А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

у разума был шанс оправиться, ведь шока от смерти не было. Потом она могла бы жить как ни в чем не бывало.
– И как же она жила?
– М-да… – Директор явно смутился. Рез положила голову на колено Уэлсона, и тот рассеянно погладил грубую шерсть. – Да, в общем, никак. Думаю… ну, другие студенты изводили ее. Был скандал: она, конечно, не хотела, чтобы убивали ее анима. Поросенок не страдал, и, знаешь, мы похоронили его честь по чести. Клянусь, его не зажарили. И мы заботились о ней, но… были шуточки. Ты ведь знаешь, какими бывают студенты…
Алекс кивнул. Любой, кто считает диких животных злыми, никогда не сталкивался с компанией девочек-подростков.
– М-да… она покончила с собой. – Директор опустил глаза. Рез посмотрела на него и успокаивающе помахала лапой. Уэлсон вздохнул и поднял голову. – Однако нет никакого смысла задерживаться на этой чепухе, не правда ли? Ну-ка позови.
– Что, сейчас? Здесь? – Алекс огляделся. На него презрительно смотрела пара старых коз, но других студентов поблизости не было.
– А почему бы нет? – Директор посмотрел вокруг, заметил взгляд Алекса. – Что? Ну, это тебе не грозит. Они почти твои ровесницы. Давай.
– M-м… я бы на самом деле предпочел… – начал Алекс.
– Ты не сможешь ускользнуть таким образом, – прервал директор. – Ты должен доказать, что можешь делать это, прежде чем мы отпустим тебя. А если ты полагаешь, что позже сможешь избежать этого… – Он покачал головой. – Когда Куша, моя первая анима, умерла, я чувствовал себя ужасно. И был уверен, что никогда больше не захочу снова пройти через это. Говорил, что больше не буду звать. А потом в один прекрасный день Миркошо принес этого грязного, оголодавшего щенка, которого он нашел и собирался отдать на кухню… Я взглянул и… – Директор щелкнул пальцами. – Вот так. Это была Грязнуля, коричневая собака на фреске у меня в кабинете.
– Я-то думал, почему вы назвали ее так. – Алекс невольно улыбнулся.
– Вот так. Таковы мы все, Алекс. Даже без обучения ты анимист в душе. Колледж – это семья. Иногда мы суровы, но ведь и твоя настоящая семья была не намного лучше? – Алекс покачал головой. – Ну же, Алекс, зови, а потом ты волен идти. Во всяком случае, пока.
Он закрыл глаза.
Алекс вздохнул. Потом сел и прислонился к стене.
– Я никогда этого не делал, – предупредил он. – И не знаю…
– Просто попробуй, – настаивал директор. – Я понаблюдаю.
Алексу очень не хотелось. Он все еще надеялся, несмотря на слова директора, что сможет жить просто как человек: не анимист, не раб. Но Уэлсон явно не отпустит его, если он не докажет, что может звать. И по крайней мере в зверинце колледжа много интересных животных. Тирги, смышленые и игривые, с черными и оранжевыми полосками, были особенно прелестны.
Алекс скинул башмаки и принял позу для медитации: ступни ног соприкасаются, ладони рук соприкасаются, голова опущена, глаза закрыты. Солнце припекало голову, пахло навозом.
Он медленно отсчитывал вздохи: семь вдохов, семь выдохов. Прислушивался к тихому шепоту, пока тот не заполнил разум без остатка. Блеяние пережевывающих жвачку коз, отдаленный гул колледжа – все звуки внешнего мира, казалось, затихали и исчезали.
Он сосредоточился на расслаблении – мускул за мускулом, сустав за суставом, сухожилие за сухожилием, – постепенно ослабляя контроль. Руки и ноги, казалось, затянуло в небытие, но осталось ощущение тепла на ступнях и ладонях. В ушах стучал пульс – его ровный ритм был медленным контрапунктом дыханию.
Используя офирное зрение Рез, директор видел, как слабый след Алекса в Офире постепенно превратился в большой яркий шар. Уэлсон быстро огляделся, опасаясь других духов, но все было тихо.
Алекс мысленно свел всего себя к одному-единственному кличу « Я здесь! » и бросил его – зов личности, ищущей недостающую половинку.
В разуме директора зов гудел, как колокол, огромный бронзовый колокол, звенящий на одной-единственной ноте. Уэлсон отшатнулся и зажал уши, защищаясь от звука, который воспринимал только мозг; Рез кашлянула от удивления и досады.
