Мое известие, о высказанном японским премьер-министром Коноэ желании встретиться с Рузвельтом Гитлер воспринял как личное оскорбление. Здесь я должен признать, что это сообщение было основано на недостаточной информации. В действительности Япония уже приняла решение вступить в войну. С помощью Янке и фон Ритгенса мне удалось, к счастью, своевременно исправить эту ошибку. Один из способнейших сотрудников фон Ритгенса, д-р Райхерт, сообщил по каналу Каир — Стамбул, что все лето в бухте города Гаго проходили крупнейшие маневры японской армии с участием специальных подразделений авиации. Между сухопутными войсками и военно-морским флотом царит полное единство взглядов, их представители твердо решили начать войну в не слишком отдаленном будущем. В их стратегических планах предусмотрено, однако, только одно направление — тихоокеанское, что обусловливает соблюдение договора о нейтралитете с Советской Россией, так как операции на юге потребуют полного использования японских вооруженных сил, в силу чего привлечение советских войск целиком к боевым действиям на германосоветском фронте полностью совпадает с замыслами японцев.
Это сообщение наряду с информацией Зорге вызвало оживленные дебаты среди высшего руководства Германии. Еще в тот период, когда происходило обсуждение этого вопроса, мне удалось передать участникам совещания дальнейшую информацию из Буэнос-Айреса и Лиссабона, подтвердившую уже полученные сведения. Получен был дополнительный материал и из Токио, в котором сообщалось, что остров Кюсю с августа закрыт для всех иностранцев. Наконец, и Янке доставил данные, полученные от японской разведки и подтвержденные через его китайские знакомства. В них говорилось, что Хидеки Тойо, новый премьер-министр и военный министр Японии отказался от мысли добиться дружественной договоренности с Рузвельтом и Корделлом Халлом. Решение послать в Вашингтон бывшего посла Японии в Берлине Курусу, женатого на американке, чтобы в последний раз попытаться начать переговоры, было, как сообщалось в донесении Янке, принято, так сказать, «на всякий случай», так как уже в середине октября 1941 года было запланировано напасть на Америку.
Так как нам ничего не удалось узнать о подробностях стратегических планов японцев и о точном сроке их нападения на США, Гитлер отнесся к нашим сообщениям скептически. Но события столь неумолимо требовали вступления Японии в войну, что в конце концов ему стало безразлично, где именно японцы будут вести боевые действия. Поэтому он приказал сообщить японской разведке, что Германия положительно относится к любой форме участия Японии в войне, и мне кажется, что я не слишком заблуждаюсь, предполагая, что эта разведывательная информация способствовала тому, что уже в последней трети ноября японцы приняли меры по приведению своих вооруженных сил в движение — был отдан приказ всему военно-морскому флоту выступить для начала операций в южной части Тихого океана. На запрос представителей японских сухопутных сил и военно-морского флота, сделанный ими германскому военному и военно-морскому атташе в Токио, обязуется ли Германия согласно договору в случае возникновения войны с англосаксонскими державами заключать мир или перемирие только совместно с Японией, министерство иностранных дел Германии ответило в начале декабря положительно. 7 декабря 1941 года Япония напала на военно-морскую базу США Перл-Харбор. 11 декабря Германия объявила войну Соединенным Штатам Америки.
Неправы те, кто утверждает, что встулление Японии в войну оказалось полной неожиданностью. Гиммлер лично заверил меня, что фюрера удивил только масштаб операций японцев, захвативших столь отдаленный от Японских островов район как Гавайи.
Для меня задание, связанное с Японией, явилось первым боевым крещением на службе в 6-м управлении и оказалось настолько трудным, что передо мной возникла реальная перспектива увольнения. Только благодаря помощи Янке, фон Ритгенса и д-ра Райхерта мне вновь удалось избежать неприятностей.
Сразу же после вступления Японии в войну немецкое продвижение на Востоке приостановилось. Отдельные штабы фронтовых соединений, опираясь на накопленный опыт, напрасно предупреждали верховное командование вермахта об опасности, которую несла с собой надвигающаяся русская зима и указывали на неподготовленность войск к зиме. Информация, получаемая мной из Стокгольма, сообщавшая о новых пополнениях русских войск на центральном и северном участках фронта, также была оставлена безо всякого внимания. Ее отложили в сторону, посчитав преувеличенной и неточной. Только когда фронтовая разведка донесла онепрерывной подвозке войск в районе Тулы, Гитлер снял генерал-фельдмаршала фон Браухича с поста верховного главнокомандующего сухопутных войск и сам принял на себя верховное главнокомандование. В последующие месяцы начались ожесточенные оборонительные бои войск, сражавшихся не только с яростно наступавшим противником, не считавшимся с потерями, но и с безжалостной русской зимой.
