А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Теперь Максвелл играл как Бог, перемежая свои пасы с прорывами, и завершил атаку великолепным пасом Хадлу. Наш полусредний выхватил мяч из рук Дэви Уэйта, правого защитника нью-йоркской команды, пробежал пятнадцать ярдов до зачетного поля и приземлил мяч. Мне тоже удалось сделать два перехвата, и я пробежал в первый раз восемь и во второй — пятнадцать ярдов. Последний перехват был трудным и завершился отличным прорывом между двумя защитниками хозяев поля. Оба мои перехвата привели к развитию атаки. У меня сегодня получалось буквально все,
Мы отправились на перерыв при ничейном счете 14:14.
Ящики для снаряжения были уставлены банками кока-колы и «Доктор Пеппер». Первые быстро исчезли. «Доктора Пеппера» пили только Максвелл, Джо-Боб и Медоуз.
Максвелл сел рядом со мной, держа в руках горящую сигарету и банку своего любимого напитка.
— Теперь мне нужно лишь луну в подарок, — произнес он хриплым голосом. Его уверенность была заразительной.
Наши оборонительные линии собрались Е углу раздевалки и обсуждали, как остановить прорывы Таркентона. За исключением его атак и действий еще одного игрока, нападение хозяев поля было бессильно против нашей обороны.
Массажисты и врачи трудились изо всех сил, исправляя урон, нанесенный футболистам в первой половине. Сигаретный дым стал настолько густым, что было трудно дышать. Я принял еще две таблетки кодеина.
Перерыв затянулся — Америка следила за тем, как Дик Бут-кус бреется сухой бритвой. На моих глазах Медоуз проглотил две таблетки, каждая по пятнадцать миллиграммов. Их действие начнется не раньше последней четверти игры, и вполне возможно, только после ее окончания.
Алан Кларидж лежал вниз лицом на столе. Доктор ощупывал его подколенное сухожилие. Отыскав образовавшийся узел, он взял шприц, глубоко всадил иглу в ногу Клариджа и впрыснул новокаин. Повторив операцию еще дважды, он обезболил значительную часть сухожилия. Если Клариджу не повезет и он снова растянет сухожилие, то, когда он заметит это, будет уже слишком поздно. Вполне возможно, однако, что ему удастся доиграть матч без дальнейших травм.
Судья сунул в дверь голову и предупредил, что осталось пять минут.
— Теперь послушайте меня, — сказал Ь. А., выходя на середину раздевалки. — Сначала нам не повезло, но мы сумели перехватить инициативу, и теперь игра начинается с нуля. На этот раз подают они, так что давайте атаковать. На поле выходит тот же состав, который начинал матч.
Поскольку в первой половине была только одна замена, когда Гилла заменили мной, проще было бы сказать только нам. Но Б. А. не любил сантиментов.
Перекусив, зрители заполнили трибуны. Америка тоже благополучно, хотя и с некоторым замешательством, пережила серию реклам, появившихся на экране телевизоров благодаря щедрости компании «Си-би-эс». Похолодало, и тень от трибун стадиона резкой линией пересекла поле.
Третий период миновал незаметно. Я смотрел то на поле, то на часы, надеясь, что «Нью-Йорк» добьется успеха и тогда я вступлю в игру. Тень неумолимо продвигалась по полю.
В самом конце третьего периода Кроуфорд выронил мяч и у меня улучшилось настроение. «Джайэнтс» достиг нашей линии тридцати пяти ярдов. Нам удалось оттеснить их на сорокаярдовую линию. Мяч, посланный их кикером, ударился о перекладину наших ворот и перепрыгнул ее. «Нью-Йорк» — 17, «Даллас» — 14.
— Эллиот, — раздался знакомый голос.
Я направился к тренеру, всем своим видом выражая преданность команде.
— В следующей серии заменишь Гилла, — сказал он, не отрывая взгляда от поля.
— Хорошо, сэр, — ответил я, разыскивая Максвелла, чтобы обсудить, как нам спасти игру. Максвелл сидел на столике, разговаривая по телефону с тренером в ложе прессы. Его лицо было пепельно-серым. Закончив говорить, он с проклятием бросил трубку.
— Ты выходишь? — спросил он, тяжело дыша. Я кивнул.
— Отлично. Я хочу попробовать прорыв по другому флангу. А ты возьмешь на себя Уитмэна.
Слова Максвелла погасили мое ликование. Меня пугала не опасность столкновения со стопятнадцатикилограммовым линейным, а страх, что я упущу его. Я решил, что единственный способ остановить Уитмэна будет кинуться на него головой вперед. Я всегда считал этот метод самым надежным. Я брошусь ему в ноги. Тогда ему никак не удастся увернуться. Опасность заключалась в том, что я не знал, куда он ударит меня — в голову, лицо, шею или по спине. Все зависело от того, насколько рано он заметит меня и какие действия предпримет, чтобы избежать столкновения.
