Усыпленные таким вниманием, они должны начать болтать.— В таком случае, доброй тебе дороги, — произнес тот, что с пращой. — Но до этого можно кое-что у тебя спросить?— Слушаю вас.— Не останавливались ли здесь недавно трое мужчин, но не обычных, а таких… важных?— Хм. У меня останавливается много народа. Опишите их.— В этом нет нужды. Мы можем сказать, какие у них лошади — светлой масти.— Верно, были такие вчера вечером. Очень важные господа.— Они здесь ночевали?— Нет, не стали. Играли в карты почти до утра и после этого сразу же решили ехать.— А они сказали тебе, куда направляются?— Да.— Наверное, в Остромджу?— Нет, они поскакали в Дойран.— Ах, и в самом деле туда поехали?— Конечно, раз они так сказали. Зачем им менять решение?— Все правильно. Ты видел, как они поехали на юг?— Как я мог это видеть? Для этого мне нужно было бы пробежать всю деревню. Зачем мне это?— Я просто так спросил. Но вот еще вопрос: больше у тебя никто не останавливался, кто ехал с той же стороны?Этот вопрос касался меня и моих спутников. Я знал, как на него ответить, но за хозяина ручаться не мог. Конечно, легче всего было сказать, что нас вообще тут не было. Но это было бы неосмотрительно: мы совершенно открыто ехали сюда, и нас многие видели. Эти двое наверняка справлялись о нас по дороге, и им сообщали, что мы уже проехали.Лучше всего было бы, если бы хозяин сказал, что мы уже были здесь. И самое лучшее, чтобы он сообщил им, что мы поскакали за теми троими в Дойран. Тогда те бы успокоились — от нас беды можно было бы не ждать по крайней мере несколько дней.Но, как я уже сказал, такого хода от хозяина нельзя было ожидать. Поэтому я напряженно ждал продолжения их диалога. Но хозяин, вопреки моим ожиданиям, проявил недюжинную смекалку. Он ответил:— Со вчерашнего дня у меня вообще не было постояльцев. Вы первые.— Хм. Но те, кого мы имеем в виду, наверняка уехали в Дабину.— Они вполне могли проскакать без остановки это местечко.— Может быть. Нам надо их обязательно догнать. Есть о чем поговорить.— Это ваши знакомые?— Хорошие друзья.— Тогда вам надо немедленно отправляться за ними.— Увы. А как хотелось побыть у тебя еще и насладиться твоим гостеприимством! Надеемся настичь этих четверых еще в Остромдже.— Их было четверо, говорите?— Да.— И у одного был превосходный жеребец?— Да, да! Ты видел их?— Точно, видел. У другого было два ружья.— Совпадает!— А еще среди них был такой низкорослый паренек, у которого вместо бороды висело десять-одиннадцать редких волосинок.— Верно! Ты видел именно их. Но где же, как не у тебя, они могли останавливаться?— За воротами. Я как раз стоял там с соседом, когда они подъехали. Они хотели переночевать у меня. Когда я ответил, что я хозяин, бородач на породистом скакуне спросил, не проезжали ли здесь трое на светлых лошадях.— Шайтан! Что же ты ответил?— Сказал правду.— О Боже!— А что?— Ничего. Я просто так спросил. Рассказывай дальше.— Бородач спросил, когда эти трое прибыли, сколько пробыли и куда затем поскакали.— Ах, так… И что же ты?— Я ответил, что знал. Что они поехали в Дойран. А что, я не должен был этого делать?— Нет, что ты, ты правильно поступил. А они что?— Всадник сказал, что им надо срочно ехать, и спросил о дороге на Дойран.— И он поскакал по ней?— Да, я проводил их до околицы и все объяснил самым подробным образом. Они пустились в галоп. Ну и понеслись же они!— Таким образом, ты точно знаешь, что они поехали на юг?— Так же точно, как то, что передо мной — вы, а не кто-нибудь другой.— А не на запад, не в Остромджу?— Да нет же. Я еще долго стоял и смотрел им вслед, пока те не исчезли за горой. Вороной так мне приглянулся, что я буквально не спускал с него глаз.— Да, лошадка знатная.— А теперь вам надо ехать туда же, чтобы поговорить с ними?— Скорее всего. Но торопиться теперь нет нужды. Мы знаем, где они, и они нас подождут.— Ну, тогда я рад за вас — вы обязательно увидитесь и поговорите, иначе бы я места себе не нашел. Однако мне пора. Думаю, вас мой отъезд не особенно огорчит.В отличие от встречи прощание было довольно трогательным. Когда хозяин вышел, тот, кто был с пращой, стукнул кулаком по столу и закричал:— Хорошо-то как! Теперь хоть этой заботы не будет. Они поехали не в Остромджу.