Был еще разговор о ней?– Да. Он звонил мне из Нью-Йорка. Я просила его дать мне почитать то, что уже написано, – хотела убедиться, что он верно понял смысл и значение кассеты Лауры. Ренсом собирался приехать сюда, в Лос-Анджелес, как он объяснил, чтобы встретиться с Линдси Колдуэлл. И, судя по голосу, был весьма доволен собой. – Легкая улыбка тронула ее губы. – Но мне так и не пришлось увидеть наброски к роману, а он так и не повидал Линдси Колдуэлл. Он собирался встретиться с ней через день после Марии Карелли.Терри помолчала. Потом спокойно спросила:– Можно посмотреть указатель?– Нет. – Это было сказано ровно и бесстрастно. – К сожалению, нет.Женщина смотрела внимательным, непроницаемым взглядом – такой же взгляд, подумала Терри, у мужчины на фотографии.– В таком случае, может быть, посмотрите сами? Все, что я хочу знать: была ли Линдси Колдуэлл пациенткой вашего отца.Во взгляде отразилось удивление:– Для чего?– Пока трудно сказать. Возможно, она знает что-нибудь о кассете.– Вам придется спрашивать самое мисс Колдуэлл о ее отношениях с моим отцом. – Отвернувшись, она обвела взглядом ряды кассет. – После того как мы с Ренсомом договорились о продаже, я сожгла указатель.Терри буквально потеряла дар речи.– Почему? – наконец спросила она. Жанна перевела взгляд на фотографию отца.– По той же самой причине, – ответила она холодно, – по какой решила уничтожить и все остальные кассеты. Я сделала то, что и собиралась сделать.Неожиданно Терри осознала смысл того, что сделала эта женщина.– Так те проданные кассеты… это было не из-за денег?– О нет, не из-за денег. – Улыбка мисс Стайнгардт была мрачной. – После того как я продала Марку Ренсому кассету так дорого, у него не было выбора – он должен был использовать ее. А я от всей души хотела, чтобы он ее использовал.Терри кивнула:– Из-за вашего отца.– Да. – Взгляд ее собеседницы стал свирепым. – Вы слушали ту кассету?– Нет.– Для меня это было откровение. Почти пятьдесят минут Лаура Чейз рассказывала, как Джеймс Кольт втаптывал в грязь ее чувства. Когда она добралась в своем рассказе до второго мужчины, она уже рыдала в истерике. А мой отец лишь просил излагать как можно подробнее, что они проделывали с ней. А потом объявил Лауре, что ее время истекло. – Жанна говорила с таким обнаженным чувством, что становилось больно и страшно. – Прослушав запись, я поняла, что мой отец – коллекционер, а мы для него лишь предметы, которые он собирает. Любой из нас.Но никто больше, подумала Терри, не услышит того, что слышал доктор Стайнгардт. Она тихо спросила:– Когда ваша мама покончила с собой?– Тридцать лет назад. Она ушла из жизни как-то незаметно. Никто не вспоминает о ней, в том числе и я. – Лицо женщины окаменело. – Но теперь благодаря мне никто и никогда не забудет о том, кто убил Лауру Чейз.
– В этой истории, – сказал Джонни Мур, – вдохновляет уже то, что наконец-то у нас есть знаменитость, которая все еще жива.Терри сидела на балконе отеля "Беверли-Хиллз" – благодаря заботе Кристофера Пэйджита – и впервые в жизни разговаривала по радиотелефону. Она бы улыбнулась шутке Мура, если бы не подавленное настроение.– У вас есть ее номер? – спросила она.– Только возможность связаться с ней через промежуточную инстанцию. Я позволил себе от вашего имени оставить сообщение: "Позвоните Терезе Перальте, адвокату Марии Карелли, по делу Марка Ренсома". – С легким смешном Мур добавил: – Надеюсь, получатель, где бы он ни был, отнесется к просьбе с должным вниманием. Иначе придется оставить сообщение от самого Марка Ренсома.Взгляд Терри был устремлен поверх внутреннего дворика, полного цветов, на солнце, опускавшееся в невидимый океан.– Будет удивительно, если она позвонит мне.– Это зависит от того, – возразил Мур, – по какой причине Ренсом хотел ее видеть. Или она его – хотя последнее показалось мне совершенно необъяснимым. – В его голосе слышался сарказм.