Я смотрел, как Кларидж начал разбег для удара по мячу ногой. В середине разбега он внезапно остановился и схватился руками за колено. Когда он стал падать вперед, набежавший Бобби Джо Патнэм изо всех сил ударил его головой в лицо.
Начался заключительный, четвертый период. Мы проигрывали 14:17. Мяч был у хозяев поля. Им удалось потеснить нас, и, когда «Нью-Йорк» достиг линии девятнадцати ярдов, хозяева решили не рисковать и пробили мяч с игры. «Нью-Йорк» — 20, «Даллас» — 14.
Во время очередного рекламного перерыва я пробегал вдоль боковой линии. У скамейки, на которой лицом вниз лежал Кларидж, стояло несколько человек. Доктор указывал на подколенное сухожилие, которое он подверг местной анестезии во время перерыва.
— Смотрите. — сказал он, — Видите впадину? Туда входит четыре моих пальца. Тяжелый разрыв сухожилия.
Я остановился рядом с Клариджем, присел на корточки и хотел сказать, что ничего страшного не случилось, что «Нью-Йорк» получил лишь три очка за удар с игры и что мы постараемся в предстоящей серии восстановить равновесие.
Кларидж повернулся ко мне лицом. Зрелище было ужасным. Его защитная сетка разлетелась на части от удара, лицо страшно распухло и было пурпурно-черного цвета. Нос был раздавлен и рассечен, раздвинут в стороны, как будто кто-то провел по его переносице острой бритвой. Белый хрящ резко выделялся на фоне кровавой маски. Он попытался что-то сказать и захлебнулся кровью, хлынувшей изо рта.
— Скорее подойдите сюда! — закричал я. — Да скорее же!
— А он не откусил себе язык? — Врач сунул палец в рот Клариджа и нащупал язык, убедившись, что тот не откусил его и не проглотил. — Его нужно в больницу.
— Что случилось? — спросил Б. А., заглядывая через спины и плечи.
— У него здорово разбито лицо, — сказал доктор. — Лучше бы отправить его в больницу.
— А-а, — отозвался тренер и снова повернулся к полю.
По доносящемуся шуму было ясно, что Америка вернулась в свои кресла, к своему пиву.
Максвелл и я медленно подошли к группе наших игроков у десятиярдовой линии.
— Господи, — сказал я, вспомнив лицо, так не похожее на Клариджа. — Ты видел, что с ним случилось?
— У меня нет времени заниматься ерундой, — ответил он усталым голосом. — Если это выше твоих сил... — Он побежал, так и не закончив фразы.
Собравшиеся игроки смертельно устали и ненавидели друг друга. Их боевой дух и настроение резко изменились по сравнению с первой половиной игры.
— Черт побери, Энди. Если уж тебе дали мяч, постарайся его не ронять.
— Не суй свой нос куда тебя не просят, Шмидт. Ты передай мяч, о себе я сам позабочусь.
— Хватит, успокойтесь, — раздался сердитый голос Максвелла. — Только я имею право разговаривать здесь.
Я посмотрел на окружающих меня измученных, избитых атлетов, покрытых синяками и кровоподтеками, которые уже начали беспокоиться о том, как им удастся объяснить свои ошибки в следующий вторник. Будет поистине чудом, если эти перепуганные, усталые, разозленные друг на друга люди смогут подняться, не говоря уже о том, чтобы опередить, обмануть или оттеснить ни в чем не уступающих им игроков другой команды.
— О'кей, — скомандовал Максвелл. — Правый зиг. На счет два.
Это был простой маневр по центру. Джо-Боб почти сразу выскочил в аут. Мы отступили на пять ярдов.
— Джо-Боб, паршивый ублюдок, ты умеешь считать?
— Тебя забыл спросить, Шмидт. Кто-то умер, и ты стал начальником?
— Еще раз говорю, кретины, заткнитесь, — завопил Максвелл. Футболисты замолчали. Максвелл обвел взглядом их грязные,
потные лица. Рана на переносице Джо-Боба снова открылась, и по щекам текла кровь. Казалось, он плачет кровавыми слезами.
— О'кей. Направо под защитника. На счет три.
Максвелл планировал боковой пас между двумя защитниками за линией схватки. Мы начали его со своей половины, и главную роль играл наш защитник, ставящий заслон Дайеру, их крайнему в защите. Дайер миновал заслон и уложил Кроуфорда. Мы потеряли еще два ярда.
— Что здесь происходит?! — крикнул Энди, поднимаясь на ноги и поправляя шлем, и пошел обратно, выплевывая изо рта траву и глину.
