Не могла постигнуть, что происходит…
Но вот в начале 1944 года мне прибыла смена, и я должна была выехать в Москву.

Сдавала дела новому резиденту Василию Петровичу. Передавала ему наших а
гентов. С одним из них случился казус. Он («Карл») заупрямился и не пожелал
продолжать сотрудничество. Василий Петрович и после моего отъезда пыта
лся наладить с ним связь, но безуспешно. Истинные причины невозможно был
о понять. Центр настаивал: агент должен действовать. Василий Петрович из
мотался и в конце концов в своей шифротелеграмме доложил: «Карл» был про
сто влюблен в «Ирину», этим объясняется его отказ работать со мной, Ц и, ч
тобы не было недомолвок, добавил: Ц Влюблен платонически». История смеш
ная, но говорю о ней всерьез, подобные случаи в разведке бывают. В нашей де
ликатной работе, построенной на еще мало познанной науке, именуемой чело
вековедением, нельзя отбрасывать значение личных контактов, симпатий и
антипатий, возникающих у людей, связанных с нами.

…Я должна была выехать в Москву. Легко сказать выехать, а на чем и как? Преж
де всего требовалось отвоевать место в английском самолете, которые нер
егулярно, но все же курсировали между Стокгольмом и Лондоном.
Вскоре возможность лететь в пассажирском «Дугласе» мне была предостав
лена, назначен день рейса. Я подписала обязательство, что предупреждена
об опасности перелета из Швеции в Англию и посему прошу родственников и
всех близких в случае аварии самолета не предъявлять Королевскому прав
ительству, другим властям и должностным лицам Великобритании каких-либ
о претензий и не требовать возмещения убытков. О каких убытках шла речь, б
ыло неясно, но обязательство я подписала, и меня облачили к полету.
Сидела в помещении английской миссии на аэродроме и ждала команды на пос
адку. Ждать пришлось долго. Но вот появился помощник английского военног
о атташе. Я обрадовалась.
Ц Можно идти в самолет? Ц с нетерпением спросила я и вскочила.
Ц К сожалению, мадам, я должен вас огорчить. Мы получили приказ отправить
в Англию двадцать норвежских летчиков, им удалось перебраться из Норвег
ии в Швецию, и они теперь по их просьбе зачислены в военно-воздушные силы
Великобритании. Будут помогать русским громить врага. Простите, но предо
ставить вам место мы не можем. Приносим глубокие извинения.
Ц Понимаю, понимаю, Ц не без нервной ноты сказала я, Ц претензий не имею
.
Пришлось отправиться к себе в посольство.
Представьте мое состояние, когда наутро мы получили известие, что этот а
нглийский самолет с норвежскими летчиками был сбит фашистскими истреб
ителя-Ми над Северным морем. Экипаж и летчики погибли. Непредсказуемы, не
постижимы перипетии военной поры. Эти славные ребята-норвежцы наверняк
а не подписывали обязательства, которое подписала я, и так безвременно и
безвинно ушли из жизни. Память о погибших своих сынах свято хранит норве
жский народ в своем опаленном войной сердце.
И снова потянулось томительное ожидание. Прошло еще несколько дней. Наш
военно-морской атташе Алексей Иванович Тарабрин поделился со мной ново
стью:
Ц Завтра прибывает английский самолет, на нем летят моя жена и двое моих
малолеток и жена моего помощника тоже с двумя детьми. Все они пережили ле
нинградскую блокаду. Наконец-то мы обретем свои семьи. Все самое страшно
е позади.
Разве мог этот человек даже подумать, что непомерно тяжкая беда еще впер
еди.
Английский самолет, на котором летели семьи наших посольских товарищей,
был расстрелян врагом в упор над нейтральной шведской землей. Взорвался
… загорелся… рухнул… Все погибли. Чудом спасся шведский пастор. Взрывом
его выбросило в кустарник, и он уцелел, хотя и сильно пострадал.
В ожидании семей Тарабрин и его помощник покупали игрушки, лакомства для
своих ребят. Что говорить, эти семьи ждала вся наша колония. Любовью и под
арками готовились встретить их, перенесших и ленинградскую блокаду, и пе
реход с конвоем из Мурманска в Глазго, и перелет через коварное Северное
море…
Ночью меня разбудил резкий стук в дверь. Я не удивилась. Тарабрин еще днем
предупредил, что по приезде с аэродрома он придет за мной: «Как не выпить ш
ампанского в честь приезда?»
Услышав стук в дверь, я откликнулась:
Ц Поздравляю, поздравляю, Алексей Иванович! Разреши мне приветствовать
твою семью утром, сейчас я не в форме.