— Да, этому можно только порадоваться. Как мудро со стороны Баруда эль-Амасата и Манаха эль-Барши, что они провели этого парня и назвали Дойран. Теперь эти собаки, что нас подслушивали, устремились тоже туда. Пусть едут. Пусть ищут.— Я ни разу не был в Дойране и не знаю даже, сколько туда ехать.— Уж никак не меньше семи часов. Парни прибудут туда к вечеру. Завтра они догадаются, что их провели. Так что до послезавтрашнего полудня в Остромдже их можно не ждать. Мы можем здесь пить и есть, сколько влезет. Это меня так радует, как будто у меня у самого день рождения.— А хозяин-то сегодня вернется?— Вряд ли.— Надо было его спросить.— Зачем?— Если бы я знал, что он вернется только завтра, я бы остался здесь на весь день. Мы ведь гости и вольны получить здесь, что захотим, без единого пара.— Думаю, хозяин до завтра останется там.— В самом деле?— Обычно празднество длится до позднего времени.— Это верно.— А там и полночь наступит. Неужели ты думаешь, что он сядет на лошадь, чтобы провести в седле четыре часа, да еще глубокой ночью?— Да, наверняка ему этого не захочется.— И не только этого. Ведь на дне рождения много пьют и едят, а питье в этот день — зло. Можно напиться до бесчувствия и проспать весь день.Это звучало так, как если бы я был в любимом немецком государстве, где царят такие же взгляды.— Ты прав, — согласился другой, отхлебывая из кувшина. — Хозяин выпьет утром и будет долго спать. В полдень он не вернется домой. Мы можем тут похозяйничать и остаться на ночь. Четырех парней нечего бояться, они не поскачут в Остромджу.— Значит, остаемся. Когда я вспоминаю прошлую ночь, меня охватывает гнев на себя самого. Этот человек, что на жеребце, к тому же еще и христианская собака, неверный, он мог бы быть в наших руках, а мы его упустили!— Да, досадно. Один удар ножом, и его бы не стало.— Все произошло так неожиданно. Даже сразу и не сообразили. Они ведь были в наших руках и ускользнули!— Но как они забрались на голубятню?— Наверняка через чердак с соломой.— А откуда они знали, что оттуда можно подслушать? Кто сообщил им, что у нас собрание и что мы встречаемся именно там?— Черт им рассказал. Эти гяуры все узнают от чертей, которые водят с ними дружбу. Больше никто не мог нас выдать. Ну, хватит о них, пусть идут в ад, все четверо.— Нас вообще это не касается, мы лишь гонцы, и нам платят за это.— Кто мне платит, тому я и друг и тому служу.— И убить можешь?— Почему бы и нет, если платят? Разве это большой грех — убить гяура?— Напротив, весьма полезное и нужное дело. Тот, кто убьет христианина, поднимется на ступеньку ближе к седьмому небу. Это старая истина, которую сегодня, к сожалению, мало кто вспоминает. У меня руки чешутся пустить пулю в этого чужеземца.— У меня тоже.— Подумай только, сколько мы на этом заработаем. Во-первых, нам заплатят, а во-вторых, отдадут его имущество. Один конь чего стоит! Конюший падишаха, если ему предложить, отвалит кругленькую сумму.— Или ничего.— Почему же?— Он спросит, откуда она у нас.— Получена в наследство.— А где родословная, обязательная в таких случаях?— Она наверняка у него на руках, мы завладеем ею вместе с остальным имуществом. Я вот только подозреваю, что не только мы разеваем пасти на этого коня.— А кто еще?— Манах эль-Барша и Баруд эль-Амасат.— Это верно. Но их легко обмануть.— Как же?— Мы не скажем, что чужаки поехали в Дойран. Они просто уехали в… в… в… в какое-то место, название забыли. А сами поскачем в Дойран и отловим этих четверых парней.— Хорошая идея. Но Манах и Баруд тоже не будут терять времени даром.— Значит, мы плохо придумали?— Кто знает, сколько мы их будем искать!— Найдем в мгновение ока.— А я не уверен. Мы знаем лишь, что они в развалинах, но там можно прорыскать сколь угодно долго.— Ты забыл, что мы должны обратиться к старому Мюбареку?— Нет, помню. Но сообщили ли они ему точное место своего обитания? Это во-первых. А во-вторых, мы же не знаем старика, что это за тип?— У него тоже копча, знак нашего братства.— Это еще не основание выдавать нам все тайны.— Но у нас есть еще и пароль, который Баруд эль-Амасат одновременно дал и Мюбареку. Этим знаком он даст нам знать о том месте. Так что мы его отыщем, не бойся. Но, может статься, нам поставят еще какую-то задачу.