– Завидуете? – поинтересовалась Терри.– От вас ничего не скроешь, миссис Перальта. А какая потеря – смерть Марка Ренсома, какой был мужчина! Конечно же, Линдси Колдуэлл и меня выбила из колеи. Именно из-за феминистской пропаганды я лишился нормального домашнего очага.– Вот как?!– Да. Не из-за моего же занудства, спорадического пьянства, не из-за моих же непонятных исчезновений и подозрительных знакомств. В конце концов, настоящая американская женщина добрых старых времен поняла бы меня.– Да, были добрые старые времена, – насмешливо сказала Терри, – когда женщин не принимали на работу.– Не то что теперь, – охотно подхватил Мур. – Это как раз и губит американскую семью. Сейчас миллионы женщин могут бросить своих ненавистных мужей, не боясь умереть с голоду. А бедная общественность все еще возлагает какие-то надежды на семейное согласие.Терри улыбнулась:– Меня только один вопрос занимает: а в состоянии ли мой Ричи бросить меня?– Семья с погасшим домашним очагом? Заведите себе партнера, и любовь вспыхнет опять. И теперь уже будет вечной. Вот увидите, он сразу исправится.Терри почувствовала стыд: хотела подшутить над Ричи, а получилось, что выдала сокровенное.– У нас все совсем не так плохо. У меня никогда бы до этого дело не дошло."Как странно уверять Джонни в том, в чем сама не уверена", – подумалось ей при этом.– Терри, – мягко спросил он, – уж не завели ли вы роман на стороне?Мур как будто прочитал ее мысли и решил развеселить.Но его сочувствие не причинило бы боли, подумала она, если бы он не знал ее.– Спасибо за все. – И Терри торопливо попрощалась. Она еще наблюдала заход солнца, когда снова позвонили. Волнуясь, она ответила:– Тереза Перальта.– Привет, Тер. Что это? Ты не приедешь сегодня?Она тяжело опустилась на стул.– У меня оказалось больше дел, чем предполагалось. Еще один свидетель – последний, надеюсь.Ричи, кажется, уже выходил из себя.– Хорошо, но ты же на самом деле нужна здесь. Даже не спрашивает, как прошел день, подумала Терри, и знать не хочет, что она ничего не в состоянии объяснить по телефону – ей неудобно говорить о чужих секретах.– Буду дома завтра вечером. Если этот человек завтра сможет со мной встретиться.– Скажи ему, пусть встретится с тобой сегодня вечером.– Постараюсь. – Неожиданно Терри почувствовала усталость. – Я хочу поговорить с Еленой.– Ее нет. Когда узнал, что ты не приедешь, попросил Джейн взять ее к себе на ночь.– Почему?– У меня был обед еще с одним инвестором. Джейн даже обрадовалась, потому что Лени и Тесс всегда хорошо играют.У Терри мелькнула мысль: не была ли отправка Елены к соседям завуалированным наказанием, только не для Елены, а для нее.– Кажется, я тебе уже говорила, что Елена вовсе не любит Тесс.– Правда? А я забыл.– Ты был за своим компьютером – Терри встала, глядя на оранжевую полосу заходящего солнца. – Наверное, не слышал.– Наверное, нет. Во всяком случае, пребывание вне дома делает детишек более самостоятельными. – Не успела Терри возразить, как он перешел к другой теме: – Слушай, Тер, у меня к тебе важный разговор.У Терри почему-то появилось ощущение, будто в животе затягивается узел.– Что такое?– Речь идет о бабках. Нам все еще не хватает нескольких тысяч начального капитала.– Может быть, начнем торговать моим телом?– Я серьезно.Терри потерла висок.– Я тоже. У нас же нет денег – и за компьютер я еще не успела расплатиться. Давай его продадим.– Мне он нужен для дела. Кроме того, за него лишь удерживают из зарплаты – и нужно учесть, что у тебя есть привилегии по налогам.– У нас больше нет денег, – медленно произнесла она. – Что тут непонятного?Долго длилось молчание.– Об этом я и хотел с тобой поговорить.Терри почувствовала, как боль, начавшись где-то в затылке, постепенно подбирается к глазам.– О чем именно?