Он отражался в прекрасных темных глазах супруги, и для него нежный голос пел старинную песню-признание девушки. Даже его правая рука-предатель, которая сейчас покоилась на перилах скамьи, на солнце, не тревожила острой болью, а наполнялась приятным теплом, словно лучи света вливались в нее и оживляли.
Марта закончила петь и отложила лютню в сторону – на мягкий стульчик. Фредерик не дал коленям супруги пустовать: растянувшись на скамье, устроил на них голову и, довольно жмурясь, как сытый кот, улыбнулся своей красавице:
– Твой голос – чудо. И песня тоже.
– Все только для тебя, – ответила Марта, поглаживая его подернутые сединой волосы. – Когда ты едешь?
– Завтра.
– Так скоро?
– Чем быстрее, тем лучше. Ты же знаешь…
– Знаю, все знаю. Не стоит лишний раз объяснять.
Они минуту помолчали, не отрывая глаз друг от друга.
– Тогда ты и это должна знать: я все силы приложу, чтоб вернуться, – заметил Фредерик.
– А ты должен знать: если не вернешься, я жить не буду, – вдруг ответила Марта, и голос ее ничуть не дрожал.
Король хотел было нахмуриться, сказать что-нибудь грозным, приказным тоном, но передумал. Вместо этого поднял руку, чтоб погладить жену по щеке:
– Я не могу ехать в Азарию и думать о том, что, умерев, убью и тебя, и лишу своих детей матери.
Марта поняла и расплакалась, обхватив голову мужа руками, уткнувшись лицом в его грудь:
– Фред, Фред, прости, прости…
– Никогда, – зашептал ей Фредерик, – никогда больше не проси у меня прошения за свои слова. Никогда я не слышал от тебя ничего такого, за что тебе надо просить прощения. И уверен: никогда и не услышу. Запомни это, милая. Ты моя жена, моя королева, моя часть, мое целое. Слышишь?
– Слышу.
– Не плачь.
– Не буду…
Она вдруг ахнула, будто вспомнила что-то важное, выпрямилась и сдернула с расшитого жемчугом пояса небольшой бархатный кошель:
– Я же забыла, совсем забыла! – растянув пестрые шнурки кошелька, достала два небольших овальных медальона из белого золота. – Их сегодня доставили от ювелира. Я хотела, чтоб это был подарок ко дню нашей свадьбы. Только праздник этот нескоро, а ты… Но ты посмотри. Мастер очень старался, – протянула их королю, открыв тонкие крышечки.
Фредерик посмотрел. Улыбнулся. Внутри изящных медальонов, украшенных мелкими сапфирами, были превосходно выполненные миниатюрные портреты его и Марты.
– Как кстати. Этот – с твоим прекрасным лицом – поедет со мной в Азарию. Я буду носить его, не снимая, – сказал молодой человек.
– Я свой тоже ни за что не сниму, – пообещала супругу королева.
7
Второй раз за месяц булочник с Песочной улицы, выкладывая рано утром на прилавки свежие булочки и крендели, увидал возле своей лавки отряд вооруженных всадников. Только теперь это были не девушки-воины, а мужчины, и ехали они со стороны Королевского дворца. А еще – в одном из рыцарей булочник узнал короля Фредерика – по мышастому жеребцу, чья могучая шея была украшена ожерельем из волчьих клыков. Этот конь звался Мышкой и был известен, если не во всем Южном Королевстве, то в столице уж точно, как любимый государев скакун.
– Утро доброе, господин булочник, – весело поздоровался с хлебопеком высокий, широколицый и кареглазый рыцарь-блондин в блестящем панцире и с тяжелым мечом при поясе. – Есть ли у тебя нынче плетенка с абрикосами?
– И про кексы с изюмом спроси, – подал голос король, чуть придержав мышастого.
– Как же, как же, все есть, – торопливо отвечал булочник и, взяв корзинку, принялся укладывать в нее стребованное, причем кексов – побольше, – все свежее.
Сложив выпечку и накрыв ее салфеткой, он принял из рук кареглазого рыцаря деньги, сунул их в карман фартука и низко поклонился Фредерику:
– Приятно вам откушать, государь мой. – Потом так же низко поклонился другим всадникам. – Приятно вам откушать, господа рыцари.
– А тебе – успешной торговли, дружище, – ответно кивнул Фредерик.
Он легко тронул бока Мышки пятками, и скакун, тряхнув головой, зарысил дальше по улице. Управлять им было одно удовольствие: серый, казалось, читал мысли седока и слушался с полуслова, полужеста. Именно за это замечательное качество Фредерик и выбрал Мышку себе под седло для поездки в Азарию.