Отзвуки распространялись по волнующемуся и содрогающемуся Офиру, как круги по воде, и Алекс чувствовал/видел, как они разбегаются, как слегка вздрагивают при контакте в Офире с другими духами – анимов и анимистов – и катятся дальше, не встретив пары. Ответа не было. Волны, постепенно затихая, докатились до дальнего предела, до леса за стенами колледжа (он чувствовал прикосновения смятенных лесных духов). Ничего. С облегчением, но и несколько разочарованный, Алекс начал потихоньку выводить себя из транса, медленно возвращаясь к реальности, к пекущему голову солнцу, впившейся в спину стене и онемевшей коже. Директор с надеждой наблюдал за ним.
– Ну как?
Алекс покачал головой.
– Нет… но ведь получилось, правда? Я все сделал правильно?
– О, конечно. И весьма громко. Да, ты, несомненно, очень талантлив. Стоишь всех заплаченных за тебя риллов, – добавил Уэлсон, пытаясь пошутить, но Алекс только поморщился. Он привстал, но тут же снова сел, когда кровь отлила от головы, потом, оправившись, пошел за директором к главным воротам. – И все равно попробовать стоило. Всегда стоит. Когда-нибудь мы сможем навсегда покончить с этими поисками и просто будем разводить всех нужных анимов в колледже. И кстати, где ты собираешься искать ?
– Я думал… хотел на самом деле съездить домой, – ответил Алекс, потягиваясь и потирая глаза. – Повидать родителей.
– Ты уверен, что это хорошая мысль? – осторожно спросил директор. – Я имею в виду – они же продали тебя в рабство. Ты не в обиде?
– Мы голодали. – Алекс пожал плечами. – Они сделали то, что должны были сделать. Может быть, когда-нибудь я смогу помочь им, обеспечить им лучшую жизнь. Может быть, они уже умерли, но… мне надо знать. А кроме того, на Дальнем есть такие животные… – Он отвел взгляд, погрузившись в воспоминания. – Снежные лисы. Белые, величиной почти с волков… Я часто видел издали, как они играют в холмах. Мне всегда хотелось погладить их, но они никогда не подходили близко. – Он вздохнул. – Может, на этот раз кто-то и подойдет.
«А кроме того, – подумал он, – вполне возможно, что на этих далеких, холодных землях колледж даже не станет разыскивать меня».
Петляющая лесная тропинка привела Алекса к вьющейся вдоль берега дороге, и теперь с одной стороны чернели песчаные пляжи, с другой зеленели склоны холмов. Ему не раз случалось ходить этой дорогой, поскольку колледж торговал с хуманскими и лимурскими деревнями Жадеита.
Пришлось пройти через торговую деревню лимуров, где накануне они с Джосин и Филом так опозорились. Алекс шел очень быстро, опустив голову и надеясь, что никто не узнает его.
Наконец он добрался до города на берегу, где когда-то впервые ступил на остров: хуманский городок, не особенно большой, но достойный внимания торговца. Не говоря уже о колледже, всегда заинтересованном в покупке редких животных, трав и металлов, Жадеит торговал превосходным обсидианом, лимурскими винами и кисло-сладкой приправой к мясу из лесных фруктов и овощей, свежей водой, кофе, чаем и какао, травами, приправами и лекарствами, керамикой и прочими ремесленными изделиями, и даже строевым лесом.
В порту не оказалось кораблей, направляющихся на север, и Алекс нашел маленькую ферму, где его согласились пустить ночевать в сарай и кормить в обмен на уход за траусами и козами. Алекс был счастлив пригодиться.
Работа помогала отогнать тяжелые мысли: о долге колледжу, неуверенности в будущем и усиливающемся одиночестве. После стольких лет, проведенных в окружении приятелей, если не друзей, было странно и неуютно не слышать знакомых голосов. Неожиданно он заметил, что разговаривает с козами, и заставил себя прекратить: не хватало только случайно связать себя с козой. Будет хуже, чем у той девочки с поросенком.
Но однажды утром в бухту вошел корабль, идущий, как сказал обрадованному Алексу начальник дока, куда-то на север. «Неплохо, – подумал Алекс. – По крайней мере попаду в какой-нибудь более оживленный порт, а там уж и до Дальнего доберусь».
