Русинов подозвал сержанта Адушкина, сказал ему, что нужно сделать, добавив:
— Через десять минут быть на месте.
Забрался в танк, где было тенисто и прохладно, как в блиндаже. Остывшая за ночь броня еще не прогрелась. В люки падал дневной свет. Поставив чемодан внизу, справа от себя, положив на казенник орудия шинель, он опустился на свое сидение, задумался. Вон ведь как все обернулось! Приласкала его любушка-голубушка — и оттолкнула. Замужем она...
Русинов недолго отдавался горестным раздумьям. Рассудив здраво, пришел к выводу, что ничем иным и не могла она утешить его. Жизнь у нее отлажена, как говорится, на мази. Что ей, с мужем разводиться? И ему тоже нечего загадки загадывать. Что из того, что увле-
чен! Не бегать же по пятам за ней, не подкарауливать за углом, чтобы вымолить новую встречу, ведь не мальчишка уже...
Познакомились они прошлой осенью. В тот вечер Анатолий пришел на ужин в военторговскую столовую почти последним. Торопливо проглотил остывшие блинчики со сметаной, запил их стаканом теплого молока и расплатился. На улице шумел дождь, крупный и частый. Выйдя, Анатолий снял с ремешка свернутую в рулончик плащ-накидку, спасительницу от осенней непогоды, раскатал ее, встряхнул, накинул на плечи. И тут увидел, что у крыльца под навесом стоит молодая статная женщина.
— Забуксовали? — спросил он дружелюбно.
— Забуксуешь,— отозвалась она с досадой в голосе.— И откуда он взялся? Только собралась идти — вот тебе, полило на голову. А я по глупости зонт дома забыла.
— Наверное, ненадолго...
Холодные капли зернисто сверкали в свете призрачно-голубых уличных огней, шумели на крыше столовой, хлюпали в желобах. Небо нависало низко и мрачно.
— Да кто его знает! — с сомнением сказала молодица.— Ишь, какой шпарит без передышки. А мне надо срочно домой.
— В таком случае приглашаю к себе под крыло,— джентльменски предложил Анатолий, распахивая плащ-накидку.
— Придется,— согласилась попутчица.
Он укрыл ее полой накидки и повел по шумящей от ливня улице, выспрашивая, как ее зовут и откуда она. Он-де не видел тут таких ладных да пригожих. Женщина весело усмехалась, говоря, что он плохо смотрел. Она здешняя, заведует той самой столовой, в которую он ходит обедать.
— Вот как! — воскликнул Русинов.— А вы, товарищ заведующая, очень молоды для столь солидной должности.
— Вполне возможно.
— Разрешите пригласить вас завтра на танцы в Дом офицеров.
— Я свое оттанцевала. Уже четыре года замужем, двое детей. Старшего лейтенанта Сулиму знаете?
— Как не знать! В соседнем батальоне служит. Значит, он и есть ваш муженек?.. Понятно,— вздохнул Анатолий.
— Что же вы сразу приуныли?
— А чему радоваться?.. Как встретишь касатушку по нраву, так оказывается, что она замужем.
Люба заразительно смеялась, вынуждая попутчика сбиваться с ноги. Дождь захлестывал под плащ-накидку, и им волей-неволей приходилось прижиматься друг к другу.
— Шутник вы! — обронила она.— Как вас зовут? Лишь только он назвался, снова расхохоталась.
— Так это вы зимой хотели увести жену нашего соседа из Дома офицеров?.. О, Русиноз, вы опасный человек!
Он тоже рассмеялся.
— Она же не сказала! Спрашиваю, можно вас проводить? Отвечает, пожалуйста. Я ее под ручку, а тут муж...
Подойдя к ее дому, они остановились.
— Да, товарищ охотник за чужими женами, опаздывать не надо. Говорят, кто поздно ходит, тот сам себе шкодит,— усмешливо упрекнула Люба на прощанье.
С тех пор, встречаясь, они обменивались улыбками, которые доказывали одно: оба помнят дождливый осенний вечер, игривый разговор. И после каждой мимолетной встречи Русинов ловил себя на мысли, что думает О Любе. Влекла его пышнотелая статная молодка с чуть выпуклыми, зеленоватыми глазами.
Еще более дружескими стали их отношения на полигоне. Как-то во время позднего ужина (в обеденной палатке было почти пусто) Анатолий озорнозато подмигнул Любе. Неожиданно, зардевшись, она по-девичьи опустила глаза. И он предложил:
— Приходите через часок к озеру. Вместе посмотрим на вечернюю зорьку... Боитесь, да?
Сказал наудалую, почти уверенный, что получит насмешливый отказ. А она вдруг вздохнула:
— Не шути, хлопец! Вот возьму и приду. Весна ведь...
