В общем, можно перечислять еще очень долго.Мы уже подошли к решетчатым воротам кладбища и остановились, словно не решаясь войти. Ворота были чисто декоративными; они загораживали только главный вход. Забора же вокруг кладбища не было. Мэри-Бет какое-то время обнюхивал землю, потом задрал лапу возле столба и, сделав свои дела, побежал на кладбище.– Но почему ты считаешь, что это рок? – спросил я Джекоба. Лично мне случившееся с нами казалось, скорее, удачей. Правда, меня несколько настораживал перечисленный Джекобом ряд случайностей, которые оказались в нашу пользу. Я никак не мог отделаться от мысли, что в конечном счете все уравновешивается в жизни: если с самого начала удача благоволила нам и именно она помогала нам преодолевать нынешние трудности, то в конце пути она вполне могла отвернуться от нас.– Разве ты не видишь? – сказал Джекоб. – Слишком много случайностей, чтобы называть это простым везением. Все это похоже на чей-то замысел.– Чей же – Божий, что ли? – улыбнулся я и кивнул на церковь.Он пожал плечами.– А почему бы и нет?– Ну а как же Педерсон? Он что, тоже был частью этого великого замысла?Джекоб многозначительно кивнул.– Если бы он проехал там в любое другое время, он бы обнаружил самолет. И наши следы. Тогда уж нас бы непременно поймали.– А зачем он вообще-то появился? Если бы ты был автором этого грандиозного плана, неужели ты не исключил бы его из состава действующих лиц?Он задумался над этим, дожевывая свой торт. Вылизав алюминиевую фольгу, в которую был завернут кусок торта, он скатал ее в шарик и бросил в снег.– Может, его участие и важно в свете того, что еще должно произойти, – сказал он, – о чем мы еще не догадываемся.Я ничего не ответил. Никогда раньше я не замечал в нем склонности к философствованию. Откровенно говоря, мне было совсем непонятно, к чему он клонит.– Готов спорить, что и сейчас все это продолжается, – настаивал Джекоб. – События происходят в строго определенной последовательности, одно за другим, и, в общем-то, работают на нас.Он усмехнулся. Судя по всему, мой брат пребывал в исключительно хорошем настроении, и почему-то меня это раздражало. Уж очень много самодовольства было в его словах. Он совершенно не представлял, в какой мы опасности.– Так ты рад, что мы нашли деньги? – спросил я. Джекоб заколебался, словно мой вопрос смутил его. Видимо, он усматривал в нем какой-то подвох.– А ты?– Я первый спросил тебя.– Конечно, – серьезным тоном произнес он. – Вне всяких сомнений.– Почему?Джекоб ответил сразу же, словно все это было для него давно решенным делом.– Теперь я смогу вернуть ферму.Он смотрел в этот момент на меня, ждал моей реакции, но я молчал, стараясь казаться невозмутимым. Всего через несколько минут мне предстояло подбить его на предательство лучшего друга, так что разговор о том, что ему нельзя будет остаться в Ашенвиле, я счел неуместным.– И я смогу обзавестись семьей, – продолжал Джекоб. – Раньше я не мог себе этого позволить. Мне нужно найти женщину – такую, как Сара, и…– Как Сара? – удивился я.– Да, энергичную и решительную. Тебе ведь тоже нужна была именно такая. Ты был слишком робким, чтобы самому выбирать женщину, – вот Сара и взяла инициативу в свои руки.Мне было странно слышать от него подобные речи, но я не мог не признать, что он попал в точку. Я кивнул в знак согласия, побуждая его к новым откровениям.– Без денег, – говорил он, – я никому не нужен. Я толстый, – он похлопал себя по животу, – и бедный. Раньше мне светили лишь старость и одиночество. Но теперь я богат, и это все меняет; кто-нибудь да позарится на меня из-за денег.– Ты согласен, чтобы тебя любили только за деньги?– У меня никогда никого не было, Хэнк. За всю жизнь – никого. Если я смогу найти хоть какую-нибудь женщину, мне будет безразлично, почему она со мной. Я не гордый.Я прислонился к кладбищенским воротам и, пока он говорил, внимательно смотрел на него. Выражение его лица и голос были очень серьезными. В его словах не было ни ложной скромности, ни самоуничижительного юмора, не было и тени иронии. В них была правда – холодная и голая, как кость, с которой только что содрали мясо: такой видел свою жизнь Джекоб.