Столько народу на пляже. Наверное, когда зимними штормами вынесло его на берег, сборщики янтаря не заметили невзрачный камешек или его слишком далеко отбросило к дюнам, а потом его засыпало песком и мусором, так и пролежал незамеченным.— Есть хочется! — прервал посторонние разговоры Павлик.— Возьмите бутерброды там, в сумке, — сказала мама. — А в термосе чай. Обед будет нескоро, жаль уходить с пляжа, такое роскошное солнце… * * * — Надеюсь, теперь им на ремонт хватит! — сказала Яночка, высыпая рядом с разорённым муравейником из большой сумки целую гору сосновых игл.Отряхивая с джинсов иглы, листья и землю, Павлик ответил, все ещё тяжело дыша:— Хватит, конечно! И стройматериал мы им доставили, и сахару насыпали, продовольствие, значит, тоже есть. Подкрепятся и примутся за работу, теперь никто им не помешает. А больше мы с тобой им ничем не можем помочь.— А вот когда ещё шиповник разрастётся… — размечталась Яночка.Брат с сестрой, отдыхая после тяжких трудов, с удовлетворением смотрели на кучу строительного материала для реставрации муравейника и на три аккуратно посаженных вокруг него куста шиповника. Расстояние lefds пока ещё не разросшимися кустами дети загородили непроходимыми баррикадами из приволоченных с трудом комлей и пней, ветвей и хвороста. И всё это было переплетено проволокой, кое-где даже колючей. Да, потрудиться пришлось немало, зато теперь с чистой совестью могут утверждать, что полностью компенсировали ущерб, нанесённый ими муравьям. Теперь дело за самими муравьями.— Солнце заходит, — промолвил Павлик; — Пора на кабанов отправляться.Добравшись до места засады, брат с сестрой со вздохом облегчения опустились наконец на землю. Здесь, спрятавшись под развесистым кустом боярышника, они могли отдохнуть, ведь весь день вкалывали, как каторжники: копали ямы, таскали тяжеленные пни и ветки, нарушали государственную границу, устраивали непроходимые засеки вокруг муравейника. В общем, наработались на три года вперёд. И вот теперь сидели расслабленные, предаваясь заслуженному отдыху. Вряд ли такая работа под силу подросткам, даже взрослым с ней управиться не просто.Из их укрытия хорошо просматривалась лесная дорога, ведущая с пляжа к кемпингу, базе отдыха. И выглядела сейчас эта дорога совсем не так, как в памятный дождливый и туманный вечер. Тогда дорога была совсем пуста, теперь же по ней двигались целые процессии. То есть целые процессии отдыхающих, толпы. И отдельные особи. И пары. С треском то и дело пролетали мотоциклы, часто проезжали машины.Сначала дети сидели спокойно, отдыхая после тяжёлого дня. А когда немного отдохнули и осознали, что видят их глаза, встревожились. Какоето время они ещё терпеливо пережидали это несвоевременное оживление на лесной дороге, надеясь, что вот совсем стемнеет и люди наконец угомонятся, потом потеряли терпение. Вечер наступил, солнце давно зашло, на небе даже луна показалась, а движение по дороге и не думало уменьшаться.Павлик не выдержал.— Толку от нашей засады! — проворчал он. — Такое впечатление, что здесь толкутся отдыхающие со всей округи. Кабаны ни в жизнь не придут!— Я бы на их месте тоже не пришла, — согласилась с братом расстроенная Яночка. — Разве что попозже, в полночь например. Придётся нам с тобой приискать другое место, где ни мотоциклы не ездят, ни автомобили и люди тоже не шляются толпами.— Вот именно! Да ещё орут на весь лес.Ещё немного посидели, уж очень устали, не хотелось двигаться. Да и обидно было не солоно хлебавши покидать место, где они уже давно прикармливали кабанов. И, судя по тому, что их хлеб регулярно исчезал — прикормили. Может, разойдутся эти шумливые люди, затихнет все и выйдут из лесу на кормёжку осторожные кабаны. И только когда громогласная компания молодёжи расположилась как раз напротив их засады по ту сторону дороги и принялась нестройно и фальшиво орать популярный шлягер, дети не выдержали. Пора возвращаться домой, тут ничего не высидишь. Дома их уже ждали. Ещё издали, подходя к дому, Яночка с Павликом увидели у крыльца большую овчарку. Она очень хорошо смотрелась в ярком свете лампы над входной дверью. Овчарку увидели все трое. Бегущий впереди Хабр остановился, Павлик и Яночка тоже.