й полк истребительной авиации - полк майора Сокола, летающий на последних, оставшихся у него американских «кеттихавках» и «томагавках». Эти изящные машины, с черными пропеллерами, окрашенными по концам желтой краской, я видел при моем посещении 154-го иап у деревни Плеханово, под Волховом, в феврале нынешнего года. О 159-м истребительном полке я наслышан и от Героя Советского Союза майора Г. Г. Петрова, побывавшего там, у своего «соседа» в гостях, и от летчика П. А. Пилютова (он, к слову сказать, в марте получил пятый орден), и от других тамошних летчиков, которые часто нападают на немцев совместно с пилотами 159-го полка.
И вот, обведенный с трех сторон лесом, луг - яркозеленая, ровная, как газон, трава. По краям луг слегка заболочен, здесь мокро, вязко. Этот ровный клочок земли служит летчикам взлетно-посадочной площадкой: аэродром - полевой, временный, годный в условиях только нашего военного времени.
Самолеты - истребители и У-2 - замаскированы в кустах, на краю лесной опушки. С северной стороны луга - ровная аллея стародавних деревьев и такой же зеленый, с купой раскидистых вязов холм. Это - удобный командный и наблюдательный пункт истребительного полка. В трех-четырех сотнях метров к северу от него, за поросшей кустарником поляной, видны рельсы железной дороги и станционные здания. Дальше вокруг - поля и леса и ряды полуразрушенных войной деревенских изб. Там немцев не было, но они бомбили и расстреливали снарядами эти деревни.
Деревня Шум, расположенная вдоль шоссе Шлиссельбург - Волхов, чуть южнее железнодорожной станции Войбокала, была крайней точкой, до которой осенью 1941 года докатилась с юга и от которой отхлынула, не успев поглотить ее, волна гитлеровского нашествия. Немцами были захвачены и разгромлены примыкающие к деревне колхозы и совхоз «Красный Октябрь», но отсюда их выбили войска 54-й армии генерала И. И. Федюнинского, начав свое зимнее контрнаступление.
Только что познакомившийся со мной летчик эскадрильи связи Миронов показывает мне рукой на южную сторону: там в декабре были немцы…
В лесу видна деревня, которая была занята ими, левее овраг, в котором еще недавно валялись сотни трупов гитлеровцев. Дальше - уже не видные мне - блиндажи, раздавленные нашими КВ. Три из этих KB, по словам Миронова, решили судьбу боя, происходившего здесь, именно они и внесли панику к немцам, давя их пехоту и уничтожив шесть немецких танков.
И сейчас еще неподалеку, в Падриле, есть груда сожженных гитлеровцами при их отступлении мотоциклов - штук двести, и автомашин, и всякий металлический лом.
В истребительном полку исправных самолетов сейчас только пять, а стареньких У-2 в эскадрилье связи всего семь-восемь. Это залатанные, много раз простреленные, многое испытавшие машины. Несколько таких машин под ветвями деревьев разобраны, ремонтируются: чудодеи-механики из двух-трех поврежденных машин собирают одну.
Гостеприимный командир эскадрильи, капитан Петр Андреевич Белкин, в первой же беседе за ужином в тесной избе сообщил мне, что всего эскадрилья У-2 совершила около двух тысяч вылетов, налетала за тысячу сто часов, проведенных в воздухе, около восьмидесяти тысяч километров, перевезла пятьдесят шесть тонн разных грузов, двести восемьдесят тысяч секретных пакетов (это еще шестьдесят тонн груза), около пяти тонн листовок. В числе перевезенных грузов - двести сорок доставленных штабам телефонных аппаратов, шестнадцать предназначенных для 54-й, 8-й и 7-й армий радиостанций, перекинутая через фронт тонна кабеля. Самолеты эскадрильи перевезли на новое место командующего ВВС 8-й армии и все начальство, доставили по назначению сто семьдесят пять офицеров связи.
