Она положила руку на сердце, словно пытаясь оградить его от боли. Внезапно ей стало совершенно ясно, что, хотя она успешно пресекла все попытки Пейтона затащить ее в постель, помешать ему завоевать ее сердце ей не удалось. Какое безрассудство, подумала она, и вздохнула. Такой мужчина, как Пейтон, не для нее, смешно даже думать об этом. Но она влюбилась в него. И это неопровержимый факт. Единственное, что в такой ситуации можно сделать, – это не выставить себя перед всеми непроходимой дурой.
Впрочем, нет, подумала она, можно сделать кое-что еще. Кирсти направилась к сундуку, полному женской одежды у который давно уже перенесли в ее комнату. Минуту спустя она уже сжимала в руках то, что искала, – ночную рубашку. Кирсти залилась румянцем. Рубашка из тончайшего, почти прозрачного полотна была отделана шелковыми лентами и кружевом. Очевидно, одна из родственниц Пейтона изо всех сил старалась соблазнительно выглядеть в глазах мужа.
– И верно, при ней-то все было, все, чем можно соблазнить мужчину, не то что у тебя, глупая худышка, – пробормотала она себе под нос.
Затем тряхнула головой и принялась сбрасывать одежду. В одном только она была уверена: Пейтон желал ее. Всего лишь несколько часов назад он убедительно доказал это, прижимаясь к ней на кухне. Она видела это желание в его прекрасных глазах. А какие слова он ей нашептывал! Она находила довольно странным это его желание – учитывая, что пышнотелые дамы вроде леди Фрейзер так и вились вкруг него, но Пейтон желал ее, этого нельзя было отрицать.
– Ну, так и я возьму хоть это, – сказала она твердо и принялась мыться со всей тщательностью. – Если наш повеса может мне предложить только это, по крайней мере натешусь вволю!
Она была замужем пять лет. Никто не поверит, что она по-прежнему девственница, даже если и выплывет наружу вся неприглядная правда о Родерике. Цепляться за эту девственность ради признания брака недействительным также не имело смысла, потому что никто никогда не признает этот брак недействительным. Исход сражения между ними мог быть только один: или она погибнет, или Родерик. Но стоит ли умирать, так и не познав во всей полноте силу страсти, которая объединила бы их с Пейтоном? Конечно, не стоит. Ее любовь была жадной. Она хотела получить все, но здравый смысл подсказывал, что это так же невозможно, как достать луну с неба. Ну так она возьмет все, что может, все, что Пейтон готов ей дать. По крайней мере останутся воспоминания, которые, возможно, уймут сердечную боль.
Когда наконец она облачилась в ночную рубашку, влажные волосы стянула шелковой лентой и посмотрела на себя, решимости у нее поубавилось. Рубашка хоть и была до пят, но почти ничего не скрывала. Тут Кирсти выпрямилась. Она собирается от души погрешить сегодня. И более подходящей рубашки для этого не найти. Движимая любовью, Кирсти старалась не вспоминать о правилах, которые собиралась нарушить. Но это было нелегко, и девушка подумала, что надо как можно скорее оказаться в объятиях Пейтона, пока раздумья о греховности не лишили ее решимости.
Глава 8
Пейтон сидел в кресле и размышлял, то и дело поднося ко рту кубок. Все шло не так, как надо. Родерик гулял на свободе и радовался жизни. Кампания по очернению имени упомянутого лорда начала приносить плоды, но до того, чтобы избегать злодея стали все как один, было еще далеко. Заставить людей прислушаться к предостережениям и найти свидетелей, которые осмелились бы заговорить, оказалось гораздо труднее. Люди либо отказывались верить во всю эту историю, выказывая полное равнодушие, либо молчали из страха. Пейтон знал, что в борьбе со злом главное – это терпение, но оно было у него на исходе. Всякий раз, когда кто-то из детей вдруг вздрагивал или темная тень отражалась в их больших глазах вместо милой детской невинности, Пейтон от всей души желал сэру Родерику смерти.
И что самое унизительное – или это ему просто казалось сейчас, когда он слегка захмелел, – как соблазнитель он тоже потерпел поражение. Уже три недели миновали с тех пор, как он твердо решил, что затащит Кирсти в постель, но постель его по-прежнему оставалась холодной и пустой, когда он укладывался вечером спать. Кирсти не была к нему холодна, но противостояла его атакам с завидным упорством. Отчасти он был доволен, что девушка не хотела сразу сдаваться. Он пресытился легкими победами. Однако это причиняло ему неудобства. В паху он постоянно ощущал боль. А вдруг постоянное возбуждение отразится на его здоровье? Не говоря уже о том, что самолюбие его было сильно уязвлено. Почему эта девчонка не бросится ему на шею, как другие?