«Очарованная» оказалась трехмачтовым хуманским судном простых и функциональных очертаний, украшенным только парой больших глаз, нарисованных по обеим сторонам носа (предполагалось, что они не дадут кораблю наскочить на рифы). Корабль стоял в конце глубоководного дока, и команда грузила на борт припасы. Судя по низкой осадке, трюмы были полны товарами для Севера, и, судя по запаху, по крайней мере часть груза составлял кофе.
На крик Алекса с палубы соскочил грыз. Грызы очень похожи на больших скачущих крыс, хотя головы по отношению к туловищу больше, глаза как бы выдвинуты вперед и посажены ближе друг к другу, делая возможным бинокулярное зрение, а хвосты с кисточкой на конце покрыты короткой, плотно прилегающей шерстью. Алекс знал, что они ближе скорее к пустынным тушканчикам, чем к крысам, но некий неизвестный вид, из которого они развились, давно вымер, и «большие скачущие крысы» было, пожалуй, самым точным описанием. Обычно они прыгали, отталкиваясь обеими задними ногами, ходили неуклюже, вперевалку, а могли и быстро бегать на четырех конечностях – обычно они так и передвигались по родным туннелям в пустынях. На руках с острыми коготками и шишковатыми ладонями имелись противостоящие большие пальцы. Передние резцы желтые, длинные, острые и очень заметные. Этот грыз, стоя на задних ногах, был всего на фут ниже Алекса. Многие были еще меньше; жили они обычно в бедности, а грызы, голодавшие в детстве, никогда не вырастали такими большими, как те немногие, кто ел хорошо. Алекс иногда размышлял, не связан ли его маленький рост с голодным детством.
Этот грыз, коричневый, как какао, носил широкие мешковатые штаны, завязанные над основанием хвоста; значит, самец. Он приветственно пошевелил большими ушами, чуть насмешливо глядя на Алекса.
– Ну, чего тебе? – пропищал грыз на торге.
Голос у него был выше, чем у хуманов, каждый согласный – резкий и щелкающий. Торгом, простым и ясным языком, состоящим из легко издаваемых звуков, владели все торговые расы – разумные виды архипелага. Разумеется, у всех имелись и свои собственные языки, часто со множеством разновидностей и диалектов, но повсюду, где имелся какой-нибудь жрец, имелся и кто-то, говорящий на торге. Ибо торг был также и святым языком, волшебным языком теистов, теургов и тавматургов. Теистами называли жрецов, служителей богов, теургами – шаманов мира духов, а тавматургами – редких и могущественных настоящих чародеев и колдунов. По сравнению с ними анимисты были простыми дилетантами… но у них имелись свои – отдельные и опасные – функции.
– Начальник порта сказал, что вы идете к Патралинкосу и что вам, возможно, нужен анимист.
Алекс уважительно поклонился, от чего ожерелье звякнуло.
– Хм… анимист? Где ж тогда твой ручной дух? – спросил грыз, пытаясь заглянуть Алексу за спину.
– Его еще нет, – объяснил Алекс. – Понимаешь, потому-то мне и надо в путешествие.
– На что ж ты тогда годишься?
– Я все равно могу предсказывать погоду; просто это будет чуть подольше. Еще я могу… – Алекс мысленно просмотрел список искусств, которым обучали в колледже. – М-м… могу шить, перевязывать раны, вправлять кости, готовить еду, делать лекарства, плести загородки, корзины и веревки, резать по дереву, забивать скотину, заготавливать кожу, колоть обсидиан, гадать по внутренностям, обучать хорошим манерам, рассказывать поучительные истории о животных, распознавать и понимать большинство видов млекопитающих, завязывать четырнадцать настоящих узлов и одиннадцать прочих и, как я уже говорил, проникать взором в Офир, если мне дадут для этого немного времени.
Он не потрудился упомянуть сгребание навоза, ремонт межевых камней, дежурство и копание дренажных канав, хотя иногда казалось, что именно это в колледже главное.
– Драться можешь? – спросил грыз, смерив его взглядом.
– Немножко.
Алекс постарался уверенно встретить его взгляд. Учителя-лимуры прекрасно знали болевые точки на теле, и ему не раз случалось пронзительно кричать от их щипков; да и непокорных животных приходилось усмирять.
– Ну, вряд ли ты много ешь, – вздохнул грыз. – Да и половинка анимиста, пожалуй, лучше, чем ничего. Лучше бы, конечно, иметь жреца Шантовара, но…
– Здесь таких нет. Служители богов и анимисты не уживаются вместе.
Алекс сложил руки на груди.
