Подобно большинству американцев, южане и их западные соседи горячо поддержали военную акцию возмездия против террористов.
Однако данный сектор электората становится куда менее активен, когда речь заходит о локальных войнах в регионах, где Соединенные Штаты обладают лишь ограниченными интересами. Отчасти причина заключается в том, что южане устали воевать: небогатые семьи Юга отправили в армию гораздо больше своих детей, нежели зажиточные семьи Северо-Востока(57). Поначалу единодушно согласившись на военную операцию против террористов, эти избиратели постепенно утомились поисками экстремистов в горах и пустынях Ближнего Востока. Вдобавок многие жители Юга и горного Запада недовольны возможным влиянием террористических атак на их свободы. Как заявил один житель Колорадо: «Вот вам и пожалуйста – наше правительство отбирает у нас свободу под предлогом национальной безопасности! Ладно, пускай в аэропортах строже досматривают, – но и все»(58). Перед лицом угрозы терроризма и его возможных последствий американцы, тяготеющие к традициям Джефферсона и Джексона, могут вспомнить о том, что лучший способ борьбы с терроризмом – возведение кордонов и сокращение международного присутствия Америки.
Юг и горный Запад – основной электорат президента Буша, поэтому популистские лозунги в этих регионах популярнее сдержанного отношения республиканцев к проблеме использования военной силы США на «цивилизационных задворках». Жители этих регионов с подозрением относятся к международным институтам и предпочитают тактику односторонних действий. Север же придерживается идеалистической политики, одобряет многосторонность и поддерживает гуманитарные миссии – даже в ущерб оборонному бюджету. Эти региональные противоречия ярко проявились при голосовании в Конгрессе относительно войны в Косово: Юг и горный Запад в целом проголосовали против отправки американского контингента, а Северо-Восток одобрил это предложение(59).
Тот факт, что население Юга и Запада растет быстрее, чем население Севера, также укрепляет влияние первых двух регионов на внешнюю политику страны. В 1990-е годы население северного региона выросло на 7%, тогда как южного – на 17%, а западного – на 20%. В 2000 году на Севере проживало 42% населения США, а на Юге и на Западе – 36 и 22% соответственно. По оценкам, к 2025 году население Севера составит 38% от населения страны в целом, а Юга и Запада – 37 и 25% соответственно(60).
Изменения в этническом составе американского общества также оказывают воздействие на углубление региональных противоречий. С момента своего основания Соединенные Штаты были страной иммигрантов, уникальным сообществом выходцев со всего мира. Хотя иммигранты сохраняли тесные культурные и личные связи с отечеством, свою политическую лояльность они отдавали Америке. Почти все этнические общины организовали свое лобби (а то и сразу несколько) в Вашингтоне. Однако американцы любого происхождения соблюдают, особенно в сфере внешней политики, национальные интересы, не имеющие прямого отношения к их этнической принадлежности.
Впрочем, теория «плавильного тигля», по всей вероятности, скоро перестанет соответствовать действительности. Национальные меньшинства, вопреки традиции, уже не спешат интегрироваться в мультиэтническую Америку. Неиспаноязычные белые составляют все меньший процент американского населения. К 2060 году, как ожидается, их будет менее 50%, а к концу столетия – менее 40%. Зато неуклонно возрастает число испаноязычных американцев, которые к 2060 году будут составлять четверть населения США, а к концу столетия – уже треть. Прирост численности неиспаноязычных чернокожих и выходцев из Азии происходит гораздо медленнее: последние сегодня составляют 4 процента от населения страны в целом; к 2035 году их будет 7%, к 3060 году – 10%. Что касается чернокожих, они останутся на нынешнем уровне 13%(61).
Испаноязычные американцы и выходцы из Азии концентрируются в определенных регионах страны – первые на Юго-Западе, вторые на западном побережье. Вследствие этого куда более реальным, нежели в предыдущих поколениях иммигрантов, становится формирование этнических идентичностей. К2025 году население Калифорнии будет состоять из 33 % белых, 42% испаноязычных, 18% выходцев из Азии и 7% чернокожих. Та же ситуация наблюдается и в других штатах. К 2025 году в Техасе окажется 46% белых и 38% испаноязычных; Нью-Мексико – 40% белых и 48% латиноамериканцев(62).