— Собака милиционера, — сказала Яночка. — Я её по лицу узнала.Милицейская овчарка лежала неподвижно и делала вид, что не замечает Хабра. Подняв нос, Хабр немного понюхал воздух у крыльца, но без особого интереса. Каждый день ему встречалось множество собак, к которым он относился довольно миролюбиво. А кроме того, двор не был его территорией, здесь часто сшивались чужие собаки, имевшие на двор такие же права, что и он, Хабр. Со своей стороны, милицейский пёс был тоже умным, да к тому же и прекрасно обученным боевым псом. Обучили его многим милицейским премудростям, и он прекрасно знал, что без приказа нельзя набрасываться ни на кого. Здесь он был гостем, значит, следовало сохранять индифферентное спокойствие. Но на всякий случай овчарка всё же предпочитала не глядеть на то (или на того), что могло нарушить это спокойствие. Каким-то шестым чувством Яночка поняла, что обе собаки заключили нечто вроде соглашения, но всё же решила не рисковать и тихим, pexhrek|m{l голосом приказала:— Хабр, домой!Хабр не спеша поднялся по ступенькам крыльца, вбежал в дом и тут с ходу занялся новыми для него запахами. Яночка и Павликом вошли вслед за собакой, тихонько закрыв за собой дверь. Тихонько потому… Сами хорошенько не знали почему, просто подсознательно поступили так из вежливости по отношению к чужой собаке, которую пришлось оставить во дворе.Итак, тихонько закрыв дверь, дети вслед за всегда бесшумно двигающимся Хабром так же тихо поднялись по лестнице. Не специально, просто на ногах были кроссовки на мягкой подошве, а поднимались они не бегом, как обычно, а шагом, так как здорово сегодня устали. Вот и получилось, что их никто не услышал, зато они; когда добрались до второго этажа, очень хорошо услышали громкий истерический голос женщины.— А стекло в окне она выбила под предлогом тушения пожара! — почти кричала Мизина мама.— Это я вам говорю, почему не записываете? Возможно, сама и подожгла дом, хотя там, говорят, были какие-то малые дети! И брильянты, разумеется, исчезли! Брильянты, неимоверные ценности! И это безобразие, что милиция позволяет воровкам действовать так нагло! Ведь если так и дальше пойдёт, порядочной женщине нельзя будет на себя ничего надеть, буквально ничего!Переглянувшись, Павлик с Яночкой так и замерли на месте, потрясённые и сбитые с толку.Словно понимая происходящее, Хабр, уже подбежавший к приоткрытой двери, не вошёл в комнату, а вернулся к детям, замер и лишь насторожённо стриг ушами. Дверь распахнулась шире, и незнакомый мужской голос у самого выхода произнёс:— Да, да, я всё понял, об этом вы уже говорили, благодарю вас.Но от Мизиной мамы не так-то легко было отделаться.— Говорю вам, она и в ванную заходила! Впрочем, женщину можно понять. Если в доме пожар, наверняка собралась толпа, а женщина не может показаться на людях, если она растрёпана и не напудрена. Так что зашла попудриться — и всё! Все драгоценности пропали!И опять дверь вроде бы открылась пошире, но тут же её кто-то потянул назад. Похоже, кому-то хотелось выйти из комнаты, а кто-то мешал этому человеку выйти. Мужской голос напрасно пытался положить конец показаниям разошедшейся дамы.— Да, да, уважаемая пани, все это вы мне уже говорили, у меня всё записано, не беспокойтесь. дама не унималась:— А милиции на всё наплевать, разве у неё найдёшь понимание?Тут дверь стремительно распахнулась — видно, у милиционера иссякло терпение и он силой вырвался из комнаты. Это был знакомый детям поручик милиции, хозяин овчарки.Окаменевшие Яночка с Павликом не пошевелились, и поручик наскочил прямо на них.— А, вот и вы! — обрадовался он. — Наконец-то пришли! А я уж жду вас, жду. Вы должны дать показания…От необходимости отвечать детей избавила Мизина мама, поспешившая вслед за поручиком. За ней виднелась Мизя. Похоже, она уже легла спать, потому что была в пижамке, и вся так и пылала от возбуждения. Ещё бы, такая сенсация! Наверное, она уже дала показания.Одновременно раскрылась другая дверь, выглянул пан Хабрович. Внизу тоже заскрипели двери, слышно было, как кто-то поднялся по ступенькам лестницы. Видимо, там хотели знать, что такое происходит наверху.