– О твоих пенсионных накоплениях. – Ричи помедлил. – Мы можем позаимствовать оттуда.Терри прикоснулась к векам.– Я не уверена, что это можно.– Да можно, можно. Я узнавал у твоего бухгалтера, в фирме.– Ты звонил ей?– Но тебя же здесь нет, верно? Не переживай, Тер. Я же не взял деньги, не сделал еще ничего. Пока ты не подпишешь бумаги, ничего нельзя сделать.Пока, подумала Терри. А вслух сказала:– Я там еще недавно. Наверное, речь может идти только о каких-нибудь пятистах долларах.– Нет же, почти тысяча триста. – Он заговорил торопливо: – Ты можешь забрать половину, и это будет стоить тебе менее восьмидесяти долларов в месяц. Причем ежемесячные взносы делать не придется – они будут удерживать сами.– Ты имеешь в виду удержания из твоей зарплаты?– Думай, что говоришь. – Ричи повысил голос. – Это же именно то, что я называю нежеланием оказать хоть минимальную поддержку. Если не сказать хуже – тебе просто хочется унизить меня, чтобы легче было мною управлять.Терри опустилась на стул.– Извини, Ричи. Я вовсе не хочу унизить тебя. Просто надо, чтобы мы наконец устроили нашу жизнь. Не буду говорить о каких-то предчувствиях, но у меня всегда возникает непонятное ощущение… – Она сделала паузу, не в силах объяснить свое состояние. – Как только ты начинаешь говорить, меня как будто паралич разбивает. Желудок в кулачок сжимается…Ричи понимающе хохотнул:– О'кей. Но подумай – ведь эти несколько сотен баксов не стоят даже телефонного разговора. Ты же потратишь их с выгодой для нас, Тер.Терри вдруг увидела, что сделалось совсем темно; она не заметила, что наступила ночь.– Я подумаю, – ответила она наконец. – О'кей?– Великолепно. – Ричи снова был бодр и полон надежд. – Поговорим, как только вернешься.Терри помедлила.– Послушай, если я завтра по какой-то причине задержусь и вернусь только поздно вечером, пусть Елена будет дома, хорошо?– Ну конечно. Мы пообедаем с ней в том месте, которое она любит, я знаю, потом поведу ее, может быть, в плавучее кафе-мороженое. – Он смолк, как будто его внезапно осенила идея. – Тер, а почему бы нам втроем в этот уикэнд не закатиться в Тилден-парк – приятно проведем время, покатаемся на паровозике. Будет чудесный семейный день.Терри подумала, что иногда всплески его активности утомляют. Но вспомнила, что Елена любит кататься на паровозике.– Заманчивое предложение, – согласилась она и попрощалась.Какое-то время неподвижно сидела в темноте. Думала о гостиничном обслуживании, вспоминала о Линдси Колдуэлл, размышляла о Ричи, о себе. У нее появилось ощущение нереальности тех обстоятельств, в которых она очутилась, – заброшена в тропическую ночь, вдали от дочки, в ожидании звонка особы, которую видела лишь издали да в кино.Зазвенел телефонный звонок, пробудивший ее от оцепенения. Она взяла трубку:– Алло!– Алло. Это Тереза Перальта?Голос был чистый, лишенный манерности; Терри всегда казалось, что так говорят на Среднем Западе.– Да, – ответила Терри. – Спасибо, что позвонили.– Не за что, – сказала Линдси Колдуэлл. – Значит, ждали моего звонка? 7 – Речь пойдет о Марке Ренсоме, – спросила Линдси – или о Лауре Чейз?Они сидели на террасе дома Колдуэлл – дом из стекла и красного дерева стоял на берегу океана в Малибу Колони – и смотрели, как утреннее солнце пляшет на океанском горизонте. В голубых джинсах и белом свитере собеседница Терри казалась меньше и скромней той Линдси Колдуэлл, которую она помнила. С рыжеватыми волосами, ясными голубыми глазами и умным внимательным взглядом, она походила не на звезду экрана, а на провинциальную тетушку, которая, работая каким-нибудь экспертом, совершенно случайно разбогатела. Единственное отличие – в ней ощущалась не выставляемая напоказ, но и не скрываемая уверенность в непоколебимости собственного делового авторитета, уверенность женщины, которая сама ставит свои фильмы, живет своим умом и твердо знает себе цену.