— Мы этого не допустим. Нам надо скакать за четверкой.— Как это не допустим? Надо слушаться. Ты что, не знаешь, что того, кто не повинуется, ждет смерть?— Если это доказано! А если я больной?— Но как мы одновременно заболеем?— А вот как. Мы повстречались на дороге с четверкой, и произошла стычка.— Хм. Ранение?— Да. Я забинтую голову, а ты, скажем, руку. И понадобится отпуск на лечение. Смотри, хозяин поехал к воротам. Пей, посмотрим, принесет ли хозяин еще один кувшин.Они все пили и пили, и опустошили-таки сосуд, к моему удивлению, даже, я бы сказал, к ужасу. Один из них подошел к окну, крикнул слугу, и тот безропотно исполнил его приказ, как и велел ему хозяин. Гости узнали от него, что он обязан исполнить любой их приказ, и не замедлили с таковым — велели принести еще один кувшин.От двух кувшинов такой ракии свалился бы и носорог, и я думал, что они скоро просто-напросто упадут не сходя с места мертвецки пьяными, и моя миссия сама собой завершится. Они сидели друг напротив друга, смотрели прямо перед собой и пили с короткими промежутками. Я понял, что от них толку больше не будет, и собрался ретироваться. Услышанное меня не особенно удовлетворило. Что я, собственно, узнал? Что шут, таинственный предводитель «тех, кто ушел в горы», держит всех подчиненных в строгости, а непокорных карает смертью.Еще я узнал, что Баруд эль-Амасат и Манах эль-Барша и бежавший с ними из Эдирне надзиратель скрываются в развалинах Остромджи. Но руины могут быть весьма обширны. Наверное, эти люди появляются там по ночам в установленное время. Потом я выяснил, что есть такой старик Мюбарек, так называемый «святой», у которого прибывшие с помощью пароля узнают все новости. В частности, трое названных лиц. Но кто такой этот «святой», который, несмотря на святость, занимает немалый пост в преступной иерархии? Где его искать? Тоже на развалинах? И что это за пароль? «Святого» я надеялся найти быстро. С паролем же дело было намного сложнее. Можно, конечно, захватить этого старика и вытрясти из него нужные сведения. Теперь я был уверен, что оба любителя спиртного останутся в комнате до утра. Они не заказали никакой еды, и потому ракия подействовала на них быстрее.Это было мне на руку, ибо таким образом искомые оказывались непредупрежденными о нас и я мог использовать время с сегодняшнего полудня до завтрашнего для поисков беглецов — до этого времени пьянчуги не очухаются.Я выскользнул из своего убежища и пробрался в спальню. Она была заперта изнутри. Я тихо постучал, и Халеф открыл. Он находился там с обоими спутниками и слугой.— Нам необходимо было закрыться, — объяснил он тихо. — Подонки могли додуматься проверить все помещения.— Правильно сделали. А где остальные домашние?— Они все попрятались, ведь хозяин объяснил, что все на поле.— Тогда давайте трогаться. Иди первым и позаботься, чтобы нас не обнаружили.Слуга, которому предназначалось это распоряжение, вывел нас, закрыл дверь, спрятал ключ и повел к лошадям.Второй слуга, обслуживавший гостей, тоже стоял наготове. Он пошел к ним и, громко разговаривая, стал отвлекать их внимание.Из двора нам удалось незаметно проскользнуть к задней стене здания, откуда путь наш лежал в поле, где с лошадьми и слугами нас поджидал хозяин.— Слава Богу, для тебя время текло не так медленно, как для меня! Поехали!— Сначала давай рассчитаемся. Скажи, сколько мы тебе должны.— Должны? — улыбнулся он. — Ничего не должны.— Так дело не пойдет.— Пойдет. Вы мои гости.— Нет. Мы к тебе приехали незванно, а ты встретил нас как близких людей.— Эфенди, хватит об этом!— Но я же обещал заплатить за этих мерзавцев!— Ты явно хочешь меня разозлить. Ты что, собираешься возвращать мне деньги за пару яиц и пиво? И думаешь, я их приму? Да никогда!Я с интересом смотрел на лицо Халефа, которое менялось буквально с каждой секундой. Он очень боялся, что я все же заплачу. И раздраженно сказал:— Сиди, ты знаешь Коран и все его закоулки. Почему ты выступаешь против этого мудрого учения? Ведь ты же знаешь, что нельзя отводить руку дающего. Подаяние — это дар Аллаха; тот же, кто отвергает дар, обижает Аллаха. Я надеюсь, что ты уймешь свое сердце и окажешь честь Пророку. Не стоит спорить о пиастрах, которые никому не нужны.