– Мне еще надо будет переговорить с кэпом, но поднимайся на борт.
С этими словами грыз подпрыгнул и, ухватившись прямо за грубый деревянный борт корабля, оказался на палубе; ноги и хвост забавно дрыгались, прежде чем исчезнуть. Алексу пришлось идти в обход и подниматься по сходням.
На палубе суетилась команда, состоящая из хуманов и грызов; на Алекса оглядывались, но никто не окликал. Коричневый, как какао, грыз разговаривал с хорошо одетым человеком, который вскоре подошел к Алексу.
– Капитан Чонсер, – представился он. – Погоду будешь предсказывать в сумерках и на рассвете и вообще когда потребуется. Это – плата за переезд. Договорились?
– Лучшего я и не желаю, господин, – уважительно сказал Алекс.
– Пранг говорит, что ты еще умеешь много всякого; естественно, будешь помогать, когда понадобится. Но в основном не путайся под ногами и предупреждай, если в Офире будет что-то, о чем нам надо знать.
Капитан кивнул, и Алекс поклонился в ответ.
Грыз Пранг показал Алексу каюту – крохотную каморку с койкой, на которой можно было лежать, только подобрав ноги. Выдвижная дощатая дверца создавала подобие уединения, но Алексу казалось, что он в бюро директора. Оно было примерно такого же размера. Алекс считал свою каюту тесной и маленькой, пока не увидел помещения грызов, где на таком же пространстве умещались трое матросов. Крохотный иллюминатор обеспечивал какую-никакую вентиляцию.
Но и эта каморка казалась роскошной по сравнению с прошлым плаванием – в трюме работорговца. Там было темно, тесно и душно. Правда, раз в день их выпускали на палубу, но по возвращении в трюме казалось еще душнее. Груз по численности превышал команду, но на корабле был теург – тот, кто колдует при помощи духов. Стоило кому-то из рабов попытаться ударить члена команды, этот шаман поднимал руку: сверкала молния, все присутствующие болезненно вздрагивали, а раб начинал кататься по палубе, скуля, как побитый пес. Его уносили в трюм, и до конца плавания он не мог ни говорить, ни поднять на кого-то взгляд.
Каюта не представляла особого интереса, поэтому Алекс отправился исследовать корабль. Оказалось, Пранг занимает на корабле пост старшего офицера – необычное положение для грыза. На многих кораблях грызы составляли большую часть команды, поскольку природные способности делали их полезными, а нетребовательность в еде и помещении – экономичными. Но тут надо было знать меру. Если их оказывалось слишком много, особенно если в команде были и самцы, и самки, начинались драки, и они впадали в почти исступленную ярость.
В городах грызы обычно обитали на самом дне общества. Хуманы видели в них не более чем развитых крыс, а лимуры презирали за отсутствие дисциплины и обычай жить в земле. Большинство грызов жили в хуманских городах; существовало несколько полностью грызских городов и островов, но они были далеко и, по слухам, часто страдали от голода и болезней.
Все грызы на «Очарованной» были самцами, что сводило конфликты до минимума. На некоторых кораблях, как позже рассказал Пранг, все матросы-грызы были самками. Однако ни на одном корабле команда не состояла из одних только грызов: они довольно близоруки, и плавание становилось трудным, если не невозможным, если на борту не было более остроглазого существа.
На палубе кипела работа: переносили на берег товары, предназначенные на продажу, пополнялись запасы провизии. Часть товаров разложили на широком плавучем доке, и компания купцов, хуманов и лимуров, изучала тюки с шуршащими травами, рулоны тканей, а также кувшины, бочонки и мешки, о содержимом которых Алекс мог только гадать. Капитан и главный торговец внимательно следили за ними и руководили сделками. Когда стемнело, Алекс ушел в каюту и попытался устроиться на крохотном пространстве, тесном и душном после нескольких лет сна в гамаке. Скатанный гамак заменял подушку; повесить его было негде, а жесткая деревянная койка, несмотря на тонкий тюфяк, оказалась страшно неудобной. Из-за качки все время казалось, что он вот-вот свалится – еще одна проблема из-за привычки к гамаку.
Не в силах уснуть, юноша погрузился в медитацию и просто лежал, ощущая слабые серебристые узоры Офира, находя утешение в их беспорядочном кружении. Он сознательно не звал. Здесь и сейчас он был свободен, мог делать, что хочет. Ему шестнадцать, и перед ним – огромный мир, открытый до самого горизонта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39