– Мне и самой пока неясно, – ответила Терри. – Вы по телефону говорили, что я, вероятно, представляю себе, зачем хочу видеть вас. Но я пока еще не знаю, почему хотел встретиться с вами Марк Ренсом.Во взгляде актрисы была смесь задумчивости и удивления.– Пока не знаете, – констатировала Линдси.Терри покачала головой.– Я подумала, – рискнула заметить она, – что вы были пациенткой доктора Стайнгардта.– Лестно же вы обо мне подумали. – Смолкнув, мисс Колдуэлл обернулась к океану.– Было время, когда я действительно меняла врачей, как иная женщина меняет любовников, – отец заставлял. Но никогда не пробовала лечиться у этого фрейдиста. – Ее голос стал тих и печален. – Я частенько говорила себе, что ее никто не спасет и никто не поможет Лауре спасти себя.Терри была изумлена:– Вы знали ее?У мисс Колдуэлл был такой взгляд, будто она не может решить: говорить ли правду? Наконец она вяло кивнула:– Тогда я была совсем молодой. Всего девятнадцать.Терри помедлила в нерешительности. Кажется, Линдси Колдуэлл не из тех, кто, не уяснив сути дела или не имея на то желания, позволяет отнимать у них время расспросами о знаменитой актрисе. Она почувствовала себя неловко, будто ее уличили в желании покопаться в чужом белье.– Как раз из-за этого Марк Ренсом хотел вас видеть?Мисс Колдуэлл подняла бровь:– Что подразумевается под "этим"?– Из-за Лауры Чейз?– Да. Именно из-за этого Марк Ренсом хотел видеть меня.Терри помолчала. В голосе собеседницы не было ни любезности, ни враждебности; в той женщине, которая выступала в Беркли, было гораздо больше сердечности, чем в этой, сидевшей рядом. Терри решила поменять тактику.– Однажды я слушала вас в Беркли, – сказала она. – Рассказав о том, что происходило лично с вами – о возникавших сексуальных проблемах, о стремлении обрести необходимое актрисе самообладание, вы сделали выводы, которые волновали меня и всех других женщин, которых я знала. Но мне кажется, что все это не имеет никакого отношения к Лауре Чейз.Во взгляде актрисы появился живой интерес.– Это из-за того, что вы не хотите увидеть эту связь – никто из нас не хочет. Но в Лауре было гипертрофировано все то, что боятся обнаружить в себе женщины, – это была страдающая жертва, склонная к наивной хитрости, стремящаяся растормошить воображение мужчин и готовая разменять собственное "я" на "любовь" любого рода, лишь бы избавиться от одиночества. – Она помолчала. – Если вы никогда не обнаруживали в себе проявления всего этого, то либо обманываете себя, либо у вас характер такой замечательной силы, что я непременно хотела бы услышать, как вы его воспитали.В ее словах не было раздражения – в голосе звучала готовность и к беспощадной самооценке.– Скорее я способна на самообман, – просто сказала Терри. – В иные дни это выступает на первый план.Впервые ее собеседница улыбнулась.– То же самое и со стремлением быть феминисткой – в иные дни это выступает на первый план. Как могу судить хотя бы по собственному опыту, это действительно пересиливает свою альтернативу.Терри кивнула:– Если вы не Марк Ренсом.– Железный Марк, – ровным голосом произнесла мисс Колдуэлл. – Человек, воистину ничем не отделенный от своей животной сути.Подумав, Терри спросила:– Вы встречались с ним – до того, как он позвонил?– О да. В Йеле, на симпозиуме "Женщина в кино". Кто-то решил, что это будет забавно – пригласить его.Повернув голову, она всматривалась в морскую даль.– Честно говоря, у нас возникла ссора из-за того, какое место отвести Лауре в пантеоне ролевых моделей. И было бы трудно сказать, какое чувство было в Марке сильнее – страсть к Лауре или инстинктивная неприязнь ко мне. Меня это не очень смущало: помнится, я назвала его "поэтом-лауреатом журнального разворота". – Линдси, смолкнув, покачала головой. – Напрасная трата времени. Лучше высказывать собственное мнение, чем высмеивать чужое.