Концентрация латиноамериканского и азиатского населения повышает политическую значимость этих этнических групп, в особенности потому, что Калифорния и Техас всегда считались одними из наиболее важных штатов с точки зрения выборов. Калифорния и Техас представляют 86 голосов в коллегии выборщиков, то есть третью часть от общего количества голосов (270), необходимых для выборов президента США. Как только дебаты относительно расширения НАТО закончились, этническая концентрация в штатах с большим количеством выборщиков значительно изменилась. Если бы американцы польского, чешского и венгерского происхождения были «ровно размазаны» по многим штатам, они не сумели бы вмешаться, когда в 1990-е годы правительство США решало, заслуживают ли их родные страны вступления в НАТО. Однако вследствие того, что эти американцы проживали компактными группами в густонаселенных штатах Среднего Запада и сумели организовать эффективное лобби, им удалось повлиять на решение правительства(63). Поэтому не приходится сомневаться, что растущая латиноамериканская община будет оказывать влияние на внешнюю политику США. Если кандидаты в президенты хотят победить в Калифорнии и Техасе, им следует завоевывать голоса испаноязычных американцев.
Нет ничего удивительного в том, что различные этнические группы будут бороться за степень влияния на внешнюю политику США. во имя собственных интересов. Так всегда было и так будет. Такова природа плюралистической демократии в многонациональном обществе. Однако меняющая демографическая ситуация в Америке придает новую значи мость национальной политике и сулит серьезные последствия американскому интернационализму.
Численность испаноязычных американцев будет оказывать непосредственное влияние на содержание американского интернационализма и на цели американской внешней политики. Социологические опросы среди испаноязычных, безусловно, не отражают истинного положения дел, но они демонстрируют предпочтения этой группы населения и ее лидеров. Эти предпочтения существенно отличаются от предпочтений американской элиты. К примеру, испано-язычные лидеры «выражают гораздо меньшую приверженность традиционной оборонительной политике и военным союзам». Только 8% испаноязычной элиты (в сравнении с 60% элиты американской) рассматривают защиту союзников как «приоритетную задачу». 85% испаноязычной элиты считают, что США следует уделять больше внимания развитию отношений с Латинской Америкой. Безусловно, Америка может позволить себе многое, однако повышенное внимание к Латинской Америке, скорее всего, нанесет урон отношениям с какой-либо другой страной или группой стран(64).
Потенциальная «балканизация» Америки также затрудняет задачу формирования устойчивого интернационализма на всей территории страны. Юго-Запад ориентирован на Латинскую Америку, западное побережье – на Тихоокеанский регион, восточное побережье – на Европу; в подобных условиях трудно достичь согласия относительно того, что такое общенациональные интересы. Если прибавить к культурным и экономическим разграничительным линиям, всегда разделявшим американские штаты, линии этнические и лингвистические, региональные противоречия окажутся настолько сильными, что приведут к эрозии общественной идентичности, необходимой для определения национальных целей. Вероятным результатом этого будет политический тупик, создание интернационалистских коалиций затруднится намного сильнее прежнего, а «дрейф» в сторону изоляционизма и самодостаточности окажется неизбежным.
Противостоять этой тенденции способна трудовая мобильность. Различные, меняющиеся потребности регионов в рабочей силе сыграли большую роль в превращении Америки в «плавильный тигель»: в 1800-е годы иммигранты и переселенцы двигались на запад, в эпоху индустриализации и урбанизации рабочие перемещались с юга на север, а в конце двадцатого столетия сложился обратный поток – с севера в «солнечный пояс». Именно возникшее в результате многочисленных миграций «смешанное» население сыграло решающую роль в превращении США в могущественную державу с общей идентичностью и этикой, в намного более значимую политическую структуру, нежели простая конфедерация штатов, где у каждого штата своя идентичность и своя мораль.
Проблема в том, что цифровая эра подразумевает иную мобильность. Информационная революция, в отличие от индустриализации, не привела к новому «смешению языков», поскольку она дает людям и компаниям большую свободу в выборе места трудовой деятельности. В индустриальную эпоху заводы строились вблизи источников сырья и транспортных путей. Рабочая сила перемещалась от завода к заводу, люди вынужденно снимались с насиженных мест в поисках работы. Как пишет Эрнст Геллнер в своей книге «Нации и национализм», индустриализация, мобильность и порожденная последней гомогенность привели к возникновению современного национального государства. Индустриализация стала топливом для «плавильного тигля»(65).