Если не забывать, что маленький, двухместный У-2 можно, в сущности, считать воздушным мотоциклом и что практически, считая с самолетом самого Белкина, летает семь машин (в эскадрилье всего три звена, сейчас по два аппарата в каждом), то объем сделанной за время войны работы, конечно, необычен. Эскадрилья недавно награждена вторым орденом Красной Звезды (первый получен за участие в финской кампании 1939-1940 годов).
Тихоходные, невооруженные У-2 летают либо с рассветом, либо поздним вечером, когда меньше шансов попасться немецкой истребительной авиации. Рейс до Ленинграда длится тридцать - тридцать пять минут. По прямой отсюда не больше полусотни километров, но, уклоняясь от обстрелов, самолеты эскадрильи обычно держат курс по кривой - это на двадцать пять километров больше. Летают по многу раз в сутки, иногда и в расположение врага, не считаясь ни с какой опасностью.
Жизнь на аэродроме - кипуча. Вот только что при мне, в семь вечера капитан Белкин улетел на У-2 в Ленинград. За ним поднялся летчик Померанцев с каким-то грузом. Сделав круг над аэродромом, они удалились, летя низко-низко над самым лесом, как летают всегда, чтобы быть невидимыми.
Два самолета ушли - один в Малую Вишеру, другой - в Оломну и оттуда в Плеханово.
Я с летчиком Мироновым остался на аэродроме: ровно через час десять минут Померанцев с другим летчиком на втором самолете (Белкин остался в Ленинграде) вынырнул, пошел по-над лесом и, окунувшись в тонкую еще, но уже предательски поднимавшуюся с зеленого аэродрома полоску тумана, сделал посадку… И Ленинград опять показался мне близким, легко доступным, - я решил в ближайшее время слетать в Ленинград, воспользовавшись знакомством с этими летчиками, и тут же договорился с ними: меня в любое время возьмут.
Еще два У-2 прилетели: первый из Ленинграда, привез секретную почту, и второй - из Вишеры, с пассажиром, генеральским адъютантом - политруком. На одном тотчас же улетел в Ленинград заместитель начальника радиосвязи Ленфронта майор Орлов; он увез с собой для семейств товарищей ящик и два рюкзака с продуктами, доставленные из Вишеры.
Ночь
Вернулись мы с аэродрома вот в этот дом в деревне Шум, где живут экипажи звена, - и вечеровали, и мне предоставили мягкую кровать с матрацем, подушкой и одеялом, и я долго слушал предсонные разговоры летчиков: двое из них вспоминали, как ездили в мирное время за грибами и за брусникой в те места, где сейчас воюют…
И один выглядывает в окно и смотрит на туман - уже час ночи, - и все обсуждают, местного ли это значения туман или нет, летная ли будет погода завтра…
А Померанцев вполголоса «шерстит» Мурзинского, который, прилетев из Малой Вишеры, шел при мне на посадку одновременно с Померанцевым, прилетевшим из Ленинграда, и садился навстречу ему…
Пять против пятидесяти
28 мая. 11 часов утра
Утром сегодня, когда я пошел на край деревни, в 45-й бао, выправить аттестат, - около десяти утра началась тревога: в голубом чистом небе, по которому бродят кучевые облачка, появились десять немецких бомбардировщиков. Они летели на нас. Загрохотали зенитки, разрывы ложились кучно, близко от самолетов, но те не рассредоточивались, ушли, вернулись снова, сделали над нами заход, ушли от огня зениток и стали бомбить уже далеко от нас: где-то километрах в пяти появилась туча дыма, долго не расходившаяся. Я стоял с каким-то неизвестным мне капитаном летчиком среди деревьев аллеи, смотрел на все это. Долго еще, минут пятнадцать, немцы кружили, то приближаясь, то удаляясь на большой высоте. Красноармейцы бао готовы были стрелять по ним из винтовок, но те больше не снизились и ушли совсем. Тогда вернулись и сели три наших истребителя - «томагавки», они перед тем вышли в воздух, едва были замечены немцы.