Крепнущий бриз ерошил волосы актрисы. Ясны были ее глаза и не по годам молодо лицо, но на нем уже запечатлелось спокойствие самопознания, которое приходит с возрастом. Терри вдруг ощутила умиротворение в душе; она смотрела на океан, на белую полосу там, где рассыпались на песке волны, и дальше, туда, где колыхались длинные ламинарии, волнуемые водяной массой. Появилось одинокое судно, крохотное из-за расстояния, и снова исчезло. Воздух был густ и солон.Наконец Терри спросила:– Почему вы решили встретиться с ним?Мисс Колдуэлл продолжала смотреть на океан, как будто не в силах оторвать взгляд.– Ему стало известно, что я была знакома с Лаурой.– Что он сказал?– Что хочет поговорить со мной об этом. Лично. – Ее ответы снова стали краткими и безразличными. Терри решила сменить тему в надежде на то, что беседа снова обретет свободное течение.– Лаура Чейз была гораздо старше, и, кроме того, трудно предположить, что у вас было много общего.Собеседница сделала неопределенное движение рукой.– Больше, чем вы думаете. Меня на годы заточили в закрытый пансион, а я, чтобы выразить протест отцу, выбрала самые сильные средства – пьянство и мальчиков. – Она помедлила. – Мальчиков было много. Чтобы позлить отца, я занималась этим с кем придется, даже с теми, кого ненавидела. Потом они назвали это неразборчивостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
– В этой истории, – сказал Джонни Мур, – вдохновляет уже то, что наконец-то у нас есть знаменитость, которая все еще жива.Терри сидела на балконе отеля "Беверли-Хиллз" – благодаря заботе Кристофера Пэйджита – и впервые в жизни разговаривала по радиотелефону. Она бы улыбнулась шутке Мура, если бы не подавленное настроение.– У вас есть ее номер? – спросила она.– Только возможность связаться с ней через промежуточную инстанцию. Я позволил себе от вашего имени оставить сообщение: "Позвоните Терезе Перальте, адвокату Марии Карелли, по делу Марка Ренсома". – С легким смешном Мур добавил: – Надеюсь, получатель, где бы он ни был, отнесется к просьбе с должным вниманием. Иначе придется оставить сообщение от самого Марка Ренсома.Взгляд Терри был устремлен поверх внутреннего дворика, полного цветов, на солнце, опускавшееся в невидимый океан.– Будет удивительно, если она позвонит мне.– Это зависит от того, – возразил Мур, – по какой причине Ренсом хотел ее видеть. Или она его – хотя последнее показалось мне совершенно необъяснимым. – В его голосе слышался сарказм.– Завидуете? – поинтересовалась Терри.– От вас ничего не скроешь, миссис Перальта. А какая потеря – смерть Марка Ренсома, какой был мужчина! Конечно же, Линдси Колдуэлл и меня выбила из колеи. Именно из-за феминистской пропаганды я лишился нормального домашнего очага.– Вот как?!– Да. Не из-за моего же занудства, спорадического пьянства, не из-за моих же непонятных исчезновений и подозрительных знакомств. В конце концов, настоящая американская женщина добрых старых времен поняла бы меня.– Да, были добрые старые времена, – насмешливо сказала Терри, – когда женщин не принимали на работу.– Не то что теперь, – охотно подхватил Мур. – Это как раз и губит американскую семью. Сейчас миллионы женщин могут бросить своих ненавистных мужей, не боясь умереть с голоду. А бедная общественность все еще возлагает какие-то надежды на семейное согласие.Терри улыбнулась:– Меня только один вопрос занимает: а в состоянии ли мой Ричи бросить меня?– Семья с погасшим домашним очагом? Заведите себе партнера, и любовь вспыхнет опять. И теперь уже будет вечной. Вот увидите, он сразу исправится.Терри почувствовала стыд: хотела подшутить над Ричи, а получилось, что выдала сокровенное.– У нас все совсем не так плохо. У меня никогда бы до этого дело не дошло."Как странно уверять Джонни в том, в чем сама не уверена", – подумалось ей при этом.