Скрип открывающейся двери отвлек его от этих мыслей. Пейтон с тоской подумал, что сейчас придет Йен Сильный, чтобы снова насмехаться над ним и читать нравоучения. Сурового шотландца очень веселили тщетные попытки Пейтона затащить Кирсти в постель, которые он явно не одобрял.
Когда в комнату вошла, тихонько прикрыв за собой дверь, Кирсти, Пейтон едва не выронил кружку. Не отводя от нее глаз, он допил вино и потом долго шарил вокруг, пока не нащупал столик, на который и поставил пустую кружку. И тут же принялся тайком одергивать полы дублета, тщетно стремясь скрыть, увы, очевидное доказательство того, что он не в силах находиться в одной комнате с ней и не желать ее. Тем более в собственной спальне, учитывая также то, что на девушке была только прозрачная ночная рубашка.
– Что-то случилось с детьми? – спросил он хриплым шепотом. Неудивительно, что голос не повиновался ему. Непонятно, как он вообще смог вымолвить хоть слово.
– Нет, дети спят.
– Что же привело тебя сюда?
Кирсти глубоко вздохнула и спокойно ответила:
– Я хочу, чтобы ты любил меня.
Ответом было тяжелое молчание. Кирсти ожидала чего угодно, только не этого. Пейтон молча сидит, глядя на нее во все глаза, и вид у него такой, будто его ударили по голове. Или, подумала она, взглянув на его пустую кружку, он мертвецки пьян. Такое ей просто не могло прийти в голову. За те три недели, что она провела здесь, ей ни разу не случалось видеть Пейтона пьяным.
– Ты пил? – спросила она.
– Последние три недели я только и делал, что пил, – ответил он, сам не понимая, почему до сих пор сидит в кресле, вместо того чтобы тащить ее в постель.
– Значит, ты пьян. – Она чуть не заплакала с досады: вряд ли у нее достанет духу явиться к нему во второй раз.
– Я полагал, что не так уж и пьян, но теперь и сам не знаю, что думать. Скажи-ка еще раз – что привело тебя сюда?
– Это обязательно?
– Да.
– Я хочу, чтобы ты любил меня.
Пейтон медленно поднялся и пошел к ней. Ему все еще не верилось, что она сама к нему пришла и положила конец его томительному ожиданию. Что все произошло так просто. Он схватил ее за плечи и коснулся губами ее лба.
– Еще раз, – прошептал он. – Повтори это еще раз.
– Я хочу, чтобы ты меня любил, – шепотом ответила она, покраснев до корней волос, когда он, чуть отстранившись, внимательно посмотрел на нее. – Не понимаю, почему ты заставляешь меня повторять одно и то же. Разве не этого ты добивался? Господи! Ты что, передумал?
– Конечно, нет. Я чуть не превратился в инвалида – так сильно тебя хотел, с того самого момента, как мы встретились.
– Вот как? А по-моему, в тот момент ты как раз собирался забраться в постель к леди Фрейзер.
– Я имею в виду, когда увидел тебя при свете, без всей этой грязи и болотной травы.
Она задрожала. Самой мысли о том, что этот красивый мужчина желал ее, оказалось достаточно, чтобы ее возбуждение взмыло в заоблачные выси. Она обвила руками его шею, надеясь, что он поспешит и начнет наконец делать то, в чем, если верить молве, особенно преуспел. Хотя ей и удалось убедить саму себя, что ничего другого ей не остается делать, кроме как решиться и взять то, что Пейтон ей предлагал и чего она сама так страстно желала, однако она чувствовала, что его колебания могут сказаться самым печальным образом на ее решимости. Причин, по которым ей не следовало бросаться в его объятия, было столько же, сколько и причин броситься. Мысль ее лихорадочно работала и вполне могла превратить ее «да» в «нет».
– Но ты же собиралась добиваться признания брака недействительным? – спросил он, поглаживая ее спину, прикрытую тончайшим полотном.
– Я поняла, что это невозможно. – Она начала расшнуровывать его рубашку. – Эта битва может закончиться только смертью одного из нас – либо моей, либо Родерика. Он ни за что не оставит меня в живых. Так что наш с ним союз может расторгнуть только смерть. Кроме того, как только я стану хлопотать о расторжении брака, обнаружится, что я жива. – Она распахнула его рубашку и подумала, что грех мужчине иметь такую прекрасную кожу. – Но полагаю, тебе это давным-давно известно.
