Направился вначале к механикам, которые в техническом классе изучали устройство планетарного механизма боевой машины. Занятия с ними проводил Микульский... Механики как раз вышли в курилку, устроенную под ясенем. Командир батальона еще издали заметил среди солдат Приходько и Микульского.
— Что нервы? Нервы танкисту надо проволочные ИМеть,— доносился голос прапорщика.— И голову сообразительную... Вот помню один случай. Наши освобождали Польшу. Где-то за Краковом выскочили мы на своей тридцатьчетверке из-за бугра, а от села навстречу нам «тигр»! И близко уже, метров сто, не больше...
Когда подошел Загоров, капитан Приходько подал команду, механики дружно поднялись со скамеек.
— Вольно, вольно! — махнул рукой комбат и сказал:— Продолжайте, Серафим Антонович, я тоже с удовольствием послушаю.
Майор присел на скамейку.
— Это я о находчивости в боевой обстановке.— Прапорщик затянулся дымком сигареты, задумчиво усмехаясь, чувствуя, что внимание окружающих прочно приковано к нему.— Значит, навстречу — «тигр». Расстояние метров сто, не больше. А в лобовой атаке этого зверя не прошибешь снарядом — очень уж толстая «шкура». Я оторопел за рычагами, смекаю: «Задним ходом спрятаться за бугор!» А наводчиком у нас был Вася Дуда-рев, геройский парень и в своем деле, доложу вам, непревзойденный мастак. Он тут командует: «Бронебойным!.. Короткая!» Тридцатьчетверка дернулась и стала. Секундой позже остановился и «тигр». Теперь наш и вражеский танки разделяло уже метров семьдесят. Вася Дударев лихорадочно крутит рукоятки поворотного и подъемного механизмов (пульта управления тогда, как известно, не было), целится то в одно, то в другое место вражеской машины, а сам бормочет — по переговорному устройству хорошо слышно: «Разве в лоб его возьмешь?.. В пушку, вот куда надо бить его,
проклятого!» Командир танка одобрил: «Верно, Вася! Бей да поточней, иначе хана нам...»
Все напряглись до предела. Неужели наша не возьмет?! У меня помнится, лоб взмок от холодного пота. А Дударев заделал поворот рукояткой подъемного механизма, и центральный угольник уперся в орудие вражеской машины. А оно тоже замерло, вот-вот выплюнет смертоносный гостинец. Но наш наводчик первым нажал на спуск, и пушка ахнула. Болванка ударила точно в основание вражеского орудия, испортила его. Заряжающий — снова снаряд в казенник, и наводчик теперь прицелился в левую гусеницу «тигра». Бац! Гусеница лопнула, как перерубленная. Мы все повеселели: все-таки взяла наша!..
Микульский помолчал, бросил потухшую сигарету в бочонок с водой, весело докончил:
— Не выдержали фрицы дуэли, начали выскакивать из люков. Ну мы их отправили... куда надо — и вперед! Вот вам и нервы, и находчивость.
Механики с уважением смотрели на ветерана, а капитан Приходько предложил:
— С наводчиками и заряжающими вот так бы побеседовать!
— Можно и с ними. Но я когда-то рассказывал им этот случай...
— Те давно уже в запасе. А молодым тоже полезно послушать.
Молчавший до этого комбат спросил Микульского, насколько отличается современный танк от тридцатьчетверки времен войны.
— Не по отдельным узлам, а в целом каково отличие? — уточнил он.
— В целом?— Прапорщик погладил свои поредевшие, с проседью волосы.— В целом одна от другой отличается так же, как новая легковая машина от самосвала. Чуть нажал педаль, чуть подал рычаг на себя — пятьдесятпятка уже слушается. А чтобы управлять тридцатьчетверкой, надо было немалую силушку иметь. Ну а то, что новый танк мощнее по броне и вооружению, так об этом вы и сами знаете.
Порорыв закончился. Вместе со всеми в технический класс заходил и рядовой Виноходов,— лицо у него было пасмурным, безрадостным. Проводив его взглядом, комбат спросил ротного:
— Как сегодня ведет себя Виноходов?
— Как обычно после взыскания — поджал хвост. Я перед занятиями говорил с ребятами, которые в одно время с ним кончали учебное.