– Терри, – мягко спросил он, – уж не завели ли вы роман на стороне?Мур как будто прочитал ее мысли и решил развеселить.Но его сочувствие не причинило бы боли, подумала она, если бы он не знал ее.– Спасибо за все. – И Терри торопливо попрощалась. Она еще наблюдала заход солнца, когда снова позвонили. Волнуясь, она ответила:– Тереза Перальта.– Привет, Тер. Что это? Ты не приедешь сегодня?Она тяжело опустилась на стул.– У меня оказалось больше дел, чем предполагалось. Еще один свидетель – последний, надеюсь.Ричи, кажется, уже выходил из себя.– Хорошо, но ты же на самом деле нужна здесь. Даже не спрашивает, как прошел день, подумала Терри, и знать не хочет, что она ничего не в состоянии объяснить по телефону – ей неудобно говорить о чужих секретах.– Буду дома завтра вечером. Если этот человек завтра сможет со мной встретиться.– Скажи ему, пусть встретится с тобой сегодня вечером.– Постараюсь. – Неожиданно Терри почувствовала усталость. – Я хочу поговорить с Еленой.– Ее нет. Когда узнал, что ты не приедешь, попросил Джейн взять ее к себе на ночь.– Почему?– У меня был обед еще с одним инвестором. Джейн даже обрадовалась, потому что Лени и Тесс всегда хорошо играют.У Терри мелькнула мысль: не была ли отправка Елены к соседям завуалированным наказанием, только не для Елены, а для нее.– Кажется, я тебе уже говорила, что Елена вовсе не любит Тесс.– Правда? А я забыл.– Ты был за своим компьютером – Терри встала, глядя на оранжевую полосу заходящего солнца. – Наверное, не слышал.– Наверное, нет. Во всяком случае, пребывание вне дома делает детишек более самостоятельными. – Не успела Терри возразить, как он перешел к другой теме: – Слушай, Тер, у меня к тебе важный разговор.У Терри почему-то появилось ощущение, будто в животе затягивается узел.– Что такое?– Речь идет о бабках. Нам все еще не хватает нескольких тысяч начального капитала.– Может быть, начнем торговать моим телом?– Я серьезно.Терри потерла висок.– Я тоже. У нас же нет денег – и за компьютер я еще не успела расплатиться. Давай его продадим.– Мне он нужен для дела. Кроме того, за него лишь удерживают из зарплаты – и нужно учесть, что у тебя есть привилегии по налогам.– У нас больше нет денег, – медленно произнесла она. – Что тут непонятного?Долго длилось молчание.– Об этом я и хотел с тобой поговорить.Терри почувствовала, как боль, начавшись где-то в затылке, постепенно подбирается к глазам.– О чем именно?– О твоих пенсионных накоплениях. – Ричи помедлил. – Мы можем позаимствовать оттуда.Терри прикоснулась к векам.– Я не уверена, что это можно.– Да можно, можно. Я узнавал у твоего бухгалтера, в фирме.– Ты звонил ей?– Но тебя же здесь нет, верно? Не переживай, Тер. Я же не взял деньги, не сделал еще ничего. Пока ты не подпишешь бумаги, ничего нельзя сделать.Пока, подумала Терри. А вслух сказала:– Я там еще недавно. Наверное, речь может идти только о каких-нибудь пятистах долларах.– Нет же, почти тысяча триста. – Он заговорил торопливо: – Ты можешь забрать половину, и это будет стоить тебе менее восьмидесяти долларов в месяц. Причем ежемесячные взносы делать не придется – они будут удерживать сами.– Ты имеешь в виду удержания из твоей зарплаты?– Думай, что говоришь. – Ричи повысил голос. – Это же именно то, что я называю нежеланием оказать хоть минимальную поддержку. Если не сказать хуже – тебе просто хочется унизить меня, чтобы легче было мною управлять.Терри опустилась на стул.– Извини, Ричи. Я вовсе не хочу унизить тебя. Просто надо, чтобы мы наконец устроили нашу жизнь. Не буду говорить о каких-то предчувствиях, но у меня всегда возникает непонятное ощущение… – Она сделала паузу, не в силах объяснить свое состояние. – Как только ты начинаешь говорить, меня как будто паралич разбивает. Желудок в кулачок сжимается…Ричи понимающе хохотнул:– О'кей. Но подумай – ведь эти несколько сотен баксов не стоят даже телефонного разговора. Ты же потратишь их с выгодой для нас, Тер.