Следом за государем направил коня сэр Элиас Крунос, уже принявшийся за поглощение любимых плетенок с абрикосами. Похожей выпечкой баловала молодого рыцаря супруга Роксана. Она вместе с малолетним сыном Гедиусом уже более двух лет жила в Осенней усадьбе – поместье родителей Элиаса – и часто-часто присылала мужу, служившему в столице, гонцов с ласковыми письмами, румяными булками и толстыми колбасами. Из-за пристрастий к сдобе и свинине Элиас за последний год прибавил в объемах – поплотнел и покруглел. Правда, это никак не сказалось на его качествах воина. Наоборот, увеличение веса придало ударам рыцаря сокрушительную силу. Даже Фредерик признал это во время одной из тренировок: Элиас так саданул государя деревянным мечом, что тот, хоть и отразил удар, а отлетел метров на пять назад и врезался спиной в двух других рыцарей, наблюдавших за поединком с безопасного (так им казалось) расстояния. «Ну, ты кабан! – заметил тогда Фредерик, потирая ушибленный при падении бок. – С тобой я больше не дерусь!» Зато сделал Элиаса одним из наставников в Северном рыцарском корпусе, где обучались военному делу сыновья северных баронов. Молодой Крунос, которому едва исполнилось двадцать шесть лет, легко, как бархатную куртку, носил стальной панцирь гвардейца, в совершенстве владел своим фамильным мечом, метательными ножами и наручным арбалетом, когда-то принадлежавшим лорду Конраду – Судье Северного округа. Поэтому сомнений в том, что Элиас будет сопровождать короля в Азарию, ни у кого не возникло с самого начала.
За Элиасом, который блистал панцирем и высоким шлемом, двигался мастер Линар, вооруженный длинным мечом из южной стали, небольшим круглым щитом, средним луком и колчаном стрел к нему. Грудь и спину доктор самонадеянно отяжелил кольчугой из крупных пластин, и теперь – из-за жаркого летнего солнца – взмокал под ней, но собирался и дальше мужественно терпеть тяготы похода.
За скакуном доктора на упитанной лошадке соловой масти ехал хмурый Димус, а уже за ним семенил толстоногий мул, груженный тремя коробами, плетенными из толстых ивовых веток. Короба были набиты соломой, в одном находились банки, склянки, мешочки со всякими целебностями и прочий лекарский скарб, во втором содержались два пестрых почтовых голубя – Крупка и Озорник. А в третьем покоились десять железных яблок-бомб. По мнению Линара, без всего этого поездка в Азарию не могла обойтись. Еще у мастера под курткой на груди были запрятаны книжицы покойного Бруры – Линар намеревался потихоньку-полегоньку изучать записи знахаря.
Фредерик не хотел брать в поход взрывных штук, считая, что бомбы – лишняя тяжесть, и она замедлит движение отряда. Но доктор настоял, его поддержали Судья Гитбор, Марта и Элиас, и король уступил. Правда, предупредил Линара, что при первых же признаках неудобств со стороны бомб, он прикажет выбросить их в ближайший овраг. «А мула пустим на жаркое», – сердито буркнул под конец Фредерик.
Сам король снарядился в дорогу, как обычно – без особых изысков. В кожаных куртке и штанах, в простых сапогах под колено он выглядел чуть ли не обычным оруженосцем на фоне того грозного сопровождения, которое являли собой его рыцари. К седлу лошади короля был приторочен мешок с минимумом необходимых в походе вещей: сменой одежды и обуви и с теплым плащом. Из боевого снаряжения Фредерика взял только надежный и легкий шлем-салад без забрала, тонкую кольчугу, не раз испытанную в боях и надеваемую под куртку, и верный белый меч, который пришлось теперь поместить не за спину (как он привык), а к поясу, на правый бок, под леворучный захват. Болезную же руку молодой человек облек в латный рукав и подвесил на прочный ремень, чтоб хоть обороной помогала, если придется воевать.
Их небольшой отряд быстрой рысью пронизал пока еще дремлющую столицу и выехал через Лучистые Ворота за городские стены.