28 мая. Перед вечером
День я провел с летчиками-связистами - командиром первого звена Георгием Померанцевым и третьего звена - Алексеем Шуваловым, их штурманами Иваном Мироновым, Николаем Мацулевичем и с другими. Знакомился с ними подробнее, делал записи, а потом отправился в маленькую, отдельную избу неподалеку от аэродрома. В ней теснится штаб 159-го полка истребительной авиации. На стене - таблица. На таблице, справа в верхнем углу, лозунг: «Смерть немецким оккупантам». В крайней левой графе, против фамилий летчиков - фотография каждого. Таблица выглядит так:
ЛИЦЕВОЙ СЧЕТ
сбитых фашистских самолетов летчиками 159-го истребительного полка
Сбито самолетов противника на 1 мая
Фамилии летчиков
лично группой
Герой Советского Союза майор Петров Г. Г 1 6 Орденоносец капитан Булаев 9 5 Орденоносец капитан Власов 4 7 Герой Советского Союза ст. лейт. Лукьянов 5 5 Орденоносец ст. лейт. Шевцов…. 5 4 Орденоносец капитан Михальский… 5 1 Орденоносец ст. лейтенант Лихолетов 5 - Орденоносец ст. лейт. Щуров 5 7 Орденоносец лейт. Зотов 2 4 Орденоносец лейт. Рощупкин 2 2 Орденоносец лейт. Кудрявцев 1 - Лейт. Кудряшев 1 3 Лейт. Лукин 1 1
В конце таблицы перечислены фамилии семи летчиков полка истребительной авиации, не имеющих на личном счету сбитых самолетов врага. Это - лейтенанты Серов, Ермолов, Крысанов, Степанов, Нога, Лабур и Кириллов. Все они- молодые летчики, и не могут сбить врага потому, что им летать пока не на чем. Впрочем, некоторые из них, как и другие летчики, изредка летают по очереди.
Начальник штаба полка Милованов, закончив телефонный разговор, объясняет.
- Таблица неполная! На первое июня составим новую. Взгляните, например, на утреннюю работу сегодня, двадцать восьмого мая!
И протягивает мне листок с донесением:
«… В 10 часов утра сегодня около пятидесяти фашистских бомбардировщиков четырьмя эшелонами совершили налег на район Кобоны. В бой немедленно вступили летчики-истребители 159-го полка майора Сокола - всего пять самолетов. Невзирая на огонь наших зенитных батарей, они смело атаковали вдесятеро сильнейшего противника. Сбили лично:
Одного - Лихолетов
Одного - Щуров
Одного - Михальский
Одного - Зотов
Одного - Лукин
На подмогу подоспели истребители КБФ, сухопутные «ишачки» и затем подошли «лаги».
Результаты бомбежки - незначительные. Всего личных сбито пять самолетов врага, точное количество сбитых в группе с другими летчиками пока не установлено. Наши - не имеют потерь…»
А где они сейчас?
Щуров и Лукин дежурят у самолетов. Зотова наши балтийские «ишачки» приняли за немца, «кеттихавков», что ли, еще не видели, погнали, сел километров за сорок в Зенине, сейчас возвращается. Двое отдыхают.