Терри вдруг увидела, что сделалось совсем темно; она не заметила, что наступила ночь.– Я подумаю, – ответила она наконец. – О'кей?– Великолепно. – Ричи снова был бодр и полон надежд. – Поговорим, как только вернешься.Терри помедлила.– Послушай, если я завтра по какой-то причине задержусь и вернусь только поздно вечером, пусть Елена будет дома, хорошо?– Ну конечно. Мы пообедаем с ней в том месте, которое она любит, я знаю, потом поведу ее, может быть, в плавучее кафе-мороженое. – Он смолк, как будто его внезапно осенила идея. – Тер, а почему бы нам втроем в этот уикэнд не закатиться в Тилден-парк – приятно проведем время, покатаемся на паровозике. Будет чудесный семейный день.Терри подумала, что иногда всплески его активности утомляют. Но вспомнила, что Елена любит кататься на паровозике.– Заманчивое предложение, – согласилась она и попрощалась.Какое-то время неподвижно сидела в темноте. Думала о гостиничном обслуживании, вспоминала о Линдси Колдуэлл, размышляла о Ричи, о себе. У нее появилось ощущение нереальности тех обстоятельств, в которых она очутилась, – заброшена в тропическую ночь, вдали от дочки, в ожидании звонка особы, которую видела лишь издали да в кино.Зазвенел телефонный звонок, пробудивший ее от оцепенения. Она взяла трубку:– Алло!– Алло. Это Тереза Перальта?Голос был чистый, лишенный манерности; Терри всегда казалось, что так говорят на Среднем Западе.– Да, – ответила Терри. – Спасибо, что позвонили.– Не за что, – сказала Линдси Колдуэлл. – Значит, ждали моего звонка? 7 – Речь пойдет о Марке Ренсоме, – спросила Линдси – или о Лауре Чейз?Они сидели на террасе дома Колдуэлл – дом из стекла и красного дерева стоял на берегу океана в Малибу Колони – и смотрели, как утреннее солнце пляшет на океанском горизонте. В голубых джинсах и белом свитере собеседница Терри казалась меньше и скромней той Линдси Колдуэлл, которую она помнила. С рыжеватыми волосами, ясными голубыми глазами и умным внимательным взглядом, она походила не на звезду экрана, а на провинциальную тетушку, которая, работая каким-нибудь экспертом, совершенно случайно разбогатела. Единственное отличие – в ней ощущалась не выставляемая напоказ, но и не скрываемая уверенность в непоколебимости собственного делового авторитета, уверенность женщины, которая сама ставит свои фильмы, живет своим умом и твердо знает себе цену.– Мне и самой пока неясно, – ответила Терри. – Вы по телефону говорили, что я, вероятно, представляю себе, зачем хочу видеть вас. Но я пока еще не знаю, почему хотел встретиться с вами Марк Ренсом.Во взгляде актрисы была смесь задумчивости и удивления.– Пока не знаете, – констатировала Линдси.Терри покачала головой.– Я подумала, – рискнула заметить она, – что вы были пациенткой доктора Стайнгардта.– Лестно же вы обо мне подумали. – Смолкнув, мисс Колдуэлл обернулась к океану.– Было время, когда я действительно меняла врачей, как иная женщина меняет любовников, – отец заставлял. Но никогда не пробовала лечиться у этого фрейдиста. – Ее голос стал тих и печален. – Я частенько говорила себе, что ее никто не спасет и никто не поможет Лауре спасти себя.Терри была изумлена:– Вы знали ее?У мисс Колдуэлл был такой взгляд, будто она не может решить: говорить ли правду? Наконец она вяло кивнула:– Тогда я была совсем молодой. Всего девятнадцать.Терри помедлила в нерешительности. Кажется, Линдси Колдуэлл не из тех, кто, не уяснив сути дела или не имея на то желания, позволяет отнимать у них время расспросами о знаменитой актрисе. Она почувствовала себя неловко, будто ее уличили в желании покопаться в чужом белье.– Как раз из-за этого Марк Ренсом хотел вас видеть?Мисс Колдуэлл подняла бровь:– Что подразумевается под "этим"?– Из-за Лауры Чейз?