- И так далее, и тому подобное, - сказал он и улыбнулся.
- Скажем, я покупаю тебе номер и он вдруг выигрывает две тысячи
фунтов. Ты получишь целую пачку долларов и фунтов, да еще чеки. Чтобы
потратить их, у тебя единственный выход (даже если предположить, что все
чеки не поддельные, в чем я очень сомневаюсь) - спрятать их в лифчик и
незаконно ввести в страну. И окажется, что мы опять становимся
контрабандистами, но теперь я окажусь в положении нарушившего закон.
На девушку его слова не произвели никакого впечатления.
- В одной из банд был малый по кличке Абадеба, - начала она. - Он был
большим умником и знал ответы на все вопросы. Рассчитывал шансы на
скачках, возможные варианты прибыли, в общем - занимался умственным
трудом. Просто чудеса творил. А кончилось все шальной пулей в перестрелке,
где он оказался совершенно случайно... Тогда шлепнули Датча Шульца.
Кажется мне, что тебя можно сравнить с Абадебой: ты мастерски придумал
повод, чтобы отказаться. Что же поделать? Но хоть на еще один коктейль мне
удастся тебя выставить?
Бонд подозвал официанта. Когда тот ушел за заказом, Тиффани,
наклонившись к Бонду так близко, что ее волосы коснулись его щеки,
прошептала:
- Честно говоря, я не хотела больше пить. Сегодня я хочу быть
абсолютно трезвой...
Она отодвинулась и уже совершенно иным тоном сказала:
- Ну, так что же здесь происходит? Ничего интересного?
- Сейчас начнется, - сказал Бонд.
Ведущий слегка повысил голос, и шум в салоне приутих.
- Дамы и господа, - важно произнес он. - Мы подошли к вопросу, ответ
на который стоит 64.000 долларов. Кто хочет поставить сто фунтов на
"верхнее" или "нижнее" поле? Все мы знаем, что имеется ввиду: стоит
прекрасная погода, и поэтому, как я полагаю, сегодня особенно
соблазнительно ставить на "верхнее поле"...
Смех и оживление в зале.
- Так кто же станет первым и поставит сто фунтов?
- Благодарю вас, сэр! О! Сто десять! Сто двадцать! Сто тридцать!
Спасибо.
- Сто пятьдесят, - произнес мужской голос неподалеку от них.
- Сто шестьдесят, - женский голос.
Тот же мужчина предложил сто семьдесят....
- восемьдесят, - сказал еще кто-то.
- Двести фунтов.
Что-то заставило Бонда повернуть голову и посмотреть на говорившего.
Это был крупный мужчина. У него было рыхлое, лоснящееся лицо.
Маленькие, темные, холодные глазки уставились на ведущего сквозь очки с
толстыми линзами. Шеи у него, казалось, не было: голова росла прямо из
плеч. Его вьющиеся черные волосы блестели от пота. Он снял очки, взял со
стола салфетку и круговым движением начал вытирать левой рукой левую часть
лица и шеи, потом переложил салфетку в правую руку и завершил процедуру,
смахнув капли пота с хрящеватого носа.
- Двести десять! - крикнул кто-то из глубины зала.
- Двести двадцать, - невозмутимо сказал толстяк.
Что в нем могло заинтересовать Бонда? Он смотрел на мужчину, а в
мозгу у него работала картотека, просчитывая варианты в поисках зацепки:
лицо? Голос? Англия? Америка?
Наконец Бонд сдался и перевел взгляд на второго мужчину, сидевшего за
тем же столом. И опять он почувствовал, что уже встречался с ним. Эти
знакомые тонкие черты лица, зачесанные назад белые волосы... Мягкий взгляд
карих глаз с длинными ресницами. Общее впечатление миловидности несколько
портили мясистый нос и тонкие губы, приоткрытые сейчас в улыбке наподобие
щели почтового ящика.
- Двести пятьдесят, - механически сказал толстяк.
Бонд повернулся к Тиффани.
- Тебе никогда не попадались на глаза вон те двое?
- Не-а, - сказала девушка. - Никогда. Похожи на обитателей Бруклина.
Или на тех, кто любит подглядывать в больших универмагах за примеряющими
белье женщинами. А что такое? Тебя что-то беспокоит? - спросила она,
заметив его прищуренный взгляд.
- Да нет, - ответил Бонд, еще раз взглянув на двух мужчин.
- Вроде бы нет, - добавил он без особой уверенности.
В салоне раздались аплодисменты, ведущий прямо весь светился от
радости.
- Дамы и господа, - с ноткой триумфа произнес он. - Это просто
замечательно! Вот эта очаровательная молодая дама в прекрасном розовом
вечернем платье дает триста фунтов.