Фредерик сперва пустил Мышку в галоп, но под кронами березовой рощи остановил коня. Чтоб обернуться и посмотреть на город. Он понимал, что, возможно в последний раз видит эти длинные стяги на высоких башнях и гордые белые стены. За ними – его жена и дети. И их он тоже, вполне возможно, этим утром видел последний раз…
Прощание с Мартой вышло коротким, спокойным и обычным: поцелуй и объятие, тихая просьба женщины: «Береги себя», твердое обещание мужчины: «Конечно, милая». Разве что рука королевы чуть дольше задержалась на шее мужа, и голос ее чуть дрогнул, самую малость. Фредерик заметил, но не подал вида, не сказал ни слова. Потому что смысла говорить о том, что они оба давно поняли, не было…
Вспоминая сейчас эти минуты, краткие и тяжелые, молодой человек с досадой поджал губы, сам себе приказал: «Не закисать!», рявкнул Мышке: «Вперед!» и поскакал дальше, уверенно сжимая левой рукой поводья. Элиас, Линар и остальные последовали его примеру.
Первый день их путешествия прошел безо всяких интересностей и неожиданностей. Тракт желтой лентой мирно тянулся себе через поля, леса, луга и уютные деревеньки на юг; музыкально щебетали над этим всем невидимые жаворонки, сходящие с ума от летней жары; с тонким писком мелькали туда-сюда шустрые трясогузки, пересекая дорогу, как челнок ткача – звенящие нити основы. Крестьяне, попадавшиеся на пути, останавливались, снимали шапки и низко кланялись всадникам, правильно угадывая в них важных персон.
Фредерик молчал – идиллические картины, царившие вокруг, никак не отражались ни в его глазах, ни в душе. Элиас, ехавший рядом, попытался разговорить государя, памятуя, что тот любит пообщаться, но не угадал. Король на вопросы отвечал либо односложно, либо вообще не отвечал – хмыкал или пожимал плечами (точнее – одним плечом, левым). По всему было видно: не хотелось ему отрываться от своих мыслей. И Элиас придержал коня, чтоб поравняться с мастером Линаром и оставить Фредерика в одиночестве.
Но доктор тоже был занят – перелистывал одну из книжек Бруры, пытаясь для начала в рисунках разобраться. Поэтому гвардеец отстал еще больше и сблизился с рыцарями. Те не особо скучали: двое дремали (было видно, что они в совершенстве овладели этим искусством – спать в седле), еще двое с громким хохотом обсуждали свои похождения по столичным кабакам, а последний что-то самозабвенно вырезал из деревянной чушки.
– Скучновато, – заметил Элиас, чтоб влиться в компанию.
– А мы с Люком как раз песню затянуть удумали, – ответил ему рыжий Аглай. – Вливайся, братишка.
– И то дело, – кивнул древорез Генрик и отправил свои поделку и ножик в поясной кошель. – Ну, а какую?
– Какую-нибудь веселую, под стать хорошей погоде, – сказал Люк.
– Конечно, веселую, – отозвались, проснувшись, Мартин и Платон.
Аглай и Люк начали – их первые удалые вопли заставили шарахнуться в сторону лошадь мастера Линара. Фредериков Мышка тоже отреагировал, дернув головой. К запевалам, узнав текст, присоединились остальные рыцари, и над полем, которое они как раз проезжали, понеслось:
Мы отправились в поход,
Позабыв набить живот.
Воют волки в животе:
Где свинина? Утка где?
Где колбасы, пиво, лук?
Плачет брюхо – жуткий звук.
Без мясного путь немил,
И на бой не хватит сил.
Вот харчевня! Вот трактир!
Ну, закатим, братцы, пир!
Лишь наевшись, можно в бой!
Лишь напившись, ты герой!
Мастер Линар недовольно косился на веселых горлопанов – они мешали ему читать и думать. А Фредерик ехал впереди и улыбался, слушая нехитрые припевки своих рыцарей, как бы там что ни складывалось, а жизнь была хороша…
Вечером, у разложенного на лесной поляне костра, король тренировал левую руку, приучая ее к тем хитрым приемам, которые до недавнего времени в основном проводила правая. Обеими руками Фредерик владел одинаково хорошо, но были кое-какие выпады и удары, которые левой были знакомы хуже.
Неискушенному в фехтовании могло бы показаться, что у молодого человека нет причин беспокоиться о собственной боеспособности: старинный белый меч свистал и сверкал серебряными бликами, выполняя сложные элементы, подчиняясь твердой руке и быстрой мысли хозяина. Элиас, сидевший напротив на ворохе папоротниковых листьев, затаив дыхание следил за боевым танцем короля: такие выступления его всегда восхищали. Из приемов судейского фехтования гвардеец постиг лишь самую малость, и даже эта малость далась ему с трудом. «Все потому, что осваивать их следует с детства, чтоб приучить к ним растущие кости и мышцы», – говорил Фредерик. Именно поэтому Элиас не упускал случая хоть посмотреть на то, что ему не удавалось. Например – на прыжки. Ноги Фредерика, казалось, имели под кожей не кости и не мышцы, а пружины. И кроме прыжков – гвардеец прекрасно знал – эти ноги могли наносить смертельные удары в голову или туда, куда заблагорассудиться хозяину. Вот последними возможностями Элиас не мог похвастать: его ноги еще могли прыгать, пусть не особо высоко и быстро, но вот ударять ими так же ловко и точно, как кулаками, молодой рыцарь не умел: не хватало гибкости.