– Да. Именно из-за этого Марк Ренсом хотел видеть меня.Терри помолчала. В голосе собеседницы не было ни любезности, ни враждебности; в той женщине, которая выступала в Беркли, было гораздо больше сердечности, чем в этой, сидевшей рядом. Терри решила поменять тактику.– Однажды я слушала вас в Беркли, – сказала она. – Рассказав о том, что происходило лично с вами – о возникавших сексуальных проблемах, о стремлении обрести необходимое актрисе самообладание, вы сделали выводы, которые волновали меня и всех других женщин, которых я знала. Но мне кажется, что все это не имеет никакого отношения к Лауре Чейз.Во взгляде актрисы появился живой интерес.– Это из-за того, что вы не хотите увидеть эту связь – никто из нас не хочет. Но в Лауре было гипертрофировано все то, что боятся обнаружить в себе женщины, – это была страдающая жертва, склонная к наивной хитрости, стремящаяся растормошить воображение мужчин и готовая разменять собственное "я" на "любовь" любого рода, лишь бы избавиться от одиночества. – Она помолчала. – Если вы никогда не обнаруживали в себе проявления всего этого, то либо обманываете себя, либо у вас характер такой замечательной силы, что я непременно хотела бы услышать, как вы его воспитали.В ее словах не было раздражения – в голосе звучала готовность и к беспощадной самооценке.– Скорее я способна на самообман, – просто сказала Терри. – В иные дни это выступает на первый план.Впервые ее собеседница улыбнулась.– То же самое и со стремлением быть феминисткой – в иные дни это выступает на первый план. Как могу судить хотя бы по собственному опыту, это действительно пересиливает свою альтернативу.Терри кивнула:– Если вы не Марк Ренсом.– Железный Марк, – ровным голосом произнесла мисс Колдуэлл. – Человек, воистину ничем не отделенный от своей животной сути.Подумав, Терри спросила:– Вы встречались с ним – до того, как он позвонил?– О да. В Йеле, на симпозиуме "Женщина в кино". Кто-то решил, что это будет забавно – пригласить его.Повернув голову, она всматривалась в морскую даль.– Честно говоря, у нас возникла ссора из-за того, какое место отвести Лауре в пантеоне ролевых моделей. И было бы трудно сказать, какое чувство было в Марке сильнее – страсть к Лауре или инстинктивная неприязнь ко мне. Меня это не очень смущало: помнится, я назвала его "поэтом-лауреатом журнального разворота". – Линдси, смолкнув, покачала головой. – Напрасная трата времени. Лучше высказывать собственное мнение, чем высмеивать чужое.Крепнущий бриз ерошил волосы актрисы. Ясны были ее глаза и не по годам молодо лицо, но на нем уже запечатлелось спокойствие самопознания, которое приходит с возрастом. Терри вдруг ощутила умиротворение в душе; она смотрела на океан, на белую полосу там, где рассыпались на песке волны, и дальше, туда, где колыхались длинные ламинарии, волнуемые водяной массой. Появилось одинокое судно, крохотное из-за расстояния, и снова исчезло. Воздух был густ и солон.Наконец Терри спросила:– Почему вы решили встретиться с ним?Мисс Колдуэлл продолжала смотреть на океан, как будто не в силах оторвать взгляд.– Ему стало известно, что я была знакома с Лаурой.– Что он сказал?– Что хочет поговорить со мной об этом. Лично. – Ее ответы снова стали краткими и безразличными. Терри решила сменить тему в надежде на то, что беседа снова обретет свободное течение.– Лаура Чейз была гораздо старше, и, кроме того, трудно предположить, что у вас было много общего.Собеседница сделала неопределенное движение рукой.– Больше, чем вы думаете. Меня на годы заточили в закрытый пансион, а я, чтобы выразить протест отцу, выбрала самые сильные средства – пьянство и мальчиков. – Она помедлила. – Мальчиков было много. Чтобы позлить отца, я занималась этим с кем придется, даже с теми, кого ненавидела. Потом они назвали это неразборчивостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66