РАЗВЕДКА И МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ
Унтерстатс-секретарь Лютер — Соглашение с министерством иностранных дел — Представления Риббентропа о разведке — Разные взгляды на требования, выдвигаемые представителями арабского подпольного движения.
Наряду с моей обычной работой, одной из своих важнейших задач я считал установление контактов с различными имперскими ведомствами путем создания в них «пунктов связи». Важнейшим министерством для меня являлось министерство иностранных дел. Мы уже установили контакты с унтерстатс-секретарем Лютером, который, будучи руководителем немецкого отдела, пользовался исключительным доверием Риббентропа. Они были знакомы еще до того, как Риббентроп добился высокого положения и почестей. Рейхсминистр иностранных дел так высоко ценил ум и компетентность своего унтерстатссекретаря, что перед тем, как принять любое важное решение, советовался с ним; он даже дал ему секретное поручение кардинальным образом реорганизовать министерство иностранных дел.
Об истоках этих отношений теперь можно было только строить догадки. Гейдрих, который знал все о близких знакомствах тех, кто принадлежал к высшим «десяти тысячам», сказал мне, что Риббентроп выручил Лютера, когда тот еще был служащим городского управления в берлинском районе Целендорф (при поддержке Гиммлера), в одном темном деле, связанном с растратой. То, что Лютер, тем не менее, отважился выступить против СС и еще восстановить против них Риббентропа, было продиктовано скорее не его политическими убеждениями, а противоречивым чувством, которое он испытывал к СС — своеобразной «любовью-ненавистью». Он был хотя и умным, но жестоким, импульсивным человеком, главным для которого была власть, который в душе даже испытывал слабость к СС. Несмотря на все это, Гейдрих посоветовал мне держаться за Лютера, так как только через него путь вел к Риббентропу. Однако он добавил: «Вам с ним придется нелегко; он имеет обыкновение переиначивать слова собеседника. Постоянно держите меня в курсе дела, чтобы в случае необходимости я смог вовремя прийти вам на помощь. Я бы не хотел, чтобы вы набили себе шишек, столкнувшись именно с этим человеком. Не исключено, что он захочет использовать вас против меня».
С самого начала моих отношений с Лютером я стал вести точные записи всех наших бесед, которые через Гейдриха поступали к Гиммлеру. Предметом наших разговоров были специальные вопросы контрразведки, деятельность полицейских атташе за границей и другие связанные с этим проблемы.
Лютер ничем не походил на обычного чиновника. Пожалуй, ему больше подошла бы роль предпринимателя в условиях классического капитализма с его свободной конкуренцией. Я считал его человеком, в высокой степени одаренным организаторскими способностями, в основе всех мыслей и планов которого лежал холодный расчет коммерсанта. Зная об этом и умея противопоставить его бурной агрессивности невозмутимую вежливость, с ним можно было найти общий язык. После того, как я урегулировал некоторые его разногласия с СС, возникла новая плодотворная основа для сотрудничества. Но мне постоянно приходилось быть настороже, ибо его уловки были молниеносны, а рассчитывал он с ледяным хладнокровием. Никаких «чувств» для него не существовало. Я не раз задавался вопросом, как старые, заслуженные чиновники уживаются с таким шефом. Ведь Лютер, с присущей ему грубоватостью коренного берлинца, запросто называл их «старыми развалинами». В общем же, этот человек был для меня своего рода «мещанином во дворянстве», не скованным никакими моральными нормами, который поднялся к власти только благодаря системе тоталитарного государства. Мои позиции в отношениях с ним особенно усиливало то, что он рассматривал меня как своеобразный мостик между ним и его злейшим врагом Гейдрихом. Как-то Гейдрих сказал мне: «Он боится меня, потому что я слишком много знаю о нем».