Сам Фредерик был теперь недоволен: некоторые движения левая рука исполняла без необходимой скорости и точности и быстро уставала. Слишком быстро. Возможно, это являлось следствием недавнего шестидневного беспамятства, от которого молодой человек еще не совсем оправился.
Когда от пота взмокли волосы, лоб и спина, Фредерик остановился и тут же скрипнул зубами – правая рука решила, что пора напомнить о себе и опять колко заболела в локте.
– Боюсь, когда мы доберемся до Азарии, я развалюсь совершенно, – пробормотал он, присаживаясь у костра на свою кучу папоротников и устраивая меч рядом.
– Боишься? Удивительно, – пожал плечами Элиас. – Если бы я так управлялся с мечом, да еще левой рукой, я бы ничего не боялся. И не забывай, что ты совсем недавно серьезно заболел.
– Ничего не боятся только дураки, – нахмурился Фредерик. – А страх бывает разным. Я не боюсь погибнуть в бою – я всегда к этому готов. Но я боюсь того, что перестану быть хозяином своему телу. Проще говоря – стану калекой. Я уже им становлюсь, – он опять скрипнул зубами и потер упрямо болящий локоть. – И, признаюсь тебе, братишка, такого ужаса я еще не испытывал. Наверное, потому, что никогда не думал так попасться.
Элиас ничего не ответил. Он вдруг представил себя на месте короля, и сам пришел в ужас от такого будущего. Быть сильным, молодым, здоровым человеком, уверенным в своих силах; быть прекрасным наездником, мечником, стрелком, бойцом. А потом враз лишится всех этих своих доблестей. «Да это наказание какое-то», – подумалось парню.
– Брура не говорил мне, – продолжал тем временем Фредерик, подбрасывая в спокойное пламя мелкие хвойные веточки, – но, кажется, онемение расползается по моему телу. Я не знаю, через сколько дней превращусь в неподвижный кусок мяса. Но если это произойдет, я не хочу жить таким. Не хочу, чтоб вы таскались со мной, как с мешком. Слышишь? Не желаю, чтоб таким увидела меня жена и сыновья, мои подданные. Ты понимаешь? – Он пронзительно глянул на Элиаса.
Того словно ледяной водой окатило. И язык занемел.
Фредерик, не слыша ответа, переспросил, голосом низким и раздраженным:
– Ты понимаешь? – и дернул рыцаря за плечо.
– Ты хочешь, – хрипло начал Элиас, – чтоб я тебя…
– Точно, – выдохнул король. – Ты молодец.
– Я не смогу, – мотнул головой гвардеец.
Фредерик дернул краем рта – недовольно. Кинул еще одну веточку в костер – резко, нервно. Буркнул – разочарованно:
– Я думал: ты мне друг.
Поднял глаза к темнеющему небу – там волшебно замерцали первые звезды – и пожал плечами:
– Что ж, попрошу врага.
– Кого? – дернулся Элиас.
– Димуса. – Фредерик кивнул в сторону немого битюга, который сидел с другой стороны костра и с видом человека, предвкушающего знатное застолье, нанизывал на прутики мясо куропаток и свиное сало. – Он не откажется. Я убил его брата, я хотел убить Бруру. В сущности из-за меня Брура и погиб. У Димуса очень мало причин отказать мне в этой маленькой услуге. К тому же, спорим: он все сделает быстро – с эдакой-то силищей…
– Ты ненормальный! – так Элиас высказал свое отношение к государевым планам.
– Ты не сказал ничего нового относительно моей персоны, – заметил Фредерик. – Я же, как обычно, просчитываю все варианты.
Гвардеец так сжал кулаки, что ногти впились в ладони, и сказал, цедя слова сквозь зубы:
– Хорошо. Если желаешь, я сделаю это. Своим мечом. По шее. Коротко, без боли…
– Рад слышать, – кивнул король и протянул Элиасу руку для пожатия.
– Только момент для сего деяния уж позволь мне определить самому.