Я не знал, как реагировать на его признание. В смущении и растерянности я уставился на его массивные ботинки и спросил:– А что стало с Мэри-Бет?Он поправил очки на носу и кивнул в сторону кладбища.– Она там.– Она умерла?– Умерла? – переспросил он. – Что ты имеешь в виду? Она же только что была здесь, ты ее видел.– Я не про собаку. Меня интересует Мэри-Бет Шэклтон, из нашей школы.Джекоб нахмурился.– Думаю, она замужем. Последнее, что я слышал о ней, – это то, что она переехала в Индиану.– Ты ведь ей нравился и без денег, я прав?Он рассмеялся и покачал головой.– Я никогда не рассказывал тебе всей правды об этом, Хэнк. Это был сплошной позор. – Джекоб не смотрел на меня, взгляд его был устремлен на могилы, что темнели впереди. – Она встречалась со мной ради хохмы. Просто поспорила со своими друзьями на сто долларов, что сможет протянуть со мной месяц. Так оно и вышло.– Ты знал об этом? – Все знали.– И все-таки продолжал с ней встречаться?– Все это было не так уж и плохо, как может показаться. Конечно, она поступала гадко, но, надо сказать, делала это прелестно. Мы никогда не целовались, даже не притрагивались друг к другу – просто очень много гуляли, бродили вместе, разговаривали. И потом, когда месяц уже прошел, при встрече она всегда здоровалась со мной, что вовсе не обязана была делать.Я был потрясен.– И ты назвал собаку в ее честь?Он, как-то странно улыбнувшись, пожал плечами.– Мне нравилось это имя.Что и говорить, вся эта история была в высшей степени абсурдна. Мне стало жаль Джекоба и вместе с тем стыдно за него.Где-то в городе загудел автомобиль, и мы замолчали прислушиваясь. Вечер был удивительно тихий. Собака вернулась с кладбища и теперь сидела возле ворот.– Мне тридцать три года, – проговорил Джекоб, – а я еще ни разу в жизни не целовал женщину. Так не должно быть, Хэнк.Я покачал головой. Мне нечего было ему сказать.– Если мое богатство изменит эту ситуацию, – продолжил он, – что ж, отлично. Я не возражаю, чтобы меня любили за деньги.После этого мы немного помолчали. Джекоб и так слишком разоткровенничался; мы оба это чувствовали и потому испытывали неловкость, которая, словно дымка, зависла в воздухе и мешала нам как следует разглядеть друг друга.Я отпер ворота, и мы вошли на кладбище. Мэри-Бет опять умчался вперед.– Жутковатое местечко, а? – спросил Джекоб нарочито громко, демонстрируя свою храбрость и стараясь избавиться от смущения. Он издал протяжный звук, похожий на стон привидения, потом рассмеялся – коротко и резко, пытаясь обратить все в шутку.Но он был прав: на кладбище действительно было страшно. Церковь полностью погрузилась в темноту, небо затянуло облаками, в которых прятались звезды, а луна проступала лишь нечетким контуром где-то далеко над горизонтом. Если что и освещало нам дорогу, так это только отсветы городских огней. Темень вокруг могил была какой-то густой и осязаемой – войдя на кладбище, я испытал такое чувство, будто погружаюсь в озеро. Я видел, как Мэри-Бет растворился в этой темноте, и лишь его позвякивающий ошейник подсказывал нам, что пес где-то рядом.Родительские могилы мы отыскали скорее по памяти, нежели зрительно. Они находились в самом центре кладбища, по правую сторону тропинки. Ступив в сугроб, мы остановились возле надгробия. Оно представляло собой простую гранитную глыбу, на которой были высечены следующие слова: ДЖЕКОБ ХЭНСЕЛЬ МИТЧЕЛЛ31 декабря 1927 – 2 декабря 1980ЖОЗЕФИНА МАКДОННЕЛ МИТЧЕЛЛ5 мая 1930 – 4 декабря 1980 Вдвойне велика наша скорбь Внизу было оставлено место еще для двух надписей, предназначенных для нас с Джекобом: при жизни отец выкупил четыре могилы, чтобы когда-нибудь все мы были похоронены вместе.Я стоял перед могилой, уставившись на надгробие, но думал не о родителях; мысли мои были обращены к Джекобу. Я все пытался продумать, как вовлечь его в заговор против Лу. Именно с этой целью я и привел его сегодня на кладбище: мне хотелось напомнить ему о связующих нас узах родства.