— Что же узналось? — Загоров встал и они пошли к огневому городку. Кашлянув, капитан весело отвечал:
— Есть один любопытный штришок! Он был молчаливым, медлительным курсантом. На физзарядку выходил нехотя, в марш-бросках почти не участвовал, жалуясь на то, что у него во время бега болит сердце. Врачи ничего определенного не находили, но относились к нему с сочувствием. Однажды курсанты занимались вождением на танкодроме, километрах в десяти от учебного. А тут сообщили, что вечером в офицерском клубе будет интересный фильм. Времени до начала сеанса оставалось немного, машина из части еще не пришла и командир предложил совершить марш-бросок. Следом за всеми рванул и Виноходов. Не отстает ни на шаг, за сердце не хватается! Успели точно к началу сеанса. Тут и поняли, что симулянт водил за нос и врачей, и командира. Был тогда злой разговор на комсомольском собрании, вкатили ему выговор...
— Поня-а-атно! — протянул Загоров. Ротный продолжал ворчливо:
— Такие любят жаловаться на тяготы службы, во всем видят придирки. А разберешься — не придирки вовсе, а справедливая требовательность.
Приходько каким-то непостижимым чутьем угадывал, что сказать в данную минуту. Он как бы присутствовал при разговоре Загорова и Одинцова,— вот и выразил свое сочувствие и поддержку. Комбат посмотрел на него с молчализой признательностью.
— Что верно, то верно, Василий Григорьевич. Назначайте его заряжающим — и точка. Довольно панькаться с ним.
— Может, переведем в другой взвод?
— В какой?
— Лучше всего к Русинову.
Загоров вопросительно глянул на командира роты.
— Все будет нормально, — пояснил Приходько. — Русинов как раз тот человек, который умеет держать в руках таких молодцов. Вон возьмите Аверина. Тоже был — оторви да брось! Теперь стал тише травы, ниже воды.
— И правда! — подивился комбат, вспоминая, что год назад очень мучились с этим солдатом, не знали, что делать с ним. «Неужели Русинов сумел прибрать его к рукам? Если так, то он молодец!» — подумал майор и стал спрашивать, как теперь дела у Аверина.
Капитан отвечал, что тот учится наравне со всеми, овладел специальностью наводчика.
— Говорят, у него почерк красивый?
— Да, по этой части он мастер.
— А если назначим его писарем?.. Я на днях смотрел книги учета — довольно неприглядные. Пусть твой мастер перепишет все заново, составит штатно-долж-ностной список... Надо сделать аккуратно, со вкусом, чтобы в руки было приятно взять.
Приходько не возражал, понимая, что комбат дает ему поручение как будущему начальнику штаба батальона. Командиры танков, наводчики и заряжающие занимались поэкипажно наводкой из танка на качающейся раме, изучением пулемета, разборкой и сборкой орудийного клина затвора. Повсюду деловая горячка, звучат отрывистые команды.
Загоров и Приходько остановились за живой изгородью из кустов акации, что обрамляли огневой городок. Некоторое время молча наблюдали, не вмешиваясь в ход занятий. Да и надобности в том не было.
Лейтенант Русинов, держа в руке секундомер, недовольно говорил заряжающему Гафурову:
— Пока вы разбираете и собираете клин затвора и случае задержки, противник выстрелит по вашему шику два раза!
Солдат отвечал, что быстрее сделать невозможно. Шоколадное лицо его блестело от пота. Судя по всему, ом старался, но у него не получалось. Раз говорят можно, значит можно быстрее! — настаивал взводный.— Вот как надо работать.— Он по-вернулся к сержанту Бароцкому, подал хронометр.— А ну засеки время!
Невысокий, коренастый, Бароцкий поднял руку с секундомером, помедлил, пока лейтенант занимал удобную позицию около металлического столика, где лежал клин затвора.— Начали!
Непостижимо хватко действовал смуглолицый лейтенант, отсоединяя одну деталь от другой.
— Готово! — кинул он и отпрянул от столика. Танкисты потянулись взглядами к остановившейся стрелке. Прошло всего несколько секунд.
— Это непостижимо, товарищ лейтенант!—воскликнул наводчик Ванясов, качнув русой головой.
— А вы попотейте несколько дней, и увидите, что вполне достижимо,— возразил взводный.— Вот смотрите, соберу клин затвора за то же самое время.
Он опять склонился над металлическим столиком и, как только грянула команда, стремительно, без суеты соединил все части. Снова выкрикнул «Готово!» и отступил.
— Русинов! — позвал капитан Приходько.
Скорый на ногу, молодой офицер не заставил себя ждать: тут же поднялся по тропинке и предстал перед комбатом и ротным. Лицо у него было влажное, умиротворенно-спокойное: он знал, что занятия у него идут интенсивно, и вид его доказывал это.