Фредерик опять пожал плечами:
– Надеюсь на тебя, братец…
8
Без малого пять дней понадобилось Фредерику и его отряду, чтоб добраться из Белого Города до Южного округа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Марта закончила петь и отложила лютню в сторону – на мягкий стульчик. Фредерик не дал коленям супруги пустовать: растянувшись на скамье, устроил на них голову и, довольно жмурясь, как сытый кот, улыбнулся своей красавице:
– Твой голос – чудо. И песня тоже.
– Все только для тебя, – ответила Марта, поглаживая его подернутые сединой волосы. – Когда ты едешь?
– Завтра.
– Так скоро?
– Чем быстрее, тем лучше. Ты же знаешь…
– Знаю, все знаю. Не стоит лишний раз объяснять.
Они минуту помолчали, не отрывая глаз друг от друга.
– Тогда ты и это должна знать: я все силы приложу, чтоб вернуться, – заметил Фредерик.
– А ты должен знать: если не вернешься, я жить не буду, – вдруг ответила Марта, и голос ее ничуть не дрожал.
Король хотел было нахмуриться, сказать что-нибудь грозным, приказным тоном, но передумал. Вместо этого поднял руку, чтоб погладить жену по щеке:
– Я не могу ехать в Азарию и думать о том, что, умерев, убью и тебя, и лишу своих детей матери.
Марта поняла и расплакалась, обхватив голову мужа руками, уткнувшись лицом в его грудь:
– Фред, Фред, прости, прости…
– Никогда, – зашептал ей Фредерик, – никогда больше не проси у меня прошения за свои слова. Никогда я не слышал от тебя ничего такого, за что тебе надо просить прощения. И уверен: никогда и не услышу. Запомни это, милая. Ты моя жена, моя королева, моя часть, мое целое. Слышишь?
– Слышу.
– Не плачь.
– Не буду…
Она вдруг ахнула, будто вспомнила что-то важное, выпрямилась и сдернула с расшитого жемчугом пояса небольшой бархатный кошель:
– Я же забыла, совсем забыла! – растянув пестрые шнурки кошелька, достала два небольших овальных медальона из белого золота. – Их сегодня доставили от ювелира. Я хотела, чтоб это был подарок ко дню нашей свадьбы. Только праздник этот нескоро, а ты… Но ты посмотри. Мастер очень старался, – протянула их королю, открыв тонкие крышечки.
Фредерик посмотрел. Улыбнулся. Внутри изящных медальонов, украшенных мелкими сапфирами, были превосходно выполненные миниатюрные портреты его и Марты.
– Как кстати. Этот – с твоим прекрасным лицом – поедет со мной в Азарию. Я буду носить его, не снимая, – сказал молодой человек.
– Я свой тоже ни за что не сниму, – пообещала супругу королева.
7
Второй раз за месяц булочник с Песочной улицы, выкладывая рано утром на прилавки свежие булочки и крендели, увидал возле своей лавки отряд вооруженных всадников. Только теперь это были не девушки-воины, а мужчины, и ехали они со стороны Королевского дворца. А еще – в одном из рыцарей булочник узнал короля Фредерика – по мышастому жеребцу, чья могучая шея была украшена ожерельем из волчьих клыков. Этот конь звался Мышкой и был известен, если не во всем Южном Королевстве, то в столице уж точно, как любимый государев скакун.
– Утро доброе, господин булочник, – весело поздоровался с хлебопеком высокий, широколицый и кареглазый рыцарь-блондин в блестящем панцире и с тяжелым мечом при поясе. – Есть ли у тебя нынче плетенка с абрикосами?
– И про кексы с изюмом спроси, – подал голос король, чуть придержав мышастого.
– Как же, как же, все есть, – торопливо отвечал булочник и, взяв корзинку, принялся укладывать в нее стребованное, причем кексов – побольше, – все свежее.
Сложив выпечку и накрыв ее салфеткой, он принял из рук кареглазого рыцаря деньги, сунул их в карман фартука и низко поклонился Фредерику:
– Приятно вам откушать, государь мой. – Потом так же низко поклонился другим всадникам. – Приятно вам откушать, господа рыцари.
– А тебе – успешной торговли, дружище, – ответно кивнул Фредерик.
Он легко тронул бока Мышки пятками, и скакун, тряхнув головой, зарысил дальше по улице. Управлять им было одно удовольствие: серый, казалось, читал мысли седока и слушался с полуслова, полужеста. Именно за это замечательное качество Фредерик и выбрал Мышку себе под седло для поездки в Азарию.