Я выдержал паузу. Казалось, что становится все холоднее, ветер, проникая под брюки, ледяной струей окатывал мои ноги, словно пытаясь заставить меня сделать шаг вперед. Я украдкой перевел взгляд на церковь, потом на Джекоба, который стоял рядом со мной, закованный в тесную куртку, – притихший, неподвижный, массивный, эдакий гигантский будда в красном. Мне вдруг стало интересно, о чем он думает, замерев в скорбном молчании: может, вспоминает родителей или Мэри-Бет Шэклтон, а может, размышляет о превратностях судьбы, об ее щедром подарке, о тех возможностях, которые вдруг открылись ему сейчас, когда жизнь уже казалась прожитой. Впрочем, вполне возможно, что он думал о чем-то совсем другом.– Ты скучаешь по ним? – спросил я.Джекоб ответил не сразу, он словно очнулся от легкой дремы.– По кому?– По маме и отцу.Возникла пауза; он задумался. Мне было слышно, как поскрипывает снег под его ботинками, пока он переминался с ноги на ногу.– Да, – прозвучал его прямой и честный ответ. – Иногда.Я промолчал, и Джекоб продолжил, словно пытаясь донести до меня свою мысль.– Я скучаю по дому, – проговорил он. – Скучаю по тем уик-эндам, когда я приходил к родителям ужинать, а потом мы садились играть в карты, выпивали. Я скучаю по беседам с отцом. Он был единственным человеком, кто умел меня выслушать. Другого такого собеседника у меня с тех пор не было.Он умолк. Я чувствовал, что брат сказал не все, что хотел, и потому стоял молча, уставившись на небо, ожидая, когда он продолжит. Высоко в небе я разглядел мерцающие огни двух самолетов, которые медленно плыли навстречу друг другу. На мгновение мне показалось, что они вот-вот столкнутся, но вскоре они уже удалились в разные стороны. На самом деле это был оптический обман; там, в небе, их разделяли сотни миль.– Отец бы нас понял, – сказал Джекоб. – Он знал, что такое деньги. «Это единственное, что имеет значение, – говорил он. – Деньги – это основа жизни, залог счастья». – Он взглянул на меня. – Ты помнишь эти его слова?– Да, только я слышал их уже в самом конце его жизни. Когда ферма уплывала от него.– А при мне он не уставал их повторять. Мне это казалось такой ерундой, что я даже не прислушивался к нему. И только недавно начал понимать. Раньше я думал, что отец имеет в виду лишь то, что без денег будешь жить в голоде и холоде, разутым и раздетым, но, оказывается, это далеко не все. Он считал, что без денег человек не может быть счастливым. И под деньгами он подразумевал не какие-то мизерные суммы, которых достаточно лишь для того, чтобы выжить, а настоящее богатство.– Но родители наши никогда не были богатыми, – возразил я.– Они и счастливы не были никогда.– Никогда?– Никогда. Особенно несчастлив был отец.Я тут же попытался воскресить в памяти образ отца, представив его счастливым. Я вспомнил его смех, но это был смех пьяницы – пустой, дурашливый, глупый. Больше мне вспомнить было нечего.– По мере того как таяли их сбережения, в них самих угасала жизнь, – продолжал Джекоб, – и наконец, когда денег совсем не стало, они покончили с собой.Я был поражен. На версии самоубийства обычно настаивала Сара; никогда раньше я не слышал ничего подобного из уст своего брата.– Как ты можешь так говорить?! – воскликнул я. – Они были пьяны. Произошла авария.Он покачал головой.– В тот вечер мне позвонила мама. Она сказала, что просто хочет пожелать мне спокойной ночи. Она была навеселе, заставила меня пообещать ей, что когда-нибудь я все-таки женюсь, что не умру в одиночестве.Джекоб замолчал. Я ждал, что он продолжит, но пауза затянулась.– Ну, и?.. – спросил я.– Ты разве не понимаешь? Она никогда мне не звонила. Это было в первый и последний раз. Всегда звонил только отец. В тот вечер она позвонила, потому что знала, что произойдет, они все уже решили, и она понимала, что больше никогда не увидит меня.Я быстро прокрутил в голове все, что он только что сказал, пытаясь отыскать слабые звенья в его версии. Я не хотел ему верить.– Если бы они замышляли самоубийство, то совершили бы его как-то иначе, – сказал я. – Они бы не стали врезаться в грузовик.Джекоб покачал головой. Судя по всему, он давно уже проанализировал все детали происшедшей трагедии; мои вопросы он предвидел заранее и был готов ответить на них.– Они были вынуждены обставить это как несчастный случай. Отец знал, что нам понадобится его страховка, чтобы покрыть долги. В этом он видел единственную возможность расплатиться. Ферма была заложена, так что никакой другой ценностью, кроме своей жизни, они не располагали.