Видимо, все это способствовало тому, что уже через несколько недель между нами и министерством иностранных дел был заключен договор, который, с помощью Лютера, был подписан Риббентропом. Тем самым была закрыта брешь, слишком долго зиявшая в области разведки. В соответствии с новым соглашением наша политическая разведка наделялась следующими правами:
1. Институт полицейских атташе отныне получал окончательное признание.
2. Политическая разведка получила право устраивать своих сотрудников в аппарат министерства иностранных дел. Они направлялись в германские миссии за границей, пользуясь дипломатическим статусом. В то же время они не подчинялись министру иностранных дел.
3. Разведка получила право получать под видом официальной дипломатической почты от всех экспедиций наших зарубежных миссий корреспонденцию со специальной маркировкой (сначала ее доставляли в конвертах зеленого цвета, позднее в дипкурьерских мешках со специальными обозначениями). За нашу связь с заграницей отвечала центральная экспедиция министерства иностранных дел. Эта корреспонденция не подлежала цензуре. (Несколько раз один чиновник министерства иностранных дел — видимо, по поручению Лютера — попытался обойти это постановление. В таких случаях я был безжалостен. Виновного, несмотря на то, что он действовал «подневольно», уже через несколько недель перевели в войска СС и отправили на фронт).
4. Было принято решение, кроме того, оборудовать специальные радиостанции, по возможности не в помещениях дипломатических представительств. В срочных случаях разведке было предоставлено право использовать официальную радиосвязь министерства иностранных дел.
5. Важные политические сообщения, могущие иметь особое значение для руководителя миссии в той или иной стране, следовало передавать ему для осведомления в срочном порядке. То, что все эти вопросы были урегулированы только в самый разгар этой грандиозной войны, еще раз показало, насколько мы отставали в области разведки от иностранных разведывательных служб. Когда я представил договор на подпись Гейдриху, его немало удивило то, я добился таких успехов в делах с Лютером. Кроме того, он настолько был занят мыслями о своем предстоящем назначении в Прагу, что предоставлял мне все больше и больше свободы в работе, обстоятельство, которое было очень кстати при осуществлении моей программы десяти пунктов. Соглашение, достигнутое с министерством иностранных дел, создало основу для последовательного сотрудничества. (После того, как декретом Гитлера от 12 апреля 1944 года была создана единая тайная информационная служба (разведка. — Прим. перев.), я подготовил проект нового договора с министерством иностранных дел, которые Риббентроп подписал только после длительных, жарких споров. К тому времени Лютер уже был уволен в отставку).
Несмотря на договор, между нами все же возникали неприятные разногласия, вызванные своеобразным «комплексом неполноценности» Риббентропа, болезненно относившегося к проблеме подчиненности. Это, в конце концов, привело к тому, что Гиммлер вступил в открытую борьбу с Риббентропом и однажды дал мне задание осторожно разведать о работе информационного отдела III министерства иностранных дел. Сначала, я медлил с выполнением этого поручения, так как не мог составить себе ясного представления об участке разведывательной работы. Правда, мы знали, что III-й отдел, руководимый неким г-ном маршалом фон Биберштайном, имел в дипломатических миссиях несколько своих сотрудников, в распоряжении которых находились крупные суммы валюты и технические средства связи, но этот аппарат работал с такими перебоями, что информация, поставляемая им в высшие инстанции, стала представлять серьезную опасность, так как руководство неоднократно получало неверные сообщения.
В качестве первой меры руководителем всего информационного отдела министерства иностранных дел был назначен бригаденфюрер СС и министериаль-директор Шт. Однако уже через несколько месяцев ему пришлось уйти с этого поста, так как он передал нам материал, в котором содержались улики против Риббентропа, не подозревая, что один из его сотрудников уведомил Риббентропа об этом. Это привело к ожесточенным столкновениям между Риббентропом и Гиммлером, но все-таки мне тем временем удалось благодаря деятельности Шт. ознакомиться с методами работы информационного отдела.