Следом за государем направил коня сэр Элиас Крунос, уже принявшийся за поглощение любимых плетенок с абрикосами. Похожей выпечкой баловала молодого рыцаря супруга Роксана. Она вместе с малолетним сыном Гедиусом уже более двух лет жила в Осенней усадьбе – поместье родителей Элиаса – и часто-часто присылала мужу, служившему в столице, гонцов с ласковыми письмами, румяными булками и толстыми колбасами. Из-за пристрастий к сдобе и свинине Элиас за последний год прибавил в объемах – поплотнел и покруглел. Правда, это никак не сказалось на его качествах воина. Наоборот, увеличение веса придало ударам рыцаря сокрушительную силу. Даже Фредерик признал это во время одной из тренировок: Элиас так саданул государя деревянным мечом, что тот, хоть и отразил удар, а отлетел метров на пять назад и врезался спиной в двух других рыцарей, наблюдавших за поединком с безопасного (так им казалось) расстояния. «Ну, ты кабан! – заметил тогда Фредерик, потирая ушибленный при падении бок. – С тобой я больше не дерусь!» Зато сделал Элиаса одним из наставников в Северном рыцарском корпусе, где обучались военному делу сыновья северных баронов. Молодой Крунос, которому едва исполнилось двадцать шесть лет, легко, как бархатную куртку, носил стальной панцирь гвардейца, в совершенстве владел своим фамильным мечом, метательными ножами и наручным арбалетом, когда-то принадлежавшим лорду Конраду – Судье Северного округа. Поэтому сомнений в том, что Элиас будет сопровождать короля в Азарию, ни у кого не возникло с самого начала.
За Элиасом, который блистал панцирем и высоким шлемом, двигался мастер Линар, вооруженный длинным мечом из южной стали, небольшим круглым щитом, средним луком и колчаном стрел к нему. Грудь и спину доктор самонадеянно отяжелил кольчугой из крупных пластин, и теперь – из-за жаркого летнего солнца – взмокал под ней, но собирался и дальше мужественно терпеть тяготы похода.
За скакуном доктора на упитанной лошадке соловой масти ехал хмурый Димус, а уже за ним семенил толстоногий мул, груженный тремя коробами, плетенными из толстых ивовых веток. Короба были набиты соломой, в одном находились банки, склянки, мешочки со всякими целебностями и прочий лекарский скарб, во втором содержались два пестрых почтовых голубя – Крупка и Озорник. А в третьем покоились десять железных яблок-бомб. По мнению Линара, без всего этого поездка в Азарию не могла обойтись. Еще у мастера под курткой на груди были запрятаны книжицы покойного Бруры – Линар намеревался потихоньку-полегоньку изучать записи знахаря.
Фредерик не хотел брать в поход взрывных штук, считая, что бомбы – лишняя тяжесть, и она замедлит движение отряда. Но доктор настоял, его поддержали Судья Гитбор, Марта и Элиас, и король уступил. Правда, предупредил Линара, что при первых же признаках неудобств со стороны бомб, он прикажет выбросить их в ближайший овраг. «А мула пустим на жаркое», – сердито буркнул под конец Фредерик.
Сам король снарядился в дорогу, как обычно – без особых изысков. В кожаных куртке и штанах, в простых сапогах под колено он выглядел чуть ли не обычным оруженосцем на фоне того грозного сопровождения, которое являли собой его рыцари. К седлу лошади короля был приторочен мешок с минимумом необходимых в походе вещей: сменой одежды и обуви и с теплым плащом. Из боевого снаряжения Фредерика взял только надежный и легкий шлем-салад без забрала, тонкую кольчугу, не раз испытанную в боях и надеваемую под куртку, и верный белый меч, который пришлось теперь поместить не за спину (как он привык), а к поясу, на правый бок, под леворучный захват. Болезную же руку молодой человек облек в латный рукав и подвесил на прочный ремень, чтоб хоть обороной помогала, если придется воевать.
Их небольшой отряд быстрой рысью пронизал пока еще дремлющую столицу и выехал через Лучистые Ворота за городские стены.
Фредерик сперва пустил Мышку в галоп, но под кронами березовой рощи остановил коня. Чтоб обернуться и посмотреть на город. Он понимал, что, возможно в последний раз видит эти длинные стяги на высоких башнях и гордые белые стены. За ними – его жена и дети. И их он тоже, вполне возможно, этим утром видел последний раз…
Прощание с Мартой вышло коротким, спокойным и обычным: поцелуй и объятие, тихая просьба женщины: «Береги себя», твердое обещание мужчины: «Конечно, милая». Разве что рука королевы чуть дольше задержалась на шее мужа, и голос ее чуть дрогнул, самую малость. Фредерик заметил, но не подал вида, не сказал ни слова. Потому что смысла говорить о том, что они оба давно поняли, не было…
Вспоминая сейчас эти минуты, краткие и тяжелые, молодой человек с досадой поджал губы, сам себе приказал: «Не закисать!», рявкнул Мышке: «Вперед!» и поскакал дальше, уверенно сжимая левой рукой поводья. Элиас, Линар и остальные последовали его примеру.