– Но, Джекоб, они же могли убить водителя грузовика. Почему бы им было не врезаться в дерево?– Это уж точно выглядело бы как самоубийство. Они не могли позволить себе этого.Я попытался представить родителей, сидящих в темноте на автостраде в ожидании, когда впереди замаячат огни встречного автомобиля; вот они наконец показались, и отец резко выруливает на шоссе. Родители торопятся сказать друг другу прощальные слова, принести заверения в любви, и обрывки этих фраз тонут в грохоте приближающегося грузовика, ужасающем скрежете тормозов перед роковым столкновением. Я сопоставил нарисованную картину их гибели с той, что хранил в памяти все эти последние годы: мои родители, вдрызг пьяные, хохочущие, на большой скорости мчатся по автостраде, в автомобиле на всю мощь работает радио, в открытые окна врывается холодный ветер, и оба совершенно не осознают, что нарушают правила движения, пока не замечают неумолимо надвигающейся на них махины грузовика, и вот уже эта огромная металлическая туша обрушивается на них всей своей тяжестью. Я задумался, какую же версию все-таки предпочесть – сознательный выбор или нелепую случайность, – но обе они представлялись мне слишком мрачными. Я не знал, на какой остановиться.– Почему же ты мне этого раньше не говорил? – спросил я.Джекоб не сразу нашелся с ответом.– Я думал, что тебе вряд ли захочется знать об этом.Я кивнул, соглашаясь с ним. Даже сейчас мне не хотелось знать все это, вдумываться в то, что он только что мне сказал, анализировать возможные причины трагедии, решать для себя: верить в них или нет. На меня обрушилась лавина противоречивых чувств: ревность, потому что мать позвонила в тот вечер Джекобу, а не мне; удивление тем, что ему удалось столько лет хранить все эти подробности в тайне от меня; сожаление по поводу того, что мои родители – хорошие, работящие люди – были доведены нищетой до такой крайности, что обстоятельства вынудили их пожертвовать своей жизнью и рисковать жизнью ни в чем не повинного человека только ради того, чтобы избавить себя и своих детей от тяжкого бремени долгов.Джекоб начал притоптывать, пытаясь согреться. Нетрудно было догадаться, что ему хочется скорее уйти отсюда.– Джекоб, – негромко произнес я.Он повернулся и посмотрел мне в лицо.– Что?Мэри-Бет ходил кругами возле наших ног, позвякивая в темноте ошейником, словно крохотное привиденьице, закованное в кандалы.– Сара знает про деньги. После того как Лу приходил их искать, мне пришлось все ей рассказать.– Ничего страшного, – сказал он. – Думаю, она из всех нас самый надежный человек.Я пожал плечами.– Все дело в том, что она страшно боится Лу. Она опасается, что рано или поздно он упрячет-таки нас с тобой в тюрьму за убийство Педерсона.Я махнул рукой влево, в сторону могилы Педерсона. Джекоб проследил взглядом за моим жестом.– Лу не стоит опасаться, – заверил он. – Он просто хочет быть уверенным в том, что ты отдашь ему деньги. Как только он их получит, сразу же оставит тебя в покое.– Я не собираюсь отдавать ему деньги. Мы с Сарой все обсудили и решили, что пока не стоит этого делать.Джекоб молча уставился на меня, мысленно прикидывая возможные последствия такого поворота событий.– Тогда, мне кажется, нам остается лишь ждать и гадать, блефует он или нет.Я покачал головой.– Нельзя доводить до этого. Мы должны обезопасить себя.Он недоуменно посмотрел на меня.– Что ты имеешь в виду?Я изложил ему план Сары. Он выслушал все до конца – сосредоточенный, ссутулившийся, обеспокоенный.Когда я закончил, он спросил:– Зачем ты мне все это рассказываешь?– Мне нужна твоя помощь, – сказал я. – Без этого ничего не выйдет.Нахмурившись, он принялся разгребать ботинком снег под ногами.– Мне не очень хочется участвовать в этом. Я не думаю, что Лу опасен.– Еще как опасен, Джекоб. И не только сейчас, но и в будущем.– Не похоже, что…– Нет, – прервал я его, – подумай хорошенько. Даже если я отдам ему его долю, на этом все не кончится. В делах об убийстве не существует срока исковой давности. Пройдет десять лет, и, когда Лу промотает свои деньги, он без труда разыщет тебя и будет шантажировать тем, что ему известно.Джекоб промолчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42