Сердце у него запрыгало испуганно и пылко.
- А я на шучу. Приходите, рад буду...
Свидание вышло хмельное, беспамятное. А затем начался отрезвеление, и потому сегодня Люба заговорила о муже, маме и детях. «Эгоистка она, купринская Шурочка,— досадовал Анатолий, не в 'силах заглушить тоски, обиды, разочарования. А между тем надо было как-то примириться с неизбежным, и он пожурил себя: — Советовал тогда отец: женись, Толька! И девка была приглядная, высоконькая, из соседских, и нравились тебе. Надо было послушаться старого. Теперь она аамужем. А говорят, любила меня: сама подругам признавалась... Теперь вот бесишься».
Кто-то звал его. Русинов высунулся из люка — рядом с танком стоял сержант Адушкин с разгоряченным веселым лицом.
— Товарищ лейтенант, ваше приказание выполнили,— доложил он.
Анатолий выбрался на корму, пружиняще спрыгнул на землю и сказал:
— Хорошо, ребята. Все там у них погружено?
— Вроде бы все... Да вон они уже поехали!
— Ну и ладно.
В это время прозвучала команда по машинам, и через пять минут бронированная колонна двинулась в путь. Семнадцать километров кое-как одолели за три часа,— много было задержек у переездов. В часть прибыли благополучно. Завтра — парковый день. Танки будут отмыты, очищены от пыли и грязи, их поставят в бокс до следующего похода на полигон.
Экипажи построились впереди своих машин. Загоров, как обычно, собрал в полукруг офицеров. Маршем он был доволен, распоряжения отдавал кратко. В заключение сказал:
— Завтра обслужить технику так, чтобы комар носа не подточил. А сейчас людям можно отдыхать. Командирам — тоже. В батальоне до отбоя остается капитан Приходько. Все, свободны!
Комбат вскинул руку углом, и офицеры, отдавая честь, начали расходиться. На засмуглевших, обильно запыленных лицах сияли усталые улыбки. Рыжеватый горбоносый лейтенант Винниченко, заглянув в карманное зеркальце, уже острил:
— А слышали, что в армии есть три степени гряз-мости?.. Грязные, очень грязные и — танкисты!
— Ничего, сейчас отмоемся,— со смехом отвечали ему.
Доставали из танков чемоданы, шинели, стряхивали с себя пыль, снимали танкошлемы и комбинезоны. Личные вещи отправляли в ротные кладовые, наскоро ополоснувшись под кранами, спешили домой.
Вышли из городка и друзья-лейтенанты. Дремин был оживлен, говорлив. Трехнедельная полигонная страда лозади, и теперь хотелось разрядки.
— Что хмуришься, Толя?
— Да так,— обронил Русинов; краснея и оглядываясь по сторонам, грустно добавил:—Да, Женя, ты, пожалуй, прав: не нужно мне водиться с той молодкой.
— Конечно, не нужно! А ты что, чудак, до сих пор сомневался?
— Не то, чтобы сомневался, а так... обдумывал.
— Тут и обдумывать нечего. Как ни крути, плохо. И кончилось бы это наверняка плохо. Так зачем тебе новое приключение на шею?
Евгений говорил громко, возбужденно. Анатолий снова беспокойно оглянулся: к счастью, поблизости никого не было... Товарищ прав. И может, к лучшему, что Люба сразу порвала с ним? Так что нечего унывать. И дела по службе налаживаются, и погода хороша. Солнце уже повернуло к вечеру.
— Все верно ты говоришь,— согласился он.— Только слушай, Женя, я тебя очень прошу: никому об этом ни слова!
Дремин снисходительно усмехнулся.
— Понял, не беспокойся. Умрет во мне.
Лейтенанты дошли до офицерской гостиницы, открыли свою комнату,— она показалась до того родной и уютной, что оба невольно растрогались. Прилегли каждый на свою койку: занемевшая от долгого сидения в танке спина просила отдыха.
В комнате было чисто и уютно: чьи-то заботливые руки навели здесь порядок. Должно быть, уборщица недавно заглядывала. Шкаф закрыт и в дверце торчит ключ. А сбоку, приколотый кнопками, белеет бумажный квадрат, где нарисован четкий круг с синей передвижной стрелкой. По кругу — секторы (очередное изобретение Русинова). В них написано: спортзал, кинотеатр, Дом офицеров, библиотека. Уходя после службы куда-либо, оба вместе или каждый порознь, друзья ставили стрелку
на ту надпись, где они будут находиться. Таким образом, найти их было просто.
— Дз-а, приятно вернуться в родные пенаты! — удовлетворенно молвил Евгений, глядя на «Аленушку»: та пригорюнилась на стене, над его койкой.