В цифровую эру люди и компании все чаще обосновываются там, где им хочется, а не там, где их вынуждают. Выбирая место жительства, американцы гораздо чаще, чем в прошлом, оценивают такие параметры, как жизненный уклад, близость к семье, культурная атмосфера, климат. Эти параметры, разумеется, имели значение идо информационной революции. В 1970-е и 1980-е годы северяне, перебиравшиеся на Юг, оказывались более консервативными в своих политических воззрениях, нежели представители Севера в целом(66). Цифровая экономика усилит эти тенденции и, возможно, усугубит культурные и этнические противоречия между регионами. Как пишет Майкл Линд из «New America Foundation»: «Географическая мобильность американцев может привести к усилению региональных субкультур, спровоцировав добровольное разделение: либеральные южане переберутся на Север, а консервативные северяне покинут Бостон или Нью-Йорк и устремятся в более подходящие им Атланту или Даллас»(67). Таким образом, цифровая эра обещает углубление культурных, экономических и этнических противоречий между регионами. Изложенная здесь картина объясняет, с какими трудностями предстоит столкнуться при формировании нового типа американского интернационализма и противодействии изоляционистским и «односторонним» настроениям. Безусловно, эта ситуация в целом требует тщательно разработанной политической стратегии.
Предотвращение усугубления региональных противоречий, стоящих на пути формирования нового типа американского интернационализма, требует сознательных усилий по изоляции внешней политики США и ее внутренних «корней» от партийного влияния и партийных разногласий. Как показала электоральная карта президентских выборов 2000 года, это будет нелегко: существует тесная связь между конкретной партией и конкретным регионом. Зловещими признаками усиления партийного влияния на внешнюю политику Америки являются межпартийные ссоры последнего десятилетия и весьма кратковременное перемирие, заключенное между партиями после трагических событий сентября 2001 года. Если региональные противоречия во внешней политике страны с течением времени будут сказываться все сильнее, кандидатам на выборные должности достаточно будет опереться на эти противоречия, чтобы сформулировать собственную политическую платформу.
Чтобы избежать дурного влияния партийной борьбы на американский интернационализм, потребуется заключить политическое перемирие. Эра Рузвельта дала надежду на то, что республиканцы и демократы смогут сдержать партийные амбиции и начнут ставить нацию превыше партий. Однако Рузвельту было проще: Вторая мировая война оказалась замечательным стратегическим императивом для установления строгой политической дисциплины. Нынешние лидеры не могут дожидаться появления нового геополитического соперника Америки, который поможет им объединить нацию. Стоит промедлить – и Америка упустит возможность устранения потенциального соперничества на мировой арене посредством формирования новой большой стратегии и нового типа интернационализма. Иного шанса может и не представиться, поэтому ставка чрезвычайно высока.
Американские лидеры должны сосредоточиться на двух главных целях, помимо партийного сотрудничества. Первая цель заключается в политическом образовании масс, прежде всего молодого поколения. Опросы общественного мнения демонстрируют тре вожную тенденцию к различиям в ответах представителей разных возрастных групп на вопрос о роли Америки на мировой арене. Американцы, родившиеся после Второй мировой войны, уделяют меньше внимания геополитике, нежели старшие поколения, и менее уверены в значимости многостороннего подхода в международных отношениях. Большинство американцев плохо разбирается в текущей политической обстановке в мире, не говоря уже о том, что редко кто помнит ключевые исторические эпизоды формирования американского интернационализма. Снижение качества преподавания истории в школах и колледжах еще больше ухудшает ситуацию. Необходимо организовать общенациональную образовательную кампанию, которая включила бы в себя буквально все, от телеобращения президента до адресных программ в университетах и повышения эффективности деятельности таких организаций, как Ассоциация внешней политики и Совет по международным отношениям.