Теперь III-й отдел возглавил посланник Хенке, однако это не привело к улучшению работы этого учреждения. Чтобы помешать вражеским разведкам поставлять через этот канал дезинформацию, мы вынуждены были даже прибегнуть к довольно жестким мерам. Я представил Гиммлеру и Гейдриху примерно на семьдесят процентов заведомо ложное сообщение о деятельности польского эмигрантского правительства в Лондоне, и вместе с тем распорядился, чтобы оно через подставных людей за рубежом попало в руки «службы Хенке». Через несколько дней Риббентроп передал это сообщение Гитлеру с пометкой «крайне ценно». Гитлер, которому Гиммлер обо всем рассказал заранее, вызвал к себе Риббентропа и проговорил с ним с глазу на глаз целый час. О результатах этой беседы Риббентроп предпочел благоразумно промолчать. Когда вскоре после этого он вызвал меня к себе с докладом — я должен был обсудить с ним проблему организации «пунктов связи» в других имперских министерствах — он спросил меня: «Что вы, собственно, хотите? Не собираетесь же вы организовать службу разведки в других учреждениях, не связанных с вами?» Я попытался разъяснить ему, что такие связи разведки со всеми руководящими учреждениями не в последнюю очередь были бы полезны и министерству иностранных дел, так как это значительно расширило бы базу для получения информации. Чтобы представить ему перспективы в приятном для него свете, я добавил, что тем самым министерству иностранных дел предоставляется наилучшая возможность опираться в своей дальнейшей работе на гигантский аппарат власти, находящийся в распоряжении рейхсфюрера СС. Чтобы исключить подозрения в том, что в этом случае речь будет идти о «насыщении» министерства иностранных дел людьми из СС, я предложил закрепить соответствующего начальника разведслужбы в аппарате министерства иностранных дел.
Риббентроп с замешательством посмотрел на меня. Я заметил по его выражению лица, что он меня не понимает или не желает понять. Когда же я заговорил о технических проблемах — о значении радиосвязи — он почти не слушал меня. Поэтому я переменил тактику. Я стал наступать на него, напомнив о дезинформации и о его разговоре с Гитлером. Я закончил свою речь замечанием, что он волен решать, каким путем идти — с нами или против нас. В этот момент Риббентроп вскипел и запретил высказывать в его адрес такие угрозы. Он постоянно стремился, сказал он, к установлению плодотворного сотрудничества между нами, но теперь он вынужден констатировать, что мы не желаем рассматривать его министерство как самостоятельное ведомство. На мое предложение изложить ему свои мысли еще раз в письменной форме он ответил, взглянув на меня сверху вниз: «Мне этого не нужно».
Я переменил тон и попросил его изложить точку зрения министерства иностранных дел на организацию и методы работы разведки, так как я не могу думать, что «служба Хенке» представляет собой венец его идей в этой области. Этим я угодил в цель. Риббентроп широким жестом откинулся в своем кресле, и я заметил, когда он говорил, как спало с него напряжение. Мне следовало бы больше подумать о его тщеславии и вообще нужно было бы сначала дать ему высказаться. Его соображения в общих чертах выглядели так.
Он стоит на той точке зрения, что нам необходимо привлечь к этой работе десять-двадцать особо способных, в первую очередь, зарубежных сотрудников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Это сообщение наряду с информацией Зорге вызвало оживленные дебаты среди высшего руководства Германии. Еще в тот период, когда происходило обсуждение этого вопроса, мне удалось передать участникам совещания дальнейшую информацию из Буэнос-Айреса и Лиссабона, подтвердившую уже полученные сведения. Получен был дополнительный материал и из Токио, в котором сообщалось, что остров Кюсю с августа закрыт для всех иностранцев. Наконец, и Янке доставил данные, полученные от японской разведки и подтвержденные через его китайские знакомства. В них говорилось, что Хидеки Тойо, новый премьер-министр и военный министр Японии отказался от мысли добиться дружественной договоренности с Рузвельтом и Корделлом Халлом. Решение послать в Вашингтон бывшего посла Японии в Берлине Курусу, женатого на американке, чтобы в последний раз попытаться начать переговоры, было, как сообщалось в донесении Янке, принято, так сказать, «на всякий случай», так как уже в середине октября 1941 года было запланировано напасть на Америку.
Так как нам ничего не удалось узнать о подробностях стратегических планов японцев и о точном сроке их нападения на США, Гитлер отнесся к нашим сообщениям скептически. Но события столь неумолимо требовали вступления Японии в войну, что в конце концов ему стало безразлично, где именно японцы будут вести боевые действия. Поэтому он приказал сообщить японской разведке, что Германия положительно относится к любой форме участия Японии в войне, и мне кажется, что я не слишком заблуждаюсь, предполагая, что эта разведывательная информация способствовала тому, что уже в последней трети ноября японцы приняли меры по приведению своих вооруженных сил в движение — был отдан приказ всему военно-морскому флоту выступить для начала операций в южной части Тихого океана. На запрос представителей японских сухопутных сил и военно-морского флота, сделанный ими германскому военному и военно-морскому атташе в Токио, обязуется ли Германия согласно договору в случае возникновения войны с англосаксонскими державами заключать мир или перемирие только совместно с Японией, министерство иностранных дел Германии ответило в начале декабря положительно. 7 декабря 1941 года Япония напала на военно-морскую базу США Перл-Харбор. 11 декабря Германия объявила войну Соединенным Штатам Америки.