– И тебя больше не волнует, что ты нарушаешь супружескую верность? Ты наконец поняла, что никогда не была ему женой?
– Пейтон, зачем столько вопросов?
– Еще один, последний, прежде чем я сорву с тебя эту полотняную тряпочку, которую ты неизвестно зачем нацепила. Ты уверена, что сэр Родерик не вступил с тобой в супружеские отношения?
– Я хоть и девственница, но кое-что понимаю. Не вступал он со мной в супружеские отношения.
– Почему?
Кирсти вздохнула и уставилась в стену. Щеки ее пылали.
– Я говорила тебе, что в пятнадцать выглядела как ребенок. Это истинная правда. Я очень поздно сформировалась как девушка, но никому об этом не говорила. Ну и наконец это пришло – как раз в мою первую брачную ночь. Я хотела предупредить Родерика, но он не дал мне и слова сказать. А когда понял, что у меня месячные, заблевал всю постель и выскочил из комнаты как ошпаренный. После этого я стала больше походить на женщину и меньше на ребенка. Он попытался еще пару раз после той ночи, но у него ничего не вышло. Сначала я подумала, что противна ему как женщина.
– Дурочка. – Он принялся целовать ее шею, вдыхая чистый аромат ее кожи.
– Ну а после того, как у меня возникли небольшие проблемы кое с кем из его людей, которые приставали ко мне, я пришла к выводу, что дело, пожалуй, не во мне, а в нем. Потом я заметила, что в замке почти нет женщин и что ни одну из них он к себе не подпускает. Вот тогда-то я и решила, что он, должно быть, предпочитает мужчин. Этим и объяснялось его отношение ко мне. Первое время он меня еще как-то терпел, а потом просто возненавидел.
– Может, он думал, что супружество излечит его.
– Возможно. Или надеялся зачать со мной отпрыска, чтобы легче было скрывать свой порок.
Пейтон слушал ее рассеянно. Он едва сдерживался, чтобы не повалить ее на постель и войти в нее. Кирсти была само совершенство. Груди маленькие, но идеальной формы, с розовыми сосками, напряженными и зовущими. Тонкая талия, подтянутый живот, узкие, но крутые бедра. Ноги стройные, длинные, сильные, и небольшой просвет между шелковистыми бедрами. При виде треугольника курчавых черных волос, прикрывавших средоточие ее женственности, Пейтон затрепетал, как неопытный юноша. Раздевался он медленно, надеясь сохранить остатки самообладания.
Кирсти сжала кулачки от нетерпения. Когда он скинул рубашку, она с трудом удержалась, чтобы не прикоснуться к нему. Мускулистое, гибкое, худощавое тело, гладкая, золотистая кожа. Недаром он прослыл красавцем. Раздевшись наконец, он подхватил ее на руки и отнес на постель.
Пейтон уже успел убедиться в том, что Кирсти женщина страстная. Но сегодня она не переставала его удивлять. Трудно было представить себе, что девственница может отвечать на все его самые изощренные ласки. Прежде чем войти в нее, Пейтон ласково произнес:
– Девочка моя, я чувствую, что ты готова меня принять. Но будет немного больно.
– Не важно, – простонала она, прильнув к нему всем телом.
Ощутив боль, Кирсти на какое-то мгновение замерла.
– С тобой все в порядке? – спросил Пейтон.
Она чуть поменяла положение ног, почувствовала, что он вошел глубже, и содрогнулась.
– О Боже. Да, со мной все в порядке. Но тебе еще придется потрудиться, чтобы я наконец вкусила то райское блаженство, которое ты мне обещал.
Пейтон усмехнулся, а затем оба ахнули, едва он начал двигаться.
– Девочка моя, да ты же настоящее чудо, – только и смог выговорить он, прежде чем страсть полностью захватила его.
Кирсти улыбнулась. Тело ее еще горело, по нему бегали мурашки, но состояние неизъяснимого блаженства постепенно проходило. Если только с Пейтоном, как говорят, можно испытать такое наслаждение, то удивительно, почему толпа женщин не осаждает его дом.
Но лучше не думать о всех тех женщинах, что побывали в его постели, чтобы не омрачать то время, которое ей суждено провести с Пейтоном. Пейтон же чувствовал себя так, будто излил все силы в ее гибкое маленькое тело. Сейчас он мог думать только об одном: будет ли ему дарована возможность любить ее снова этой же ночью.