Вторая задача состоит в восстановлении стратегического интеллектуального капитала нации. В прошлом США вкладывали значительные средства в подготовку кадров, особенно в точных науках. Американские научные лаборатории, американская промышленность, компании высоких технологий и военные предприятия не имели себе равных в мире. Сегодня необходимо вкладывать средства в подготовку дипломатов и стратегов, стремиться одновременно к предотвращению «утечки мозгов» в другие области знания и к воспитанию нового поколения граждан, разбирающихся в вопросах большой стратегии. Курс обучения, разумеется, должен включать в себя изучение всех тех явлений, которые формируют нынешний геополитический ландшафт, – глобализации, Интернета, международной финансовой системы, терроризма и систем национальной обороны. Также весьма важно, чтобы учебные программы распространялись на афроамериканцев, испаноязычных американцев, американцев азиатского и арабского происхождения и на другие этнические меньшинства. С возникновением нового типа американского интернационализма эти этнические общины окажутся вовлеченными в стратегические процессы.
Йельский университет сделал важный шаг в нужном направлении, включив в 2000 году в расписание курс большой стратегии как для студентов, так и для выпускников. Из этого курса можно узнать как об истории геополитического соперничества человеческих обществ, так и о том, какими инструментами, точнее, подручными средствами пользуются аналитики и каким должен быть склад мышления для обдумывания большой стратегии. Это экспериментальная программа, ее составители постоянно дополняют материалы, стремясь преодолеть пропасть между прошлым и будущим, между экономикой и военной стратегией, между теорией и практикой. Почин Йельского университета заслуживает самого горячего одобрения.
Если предположить, что нынешняя американская элита услышала наш призыв и выразила готовность приступить к формированию нового типа американского интернационализма, на что она могла бы опереться? Какую политику следует проводить, чтобы оказаться готовым к переходу от однополярного к многополярному миру? Каким образом США могут содействовать поддержанию мира и стабильности, когда могущество и влияние все более равномерно распределяются между Северной Америкой, Европой и Восточной Азией? И какова будет американская большая стратегия в двадцать первом веке?
ГЛАВА 7
ПОСЛЕ PAX AMERICANA
Соединенные Штаты не могут и не должны противиться наступлению эпохи заката американского величия. Подобное поведение способно лишь нарушить взаимоотношения с усиливающейся Европой и восходящей Азией. Однако рассчитывать на то, что Америка сама отдаст былое превосходство, почти нелепо. Сверхдержавы всегда очень неохотно расстаются с собственным величием; история отнюдь не изобилует фактами мирного отказа от лидерства и соответствующего изменения большой стратегии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Однако данный сектор электората становится куда менее активен, когда речь заходит о локальных войнах в регионах, где Соединенные Штаты обладают лишь ограниченными интересами. Отчасти причина заключается в том, что южане устали воевать: небогатые семьи Юга отправили в армию гораздо больше своих детей, нежели зажиточные семьи Северо-Востока(57). Поначалу единодушно согласившись на военную операцию против террористов, эти избиратели постепенно утомились поисками экстремистов в горах и пустынях Ближнего Востока. Вдобавок многие жители Юга и горного Запада недовольны возможным влиянием террористических атак на их свободы. Как заявил один житель Колорадо: «Вот вам и пожалуйста – наше правительство отбирает у нас свободу под предлогом национальной безопасности! Ладно, пускай в аэропортах строже досматривают, – но и все»(58). Перед лицом угрозы терроризма и его возможных последствий американцы, тяготеющие к традициям Джефферсона и Джексона, могут вспомнить о том, что лучший способ борьбы с терроризмом – возведение кордонов и сокращение международного присутствия Америки.
Юг и горный Запад – основной электорат президента Буша, поэтому популистские лозунги в этих регионах популярнее сдержанного отношения республиканцев к проблеме использования военной силы США на «цивилизационных задворках». Жители этих регионов с подозрением относятся к международным институтам и предпочитают тактику односторонних действий. Север же придерживается идеалистической политики, одобряет многосторонность и поддерживает гуманитарные миссии – даже в ущерб оборонному бюджету. Эти региональные противоречия ярко проявились при голосовании в Конгрессе относительно войны в Косово: Юг и горный Запад в целом проголосовали против отправки американского контингента, а Северо-Восток одобрил это предложение(59).
Тот факт, что население Юга и Запада растет быстрее, чем население Севера, также укрепляет влияние первых двух регионов на внешнюю политику страны. В 1990-е годы население северного региона выросло на 7%, тогда как южного – на 17%, а западного – на 20%. В 2000 году на Севере проживало 42% населения США, а на Юге и на Западе – 36 и 22% соответственно. По оценкам, к 2025 году население Севера составит 38% от населения страны в целом, а Юга и Запада – 37 и 25% соответственно(60).