— Что верно, то верно,— подтвердил Анатолий; снял с гвоздя гитару, побренчал, настраивая.— Чувство такое, будто возвратился домой. Хотя, понятно, дом холостяцкий, не больно ласковый.
Евгений живо повернулся к нему.
— Толя, твои мысли начинают принимать опасное направление. Не забывай, что ты давал клятву, когда вступал в союз холостяков.
Оба рассмеялись. Был когда-то среди курсантов училища такой союз. Был да сплыл. Их товарищи, став офицерами, разъехались по разным гарнизонам. Многие давно женаты. А вот они двое еще держатся.
Настроив гитару, взял аккорд:
Где ты, где ты, мечта моя юная, Где же сходятся наши пути?.. Помоги, помоги, семиструнная, Недотрогу мою мне найти...
У Русинова был довольно приятный голос.
— Да, песенка хороша,— одобрил Евгений, когда Русинов-умолк.— Знаешь, какую напоминает она мне?.. Мать ее любила. Там есть такие слова: «Покори-ила сту-детка-медичка непокорное сердце мое-о-о...»
— Вспомнил, вспомнил! — рассмеялся Анатолий, перебивая товарища.— Слушай. Мы ее когда-то в самодеятельности для забавы разучили...
Он пропел несколько куплетов и вдруг отложил гитару.
— Знаешь, Женька, что я подумал?.. Скоро выходной, не махнуть ли нам в субботу после обеда з театр?
— 8 театр? — Евгений приподнялся, снял с себя ремень и полевой мундир.— Так тебя Петрович и пустит!
— Пустит, куда он денется. Скажем, пришла пора невест глядеть. Если их нет здесь, то придется искать в другом месте.
— Ты смотри, о чем он мечтает!
— Жизненный вопрос... А то придут женатики с личной собственностью в Дом офицероз, и как только пригласишь какую на танец, так и косятся- от ревности.
— Ты бы не косился?
Анатолий достал спортивные штаны, тапочки, переоделся.
— Откуда я знаю! Но чтобы на меня не косились, надо жениться. Надоели до чертиков холостяцкие стены. И ты, Женя, с твоими целомудренными проповедями надоел...
— Спасибо за комплимент! — Евгений гибко согнулся, присел несколько раз, разводя руки в стороны.— Пошли умываться, жених!
— Не обижайся. Я к тому сказал, что всему, видать, свое время.
— Ишь, как запел после уединенной встречи с чужой женой!
— Женя!.. Ты же дал слово.
— Не буду, не буду. Забыл, прости.
— Вот так ляпнешь где-нибудь, и начнется драма. А мы с ней всего-навсего постояли у озера да улыбнулись друг другу...
— На попятную пошел?.. Ладно, говори, что ты там надумал.
Анатолий достал из чемодана мыло, полотенце, зубт ную щетку. Смуглое лицо его приняло мечтательное выражение.
— Представь, что ты сейчас дома после учений. Тебя обнимает хлопотливая сорока, целует и говорит: родной мой, ты устал. А я тебя так ждала! Отдохни, пока ужин приготовлю. Приляжешь на диван, возьмешь в руки свежую газетку. И так легонько на душе станет, что забудешь об усталости и плохом настроении.
Евгений тоже мечтательно усмехнулся, поскреб в затылке.
— Тебя, я вижу, не на шутку разобрало. Но зачем спешить?
— Ему еще надо объяснять, что весна и прочее!
— Все равно не спеши. Бери пример с комбата. Ему тридцать два грохнуло, а он не думает жениться. Мы с ним как-то разговорились на полигоне. Сначала все выспрашивал меня, не думаю ли обзаводиться семьей. Когда я сказал, что не тороплюсь, он одобрил. Ну и в шутку, видимо, сказал: «Я тоже не спешу. Сначала дойду до генеральской звезды».
— Пустые бредни! — хохотнул Анатолий.
— Ничего не пустые. Он тогда развил передо мной целую теорию безбрачной жизни. Ссылался на Кампанеллу, Белинского, Чернышевского.
— А я говорю, пустые! Ждешь доказательства?.. Раз я пошел в кино—ты тогда был в наряде. Взял билет, отыскал свое место в зале. Смотрю, впереди — Загоров, и не один. Рядом с ним такая лапушка, что заглядение. Смуглая, щечки с румянцем, шелковистые Волосы пышные и черные, будто их в тушь обмакнули
Я позавидовал, глядя на них. Только картина началась, подружка головку склонила на плечо Петровичу да так и сидела. Понял, идеалист?
— Ох, Толька! — спохватился товарищ, глянув на часы.—Мы болтаем, а время-то летит! Как бы нам без ужина не остаться.