Яночка уже поняла, что происходит, и лихорадочно пыталась вспомнить — о том, что выдуманная ею кража происходила в Рыбацких Контах, она сказала Мизе или только собиралась? И упоминала ли она о рубинах или дело ограничилось одними брильянтами?Поручик милиции производил впечатление человека, оглушённого избытком информации, растерянного и вообще замученного. Но долг есть долг, и он приступил к его исполнению.— Расскажите мне всё, что знаете, — сказал он Павлику и Яночке. — Wrn-то тут напутано. Не бойтесь, это пока не официальный допрос, а просто сбор предварительных показаний. Уже поздно, поэтому давайте покороче. Что вам известно о краже и откуда? И тут Яночка с Павликом отчётливо осознали что загнаны в угол, откуда нет выхода. К поручику они сразу почувствовали симпатию. Это был ещё молодой человек с худощавым, приятным и умным лицом. К тому же у него такая замечательная собака! Уже сам факт наличия у человека такой отлично воспитанной собаки делал человека достойным всяческого уважения и особого к нему отношения. И выходит, такому человеку они просто не имели права соврать, а сказать .правду… Признаться в присутствии всех этих жадно слушавших людей о том, что и пожар, и кражу брильянтов Яночка просто выдумала, было просто невозможно. Исключено! Да даже если бы и не было всех этих посторонних, дети не могли выявить истинную причину выдуманного преступления, то есть объяснить, зачем Яночке понадобилось задержать Мизю в порту и так далее. Нет, ничего объяснять и ни в чём признаваться Яночка с Павликом не имели права. Впрочем, отвечать следовало одной Яночке, это она выдумала сенсационную кражу, ей и отдуваться теперь. Павлик не мог прийти на помощь сестре и обречённо молчал, потому что насмерть забыл выдуманные сестрой подробности сенсации. Не помнил даже, принимал ли он личное участие в выдуманных ею событиях. Бедная Яночка тоже не сразу решилась говорить. Однако делать нечего, и девочка неуверенно начала давать показания;— Ннну… я слышала… А Павлик не слышал! — живо добавила она, чтобы выручить брата. — Его при этом не было, он ничего не знает.У Павлика немного отлегло от сердца, а милиционер спросил:— Тогда рассказывай ты. Что знаешь и где слышала? Давай по порядку.Стоя в проёме распахнутой двери своей комнаты, пан Хабрович внимательно наблюдал за происходящим, волнуясь за своих детей и в то же время отчётливо явно чувствуя — что-то здесь не то. Мизина мама напирала на них, явно решив не покидать поля боя и оставаться на посту до последнего вздоха. На лестнице жарко дышали несколько человек, стараясь не упустить ни словечка. Похоже, хозяева были рады такому неожиданному развлечению.Яночка пришла в отчаяние. Ну что делать? Приходилось выкручиваться.— Разговаривали какой-то мужчина с какой-то женщиной, — она сама не очень понимала, что говорит. И для правдоподобия добавила: — И даже меня предупредили, чтобы не носила с собой много денег…Прекрасно знавший своих детей пан Роман понял, что Яночка говорит неправду, но не вмешивался. Он ещё не разобрался в том, что происходит. Значит, дочке для чего-то нужно было выдумать несусветную историю. Но для чего? Что ещё задумали его неугомонные дети?А Яночка старалась припомнить, что именно она нарассказала Мизе. Не хотелось осложнять ситуацию новыми вымышленными деталями. А главное, где происходили выдуманные ею события? И если бы сейчас не слушал её папа, она без колебаний перенесла бы место действия огненной кражи в Варшаву, к соседям по их варшавскому дому, и тогда сразу же пресекла бы все дальнейшие расспросы. Поручик наверняка с облегчением передаст проблему своим столичным коллегам. Тем самым одним махом она отсекла бы голову разрастающейся гидре сплетён и слухов, которые столь мастерски распускали люди типа Мизиной мамы. Но вот отец… Он наверняка тут же вмешается, услышав о ни в чём не повинных соседях. Ничего не поделаешь, приходилось брести все дальше. Раз совравши… Только надо врать поумнее и перенести место действия сенсационных событий куда подальше, но опять же не слишком далеко. Итак, Рыбацкие Конты — самое подходящее место. И Яночка принялась давать показания, оживляясь по мере рассказа. Поручик слушал внимательно.