19 часов 50 минут. Аэродром
И вот у самолета на аэродроме беседую с летчиками - старшими лейтенантами Василием Щуровым и Владимиром Лукиным Щуров рассказывает об утреннем бое:
- … Вышли по тревоге, все пять. Вел старший лейтенант Лихолетов Петр Яковлевич. Бомбардировщики были на трех тысячах метров, мы шли на цель с набором высоты. Дойдя до двух тысяч метров (у меня - семь тысяч сто футов), увидели, что они начали пикировать - над Кобоной и над берегом озера. Мы начали ловить их на пикировании, били в живот, а когда выходят из пикирования - в хвост. Все в огне зениток. (Но в нашем месте зенитного огня не было, - хорошо разбирались)
В первой волне бомбардировщиков было четырнадцать штук, «хейнкеля - сто одиннадцать», потом подошло десять «юнкерсов - восемьдесят восемь», потом еще «сто одиннадцатые» и «мессершмитты - сто десять» двухкилевые и вверху летали больше пятнадцати «мессеров - сто девять» и пара «мессеров - сто пятнадцать».
Мы впятером работали. Взаимодействовали по радио и зрительно, как только атаку сделаем, заходим на следующую и-чтоб быть вместе.
Истребители верхние нас не видели, а эти бомбардировщики думали, что мы их будем атаковать на вводе в пике.
Во время первой атаки нашей (я, а слева - капитан Петр Михайлович Михальский) я одного преследую и вижу второго, дал по первому две короткие очереди, и некогда, потому что следующий заходит - может снять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
А того, что в первую же ночь после 16 мая муж получил смертельную рану, жена еще долго-долго не будет знать: адрес ее никому здесь не известен. Она пришлет сюда ответное, радостное письмо, это письмо вскроют здесь, прочитают и отошлют тогда сообщение, что муж ее «пал смертью храбрых».
Он был кадровым командиром - опытным, бесстрашным, любимым командирами и бойцами. Он не был ничем награжден, и только недавно на утверждение была послана бумага о присвоении ему звания капитана.
И Ибрагимов в мчавшемся автомобиле говорил, что обязательно представит Черепивского - за все прошлые его дела - к ордену, и что сегодня, вернувшись в отряд, соберет бойцов и устроит траурный митинг, и что если б Черепивский уже не был похоронен, то он обязательно похоронил бы его не здесь, в медсанбате, а у себя в отряде, и что надо будет сделать на могиле хорошую надпись…
Во всем, что говорилось в машине, не было ни удрученности, ни подавленности теми ассоциациями, которые, конечно, могли бы возникнуть у каждого из ехавших, - ведь война для всех одинакова и судьба каждого никому не известна. И только раз Миронов сказал, стараясь придать своим словам тон шутки: «Вот, думаю, сколько ни живу, а не пережить и мне этой войны!» И Ибрагимов суховато молвил: «Ну, это никому не известно!» А я добавил: «Можно в самой горячке живым остаться, а после войны попасть под трамвай, - всяко может быть, и нечего о том думать!»
Наговорившись о Черепивском, все замолчали и всю дальнейшую дорогу ехали молча, и я ясно ощушал в этом молчании мысли каждого.
Через час мы приехали в лес, обогнув Городище. Меня довезли до шлагбаума. Я поблагодарил моих спутников, распрощался с ними. Они поехали в штаб, а я побрел в чащу леса - в редакцию.
Я был уверен, что меня наконец ждут письма от моих родных. Но никаких писем не оказалось. И тревога, большая тревога залила новой волной горечи душу.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
НАД ЛАДОГОЙ И ПРИЛАДОЖЬЕМ
ЕДУ К ЛЕТЧИКАМ.
ПЯТЬ ПРОТИВ ПЯТИДЕСЯТИ.
В ВЕЧЕРНИЙ ЧАС
НОЧЬ У СВЯЗИСТОВ.
ПОД СВИРЕПОЙ БОМБЕЖКОЙ.
БЫТ И ПРИРОДА.
ШТУРМАН БОРИСОВЕЦ
ДРУЗЬЯ КОНСТАНТИНА СЕМЕНОВА
У-2 И ДВА «МЕССЕРШМИТТА».