Многие зрители завертели головами, пытаясь увидеть эту даму,
спрашивая друг у друга: "Кто это? Кто это?"
- А что вы скажете, сэр? Триста двадцать пять?
- Триста пятьдесят, - меланхолично изрек толстяк.
- Четыреста! - взвизгнула дама в розовом.
- Пятьсот, - послышалось в ответ.
Девица что-то сердито зашептала своему спутнику. Тому, кажется,
опротивел весь этот цирк, и он отрицательно покачал головой в ответ на
немой вопрос ведущего.
- Есть желающие дать больше пятисот? - недоверчиво спросил ведущий.
Он знал, что большего выжать не сумеет. - Раз! Два! Три! Продано вон тому
господину, и, думаю, ему за это стоит похлопать.
Он зааплодировал сам, к нему присоединились остальные, хотя было
видно, что они предпочли бы в качестве победителя девушку в розовом.
Толстяк чуть приподнялся, кивнул и сел. Его лицо не выражало никакой
признательности, а глазки буравили ведущего.
- Теперь по правилам мы должны спросить у победителя, какое "поле" он
предпочитает.
Смех в зале.
- Сэр, какое "поле" вы выиграли, "нижнее" или "верхнее"?
Вопрос был задан ироничным тоном, ведь это была пустая трата времени.
Ответ был очевиден.
- "Нижнее".
В зале воцарилась мертвая тишина. Но тут же ее нарушил сдержанный
шепот: собравшиеся комментировали невероятный ответ. Ведь все были
уверены, что толстяк выберет "верхнее поле". Погода была прекрасной. "Куин
Элизабет" делала не меньше тридцати узлов. Знал ли толстяк что-нибудь, о
чем не знали остальные? Уж не подкупил ли он кого-нибудь на капитанском
мостике? Неужели приближается шторм? А может быть, они сбились с курса?
Ведущий попросил тишины.
- Простите, сэр, - сказал он, - но вы сказали "нижнее"?
- Да.
Ведущий опять постучал молотком.
- В таком случае, дамы и господа, нам остается теперь разыграть
"верхнее" поле. - Он с поклоном обратился к даме в розовом.
- Может быть вы, мадам, начнете торговлю?
Бонд повернулся к Тиффани.
- Очень странно, - сказал он. - Невероятно. Море такое спокойное... -
Он пожал плечами. - Единственное, что можно предположить: они знают
что-то, о чем не осведомлены мы. Или кто-то что-то сказал им по секрету.
Ну, впрочем, нас это мало интересует, не так ли?
Он опять повернулся и посмотрел на двух мужчин и отвел взгляд.
- Но зато, - сказал он, - их, по-моему, почему-то интересуем мы.
Тиффани тоже посмотрела на них и сказала:
- Они и не смотрят в нашу сторону. Просто два чудака. Беловолосый,
кажется, совсем дурачок, а толстяк увлеченно сосет большой палец. Странные
они какие-то. Похоже, они не понимают, что делают.
- Сосет большой палец? - переспросил Бонд. Он рассеянно провел рукой
по лбу, пытаясь что-то вспомнить.
Может быть он и вспомнил бы, если бы у него было время подумать. Но
тут Тиффани взяла его руку и наклонилась к нему, опять коснувшись его лица
золотыми волосами.
- Да шут с ними, Джеймс, - сказала она. - Они не заслуживают того,
чтобы о них столько думали. Ее взгляд стал требовательным и твердым. - Мне
здесь надоело. Пойдем куда-нибудь еще.
Они поднялись из-за столика и вышли из салона. Спускаясь по лестнице,
Бонд обнял девушку за талию, а она положила голову ему на плечо.
Они подошли к ее каюте, но Тиффани увлекла его дальше по коридору.
- Я хочу, чтобы это произошло у тебя, Джеймс, - шепнула она.
Больше они не произнесли ни слова до тех пор, пока за ними не
закрылась дверь каюты. Обнявшись, они стояли на середине каюты, этого
маленького, обособленного, принадлежавшего только им двоим мирка.
- Любимая, - прошептал Бонд и, взяв ее лицо в ладони, повернул к
себе. Глядя в ее полные ожидания, широко открытые, сияющие глаза, он
расстегнул молнию у нее на спине, и платье, шурша, упало на пол.
- Дай мне все, Джеймс. Дай мне все, что девушка может получить от
мужчины. Прямо сейчас. Быстрее.
Бонд взял ее на руки и вместе с ней опустился на мягкий ковер...