Неправы те, кто утверждает, что встулление Японии в войну оказалось полной неожиданностью. Гиммлер лично заверил меня, что фюрера удивил только масштаб операций японцев, захвативших столь отдаленный от Японских островов район как Гавайи.
Для меня задание, связанное с Японией, явилось первым боевым крещением на службе в 6-м управлении и оказалось настолько трудным, что передо мной возникла реальная перспектива увольнения. Только благодаря помощи Янке, фон Ритгенса и д-ра Райхерта мне вновь удалось избежать неприятностей.
Сразу же после вступления Японии в войну немецкое продвижение на Востоке приостановилось. Отдельные штабы фронтовых соединений, опираясь на накопленный опыт, напрасно предупреждали верховное командование вермахта об опасности, которую несла с собой надвигающаяся русская зима и указывали на неподготовленность войск к зиме. Информация, получаемая мной из Стокгольма, сообщавшая о новых пополнениях русских войск на центральном и северном участках фронта, также была оставлена безо всякого внимания. Ее отложили в сторону, посчитав преувеличенной и неточной. Только когда фронтовая разведка донесла онепрерывной подвозке войск в районе Тулы, Гитлер снял генерал-фельдмаршала фон Браухича с поста верховного главнокомандующего сухопутных войск и сам принял на себя верховное главнокомандование. В последующие месяцы начались ожесточенные оборонительные бои войск, сражавшихся не только с яростно наступавшим противником, не считавшимся с потерями, но и с безжалостной русской зимой.
РАЗВЕДКА И МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ
Унтерстатс-секретарь Лютер — Соглашение с министерством иностранных дел — Представления Риббентропа о разведке — Разные взгляды на требования, выдвигаемые представителями арабского подпольного движения.
Наряду с моей обычной работой, одной из своих важнейших задач я считал установление контактов с различными имперскими ведомствами путем создания в них «пунктов связи». Важнейшим министерством для меня являлось министерство иностранных дел. Мы уже установили контакты с унтерстатс-секретарем Лютером, который, будучи руководителем немецкого отдела, пользовался исключительным доверием Риббентропа. Они были знакомы еще до того, как Риббентроп добился высокого положения и почестей. Рейхсминистр иностранных дел так высоко ценил ум и компетентность своего унтерстатссекретаря, что перед тем, как принять любое важное решение, советовался с ним; он даже дал ему секретное поручение кардинальным образом реорганизовать министерство иностранных дел.
Об истоках этих отношений теперь можно было только строить догадки. Гейдрих, который знал все о близких знакомствах тех, кто принадлежал к высшим «десяти тысячам», сказал мне, что Риббентроп выручил Лютера, когда тот еще был служащим городского управления в берлинском районе Целендорф (при поддержке Гиммлера), в одном темном деле, связанном с растратой. То, что Лютер, тем не менее, отважился выступить против СС и еще восстановить против них Риббентропа, было продиктовано скорее не его политическими убеждениями, а противоречивым чувством, которое он испытывал к СС — своеобразной «любовью-ненавистью». Он был хотя и умным, но жестоким, импульсивным человеком, главным для которого была власть, который в душе даже испытывал слабость к СС. Несмотря на все это, Гейдрих посоветовал мне держаться за Лютера, так как только через него путь вел к Риббентропу. Однако он добавил: «Вам с ним придется нелегко; он имеет обыкновение переиначивать слова собеседника. Постоянно держите меня в курсе дела, чтобы в случае необходимости я смог вовремя прийти вам на помощь. Я бы не хотел, чтобы вы набили себе шишек, столкнувшись именно с этим человеком. Не исключено, что он захочет использовать вас против меня».
С самого начала моих отношений с Лютером я стал вести точные записи всех наших бесед, которые через Гейдриха поступали к Гиммлеру. Предметом наших разговоров были специальные вопросы контрразведки, деятельность полицейских атташе за границей и другие связанные с этим проблемы.