— Да-да! Пошли умоемся... Но ты так и не ответил мне: согласен в театр в субботу махнуть или нет?
Душевая была рядом. Оголенный по пояс, Евгений фыркал, разбрызгивал воду, медлил,—как тут поступить?
— Не знаю, что и сказать. Во-первых, далеко, во-вторых, неизвестно, сколько времени мы там задержимся.
Задержимся столько, сколько нужно, хоть до конца воскресенья... Кстати, на месте ли наша «Ява»?
Мотоцикл марки «Ява» они купили вскладчину и успели исколесить на нем все окрестные дороги, совершая продолжительные путешествия в свободное время.
— А ты что, думаешь, с первой поездки и женишься. — начал подтрунивать Евгений над Русиновым, когда вернулись в комнату.
— Я долго раздумывать не стану. Говорят, на войне по-военнному: оценил обстановку, принял решение — и в бои... Слышал, как женился один парень из нашего училища?
— Кто это? — поинтересовался Евгений, одеваясь.
— Фамилию не помню, а зовут Эдуардом. Он выпускался года на два раньше нас... Еще говорили ухватистый мужик.
— Ладно, рассказывай, не тяни.
— Так вот, назначение он получил дальнее. На выпускном вечере преподаватель возьми и скажи ему: женись здесь, Эдуард. Там подружку днем с огнем не сыщешь. Знаю те места... Парень намотал это на ус, а невесты не было. Что делать? Вечером с дружком
потопали в общежитие. Постучались в одну комнату! «Девушки, простите нас! Мы с деловым предложением: кто хочет выйти замуж?» Красавицы похихикали и мол-чали, Ребята — в другую комнату. А тут сидит одна лапушка, пригорюнилась. Дружила с парнем, да поссорились они. Подняла на сватов глаза: «А кто жених-то?» Эдуард представился ей. Она вскочила, встала рядом. "А ну, девочки, оцените!» — говорит. Подружки в один голос: ты с ним, как березка с ясенем. И благословили, свадьбу сыграли.
— Да ты-то откуда все знаешь? — недоверчиво хмыкнул Евгений.
Вытянув короткую крепкую шею, Анатолий застегнул галстук, поправил перед зеркалом воротничок зеленой рубашки.
- Знаю, не проболтаюсь. Помнишь, письмо моего земляка Петьки Шияна? Он как раз в том гарнизоне служит.— Выдвинул ящик стола, покопался.— Жаль, не сохранилось. Там еще были такие слова: живет Эдуард с женой душа в душу, два сына у них. Он уже ротой командует, а она в школе преподает.
Оба стихли, размышляя над тем, какие странные вещи иногда происходят в жизни.
— Нет, я на такую аферу не решился бы,— сказал Евгений.
— Мог бы и не говорить,— заметил Анатолий.— Тебя-то я знаю. Купаться пойдешь, так пока десять раз не пощупаешь воду, не лезешь. Между прочим, в женитьбе тоже смелость нужна.
— Разумеется. Но хотелось бы встретить настоящую любовь. Тогда колебания сами собой отпадут.
— Ха-ха... Никто не станет отрицать, любовь — великое благо. Только ты не хуже моего знаешь, что она встречается не каждому. Что ж, на корню засыхать?
— Толя, ты не прав. И придет срок — убедишься. Счастье познают лишь тогда, когда встречают истинного друга жизни.
На лице у Русинова появилась ироническая гримаса. Женя, прости меня, но ты похож на того блажен-
ного, который стоит с открытым ртом — вот так! — и ждем, когда залетит это самое счастье. Да еще обижается, что долго не залетает.
Он рассмеялся: так живо изобразил Русинов блаженного, слоящего с открытым ртом,
— Ладно, пошли на ужин. Согласен я пойти в театр,
— Давно бы так!
Одевшись, они крутнулись раз-два у зеркала, закрыли комнату на ключ и, оживленно беседуя на ту же приятную тему, подались в столовую.
Заказчица была привередливой, к тому же не имеющей определенного вкуса. Ока принесла стрез ацетатного шелка броской расцветки и хотела, чтобы в ателье пошили ей платье для пикника.
— Только подберите поэффектнее фасо-он,— просила она, жеманно растягивая слова.
Ей было за сорок. А это тот возраст, когда женщины особенно ревниво следят за собой. И многим из них кажется, что новшество в одежде поможет вернуть то, что утрачено с годами.
Закройщица Аня Скороходова, подвижная, симпатичная смуглянка, выслушав просьбу, пообещала сделать все, что в ее силах. С клеенчатым сантиметром и цветным мелком в левой руке, она листала журналы мод, предлагая клиентке то спортивное, то платье с жабо. На каждое предложение следовал иронически-капризный ответ:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35