24. СМЕРТЬ ПРИХОДИТ НАВСЕГДА
Последним, что вспомнилось Бонду, когда его разбудил трезвон
телефона, было видение Тиффани, наклонившейся над ним в постели, целующей
его и говорившей: "Нельзя спать на левом боку, мой дорогой. Сердце может
остановиться. Повернись на другой бок, пожалуйста". Он послушно
перевернулся и, услышав, как, щелкнув, закрылась за ней дверь каюты, сразу
же опять заснул под мерный шорох волн и плавное покачивание корабля.
Но вот раздался требовательный звонок телефона. Бонд выругался и
открыл глаза. Телефон продолжал звонить в темноте каюты. Бонд взял трубку
и услышал голос оператора:
- Извините, что побеспокоил вас, сэр. Но только что поступила на ваше
имя зашифрованная телеграмма с грифом "очень срочно". Мне вам ее
продиктовать или передать с посыльным?
- Пришлите, пожалуйста, ее мне в каюту, - сказал Бонд. - И спасибо,
что разбудили.
Черт бы побрал эту телеграмму! Красота, жар и возбуждение ночи
страстной любви были грубо отодвинуты в сторону. Бонд поднялся с постели,
включил свет и тряся головой, чтобы прогнать сон, пошел принимать душ.
Он целую минуту просто стоял под обжигающими тело струями холодной
воды, потом растерся мокрым полотенцем, вытерся, одел рубашку и брюки, так
и валявшиеся на полу.
В дверь постучали, он взял листок с телеграммой, уселся за письменный
стол, закурил и принялся за работу, тяжело вздохнув. Но по мере того, как
цифры превращались в слова, а слова выстраивались во фразы, взгляд его
помрачнел, а по коже побежали мурашки.
Подписал телеграмму начштаба. В ней говорилось:
"Первое. Негласный обыск в бюро Сэя выявил текст радиограммы с борта
"КЭ" в адрес "АВС", подписанный "Уинтер", где говорится, что вас с Кейс
засекли на борту, и запрашиваются инструкции. Ответ в адрес Уинтера
содержит приказ о ликвидации Кейс за награду в двадцать тысяч долларов.
Второе. Считаем, что "АВС" - это и есть Руфус Б. Сэй, поскольку его
инициалы во французском алфавите практически совпадают с этой
аббревиатурой. Третье. Видимо, обеспокоенный внешними признаками
расследования, Сэй вчера вылетел в Париж и сейчас, согласно сведениям
"Интериона", находится в Дакаре. Это подтверждает наше мнение о том, что
алмазы поступают из шахт "Сьерра-Леоне" и оттуда переправляются во
Французскую Гвинею. Под серьезным подозрением находятся сотрудники зубного
кабинета компании "Сьерра интернэшнл". Ведется наблюдение. Четвертое.
Самолет ВВС ожидает вас в Боскомбе для немедленного вылета завтра вечером
в Сьерра-Леоне. Подпись".
Бонд сидел как парализованный.
Значит кто-то из банды Спэнгов здесь, рядом с ними. Кто? Где?
Он схватил телефонную трубку.
- Каюту мисс Кейс, пожалуйста.
Он услышал щелчок и длинный гудок телефонного аппарата, стоявшего в
ее каюте рядом с кроватью. Как и у него. Второй гудок. Третий. Ну, еще
один, на всякий случай. Он бросил трубку, выскочил в коридор и ворвался в
каюту Тиффани. Никого. Пусто. Постель не разобрана. Свет не потушен. Но у
двери на полу лежала ее сумочка и высыпавшееся из нее содержимое. Она
заходила в каюту. Кто-то ждал ее, притаившись за дверью. И, наверное,
оглушил ее. А потом? Что потом?!
Иллюминаторы задраены. Он заглянул в ванную. Пусто.
Бонд стоял, замерев, посередине каюты и пытался мыслить логически.
Что бы сделал на месте бандита он, Бонд? Прежде, чем убить жертву, он бы
допросил ее. Вытянул бы из нее все, что она знает, все, что ей говорили,
выяснил бы все о ее спутнике. Допрашивал бы ее у себя в каюте, чтобы никто
случайно не помешал. Если бы кто-то встретил его, несущего жертву на
руках, в коридоре, для объяснения достаточно было бы подмигнуть и покачать
головой от досады. "Шампанского сегодня было многовато. Нет, спасибо, я уж
сам справлюсь". Но где эта каюта? И осталось ли у него еще время, чтобы
спасти Тиффани?
Коридор был пуст.
На бегу Бонд взглянул на часы. Три часа ночи. Ушла она от него где-то
после двух. Может быть, позвонить на капитанский мостик? Поднять тревогу?