ПОСЛЕДНИЕ ТРИ ДНЯ С ЛЕТЧИКАМИ
ТЫСЯЧА ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМОЙ, БРЕЮЩИЙ…
(13-я воздушная армия, 27 мая - 2 июня 1942 года)
22 мая, сквозь льды Шлиссельбургской губы, пробился к восточному берегу Ладожского озера буксирный пароход «Гидротехник». Прихватив в Кобоне тяжело нагруженную баржу, он на следующий день невредимым вернулся в Осиновец. Вслед за ним, под жестокой бомбежкой с воздуха, губу пересекли еще несколько судов с грузом. 28 мая к пирсам строящихся на восточном берегу новых портов причалили двадцать кораблей Ладожской военной флотилии - канонерки, тральщики, транспортные суда и буксирные пароходы. В этот день сто четыре фашистских самолета (из них - девяносто Ю-87 и Ю-88) бомбили в разгар погрузки судов Кобону и, потеряв за сорок пять минут в воздушных боях с нашими малочисленными истребителями девятнадцать самолетов, ушли. В нашей флотилии погиб только один корабль. В этот же день, 28 мая, двинулся от Новой Ладоги к ленинградскому берегу первый караван буксируемых барж.
И уже никакие немецкие бомбежки и артобстрелы не могли помешать открывшейся на Ладожском озере в еще не растаявших льдах навигации…
В конце мая и начале июня я провел неделю с теми летчиками, которые отражали сильнейшие налеты на Кобону, и с другими, обеспечивавшими надежную связь между Приладожьем и Ленинградом,
В своих летных комбинезонах эти капитаны и лейтенанты были так похожи один на другого! После стольких лет я уже не помню лиц некоторых из них, а тогда, двадцать лет назад, я не успел охарактеризовать их. Я едва успевал тогда записывать только их удивительные дела, их горячие, порой кажущиеся теперь бессвязными разговоры. Все было так перебивчиво, так порывисто, так стремительно!
Но ради аромата подлинности и точности, пусть все в этой главе остается так, как было бегло записано мною в белые ночи, в те майские дни 1942 года!
Еду к летчикам
27 мая. Вечер. Деревня Шум
К обеду погода наконец исправилась, вышло солнце, сразу стало тепло и хорошо. Такая погода обещала новые боевые дела летчикам. Поэтому, покинув надоевший мне лес у деревни Городище, я на случайно подвернувшейся «эмке» отправился к тому фронтовому временному аэродрому, на который базируется 121-я отдельная авиационная эскадрилья связи капитана П. А. Белкина.
Слыша каждую фронтовую ночь над собой в лесу стрекотанье маленьких учебных бипланов У-2, едва не касающихся колесами верхушек деревьев, я до сих пор все еще не удосужился познакомиться с их работой.
Неожиданный получасовой перелет над Ладогой в Янино, в конце апреля этого года, когда я, что называется, не успел оглянуться, заставил меня дать себе обещание посетить эскадрилью связи, узнать все возможное о ее работе.
… На этот же аэродром базируется и 159-й полк истребительной авиации - полк майора Сокола, летающий на последних, оставшихся у него американских «кеттихавках» и «томагавках». Эти изящные машины, с черными пропеллерами, окрашенными по концам желтой краской, я видел при моем посещении 154-го иап у деревни Плеханово, под Волховом, в феврале нынешнего года. О 159-м истребительном полке я наслышан и от Героя Советского Союза майора Г. Г. Петрова, побывавшего там, у своего «соседа» в гостях, и от летчика П. А. Пилютова (он, к слову сказать, в марте получил пятый орден), и от других тамошних летчиков, которые часто нападают на немцев совместно с пилотами 159-го полка.
И вот, обведенный с трех сторон лесом, луг - яркозеленая, ровная, как газон, трава. По краям луг слегка заболочен, здесь мокро, вязко. Этот ровный клочок земли служит летчикам взлетно-посадочной площадкой: аэродром - полевой, временный, годный в условиях только нашего военного времени.