Лютер ничем не походил на обычного чиновника. Пожалуй, ему больше подошла бы роль предпринимателя в условиях классического капитализма с его свободной конкуренцией. Я считал его человеком, в высокой степени одаренным организаторскими способностями, в основе всех мыслей и планов которого лежал холодный расчет коммерсанта. Зная об этом и умея противопоставить его бурной агрессивности невозмутимую вежливость, с ним можно было найти общий язык. После того, как я урегулировал некоторые его разногласия с СС, возникла новая плодотворная основа для сотрудничества. Но мне постоянно приходилось быть настороже, ибо его уловки были молниеносны, а рассчитывал он с ледяным хладнокровием. Никаких «чувств» для него не существовало. Я не раз задавался вопросом, как старые, заслуженные чиновники уживаются с таким шефом. Ведь Лютер, с присущей ему грубоватостью коренного берлинца, запросто называл их «старыми развалинами». В общем же, этот человек был для меня своего рода «мещанином во дворянстве», не скованным никакими моральными нормами, который поднялся к власти только благодаря системе тоталитарного государства. Мои позиции в отношениях с ним особенно усиливало то, что он рассматривал меня как своеобразный мостик между ним и его злейшим врагом Гейдрихом. Как-то Гейдрих сказал мне: «Он боится меня, потому что я слишком много знаю о нем».
Видимо, все это способствовало тому, что уже через несколько недель между нами и министерством иностранных дел был заключен договор, который, с помощью Лютера, был подписан Риббентропом. Тем самым была закрыта брешь, слишком долго зиявшая в области разведки. В соответствии с новым соглашением наша политическая разведка наделялась следующими правами:
1. Институт полицейских атташе отныне получал окончательное признание.
2. Политическая разведка получила право устраивать своих сотрудников в аппарат министерства иностранных дел. Они направлялись в германские миссии за границей, пользуясь дипломатическим статусом. В то же время они не подчинялись министру иностранных дел.
3. Разведка получила право получать под видом официальной дипломатической почты от всех экспедиций наших зарубежных миссий корреспонденцию со специальной маркировкой (сначала ее доставляли в конвертах зеленого цвета, позднее в дипкурьерских мешках со специальными обозначениями). За нашу связь с заграницей отвечала центральная экспедиция министерства иностранных дел. Эта корреспонденция не подлежала цензуре. (Несколько раз один чиновник министерства иностранных дел — видимо, по поручению Лютера — попытался обойти это постановление. В таких случаях я был безжалостен. Виновного, несмотря на то, что он действовал «подневольно», уже через несколько недель перевели в войска СС и отправили на фронт).
4. Было принято решение, кроме того, оборудовать специальные радиостанции, по возможности не в помещениях дипломатических представительств. В срочных случаях разведке было предоставлено право использовать официальную радиосвязь министерства иностранных дел.
5. Важные политические сообщения, могущие иметь особое значение для руководителя миссии в той или иной стране, следовало передавать ему для осведомления в срочном порядке. То, что все эти вопросы были урегулированы только в самый разгар этой грандиозной войны, еще раз показало, насколько мы отставали в области разведки от иностранных разведывательных служб. Когда я представил договор на подпись Гейдриху, его немало удивило то, я добился таких успехов в делах с Лютером. Кроме того, он настолько был занят мыслями о своем предстоящем назначении в Прагу, что предоставлял мне все больше и больше свободы в работе, обстоятельство, которое было очень кстати при осуществлении моей программы десяти пунктов. Соглашение, достигнутое с министерством иностранных дел, создало основу для последовательного сотрудничества. (После того, как декретом Гитлера от 12 апреля 1944 года была создана единая тайная информационная служба (разведка. — Прим. перев.), я подготовил проект нового договора с министерством иностранных дел, которые Риббентроп подписал только после длительных, жарких споров. К тому времени Лютер уже был уволен в отставку).