Изменения в этническом составе американского общества также оказывают воздействие на углубление региональных противоречий. С момента своего основания Соединенные Штаты были страной иммигрантов, уникальным сообществом выходцев со всего мира. Хотя иммигранты сохраняли тесные культурные и личные связи с отечеством, свою политическую лояльность они отдавали Америке. Почти все этнические общины организовали свое лобби (а то и сразу несколько) в Вашингтоне. Однако американцы любого происхождения соблюдают, особенно в сфере внешней политики, национальные интересы, не имеющие прямого отношения к их этнической принадлежности.
Впрочем, теория «плавильного тигля», по всей вероятности, скоро перестанет соответствовать действительности. Национальные меньшинства, вопреки традиции, уже не спешат интегрироваться в мультиэтническую Америку. Неиспаноязычные белые составляют все меньший процент американского населения. К 2060 году, как ожидается, их будет менее 50%, а к концу столетия – менее 40%. Зато неуклонно возрастает число испаноязычных американцев, которые к 2060 году будут составлять четверть населения США, а к концу столетия – уже треть. Прирост численности неиспаноязычных чернокожих и выходцев из Азии происходит гораздо медленнее: последние сегодня составляют 4 процента от населения страны в целом; к 2035 году их будет 7%, к 3060 году – 10%. Что касается чернокожих, они останутся на нынешнем уровне 13%(61).
Испаноязычные американцы и выходцы из Азии концентрируются в определенных регионах страны – первые на Юго-Западе, вторые на западном побережье. Вследствие этого куда более реальным, нежели в предыдущих поколениях иммигрантов, становится формирование этнических идентичностей. К2025 году население Калифорнии будет состоять из 33 % белых, 42% испаноязычных, 18% выходцев из Азии и 7% чернокожих. Та же ситуация наблюдается и в других штатах. К 2025 году в Техасе окажется 46% белых и 38% испаноязычных; Нью-Мексико – 40% белых и 48% латиноамериканцев(62).
Концентрация латиноамериканского и азиатского населения повышает политическую значимость этих этнических групп, в особенности потому, что Калифорния и Техас всегда считались одними из наиболее важных штатов с точки зрения выборов. Калифорния и Техас представляют 86 голосов в коллегии выборщиков, то есть третью часть от общего количества голосов (270), необходимых для выборов президента США. Как только дебаты относительно расширения НАТО закончились, этническая концентрация в штатах с большим количеством выборщиков значительно изменилась. Если бы американцы польского, чешского и венгерского происхождения были «ровно размазаны» по многим штатам, они не сумели бы вмешаться, когда в 1990-е годы правительство США решало, заслуживают ли их родные страны вступления в НАТО. Однако вследствие того, что эти американцы проживали компактными группами в густонаселенных штатах Среднего Запада и сумели организовать эффективное лобби, им удалось повлиять на решение правительства(63). Поэтому не приходится сомневаться, что растущая латиноамериканская община будет оказывать влияние на внешнюю политику США. Если кандидаты в президенты хотят победить в Калифорнии и Техасе, им следует завоевывать голоса испаноязычных американцев.
Нет ничего удивительного в том, что различные этнические группы будут бороться за степень влияния на внешнюю политику США. во имя собственных интересов. Так всегда было и так будет. Такова природа плюралистической демократии в многонациональном обществе. Однако меняющая демографическая ситуация в Америке придает новую значи мость национальной политике и сулит серьезные последствия американскому интернационализму.
Численность испаноязычных американцев будет оказывать непосредственное влияние на содержание американского интернационализма и на цели американской внешней политики. Социологические опросы среди испаноязычных, безусловно, не отражают истинного положения дел, но они демонстрируют предпочтения этой группы населения и ее лидеров. Эти предпочтения существенно отличаются от предпочтений американской элиты. К примеру, испано-язычные лидеры «выражают гораздо меньшую приверженность традиционной оборонительной политике и военным союзам». Только 8% испаноязычной элиты (в сравнении с 60% элиты американской) рассматривают защиту союзников как «приоритетную задачу». 85% испаноязычной элиты считают, что США следует уделять больше внимания развитию отношений с Латинской Америкой. Безусловно, Америка может позволить себе многое, однако повышенное внимание к Латинской Америке, скорее всего, нанесет урон отношениям с какой-либо другой страной или группой стран(64).