Самолеты - истребители и У-2 - замаскированы в кустах, на краю лесной опушки. С северной стороны луга - ровная аллея стародавних деревьев и такой же зеленый, с купой раскидистых вязов холм. Это - удобный командный и наблюдательный пункт истребительного полка. В трех-четырех сотнях метров к северу от него, за поросшей кустарником поляной, видны рельсы железной дороги и станционные здания. Дальше вокруг - поля и леса и ряды полуразрушенных войной деревенских изб. Там немцев не было, но они бомбили и расстреливали снарядами эти деревни.
Деревня Шум, расположенная вдоль шоссе Шлиссельбург - Волхов, чуть южнее железнодорожной станции Войбокала, была крайней точкой, до которой осенью 1941 года докатилась с юга и от которой отхлынула, не успев поглотить ее, волна гитлеровского нашествия. Немцами были захвачены и разгромлены примыкающие к деревне колхозы и совхоз «Красный Октябрь», но отсюда их выбили войска 54-й армии генерала И. И. Федюнинского, начав свое зимнее контрнаступление.
Только что познакомившийся со мной летчик эскадрильи связи Миронов показывает мне рукой на южную сторону: там в декабре были немцы…
В лесу видна деревня, которая была занята ими, левее овраг, в котором еще недавно валялись сотни трупов гитлеровцев. Дальше - уже не видные мне - блиндажи, раздавленные нашими КВ. Три из этих KB, по словам Миронова, решили судьбу боя, происходившего здесь, именно они и внесли панику к немцам, давя их пехоту и уничтожив шесть немецких танков.
И сейчас еще неподалеку, в Падриле, есть груда сожженных гитлеровцами при их отступлении мотоциклов - штук двести, и автомашин, и всякий металлический лом.
В истребительном полку исправных самолетов сейчас только пять, а стареньких У-2 в эскадрилье связи всего семь-восемь. Это залатанные, много раз простреленные, многое испытавшие машины. Несколько таких машин под ветвями деревьев разобраны, ремонтируются: чудодеи-механики из двух-трех поврежденных машин собирают одну.
Гостеприимный командир эскадрильи, капитан Петр Андреевич Белкин, в первой же беседе за ужином в тесной избе сообщил мне, что всего эскадрилья У-2 совершила около двух тысяч вылетов, налетала за тысячу сто часов, проведенных в воздухе, около восьмидесяти тысяч километров, перевезла пятьдесят шесть тонн разных грузов, двести восемьдесят тысяч секретных пакетов (это еще шестьдесят тонн груза), около пяти тонн листовок. В числе перевезенных грузов - двести сорок доставленных штабам телефонных аппаратов, шестнадцать предназначенных для 54-й, 8-й и 7-й армий радиостанций, перекинутая через фронт тонна кабеля. Самолеты эскадрильи перевезли на новое место командующего ВВС 8-й армии и все начальство, доставили по назначению сто семьдесят пять офицеров связи.
Если не забывать, что маленький, двухместный У-2 можно, в сущности, считать воздушным мотоциклом и что практически, считая с самолетом самого Белкина, летает семь машин (в эскадрилье всего три звена, сейчас по два аппарата в каждом), то объем сделанной за время войны работы, конечно, необычен. Эскадрилья недавно награждена вторым орденом Красной Звезды (первый получен за участие в финской кампании 1939-1940 годов).
Тихоходные, невооруженные У-2 летают либо с рассветом, либо поздним вечером, когда меньше шансов попасться немецкой истребительной авиации. Рейс до Ленинграда длится тридцать - тридцать пять минут. По прямой отсюда не больше полусотни километров, но, уклоняясь от обстрелов, самолеты эскадрильи обычно держат курс по кривой - это на двадцать пять километров больше. Летают по многу раз в сутки, иногда и в расположение врага, не считаясь ни с какой опасностью.