Ц Открой дверь! Ц не сказал, а выкрикнул Тарабрин. Выкрикнул так, что мне
стало не по себе.
Я накинула халат, включила свет. Алексея Ивановича трудно было узнать. Ме
ртвенно-бледный, ни кровинки в лице. Каким-то потусторонним голосом он ск
азал:
Ц А мои-то сгорели. Все сгорели, все шестеро, четверо деток.
Он рыдал, закрыв лицо ладонями.
Я усадила его, обхватила за плечи, сама не в силах сдержать рыданий.
Ц Сейчас поедем опознавать трупы. Ц Он тяжело поднялся с кресла.
В обгоревших останках Тарабрин и его помощник едва узнали своих. На одно
й руке спеклись золотые часы и браслет, которые Алексей Иванович подарил
жене к ее тридцатилетию…
К вечеру в посольстве было установлено шесть урн. Две большие и четыре ма
ленькие. Большие урны были окутаны газовыми шарфами, приготовленными дл
я жен. На маленьких Ц октябрятские звездочки. В почетном карауле бессме
нно стояли отцы погибших. Оба познали войну. Один был на Халхин-Голе, друг
ой Ц в республиканской Испании. Они никогда не применяли оружие против
детей, они отважно защищали детство. Сейчас с мокрыми платками у лица они
не могли сдержать слез. Обоих обуревало чувство мести, они рвались в дейс
твующую армию.
А по улице Виллагатан растянулась бесконечная цепочка жителей шведско
й столицы. Люди пришли в советское посольство со словами соболезнования
, возмущения актом вандализма, совершенного гитлеровцами.
Взрыв самолета потряс шхеры…
Взрыв в шхерах потряс сердца шведов…
На этом самолете в обратный рейс должна была лететь я.
…И наконец я сижу в военно-транспортном «Дугласе». На спине Ц сумка с пар
ашютом. Широким ремнем меня пристегнули к креслу. В наступивших сумерках
самолет взмывает и набирает высоту. Член экипажа задраил бортовые окна
черными непроницаемыми шторками и раздал пассажирам кислородные маски
.
Ц Будем лететь высоко над Норвегией, занятой врагом, Ц говорит он. Ц Та
м и в небе хозяйничают они.
Кислородная маска непривычна. От дыхания на подбородке обмерзает край, и
нужно все время обламывать ледяную бахрому. Когда невольно сдвигаешь со
рта клапан, в ушах возникает колокольный звон. Слезы застилают глаза, не г
оворю уже обо всем остальном, что творится в организме. Внутреннее давле
ние намного превышает внешнее, и это вызывает болезненное ощущение. Водв
оряешь маску на место Ц и колокольный звон в ушах затихает…
Моторы зарокотали глуше, словно куда-то отдалились. Опять слышу колокол.
За ним другой, третий. Вот уже много колоколов звонят чистым серебряным з
воном, чувствую их совсем близко. Чудится, будто мы летим над рощей, освеще
нной солнцем, и из зеленых крон выглядывает высокая колокольня и до нее р
укой подать, вроде она под самым брюхом самолета…
Руки шарят по лицу, натягивают на лицо холодную резину маски. Можно вдохн
уть прохладную струю воздуха. Колокола звучат тише, рокот моторов усилил
ся. В такт дыханию хлопает клапан кислородной маски. Самолет снова забир
ается высоко, и от разреженного воздуха сильно колотится сердце. Выдержа
т ли барабанные перепонки?
Штурман все чаще выходит из экипажного отсека, пробегает синим лучиком ф
онарика по рядам кресел, проверяет, все ли в порядке, как мы себя чувствуем
.
Самолет пересек Северное море и приземлился в Шотландии. Пассажиры, держ
а друг друга за руки, в темноте добрались до аэродромного штаба.
Только тут мы узнали, что, когда мы пролетали над Норвегией, наш самолет ат
аковали немецкие истребители и один мотор машины вышел из строя. В фюзел
яже и крыльях одиннадцать пробоин. Из-за шума моторов пассажиры не слыша
ли стрельбы и спокойно реагировали на ненормальную вибрацию машины, пол
агая, что так и должно быть: воздушные ямы.
В помещение штаба привели залитого кровью человека, нашего пассажира. Им
оказался инженер советского торгпредства. Мы решили, что он ранен, но он «
успокоил» нас: на большой высоте у него лопнул пневмоторакс, наложенный
на больное легкое, и у него горлом хлынула кровь. Инженер страдал тяжелой
формой туберкулеза, но скрывал свою болезнь. Он рвался на фронт и добился
отправки домой вне очереди. Он просил меня никому в Москве не рассказыва
ть про его пневмоторакс. «Не то отправят в тыл», Ц поморщился он.