— Извини, Энди.
— Ну, извиню. Нам стало лучше?
— Хватит. Не лезь в бутылку...
— Ладно! — завопил разъяренный Максвелл. — Предупреждаю последний раз.
— Если бы эти недоноски умели играть, — Билл Шмидт, центральный защитник, продолжал свое. Поскольку он был «членом семьи» Конрада Хантера и работал в его фирме во время каникул, Шмидт считал себя чем-то вроде играющего тренера и главным в линиях атаки.
— Заткнись, Шмидт, — приказал Максвелл. — Еще слово, и ты идешь на скамейку.
— Сам заткнись, — огрызнулся Шмидт, глядя на трехчетвертного зверскими глазами.
Максвелл, пораженный, остановился, посмотрел на Шмидта и покачал головой. Размеренными шагами он подошел к рефери и затем направился к скамейке.
Рефери объявил тайм-аут «Далласа». Игроки поснимали шлемы, чтобы вытереть лица. Делма Хадл широко улыбнулся и поднял большой палец. Внезапно я подумал о том, как странно выглядим мы со стороны. Люди платят по шесть долларов для того, чтобы наблюдать мечущихся в панике и злобе мышей.
Б. А. вышел на поле, навстречу Максвеллу. Ни тот ни другой не смотрели друг на друга. Максвелл отвернулся от тренера. Казалось, он разглядывает табло. Внезапно он повернулся кругом и ткнул пальцем в сторону тренера. Б. А. на мгновение опустил голову, затем кивнул и вернулся на скамейку.
Максвелл подошел к нам.
— Шмидт, — заметил он равнодушно. — Вон с поля. Марион Конклин, опорный защитник, игравший центра только
на тренировках, выбежал на поле.
Шмидт уставился на Максвелла взглядом, полным животной ярости.
Максвелл повернулся к нему спиной и присоединился к группе игроков, уже собравшейся вокруг Конклина.
— Хватит, забыли обо всем, — скомандовал Максвелл. — На этот раз мы прорвемся. Я вызвал тебя на поле, Конклин. Не подведи меня.
Перепуганный центр кивнул.
Когда Максвелл разъяснил замысел и выстроил игроков, Конклин дрожал. Он швырнул мяч в руки Максвелла и тут же бросился на среднего линейного. Конклин даже забыл имитировать рывок в сторону. Маневр получился настолько идеально, как будто был заранее обдуман. Стремительный рывок застал линейного врасплох, и он рухнул на спину. Конклин упал на него. Кроуфорд подхватил мяч и пронес его четырнадцать ярдов.
— Отлично, отлично. Неплохое начало, — уверенно произнес Максвелл, хлопая руками и широко улыбаясь. — Сейчас мы загоним мяч прямо им в горло.
Игроки хлопали Конклина по спине, поздравляя его с блестящей игрой. Уверенность вернулась к нам.
— За дело, парни. — Максвелл обнял соседних игроков за плечи и наклонился вперед. — Ставим заслон. Прорыв к боковой линии. А вы, линейные, закройте их на сильной стороне. На счет два.
Сердце у меня куда-то упало, и пересохло во рту. Мне придется атаковать Уитмэна, крайнего линейного, при прорыве правым флангом. Кроуфорд постарается двинуться вперед под прикрытием моего заслона, страхуемый свободным защитником на сильной стороне.
Уитмэн низко согнулся, выставил вперед руки и двинулся к боковой линии. Его взгляд был прикован к Энди и ведущему его защитнику. В последнее мгновение он почувствовал, что я совсем рядом. Он попытался повернуться, и я тут же бросился ему в ноги. Попытка отпрыгнуть в сторону оказалась неудачной, и он рухнул, ударив меня коленями по лбу и шее. Мое плечо онемело, и острая боль пронзила шею и голову. Мы продвинулись еще на восемь ярдов.
— Отлично, отлично. А сейчас вот что. — Он посмотрел на меня. — Все в порядке?
— Да, ничего страшного.
— Хорошо. Теперь направо, крылом внутрь и вперед. Поставьте заслон будто для атаки по боковой линии, но придержите их, чтобы у меня было время.
Перед самым стартом Элай двинулся к боковой линии, держась рядом со мной. Я устремился по флангу. На этот раз Элай внимательно следил, чтобы не пропустить мой рывок вдоль линии, как я это сделал раньше. Я сделал три мощных шага по флангу, оглянулся, будто ожидая пас, и тут же рванул к середине поля, убегая от него.
— Сукин сын! — завопил он, поняв, что замах Максвелла был обманом и ему уже не удастся перехватить пас.