— Вот что, Русинов,— неторопливо начал Загоров.— К вам во взвод на должность заряжающего переводится Виноходов. Взамен отдайте механика. Кого не жалко уступить своему лучшему другу Дремину?
Лейтенант по привычке развел руками, но вспомнив, что недавно получил от комбата замечание за этот жест, начал обтирать ветошью измазанные пальцы, склоняя голову.
— Я не думал об этом, товарищ майор. Лишнего механика у меня нет.
— Вы как-то говорили, что один из заряжающих овладел вождением машины...
— Гафуров? — Лейтенант вскинул на комбата темные глаза.— Это верно. Только он не выполнял ни одного упражнения.
Загоров был непреклонен.
— Вот и назначьте Гафурова механиком, помогите ему поскорее овладеть этой специальностью.— А Дремину передайте Коврова.— Помолчав, он смягчил тон.— Надо, Русинов. Нельзя ж допустить, чтобы сорвался отличный взвод.
Лейтенант недовольно насупился.
— Надо так надо...
Загоров ожидал, что он все-таки начнет возражать: ему ведь тоже не хочется, чтобы взвод оказался в отстающих. Однако Русинов сдержался и после короткого молчания заметил: с переводом специалистов нельзя откладывать; приближается новый выезд на полигон, и дорог каждый учебный час. Ведь и Гафурова надо обучить, как механика, и Виноходова, как заряжающего...
Комбат приказал ротному:
— Объявят перерыв — отправьте Гафурова в группу механиков, а Виноходова — на его место. И пусть Микульский сегодня же после обеда займется с Гафуро-вым практическим вождением за парком. Выделите учебную машину, горючее. Через неделю настрополит-ся.— Майор повернулся к лейтенанту.— А вы постарайтесь, чтобы этот Пьяноходов крутился юлой. Пусть ему служба не кажется медом.
Анатолий усмехнулся:
— Можете не сомневаться, товарищ майор. Возьму его в свой экипаж, прохлаждаться не дам.
— Вот и хорошо. Организацией тренировок в вашем взводе я доволен. Продолжайте занятия.— Комбат козырнул, уходя.
Доволен он был и тем, что Русинов отнесся с пониманием к его решению, не стал упрямиться. Ведь он, Загоров, по сути не имел права так поступать: первому танковому взводу теперь придется заново готовить двух специалистов. Но делать такую перестановку у Дремина еще сложнее — взвод не удержит звания отличного.
Смуглый расторопный лейтенант все больше нравился комбату, он не утерпел и сказал идущему рядом с ним командиру роты:
— А Русинов-то выравнивается!
— Он уже давно выровнялся, — усмехнулся Приходько. — Что ни поручи, сделает быстро, толково. И учебу во взводе поставил, и дисциплину. Сам имеет второй класс по вождению да и огневик он — лучший и роте. Я даже так думаю: если будете переводить меня на другую должность, то надежнее всего передать рогу Русинову.
— Но переоцениваешь?
— Нисколько. Я ведь давно приглядываюсь к нему. Трудолюбив! он, как лошадь, ни в чем маху не даст.
И будет ли к осени отличным взвод Дремина, еще по воде вилами писано, а взвод Русинова — наверняка.
— Вот как! —удивленно воскликнул Загоров, останавливаясь.— Зачем же тогда делаем перестановку танкистов?
— Зачем?.. Может, все-таки Дремин удержит за своим взводом звание отличного. А Русинову это не повредит. И если он при таких трудных условиях сделает свои взвод передовым, то никто не возразит, что его рановато на роту ставить. Скажут, заслужил.
Комбат рассмеялся, впервые за это утро.
— Ох, Василий Григорьевич, мудришь ты все! Но линия твоя верна: испытание трудностями — самое правильное испытание. А почему о Дремине ничего не скажешь? Хотелось бы знать твое мнение о нем.
— О Дремине? — когда Приходько колебался, он переспрашивал, чтобы оттянуть ответ, подумать — Да вон он стоит!
Занятия в соседнем взводе шли отнюдь не вдохнов-ляюще, а взводный, подперев спиной стояк, спокойно наблюдал за всеми. Ему было скучно.
— Мечтатель! — обронил ротный.