Потенциальная «балканизация» Америки также затрудняет задачу формирования устойчивого интернационализма на всей территории страны. Юго-Запад ориентирован на Латинскую Америку, западное побережье – на Тихоокеанский регион, восточное побережье – на Европу; в подобных условиях трудно достичь согласия относительно того, что такое общенациональные интересы. Если прибавить к культурным и экономическим разграничительным линиям, всегда разделявшим американские штаты, линии этнические и лингвистические, региональные противоречия окажутся настолько сильными, что приведут к эрозии общественной идентичности, необходимой для определения национальных целей. Вероятным результатом этого будет политический тупик, создание интернационалистских коалиций затруднится намного сильнее прежнего, а «дрейф» в сторону изоляционизма и самодостаточности окажется неизбежным.
Противостоять этой тенденции способна трудовая мобильность. Различные, меняющиеся потребности регионов в рабочей силе сыграли большую роль в превращении Америки в «плавильный тигель»: в 1800-е годы иммигранты и переселенцы двигались на запад, в эпоху индустриализации и урбанизации рабочие перемещались с юга на север, а в конце двадцатого столетия сложился обратный поток – с севера в «солнечный пояс». Именно возникшее в результате многочисленных миграций «смешанное» население сыграло решающую роль в превращении США в могущественную державу с общей идентичностью и этикой, в намного более значимую политическую структуру, нежели простая конфедерация штатов, где у каждого штата своя идентичность и своя мораль.
Проблема в том, что цифровая эра подразумевает иную мобильность. Информационная революция, в отличие от индустриализации, не привела к новому «смешению языков», поскольку она дает людям и компаниям большую свободу в выборе места трудовой деятельности. В индустриальную эпоху заводы строились вблизи источников сырья и транспортных путей. Рабочая сила перемещалась от завода к заводу, люди вынужденно снимались с насиженных мест в поисках работы. Как пишет Эрнст Геллнер в своей книге «Нации и национализм», индустриализация, мобильность и порожденная последней гомогенность привели к возникновению современного национального государства. Индустриализация стала топливом для «плавильного тигля»(65).
В цифровую эру люди и компании все чаще обосновываются там, где им хочется, а не там, где их вынуждают. Выбирая место жительства, американцы гораздо чаще, чем в прошлом, оценивают такие параметры, как жизненный уклад, близость к семье, культурная атмосфера, климат. Эти параметры, разумеется, имели значение идо информационной революции. В 1970-е и 1980-е годы северяне, перебиравшиеся на Юг, оказывались более консервативными в своих политических воззрениях, нежели представители Севера в целом(66). Цифровая экономика усилит эти тенденции и, возможно, усугубит культурные и этнические противоречия между регионами. Как пишет Майкл Линд из «New America Foundation»: «Географическая мобильность американцев может привести к усилению региональных субкультур, спровоцировав добровольное разделение: либеральные южане переберутся на Север, а консервативные северяне покинут Бостон или Нью-Йорк и устремятся в более подходящие им Атланту или Даллас»(67). Таким образом, цифровая эра обещает углубление культурных, экономических и этнических противоречий между регионами. Изложенная здесь картина объясняет, с какими трудностями предстоит столкнуться при формировании нового типа американского интернационализма и противодействии изоляционистским и «односторонним» настроениям. Безусловно, эта ситуация в целом требует тщательно разработанной политической стратегии.
Предотвращение усугубления региональных противоречий, стоящих на пути формирования нового типа американского интернационализма, требует сознательных усилий по изоляции внешней политики США и ее внутренних «корней» от партийного влияния и партийных разногласий. Как показала электоральная карта президентских выборов 2000 года, это будет нелегко: существует тесная связь между конкретной партией и конкретным регионом. Зловещими признаками усиления партийного влияния на внешнюю политику Америки являются межпартийные ссоры последнего десятилетия и весьма кратковременное перемирие, заключенное между партиями после трагических событий сентября 2001 года. Если региональные противоречия во внешней политике страны с течением времени будут сказываться все сильнее, кандидатам на выборные должности достаточно будет опереться на эти противоречия, чтобы сформулировать собственную политическую платформу.