Несмотря на договор, между нами все же возникали неприятные разногласия, вызванные своеобразным «комплексом неполноценности» Риббентропа, болезненно относившегося к проблеме подчиненности. Это, в конце концов, привело к тому, что Гиммлер вступил в открытую борьбу с Риббентропом и однажды дал мне задание осторожно разведать о работе информационного отдела III министерства иностранных дел. Сначала, я медлил с выполнением этого поручения, так как не мог составить себе ясного представления об участке разведывательной работы. Правда, мы знали, что III-й отдел, руководимый неким г-ном маршалом фон Биберштайном, имел в дипломатических миссиях несколько своих сотрудников, в распоряжении которых находились крупные суммы валюты и технические средства связи, но этот аппарат работал с такими перебоями, что информация, поставляемая им в высшие инстанции, стала представлять серьезную опасность, так как руководство неоднократно получало неверные сообщения.
В качестве первой меры руководителем всего информационного отдела министерства иностранных дел был назначен бригаденфюрер СС и министериаль-директор Шт. Однако уже через несколько месяцев ему пришлось уйти с этого поста, так как он передал нам материал, в котором содержались улики против Риббентропа, не подозревая, что один из его сотрудников уведомил Риббентропа об этом. Это привело к ожесточенным столкновениям между Риббентропом и Гиммлером, но все-таки мне тем временем удалось благодаря деятельности Шт. ознакомиться с методами работы информационного отдела.
Теперь III-й отдел возглавил посланник Хенке, однако это не привело к улучшению работы этого учреждения. Чтобы помешать вражеским разведкам поставлять через этот канал дезинформацию, мы вынуждены были даже прибегнуть к довольно жестким мерам. Я представил Гиммлеру и Гейдриху примерно на семьдесят процентов заведомо ложное сообщение о деятельности польского эмигрантского правительства в Лондоне, и вместе с тем распорядился, чтобы оно через подставных людей за рубежом попало в руки «службы Хенке». Через несколько дней Риббентроп передал это сообщение Гитлеру с пометкой «крайне ценно». Гитлер, которому Гиммлер обо всем рассказал заранее, вызвал к себе Риббентропа и проговорил с ним с глазу на глаз целый час. О результатах этой беседы Риббентроп предпочел благоразумно промолчать. Когда вскоре после этого он вызвал меня к себе с докладом — я должен был обсудить с ним проблему организации «пунктов связи» в других имперских министерствах — он спросил меня: «Что вы, собственно, хотите? Не собираетесь же вы организовать службу разведки в других учреждениях, не связанных с вами?» Я попытался разъяснить ему, что такие связи разведки со всеми руководящими учреждениями не в последнюю очередь были бы полезны и министерству иностранных дел, так как это значительно расширило бы базу для получения информации. Чтобы представить ему перспективы в приятном для него свете, я добавил, что тем самым министерству иностранных дел предоставляется наилучшая возможность опираться в своей дальнейшей работе на гигантский аппарат власти, находящийся в распоряжении рейхсфюрера СС. Чтобы исключить подозрения в том, что в этом случае речь будет идти о «насыщении» министерства иностранных дел людьми из СС, я предложил закрепить соответствующего начальника разведслужбы в аппарате министерства иностранных дел.
Риббентроп с замешательством посмотрел на меня. Я заметил по его выражению лица, что он меня не понимает или не желает понять. Когда же я заговорил о технических проблемах — о значении радиосвязи — он почти не слушал меня. Поэтому я переменил тактику. Я стал наступать на него, напомнив о дезинформации и о его разговоре с Гитлером. Я закончил свою речь замечанием, что он волен решать, каким путем идти — с нами или против нас. В этот момент Риббентроп вскипел и запретил высказывать в его адрес такие угрозы. Он постоянно стремился, сказал он, к установлению плодотворного сотрудничества между нами, но теперь он вынужден констатировать, что мы не желаем рассматривать его министерство как самостоятельное ведомство. На мое предложение изложить ему свои мысли еще раз в письменной форме он ответил, взглянув на меня сверху вниз: «Мне этого не нужно».
Я переменил тон и попросил его изложить точку зрения министерства иностранных дел на организацию и методы работы разведки, так как я не могу думать, что «служба Хенке» представляет собой венец его идей в этой области. Этим я угодил в цель. Риббентроп широким жестом откинулся в своем кресле, и я заметил, когда он говорил, как спало с него напряжение. Мне следовало бы больше подумать о его тщеславии и вообще нужно было бы сначала дать ему высказаться. Его соображения в общих чертах выглядели так.
Он стоит на той точке зрения, что нам необходимо привлечь к этой работе десять-двадцать особо способных, в первую очередь, зарубежных сотрудников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58