Жизнь на аэродроме - кипуча. Вот только что при мне, в семь вечера капитан Белкин улетел на У-2 в Ленинград. За ним поднялся летчик Померанцев с каким-то грузом. Сделав круг над аэродромом, они удалились, летя низко-низко над самым лесом, как летают всегда, чтобы быть невидимыми.
Два самолета ушли - один в Малую Вишеру, другой - в Оломну и оттуда в Плеханово.
Я с летчиком Мироновым остался на аэродроме: ровно через час десять минут Померанцев с другим летчиком на втором самолете (Белкин остался в Ленинграде) вынырнул, пошел по-над лесом и, окунувшись в тонкую еще, но уже предательски поднимавшуюся с зеленого аэродрома полоску тумана, сделал посадку… И Ленинград опять показался мне близким, легко доступным, - я решил в ближайшее время слетать в Ленинград, воспользовавшись знакомством с этими летчиками, и тут же договорился с ними: меня в любое время возьмут.
Еще два У-2 прилетели: первый из Ленинграда, привез секретную почту, и второй - из Вишеры, с пассажиром, генеральским адъютантом - политруком. На одном тотчас же улетел в Ленинград заместитель начальника радиосвязи Ленфронта майор Орлов; он увез с собой для семейств товарищей ящик и два рюкзака с продуктами, доставленные из Вишеры.
Ночь
Вернулись мы с аэродрома вот в этот дом в деревне Шум, где живут экипажи звена, - и вечеровали, и мне предоставили мягкую кровать с матрацем, подушкой и одеялом, и я долго слушал предсонные разговоры летчиков: двое из них вспоминали, как ездили в мирное время за грибами и за брусникой в те места, где сейчас воюют…
И один выглядывает в окно и смотрит на туман - уже час ночи, - и все обсуждают, местного ли это значения туман или нет, летная ли будет погода завтра…
А Померанцев вполголоса «шерстит» Мурзинского, который, прилетев из Малой Вишеры, шел при мне на посадку одновременно с Померанцевым, прилетевшим из Ленинграда, и садился навстречу ему…
Пять против пятидесяти
28 мая. 11 часов утра
Утром сегодня, когда я пошел на край деревни, в 45-й бао, выправить аттестат, - около десяти утра началась тревога: в голубом чистом небе, по которому бродят кучевые облачка, появились десять немецких бомбардировщиков. Они летели на нас. Загрохотали зенитки, разрывы ложились кучно, близко от самолетов, но те не рассредоточивались, ушли, вернулись снова, сделали над нами заход, ушли от огня зениток и стали бомбить уже далеко от нас: где-то километрах в пяти появилась туча дыма, долго не расходившаяся. Я стоял с каким-то неизвестным мне капитаном летчиком среди деревьев аллеи, смотрел на все это. Долго еще, минут пятнадцать, немцы кружили, то приближаясь, то удаляясь на большой высоте. Красноармейцы бао готовы были стрелять по ним из винтовок, но те больше не снизились и ушли совсем. Тогда вернулись и сели три наших истребителя - «томагавки», они перед тем вышли в воздух, едва были замечены немцы.