Потом потребовал подробного описания действующих лиц. Яночка постаралась, чтобы та пани и тот пан оказались ни на кого из знакомых не похожими. С женщиной пошло легко, а вот при описании мужчины встретились трудности. Взять хотя бы глаза. Ну какие у него могли быть глаза?— Случайно, не такие, что сидят близко друг к другу? — вдруг спросил поручик.— Такие! — подхватила Яночка прежде, чем сообразила, что надо бы kswxe не соглашаться. — Такие, близко посаженные… И ещё у него были уши…— Торчащие? — обрадовался поручик.Яночка прикусила язык, да поздно было. Вот и описала врезавшуюся в память внешность злоумышленника. Теперь поздно отступать. Ну и ладно, бросит на растерзание милиции преступный элемент, так ему и надо! Хотя… И она сделала попытку увильнуть.— И ещё он был лысый, — добавила решительно девочка.— Лысый? — недоверчиво протянул милиционер.— Ну, не совсем. Лысый на макушке, а вокруг головы немного волос осталось.Поручик уже понял, слушая свидетельницу, что знает описываемого злоумышленника, однако ему не приходилось видеть макушку вышеупомянутого. Напротив, поручик хорошо запомнил буйные кудри подозрительного элемента и теперь пытался вспомнить, не просвечивала ли сквозь них лысина где-то на макушке. Эх, не удосужился раньше уточнить это обстоятельство! Такое упущение…А Яночка совсем успокоилась и, давая заведомо ложные показания, одновременно решала, как следует поступить. Решила и пыталась теперь незаметно для других сделать знак Павлику, чтобы тот предпринял соответствующие меры. То, чем в данный момент занималась Яночка, было сознательным введением в заблуждение властей, за что по закону полагались какие-то штрафные санкции. Поэтому совершенно необходимо было отловить поручика в каком-нибудь укромном месте, где они окажутся с ним один на один, и смогут рассказать всю правду и только правду.Павлик знаков не понимал; И только когда разозлившаяся Яночка, перестав церемониться, пребольно стукнула его каблуком в ногу по косточке, до него сразу дошло. Ему и самому неприятна была эта ложь, он тоже думал о грозящих им санкциях и сенсационные откровения Яночки приводили его в ужас. Итак, надо что-то предпринять. Перехватив указующий взгляд Яночки, он сразу понял, как действовать.— Мне в туалет надо, — ни к кому конкретно не обращаясь заявил мальчик, повернулся и гордо удалился. Спускаясь по лестнице, удивился множеству скопившихся там слушателей — трое хозяев и две семьи курортников, проживающих в комнатах нижнего этажа. Все они вцепились в Павлика, ибо он спускался сверху и представлял собой ценный источник информации. И бедняге ничего не оставалось, как и в самом деле спасаться от них в уборной.Заскочив в неё, Павлик автоматически заперся на щеколду, но потом тихонечко её отпер. Мальчик понял — выйти из дому ему не дадут. Нормальный путь через прихожую и входную дверь перекрыли, там его непременно перехватят и примутся выпытывать подробности милицейского расследования. А если он примется вырываться, ещё и заподозрят чего не следует… Значит, остаётся только бежать через окно в уборной.Павлик дёрнул за спуск воды в бачке. С шумом обрушился водопад, заглушая все прочие звуки. Мальчик распахнул окно, влез на стоявшую у окна стиральную машину, с неё на подоконник и уже через минуту стоял на отмостке дома.Поручик наверху поблагодарил присутствующих за помощь милиции, попрощался и решил удалиться. Правда, собранная информация представлялась ему несколько хаотичной и совершенно неконкретной, в ней оставалось много неясностей но у поручика уже не было сил выслушивать крикливые глупости вошедшей во вкус Мизиной мамы, вот он и стремился поскорее уйти из этого дома.Точно такое же стремление испытывала и Яночка. Она не сомневалась, что как только уйдёт милиция и разойдутся посторонние, родители, а главное, Мизя с матерью возьмут её в обороты! Надо как-то подипломатичнее избежать этого. Поручик буквально вырвался из цепких рук Мизиной мамы и таки спустился вниз! Слышно было, как по дороге он пытается ответить на вопросы нижних жителей, как прощается с ними, как наконец выходит из дому.— Яночка! — в один голос произнесли пан Хабрович и Мизина мама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28