Я поймал мяч на линии пяти ярдов и вбежал в зачетное поле. «Даллас» — 21, «Нью-Йорк» — 20.
Наши защитные линии заперли их нападение в зоне, и после дальнего удара Бобби Джо Патнэма мы перехватили мяч на своей линии тридцати пяти ярдов. Оставалось меньше двух минут до конца матча.
Тренер подозвал меня к себе.
— Скажи ему: прорываться по слабой стороне и дать пас Делме на фланг. Или пусть попробует сам.
Я вернулся на поле и повторил указание тренера.
— Ладно, — кивнул Максвелл. — Левый зиг. Пас на правый фланг на двенадцать. Понял, Делма?
— Ты отдай мне пас, Бубба, а я его приму.
«Джайэнтс» отступил в зону, перекрывая Хадла. Он увернулся от блока крайнего защитника и свернул к боковой линии, пробегая перед свободным полузащитником. Максвелл бросил мяч, опустившийся перед Хадлом. Делма увернулся от набегающего на него игрока и выбежал на середину поля, направляясь к зачетной зоне. Средний линейный сделал отчаянный рывок и схватил Хадла за руку. Мяч выскочил из рук Хадла и запрыгал по полю. Льюис, свободный защитник «Нью-Йорка», сумел поймать беспорядочно прыгающий мяч и послал его к нашей двадцатиярдовой линии. Гоголак подхватил его и пробил свой третий полевой гол матча. Оставалось пятнадцать секунд.
«Нью-Йорк» — 23, «Даллас» — 21.
В раздевалке не было почти никого. Грязные и окровавленные игровые костюмы были уложены, и служащие в последний раз проверяли шкафчики. В одном из них валялся шлем Джо-Боба.
— Черт бы побрал этого Уильямса, — в сердцах сказал служащий. — Он наверняка забыл бы свой зад, если бы зад не был прикреплен намертво.
Пресс-конференция, на которой Б. А. с неохотой признался, что вина за поражение падает на нескольких игроков, и в первую очередь на Хадла и Клариджа, закончилась.
Последний автобус стоял у выхода. Из выхлопной трубы в холодный воздух Нью-Йорка поднимался белый дымок. Я только что получил укол, расслабляющий мышцы. Эдди растер мне ноги и спину, и прибинтовал травмированное при столкновении с Уит-мэном плечо к груди.
Из душевой доносился шум падающей воды. Я заглянул внутрь. На складном стуле под душем сидел Сэт Максвелл, опустив голову. Вода барабанила по шее и плечам.
— Сэт, последний автобус уходит через двадцать минут. Максвелл мгновенно поднял голову.
— Хорошо, хорошо, — отозвался он. — Брось мне ножницы. Максвелл быстро разрезал липкую ленту, затем бинты, фиксировавшие его голеностопы.
— Пошли одеваться, и найдем место покурить травки, — сказал Максвелл.
Когда мы вышли из раздевалки, массажисты и помощники тренеров принимали душ. Персонал, ответственный за снаряжение, руководил погрузкой ящиков в крытый грузовик, который доставит их прямо в аэропорт Кеннеди, где стоял, ожидая нас, оранжевый «Боинг-727» с кухней, полной сухих куриных сэндвичей и восьмьюдесятью банками теплого пива.
У выхода на стоянку Максвелл неожиданно повернул и направился на трибуну стадиона. Проверив, не уехал ли автобус, я последовал за ним.
— Дай сигарету, — попросил Максвелл. В его голосе звучало отчаяние.
Я сунул руку за сигаретой. Проигрыши редко расстраивали меня, если, конечно, я сам играл хорошо. Максвелл, наоборот, принимал поражения близко к сердцу, независимо от его личного вклада.
Я закурил и глубоко затянулся дымом марихуаны, затем наклонился и передал сигарету Максвеллу, одновременно внимательно рассматривая трибуны в поисках полиции. Я знал, что за каждым сиденьем прячется полицейский. Максвелл сдвинул на затылок свою ковбойскую шляпу, положил ноги на спинку сиденья, затянулся и передал сигарету обратно. Мы докурили ее в тишине. Наконец Максвелл поднялся и отбросил окурок.
— Ну что ж, — сказал он, спускаясь к автобусу. — Она снова побила меня.
Мэри Джейн придержала для нас те же кресла и наполнила карманы на обратной стороне передних сидений крохотными бутылочками «Катти Сарк» и «Джека Даниэльса». Нам пришлось ждать разрешения на взлет более часа. За это время мы выпили по восемь бутылочек. Кроме того, я принял две таблетки кодеина, а Максвелл одну. Комбинированное воздействие кодеина, марихуаны, алкоголя и тяжелого рева двигателей погрузило Максвелла в сон, а меня — в транс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22