Первый день их путешествия прошел безо всяких интересностей и неожиданностей. Тракт желтой лентой мирно тянулся себе через поля, леса, луга и уютные деревеньки на юг; музыкально щебетали над этим всем невидимые жаворонки, сходящие с ума от летней жары; с тонким писком мелькали туда-сюда шустрые трясогузки, пересекая дорогу, как челнок ткача – звенящие нити основы. Крестьяне, попадавшиеся на пути, останавливались, снимали шапки и низко кланялись всадникам, правильно угадывая в них важных персон.
Фредерик молчал – идиллические картины, царившие вокруг, никак не отражались ни в его глазах, ни в душе. Элиас, ехавший рядом, попытался разговорить государя, памятуя, что тот любит пообщаться, но не угадал. Король на вопросы отвечал либо односложно, либо вообще не отвечал – хмыкал или пожимал плечами (точнее – одним плечом, левым). По всему было видно: не хотелось ему отрываться от своих мыслей. И Элиас придержал коня, чтоб поравняться с мастером Линаром и оставить Фредерика в одиночестве.
Но доктор тоже был занят – перелистывал одну из книжек Бруры, пытаясь для начала в рисунках разобраться. Поэтому гвардеец отстал еще больше и сблизился с рыцарями. Те не особо скучали: двое дремали (было видно, что они в совершенстве овладели этим искусством – спать в седле), еще двое с громким хохотом обсуждали свои похождения по столичным кабакам, а последний что-то самозабвенно вырезал из деревянной чушки.
– Скучновато, – заметил Элиас, чтоб влиться в компанию.
– А мы с Люком как раз песню затянуть удумали, – ответил ему рыжий Аглай. – Вливайся, братишка.
– И то дело, – кивнул древорез Генрик и отправил свои поделку и ножик в поясной кошель. – Ну, а какую?
– Какую-нибудь веселую, под стать хорошей погоде, – сказал Люк.
– Конечно, веселую, – отозвались, проснувшись, Мартин и Платон.
Аглай и Люк начали – их первые удалые вопли заставили шарахнуться в сторону лошадь мастера Линара. Фредериков Мышка тоже отреагировал, дернув головой. К запевалам, узнав текст, присоединились остальные рыцари, и над полем, которое они как раз проезжали, понеслось:
Мы отправились в поход,
Позабыв набить живот.
Воют волки в животе:
Где свинина? Утка где?
Где колбасы, пиво, лук?
Плачет брюхо – жуткий звук.
Без мясного путь немил,
И на бой не хватит сил.
Вот харчевня! Вот трактир!
Ну, закатим, братцы, пир!
Лишь наевшись, можно в бой!
Лишь напившись, ты герой!
Мастер Линар недовольно косился на веселых горлопанов – они мешали ему читать и думать. А Фредерик ехал впереди и улыбался, слушая нехитрые припевки своих рыцарей, как бы там что ни складывалось, а жизнь была хороша…
Вечером, у разложенного на лесной поляне костра, король тренировал левую руку, приучая ее к тем хитрым приемам, которые до недавнего времени в основном проводила правая. Обеими руками Фредерик владел одинаково хорошо, но были кое-какие выпады и удары, которые левой были знакомы хуже.
Неискушенному в фехтовании могло бы показаться, что у молодого человека нет причин беспокоиться о собственной боеспособности: старинный белый меч свистал и сверкал серебряными бликами, выполняя сложные элементы, подчиняясь твердой руке и быстрой мысли хозяина. Элиас, сидевший напротив на ворохе папоротниковых листьев, затаив дыхание следил за боевым танцем короля: такие выступления его всегда восхищали. Из приемов судейского фехтования гвардеец постиг лишь самую малость, и даже эта малость далась ему с трудом. «Все потому, что осваивать их следует с детства, чтоб приучить к ним растущие кости и мышцы», – говорил Фредерик. Именно поэтому Элиас не упускал случая хоть посмотреть на то, что ему не удавалось. Например – на прыжки. Ноги Фредерика, казалось, имели под кожей не кости и не мышцы, а пружины. И кроме прыжков – гвардеец прекрасно знал – эти ноги могли наносить смертельные удары в голову или туда, куда заблагорассудиться хозяину. Вот последними возможностями Элиас не мог похвастать: его ноги еще могли прыгать, пусть не особо высоко и быстро, но вот ударять ими так же ловко и точно, как кулаками, молодой рыцарь не умел: не хватало гибкости.