Чтобы избежать дурного влияния партийной борьбы на американский интернационализм, потребуется заключить политическое перемирие. Эра Рузвельта дала надежду на то, что республиканцы и демократы смогут сдержать партийные амбиции и начнут ставить нацию превыше партий. Однако Рузвельту было проще: Вторая мировая война оказалась замечательным стратегическим императивом для установления строгой политической дисциплины. Нынешние лидеры не могут дожидаться появления нового геополитического соперника Америки, который поможет им объединить нацию. Стоит промедлить – и Америка упустит возможность устранения потенциального соперничества на мировой арене посредством формирования новой большой стратегии и нового типа интернационализма. Иного шанса может и не представиться, поэтому ставка чрезвычайно высока.
Американские лидеры должны сосредоточиться на двух главных целях, помимо партийного сотрудничества. Первая цель заключается в политическом образовании масс, прежде всего молодого поколения. Опросы общественного мнения демонстрируют тре вожную тенденцию к различиям в ответах представителей разных возрастных групп на вопрос о роли Америки на мировой арене. Американцы, родившиеся после Второй мировой войны, уделяют меньше внимания геополитике, нежели старшие поколения, и менее уверены в значимости многостороннего подхода в международных отношениях. Большинство американцев плохо разбирается в текущей политической обстановке в мире, не говоря уже о том, что редко кто помнит ключевые исторические эпизоды формирования американского интернационализма. Снижение качества преподавания истории в школах и колледжах еще больше ухудшает ситуацию. Необходимо организовать общенациональную образовательную кампанию, которая включила бы в себя буквально все, от телеобращения президента до адресных программ в университетах и повышения эффективности деятельности таких организаций, как Ассоциация внешней политики и Совет по международным отношениям.
Вторая задача состоит в восстановлении стратегического интеллектуального капитала нации. В прошлом США вкладывали значительные средства в подготовку кадров, особенно в точных науках. Американские научные лаборатории, американская промышленность, компании высоких технологий и военные предприятия не имели себе равных в мире. Сегодня необходимо вкладывать средства в подготовку дипломатов и стратегов, стремиться одновременно к предотвращению «утечки мозгов» в другие области знания и к воспитанию нового поколения граждан, разбирающихся в вопросах большой стратегии. Курс обучения, разумеется, должен включать в себя изучение всех тех явлений, которые формируют нынешний геополитический ландшафт, – глобализации, Интернета, международной финансовой системы, терроризма и систем национальной обороны. Также весьма важно, чтобы учебные программы распространялись на афроамериканцев, испаноязычных американцев, американцев азиатского и арабского происхождения и на другие этнические меньшинства. С возникновением нового типа американского интернационализма эти этнические общины окажутся вовлеченными в стратегические процессы.
Йельский университет сделал важный шаг в нужном направлении, включив в 2000 году в расписание курс большой стратегии как для студентов, так и для выпускников. Из этого курса можно узнать как об истории геополитического соперничества человеческих обществ, так и о том, какими инструментами, точнее, подручными средствами пользуются аналитики и каким должен быть склад мышления для обдумывания большой стратегии. Это экспериментальная программа, ее составители постоянно дополняют материалы, стремясь преодолеть пропасть между прошлым и будущим, между экономикой и военной стратегией, между теорией и практикой. Почин Йельского университета заслуживает самого горячего одобрения.
Если предположить, что нынешняя американская элита услышала наш призыв и выразила готовность приступить к формированию нового типа американского интернационализма, на что она могла бы опереться? Какую политику следует проводить, чтобы оказаться готовым к переходу от однополярного к многополярному миру? Каким образом США могут содействовать поддержанию мира и стабильности, когда могущество и влияние все более равномерно распределяются между Северной Америкой, Европой и Восточной Азией? И какова будет американская большая стратегия в двадцать первом веке?
ГЛАВА 7
ПОСЛЕ PAX AMERICANA
Соединенные Штаты не могут и не должны противиться наступлению эпохи заката американского величия. Подобное поведение способно лишь нарушить взаимоотношения с усиливающейся Европой и восходящей Азией. Однако рассчитывать на то, что Америка сама отдаст былое превосходство, почти нелепо. Сверхдержавы всегда очень неохотно расстаются с собственным величием; история отнюдь не изобилует фактами мирного отказа от лидерства и соответствующего изменения большой стратегии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60