28 мая. Перед вечером
День я провел с летчиками-связистами - командиром первого звена Георгием Померанцевым и третьего звена - Алексеем Шуваловым, их штурманами Иваном Мироновым, Николаем Мацулевичем и с другими. Знакомился с ними подробнее, делал записи, а потом отправился в маленькую, отдельную избу неподалеку от аэродрома. В ней теснится штаб 159-го полка истребительной авиации. На стене - таблица. На таблице, справа в верхнем углу, лозунг: «Смерть немецким оккупантам». В крайней левой графе, против фамилий летчиков - фотография каждого. Таблица выглядит так:
ЛИЦЕВОЙ СЧЕТ
сбитых фашистских самолетов летчиками 159-го истребительного полка
Сбито самолетов противника на 1 мая
Фамилии летчиков
лично группой
Герой Советского Союза майор Петров Г. Г 1 6 Орденоносец капитан Булаев 9 5 Орденоносец капитан Власов 4 7 Герой Советского Союза ст. лейт. Лукьянов 5 5 Орденоносец ст. лейт. Шевцов…. 5 4 Орденоносец капитан Михальский… 5 1 Орденоносец ст. лейтенант Лихолетов 5 - Орденоносец ст. лейт. Щуров 5 7 Орденоносец лейт. Зотов 2 4 Орденоносец лейт. Рощупкин 2 2 Орденоносец лейт. Кудрявцев 1 - Лейт. Кудряшев 1 3 Лейт. Лукин 1 1
В конце таблицы перечислены фамилии семи летчиков полка истребительной авиации, не имеющих на личном счету сбитых самолетов врага. Это - лейтенанты Серов, Ермолов, Крысанов, Степанов, Нога, Лабур и Кириллов. Все они- молодые летчики, и не могут сбить врага потому, что им летать пока не на чем. Впрочем, некоторые из них, как и другие летчики, изредка летают по очереди.
Начальник штаба полка Милованов, закончив телефонный разговор, объясняет.
- Таблица неполная! На первое июня составим новую. Взгляните, например, на утреннюю работу сегодня, двадцать восьмого мая!
И протягивает мне листок с донесением:
«… В 10 часов утра сегодня около пятидесяти фашистских бомбардировщиков четырьмя эшелонами совершили налег на район Кобоны. В бой немедленно вступили летчики-истребители 159-го полка майора Сокола - всего пять самолетов. Невзирая на огонь наших зенитных батарей, они смело атаковали вдесятеро сильнейшего противника. Сбили лично:
Одного - Лихолетов
Одного - Щуров
Одного - Михальский
Одного - Зотов
Одного - Лукин
На подмогу подоспели истребители КБФ, сухопутные «ишачки» и затем подошли «лаги».
Результаты бомбежки - незначительные. Всего личных сбито пять самолетов врага, точное количество сбитых в группе с другими летчиками пока не установлено. Наши - не имеют потерь…»
А где они сейчас?
Щуров и Лукин дежурят у самолетов. Зотова наши балтийские «ишачки» приняли за немца, «кеттихавков», что ли, еще не видели, погнали, сел километров за сорок в Зенине, сейчас возвращается. Двое отдыхают.
19 часов 50 минут. Аэродром
И вот у самолета на аэродроме беседую с летчиками - старшими лейтенантами Василием Щуровым и Владимиром Лукиным Щуров рассказывает об утреннем бое:
- … Вышли по тревоге, все пять. Вел старший лейтенант Лихолетов Петр Яковлевич. Бомбардировщики были на трех тысячах метров, мы шли на цель с набором высоты. Дойдя до двух тысяч метров (у меня - семь тысяч сто футов), увидели, что они начали пикировать - над Кобоной и над берегом озера. Мы начали ловить их на пикировании, били в живот, а когда выходят из пикирования - в хвост. Все в огне зениток. (Но в нашем месте зенитного огня не было, - хорошо разбирались)
В первой волне бомбардировщиков было четырнадцать штук, «хейнкеля - сто одиннадцать», потом подошло десять «юнкерсов - восемьдесят восемь», потом еще «сто одиннадцатые» и «мессершмитты - сто десять» двухкилевые и вверху летали больше пятнадцати «мессеров - сто девять» и пара «мессеров - сто пятнадцать».
Мы впятером работали. Взаимодействовали по радио и зрительно, как только атаку сделаем, заходим на следующую и-чтоб быть вместе.
Истребители верхние нас не видели, а эти бомбардировщики думали, что мы их будем атаковать на вводе в пике.
Во время первой атаки нашей (я, а слева - капитан Петр Михайлович Михальский) я одного преследую и вижу второго, дал по первому две короткие очереди, и некогда, потому что следующий заходит - может снять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72