Эта маленькая Кирсти Макай – сама страстная женщина из всех, кого он когда-либо знал. Она восхитительно неутомима. Наслаждение испытала с первого раза. Не каждая на это способна.
Когда Пейтон высвободился из ее объятий и встал, Кирсти вдруг охватила тревога. Она-то думала, что молчание наступило потому, что оба они изнемогали от усталости. Но тут ей пришло в голову, что она вела себя как распутная женщина и вызвала у него отвращение. Какое же она почувствовала облегчение, когда поняла, что он встал только затем, чтобы принести воду для умывания.
– Мне следует вернуться к себе, – проговорила она, когда он, нырнув в постель, принялся покусывать ее ухо.
– Ну, нет, – сказал Пейтон, привлекая ее к себе. – Теперь ты будешь спать со мной.
– Но тогда все поймут, чем мы с тобой занимаемся!
Учитывая, какой шум она только что здесь подняла, было забавно слышать, что говорит она шепотом, видимо полагая, что ее пребывание в спальне хозяина дома осталось для кого-то секретом. Но Пейтон решил, что не стоит ее разуверять. Его возбуждали ее страстные стоны, и он не хотел, чтобы она вела себя тише.
– Нет, ты останешься здесь.
– Но…
Он закрыл ей рот поцелуем.
– Даже если ты проберешься сейчас в свою постель, все равно все поймут, что мы стали любовниками. И никто не будет тебя осуждать, девочка моя. После всего, что ты сделала ради этих детей, они не потеряют к тебе уважения только потому, что ты завела себе любовника. И вот еще что я хотел бы тебе сказать, прежде чем ты сама об этом заговоришь. Никто не будет считать, что ты одна из многих моих женщин.
– Но дети…
– Дети слишком малы, чтобы понять, что к чему. Ну, за исключением Каллума. Он, конечно, тебя не осудит, но вряд ли порадуется за Меня. Полагаю, паренек терзается муками первой любви и вполне способен устроить нам всем веселую жизнь.
Кирсти это тоже приходило в голову.
– Он сказал, что хочет видеть меня счастливой.
– Так ты уже разговаривала об этом с парнишкой?
– Парнишка разговаривал об этом со мной. Иногда мне просто не верится, что ему всего одиннадцать лет.
– Мальчик годами и ростом, но не сердцем и не умом. Каллум перестал быть мальчиком – вернее, тем, чем в соответствии с нашими представлениями должен являться мальчик, – уже много лет назад. У него не было детства из-за побоев и беспризорности. Думаю, его чувства к тебе вызваны твоим добрым к нему отношением. Скоро все утрясется, и он будет относиться к тебе, как относился бы к матери, сестре или тетке.
Беседуя, они не переставали ласкать друг друга и были готовы повторить все сначала. Неприкрытый, ничем не скованный восторг, отражавшийся на ее прекрасном лице, когда он снова вошел в нее, был самым чувственным из зрелищ, которые ему когда-либо доводилось видеть. Она открыла глаза и посмотрела ему в лицо, и он почувствовал, как раскаленное копье желания пронзает его. Глаза ее были темны, но пылали жарким внутренним свечением, как грозовые облака.
– На сей раз я не потеряю над собой контроль, – сказал он.
– А это так важно? – спросила она.
– Контроль над собой помогает продлить удовольствие.
– Что ж, звучит заманчиво.
И она запустила пальцы в его волосы и привлекла к себе, чтобы поцеловать. В то же самое время ее маленькие пятки уперлись ему в поясницу, и вся она изогнулась так, чтобы он еще глубже вошел в нее. И Пейтон подумал, как хорошо, что Кирсти слишком невинна, чтобы понять, какой обладает силой, иначе он превратился бы в мягкую глину в ее маленьких ручках.
Глава 9
– Ну, как там дела у Саймона? – спросила Кирсти, едва они с Каллумом отошли на безопасное расстояние от приюта.
– Неплохо, – ответил Каллум, привалившись к стене здания, примыкавшего к проулку, где они укрылись. – Эта гнусная баба рассвирепела и заставляет детей работать до изнеможения. Они теперь боятся отдавать мальчиков Родерику, как бы их на этом деле не засекли, и она решила выжать деньжонок хоть из детского пота. Сука такая.
Впервые услышав о приюте для сирот и беспризорных детей, Кирсти обрадовалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28