Комбат нахмурился, испытывая глубокое неудовлетворение. Слишком явно видно, что отпущенное на учебу время расходуется впустую. Он подозвал Дремина, резко отчитал его, сказал в заключение:
— Идите и разбудите своих танкистов! Пристыженный, с покрасневшим лицом, лейтенант кинул руку к козырьку, заторопился — устранять недостатки в организации тренировок.
— Да, брат, кажется, ты прав,— задумчиво молвил комбат.—Что ж, оставайся, да контролируй мечтателя. Я пошел в роту Кузякина.
Втайне Загоров считал себя знатоком человеческой души. Едва друзья-лейтенанты прибыли в батальон, сразу определил: Дремин будет передовым командиром взвода — отлично же закончил училище! — а с Русино-вым придется работать и работать. Пока обтешешь этого увальня, сто потов прольешь...
Про веряя занятия в первой и третьей ротах, он не переставал думать о молодых офицерах. Во взводе Русинова, судя по всему, сложился бодрый, деятельный уклад службы и учебы. Во взводе Дремина этим и не пахнет. Но грустно то, что он по существу не знает
ни им о, ни другого из лейтенантов, и это не делает честь комбату. Вечером, когда танкисты возвращались с занятий, майор Загоров остановил около казармы Русинова, спросил:
— Ну как Виноходов встретил перевод в заряжающие?
— Да как?.. Подзадумался. Видать, не ожидал тако-го оборота.
— Пусть подумает. Не удалось узнать, что его толкнуло на выпивку?
— Удалось, товарищ майор.— Лейтенант оживился. Достав из кармана сложенный листок, развернул его.— Вот почитайте.
— Объяснительная? — удивился комбат. — Когда же успели?
— Во время перерыва. Говорю, давай начистоту, и забудем твои грехи. Исправишься — со временем сно-ва за рычаги сядешь.
— Опять посулили ему должность механика?
— Надо как-то подбодрить человека. Ведь вы тоже не станете возражать, если у него служба пойдет исправно.
Слушая эти доводы, Загоров пробежал глазами написанное в листке. «Значит, девушка его замуж вышла! — уяснил он.— Понятно».
— Как думаете, будет ли от него прок в заряжающих?
— А что, солдат, как солдат. Будет служить не хуже других.
Получив разрешение, лейтенант пошел в казарму. Комбат проводил его теплым взглядом. Судя по всему, Русимов не станет ныть, не растеряется. Сам знает, куда повернуть на трудном перекрестке. И вполне возможно, что в его взводе Виноходов поведет себя достойно,
Совещание, которое проводил Загоров у себя в канцелярии, длилось больше часа. Командиры взводов подробно докладывали о состоянии боевых машин. Учении предстояли сложные, и необходимо было так под-авить танки, чтобы ни один не отказал. Заместитель комбата по конической части Потоцкий, светло-русый
спокойный капитан-инженер, добросовестно записывал выступления в объемистую тетрадь. Он тут же сообщил, что и в какой срок можно сделать своими силами, с помощью мастерской. Был намечен порядок ремонта и проверки боевой техники.
— Ничего не упустили? — спросил майор под конец и обвел собравшихся пытливым взглядом.
— Как будто нет,— отвечал Потоцкий, закрывая тетрадь.
— Тогда свободны.
Офицеры шумно поднялись, начали расходиться. В это время зашел замполит майор Чугуев. Он был чисто выбрит и, хоть одет в повседневный мундир, выглядел празднично. Сам смуглый, темноволосый, с черными усами, а глаза — светлые, внимательные и серьезные. На лице — приветливая и независимая улыбка человека, знающего себе цену.
В первый момент шевельнулось беспокойное чувство: вот сейчас замполит уязвленно заговорит о том, что ему все же не придется сидеть на батальоне до пятидесяти лет, что сам Загоров поступает в его подчинение, что теперь и у него, Чугуева, есть возможность перемолвиться с комбатом свысока... Одна эта мысль привела его чуть ли не в бешенство. «Пусть только попробует^ свести счеты! — наежился он.— Устрою такой сабантуй, что надолго запомнит. И извиняться перед ним я нынче не буду. А то подумает еще, не успели повысить в должности, как перед ним уже лебезят!»
— Алексей Петрович, — обратился к нему чем-то озабоченный замполит.—А что если провести ротное собрание?
— Ротное? — Комбат никак не мог сообразить, о чем же речь. — Почему ротное?
Василий Нилович слегка качнул темной, аккуратно подстриженной головой, тронул большим пальцем усы. Ну потому, что Виноходов не служил в первом взводе, там его мало знают!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35