Это было подано с таким напором, будто речь шла о жизни и смерти, проклятии и вечности. Я, смеясь, вручил слугам бакшиш — самую малость, от которой они пришли в такой восторг, что по очереди стали целовать мне руку, чему я так и не смог воспрепятствовать.Затем мы выехали на дорогу в Остромджу (я уже говорил, что это на самом деле вовсе не дорога). Проехав по ней всего ничего, я спросил хозяина:— Эта так называемая дорога — единственная, которая ведет к Остромдже?— Это самый прямой путь. Есть и другие, но по ним дольше ехать.— Давай поищем именно такую. Нам она больше подойдет.— Почему?— Потому, что утром, когда оба парня очухаются…— Утром? — перебил он меня.— Именно так. Они пробудут у тебя именно столько, потому как не надо платить. Они не ждут тебя завтра обратно, поскольку ты будешь пить по поводу своего дня рождения.— Вот негодяи! Я огорошу их тем, что сообщу, что у меня вовсе не день рождения!— Не надо этого делать.— Отчего же?— Оттого, что не в твоих интересах, чтобы те оказались завтра к обеду в Остромдже. Ты поймешь это потом. Если они поедут за нами, то заметят, что мы все же направляемся в Остромджу, а не в Дойран. Это свело бы на нет все наши планы.— Хорошо. Если ты так хочешь, скачем другим путем. Вот здесь дорога сворачивает налево и идет полями и лугами. По ней мы выберемся на другую дорогу, ведущую в Кустурлу. Та нас никто не знает.И мы свернули в сторону. Дороги как таковой здесь не было. Просто сухая земля, по которой ходили и ездили люди, вот и все. Справа и слева тянулись табачные плантации, встречались отдельные участки хлопчатника. Потом снова шла неухоженная земля и наконец лес, через который мы скакали, можно сказать, напролом.До сих пор мы молчали, но хозяин больше не мог сдерживать своего любопытства.— Ты слышал, как я разговаривал с этими любителями ракии?— Все, до единого слова.— Все вопросы и ответы?— Ничего не пропустил мимо уха.— И как тебе?— Ты прекрасно выполнил поручение. Очень тебе признателен.— Это меня радует. Мне сложно было выполнить это как надо.— Знаю и потому восторгаюсь тобой вдвойне. Ты доказал, что ты прилежный обманщик.— Господин, я весьма рад, ибо похвала из твоих уст для меня ценнее, чем чья-либо еще.— Как так?— Потому что ты ученый, который знает обо всем — от солнца до корней в траве. Ты знаком с королями и царями, которые ценят тебя, и путешествуешь под защитой падишаха, с которым ел из одной тарелки.— Кто это сказал?— Человек, который знает это точно.Я тут же догадался, что мой маленький, но храбрый хаджи и здесь потрудился на славу. Он называл себя моим другом и защитником, и чем краше меня расписывал, тем больше света моей славы падало и на его скромную фигуру. Взглянув на него, я понял, что прав: догадываясь, что сейчас разразится гроза, он, видя, что я разговариваю с хозяином, чуть поотстал.То, как хозяин ответил на мой вопрос, доказало мне, что Халеф запретил ему называть его.— Кто же это такой, кто говорит то, о чем не имеет ни малейшего представления? — спросил я нарочито громко.— Я не могу его назвать.— Хорошо. Тогда я назову его имя. Он-то сам сказал тебе его?— Да, эфенди.— Оно очень длинное. Маленького негодника зовут вроде бы хаджи Халеф Омар… Продолжить?— Господин, не надо!— И все же, как?— Я же обещал ему…— Ладно, можешь держать свое слово. Только скажи — да или нет? Это был хаджи?Он попытался уклониться от ответа, но под моим строгим взглядом признался:— Да, это он сказал.— Но тогда я заявляю тебе: он отъявленный лжец.— Господин, ты говоришь это из скромности.— Нет, это не так. Я вовсе не скромный, это видно хотя бы по тому, что я съел твой прекрасный омлет, не заплатив…— Господин, умоляю тебя…— Нет уж, я закончу и исправлю некоторые ошибки этого пресловутого хаджи Халефа Омара. Он все наврал. Я видел падишаха, но не ел с ним из одной посуды. Я знаю царей и королей, но только по именам, правда, видел одного-другого, но они меня не почитают, даже не ведают моего имени, более того, они вообще не подозревают о моем наличии.Он смотрел на меня с таким выражением лица, что я понял: выдумкам малыша он верит больше, чем моим словам.— А что касается моей учености, — продолжал я, — то она не так уж и велика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35