Сам Фредерик был теперь недоволен: некоторые движения левая рука исполняла без необходимой скорости и точности и быстро уставала. Слишком быстро. Возможно, это являлось следствием недавнего шестидневного беспамятства, от которого молодой человек еще не совсем оправился.
Когда от пота взмокли волосы, лоб и спина, Фредерик остановился и тут же скрипнул зубами – правая рука решила, что пора напомнить о себе и опять колко заболела в локте.
– Боюсь, когда мы доберемся до Азарии, я развалюсь совершенно, – пробормотал он, присаживаясь у костра на свою кучу папоротников и устраивая меч рядом.
– Боишься? Удивительно, – пожал плечами Элиас. – Если бы я так управлялся с мечом, да еще левой рукой, я бы ничего не боялся. И не забывай, что ты совсем недавно серьезно заболел.
– Ничего не боятся только дураки, – нахмурился Фредерик. – А страх бывает разным. Я не боюсь погибнуть в бою – я всегда к этому готов. Но я боюсь того, что перестану быть хозяином своему телу. Проще говоря – стану калекой. Я уже им становлюсь, – он опять скрипнул зубами и потер упрямо болящий локоть. – И, признаюсь тебе, братишка, такого ужаса я еще не испытывал. Наверное, потому, что никогда не думал так попасться.
Элиас ничего не ответил. Он вдруг представил себя на месте короля, и сам пришел в ужас от такого будущего. Быть сильным, молодым, здоровым человеком, уверенным в своих силах; быть прекрасным наездником, мечником, стрелком, бойцом. А потом враз лишится всех этих своих доблестей. «Да это наказание какое-то», – подумалось парню.
– Брура не говорил мне, – продолжал тем временем Фредерик, подбрасывая в спокойное пламя мелкие хвойные веточки, – но, кажется, онемение расползается по моему телу. Я не знаю, через сколько дней превращусь в неподвижный кусок мяса. Но если это произойдет, я не хочу жить таким. Не хочу, чтоб вы таскались со мной, как с мешком. Слышишь? Не желаю, чтоб таким увидела меня жена и сыновья, мои подданные. Ты понимаешь? – Он пронзительно глянул на Элиаса.
Того словно ледяной водой окатило. И язык занемел.
Фредерик, не слыша ответа, переспросил, голосом низким и раздраженным:
– Ты понимаешь? – и дернул рыцаря за плечо.
– Ты хочешь, – хрипло начал Элиас, – чтоб я тебя…
– Точно, – выдохнул король. – Ты молодец.
– Я не смогу, – мотнул головой гвардеец.
Фредерик дернул краем рта – недовольно. Кинул еще одну веточку в костер – резко, нервно. Буркнул – разочарованно:
– Я думал: ты мне друг.
Поднял глаза к темнеющему небу – там волшебно замерцали первые звезды – и пожал плечами:
– Что ж, попрошу врага.
– Кого? – дернулся Элиас.
– Димуса. – Фредерик кивнул в сторону немого битюга, который сидел с другой стороны костра и с видом человека, предвкушающего знатное застолье, нанизывал на прутики мясо куропаток и свиное сало. – Он не откажется. Я убил его брата, я хотел убить Бруру. В сущности из-за меня Брура и погиб. У Димуса очень мало причин отказать мне в этой маленькой услуге. К тому же, спорим: он все сделает быстро – с эдакой-то силищей…
– Ты ненормальный! – так Элиас высказал свое отношение к государевым планам.
– Ты не сказал ничего нового относительно моей персоны, – заметил Фредерик. – Я же, как обычно, просчитываю все варианты.
Гвардеец так сжал кулаки, что ногти впились в ладони, и сказал, цедя слова сквозь зубы:
– Хорошо. Если желаешь, я сделаю это. Своим мечом. По шее. Коротко, без боли…
– Рад слышать, – кивнул король и протянул Элиасу руку для пожатия.
– Только момент для сего деяния уж позволь мне определить самому.
Фредерик опять пожал плечами:
– Надеюсь на тебя, братец…
8
Без малого пять дней понадобилось Фредерику и его отряду, чтоб добраться из Белого Города до Южного округа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44