И вот я снова в Лондоне. По-прежнему туго здесь с продовольствием. По карт
очкам выдают самое необходимое. Главная забота Ц питание детей. В город
е немало мелких лавок, в которых по более высокой цене можно что-то купить
без карточек.
Захожу в такую лавчонку. Владелец, он же продавец, судя по моему плохому ан
глийскому, спрашивает, кто я, и, узнав, что русская, из Советского Союза, дос
тает откуда-то лимоны, сыр, сахар и предлагает все это мне. Просит принять
как подарок. Я категорически отказалась, объяснив, что могу расплатиться
. «Ну, тогда по казенной цене», Ц отрезал он, и я стала обладательницей тре
х лимонов, четверти головки сыра и кулечка с драгоценным сахарным песком
.
В советском консульстве мне сказали, что через несколько дней в Глазго н
ачнет собираться конвой, который направляется в Мурманск.

Глава 24 Конвой

В Глазго прибыли поездом рано утром. Огромный, грохочущий, дымный, мрачны
й, закопченный город-завод. Такси у вокзала не нашла и поехала в порт на ав
тобусе. У въезда на большую площадь путь автобусу преградили танки. Они в
ыползали из раздвинутых ворот, окутанные синим чадом, громыхая гусеница
ми. Разворачивались на площади и выстраивались в Ряд. За танками бесконе
чной вереницей шли рабочие в синих комбинезонах.
Ц Придется переждать, Ц сказал шофер автобуса и, отведя стеклянную две
рь кабины, спустился на асфальт. Пассажиры тоже вышли. Толпа из проходных
ворот вываливалась на площадь, и казалось, ей нет конца…
Взмыли вверх транспаранты: «Привет советским солдатам!», «Смерть фашизм
у!», «Требуем немедленного открытия второго фронта!»
На трибуну, установленную посредине площади, поднимались ораторы, произ
носили короткие горячие речи. В ответ Ц гул одобрения, крики «виват!».
Между тем в толпе из рук в руки переходили кусочки мела и баночки с краско
й, и броня танков покрывалась надписями: «Спасибо, русский брат Иван!», «
Good luck uncle Joe!» («Удачи, дядя Джо!») Ц так англичане называли Сталина. «Желаю скоро
й победы!» Ц рабочий срисовывал русские буквы с плаката «Смерть фашистс
ким оккупантам!».
На танке недалеко от нас девушка в рабочей робе чертила на броне «V» («Викт
ори» Ц победа), кто-то рисовал эмблему серпа и молота. Крупными значками
«Виктори» были исписаны и стены завода и краны.
Эти грозные танки рабочие создавали для Красной Армии и понимали, что зн
ачит работать на общую победу. Делали по-хозяйски, быстро, хорошо. Рабочая
солидарность порождала радость труда, ответственность.
На трибуну поднялся очередной оратор. В наступившей тишине прозвучал ег
о голос: «Поможем восстановить Сталинград!» Ц «Поможем!» Ц откликнулас
ь единым возгласом площадь.
В толпе появились люди с беретами в руках. Пустили «шапку по кругу». Берет
ы наполнялись монетами, денежными купюрами. Чувство единодушия, чувство
локтя царило здесь. Но вот взревели моторы, и танки, сопровождаемые приве
тственными возгласами, двинулись в сторону порта.
Тронулся и наш автобус. В порту я пробиралась по бесконечным лабиринтам
из штабелей ящиков, тюков, бочек. Шла погрузка на пароходы. Причал уставле
н десятками кранов, похожих на черных аистов. Клювами они поднимали в воз
дух танки, проносили их в выси и осторожно, как в копилку, опускали в парох
одные трюмы.
Тысячи чаек хлопотливо носились над пароходами, из-под ног взлетали ста
и голубей. Над портом колыхались десятки связок аэростатов воздушного з
аграждения.
После долгих расспросов я нашла нужный мне пароход. Добралась до капитан
а. Он стоял у трюма, в который в это время спускался танк, испещренный знач
ками «V», изображениями скрепленных в пожатии рук, и я поняла, что наш паро
ход повезет танки в Советский Союз.
Я дождалась, пока капитан обратит на меня внимание. Боялась, что он тоже ск
ажет сакраментальное: «Чтобы идти на пароходе, груженном военным снаряж
ением, надо быть королевой». Но он оказался весьма галантным человеком. К
огда улыбался, выглядел совсем молодым, хотя легкая седина уже проступал
а на висках.