Нет. Бесконечные объяснения, подозрения, задержки... "Ну что вы, сэр. Вряд
ли такое возможно, сэр". Утешения... "Конечно, сэр. Мы сделаем все
необходимое, сэр". Вежливый тон какого-нибудь старшего помощника,
прикидывающего, пьяный ли перед ним или обманутый любовник? А, может быть,
и просто жулик, пытающийся задержать корабль, чтобы выиграть "нижнее
поле"?
Нижнее поле! Человек за бортом! Корабль задержан!
Бонд вбежал в свою каюту и схватил "Список пассажиров". Ну конечно
же. Уинтер. Вот он. Каюта А-49. Палубой ниже. Мозг защелкал как
арифмометр. Уинтер. Уинт и Кид. Двое убийц. Люди в капюшонах. Опять взгляд
на список. Киттеридж А-49. Опять. Беловолосый и толстяк на самолете, в
котором он летел в Штаты. "Группа крови". Они следили за Тиффани. И слова
Лейтера: "Он ненавидит путешествия". И еще: "Когда-нибудь эта бородавка
ему аукнется". Бородавка на пальце, держащем пистолет, направленный на
жокея. И слова Тиффани: "...он все время сосет большой палец!" Два
человека в салоне, пытающиеся превратить жизнь другого человека в звонкую
монету. Все продумано. Женщина за бортом. Анонимный звонок на вахту, если
никто не заметит. Судно останавливается, поворачивает, начинаются поиски.
А убийцы прикарманивают еще три тысячи фунтов.
Уинт и Кид. Убийцы из Детройта.
Перед глазами Бонда мелькали картины событий последних дней, пока он
открывал свой атташе-кейс, автоматическими движениями доставал из тайника
глушитель, а из шкафа - "беретту", проверял обойму, навинчивал глушитель,
прикидывал шансы и планировал свои действия.
Затем он взял план расположения кают и, натягивая носки, нашел то,
что ему было нужно. Каюта А-49. Прямо под ним. Успеет ли он сбить замок и
прикончить их обоих прежде, чем они опомнятся. Нет, не успеет. К тому же,
они наверняка закрыли дверь еще и на засов. Позвать на помощь кого-нибудь
из экипажа, если ему удастся убедить их, что Тиффани в смертельной
опасности? Нет. Пока они будут ломать дверь, приговаривая "Извините, сэр.
Простите, сэр", бандиты выбросят девушку в иллюминатор и будут с невинным
видом читать книжки или играть в карты. "Что это вы, черт побери,
делаете"?
Бонд сунул пистолет за пояс и распахнул один из двух иллюминаторов
своей каюты. Он просунул в него голову и плечи, и убедившись, что сможет
пролезть, наклонился вниз. Там, прямо под ним приглушенно светились два
желтоватых круга. Далеко до них? Метра три. Море абсолютно спокойно, ни
ветерка, и к тому же этот борт весь в тени. Заметят его с мостика? Открыт
ли хотя бы один из иллюминаторов той каюты?
Бонд сорвал с кровати простыни. Ему пришлось разорвать их пополам,
чтобы получить необходимые три метра длины. Морской узел - самый надежный.
Если все пройдет нормально, решил Бонд, он заберет из А-49 их простыни,
целые. А пропажа - пусть над этим поломает голову стюард. Ну, а если...
Тогда все равно.
Бонд проверил простыни на прочность. Должны выдержать. Привязывая
один конец вокруг открытого внутрь люка иллюминатора, Бонд посмотрел на
часы. С момента вручения ему шифровки прошло уже целых двенадцать минут.
Неужели так много? Он сжал зубы. Он сбросил второй конец импровизированной
веревки наружу, вылез по ней из иллюминатора и начал спуск.
Ни о чем не думать. Не смотреть вниз. Не смотреть вверх. Не обращать
внимания на узлы. Медленно, выверенными движениями. Только с помощью рук.
Поднялся легкий ветерок, слегка раскачивавший его под испещренным
черными заклепками бортом, а где-то далеко внизу теперь были отчетливо
слышны шумы океана. Где-то наверху ветер был сильнее, он гудел в проводах
и снастях быстро плывущего лайнера, а еще выше покачивались яркие звезды
на черном небе.
Выдержат ли эти проклятые - ой, нет, нет - эти замечательные
простыни? Не потеряет ли он равновесие? Хватит ли сил в руках? Не думать.
Не думать об этом. Не думать об огромном корабле, о голодном океане, о
болтах и заклепках, готовых впиться в тело. Я - мальчик, который
спускается на обычной веревке с обычной яблони. Это очень просто и совсем
не опасно: ведь в крайнем случае можно и спрыгнуть на мягкую землю и
траву, там, внизу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24