Ц Джордж, Ц окликнул капитан молодого матроса, Ц покажите миссис кают
у, помогите устроиться, передайте коку, чтобы он принял на довольствие в к
ают-компанию даму.
Каюта была небольшая, с четырьмя койками в два яруса. Верхние койки были о
ткинуты и прикреплены к переборкам. Между койками стоял рундук, по бокам
две тумбочки с углублениями на крышах, в которые вставлены графины с вод
ой и стаканы.
Я передала Джорджу квитанции на получение моего багажа. Джордж был радуш
ен:
Ц Располагайтесь, пожалуйста, миссис. Чемоданы принесут. Завтрак в восе
мь ноль-ноль, ленч (второй завтрак) Ц в тринадцать ноль-ноль, затем файф-о-
клокти (пятичасовой чай), обед в двадцать ноль-ноль.
По совету Джорджа я заняла койку у внутренней переборки: здесь меньше ка
чает.
Вверху грохотало, визжало, скрипело. И вдруг в этом неумолчном гаме, где-т
о совсем близко, раздались удивительно нежные звуки, казалось, кто-то игр
ает на тоненькой флейте. Вспомнился душистый подмосковный лес после дож
дя, отдаленный гром из завалившейся за лес тучи, и почему-то захотелось пл
акать. Музыка становилась все явственнее. Я раздвинула дверь, за нею стоя
л черный человек в тельняшке, с белоснежной бородой, бахромой обрамлявше
й подбородок от уха до уха. В руках у него была музыкальная шкатулка. Она-т
о и издавала эти нежные звуки, тонко пробивавшиеся сквозь железный хаос.

Ц Здравствуйте, леди. Пожалуйте кушать, Ц пригласил старик. Ц Разреши
те, я вас провожу.
Мистер Мэтью, как я узнала позже, много лет служил стюардом на пассажирск
ом пароходе и будил своей музыкальной шкатулкой богатых путешественни
ков, приглашая их к столу. Во время войны он стал помощником боцмана. С ним
была неизменная шкатулка. Матросы любили слушать шотландские песенки, у
них в кубриках шкатулка Мэтью была единственным музыкальным развлечен
ием. Оторванные от дома, всегда в напряжении, они прислушивались к дивным
звукам, обещавшим желанную встречу с родными, с землей и, главное, вселявш
им надежду на обретение мирной жизни. Они готовы были без конца слушать в
олшебную музыку.
За столом в кают-компании капитан представил мне своих помощников. Стар
ший помощник мистер Эдгард, по словам капитана, был хладнокровным, как ог
урец, но мог, если понадобится, быть едким перцем.
Ц Мой второй помощник, он же штурман, мистер Джефри, Ц продолжал капита
н, Ц отличный парень. Мой третий помощник, мистер Рудольф, сейчас на вахт
е, познакомитесь с ним позже. Он замучает вас рассказами о своем беби, кото
рому исполнился уже год и которого он ни разу не видел. Если фотография ег
о беби вам понравится, он станет лучшим другом. А вот и старший механик, ми
стер Стивен, наш уважаемый дедушка…
Это был действительно пожилой человек, сухой, жилистый, чисто выбритый. О
н по-старомодному поклонился без улыбки, чуть склонив голову.
Ц А теперь, миссис, познакомьтесь с нашим врачом мистером Чарлзом. Ц Ка
питан представил мне единственного на пароходе человека в очках, с мален
ькими черными усиками. Ц Доктор притворяется, что не любит море, но ходит
на кораблях уже лет двадцать. Коллекционирует страшные морские истории
, записывает их и когда-нибудь издаст интересную книгу. Отличный врач, при
знает только одно лекарство Ц крепчайший чай с морским воздухом.
Ц Как видите, миссис, у нашего капитана все гуси выглядят лебедями, Ц св
еркнул золотыми зубами доктор Чарлз.
Он правда оказался интересным собеседником и по пути нашего следования
вводил меня в курс событий.
Ц Прежде всего я хотела бы знать, что такое конвой, на котором мы поплыве
м? Ц спросила я у доктора.
Он весело рассмеялся.
Ц О, миссис, моряки не плавают, они ходят по морю и плавать ох как не любят.
Впрочем, многим из них уже довелось это испытать. Наш капитан, к примеру, д
важды был торпедирован. Мне тоже довелось раз плавать в Тихом океане, ког
да нас торпедировала японская подводная лодка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44