А-П

П-Я

 


- Это подарок из Москвы.
- Говорите громче!
- Что?
- Говорите громче! - надрывал глотку Максим Максимович.
- Вы ко мне?
- К вам.
- По какому вопросу?
- Говорите громче!
- Что?!
- Говорите громче, ничего не слышно!
- Я тоже ничего не слышу! - орал президент, стараясь
заглушить своим голосом ревущий танк, который остановился как
раз под окнами Белого дома. Молодые американские танкисты
высунулись посмотреть на своего президента и на придурка, так
спокойно называющего себя "полковник Исаев".
Максим Максимович, решив, что в таких условиях вести
переговоры c главой правительства США невозможно, вытащил из
правого кармана галифе разрывную гранату, выдернул кольцо и c
криком "Ура", бросил в танк.
Танкисты, как зайцы, разбежались врассыпную, а на месте,
где раньше стоял танк, образовалась глубокая воронка.
- Отличные у вас гранаты, - угрюмо сказал президент и
прикусил себе язык.
- Не жалуемся, - радостно сказал Штирлиц, вытирая сажу
со лба.
- Так вы ко мне?
- К вам.
- По какому вопросу?
- Послушайте, господин президент, я в разведке не первый
год, и не привык разговаривать c лицами вашего ранга, черт
подери, стоя, как идиот, внизу, под окнами!
- Что вы предлагаете?
- Может, я поднимусь к вам, наверх?
- Извините, что сразу не пригласил, - сказал Дуайт
Эйзенхауэр и закрыл форточку.
Штирлиц поднялся наверх и вошел в хорошо убранный и
элегантно обставленный кабинет. Возле камина, на кресле, сидел
немолодой человек, лет семидесяти, c очень яркими чертами лица
и симпатичными ушами.
"Президент", - догадался Штирлиц.
"Штирлиц", - понял президент.
Два великих человека понимали друг друга без слов. Штирлиц
сделал милую гримасу, пытаясь поприветствовать главу Белого
дома, а Эйзенхауэр, в благодарность за это, очень мило
пошевелил ушами.
"Хитрец", - подумал Эйзенхауэр.
"Хитрюга", - подумал Штирлиц.
Штирлиц подошел к камину, погрел руки и взглянул в честные
глаза президента США. Президент ответил тем же. Так они и
молчали в течение часа, до тех пор, пока тишину не нарушил
черный-черный негр в белых-белых перчатках.
"Лакей", - сообразил Штирлиц.
"Штирлиц", - недвусмысленно подумал лакей.
"Откуда он меня может знать?" - подумал Штирлиц.
"От верблюда!" - подумал лакей и загадочно улыбнулся,
показав Штирлицу свои великолепные белые зубы. Затем он тихим
шагом подошел к президенту и что-то шепнул ему на ухо.
Эйзенхауэр легким движением руки дал ему понять, что он может
быть свободен и, обращаясь к Штирлицу, сказал:
- Мне только что сообщили, что пятнадцатого сентября к
нам прибудет глава вашего правительства. Вы, наверное, по этому
поводу пришли ко мне?
- Как вам сказать?
- Послушайте, Максим Максимович, я в прошлом военный, вы
- тоже человек не глупый и хорошо одеваетесь, зачем нам
хитрить?
- Я просто хотел сказать...
- Вот этого не надо.
- Ну, тогда...
- А зачем?
- Чтобы не осложнять...
- Об этом вы можете не беспокоиться, - сказал президент
и закурил "Беломорканал", протягивая пачку Штирлицу; Штирлиц
взял измятую папиросу и тоже закурил, c удовольствием вдыхая
аромат близкого его сердцу табака.
- Но тогда мы во всем обвиним вас, - сказал Штирлиц и,
прямо в лицо президенту, выпустил дым.
- Нас? - покашливая, спросил президент.
- А кого же еще?
- Вы хотите сказать, что Хрущев будет стучать своим
ботинком по трибуне ООН и плеваться в зал, а мы в этом будем
виноваты?!
- C чего вы взяли, что он будет стучать? - недоумевая,
спросил Штирлиц.
- А что же по-вашему он будет там делать? -
высморкавшись, сказал Эйзенхауэр.
Штирлиц пренебрежительно посмотрел на него, тоже
высморкался и ответил:
- Никита Сергеевич, расстрендить Кузькину мать, будет
произносить речь за мир и процветание во всем мире!
- Какую мать?
- Кузькину мать!
- Вы что, надо мной издеваетесь?! - возмутился
Эйзенхауэр.
- Простите, я не хотел вас обидеть, - потупив глазки,
сказал Штирлиц. - Это русский сленг и любимое выражение Никиты
Сергеевича.
- А-а-а! - протянул президент.
Прошел еще один час. Тот же лакей принес кофе. Штирлиц
отпил глоток и его чуть не вырвало.
- Что это за гадостью вас поят?! - возмутился он.
- Это же кофе, - извиняясь, сказал лакей.
- Меня таким суррогатом даже в нацистских застенках не
поили! - закричал возмущенный Максим Максимович и выплеснул на
несчастного негра всю чашку. Тот что-то пробормотал на
уругвайском языке c легким перуанским акцентом и, еще раз
извиняясь, вышел.
Эйзенхауэр тоже извинился перед Штирлицем. Штирлиц простил
ему и не стал доставать свой любимый кастет.
"Классно было бы, если бы я врезал ему!" - подумал
полковник Исаев.
"Руки не доросли!" - подумал президент США, а вслух
сказал: - Максим Максимович, мы c вами умные люди и зачем
осложнять отношения из-за какой-то чашки кофе?
- Хорошо. Ну, допустим, вы все уже знаете. Допустим, вы
даже знаете то, о чем я даже не догадываюсь. Допустим, Хрущев
будет себя вести безобразно в зале ООН. Я здесь не за этим. -
И Штирлиц протянул президенту шифровку c заданием Центра.
Эйзенхауэр внимательно прочитал уже знакомый ему текст и,
усмехнувшись, сказал:
- Вы хотите найти Бормана?
- Вы умный человек. Мы прекрасно понимаем друг друга. Вы
знаете, где он?
- Знаю, - сказал Дуайт, шевеля ушами.
Штирлиц понял его и, вытащив из левого кармана галифе
вторую разрывную гранату, протянул ее президенту.
- Годится! - сказал президент, пряча гранату в
бронированный сейф. - Борман находится в вашем ведомстве, в
параллельной камере c Гитлером.
- Благодарю вас, - сказал Штирлиц и, чеканя шаг, вышел
из кабинета.
Придя в свой номер, Штирлиц передал Родине следующее
послание:
"Юстас - Алексу.
По моим сведениям Борман находится в Бутырской тюрьме.
Прошу провести c ним оперативную работу и выяснить, связан ли
он c американской разведкой.
В случае отрицательного результата, прошу выслать того же
Бормана ко мне.
Извиняюсь за те оскорбления, которые я нанес Первому. Это
была роковая ошибка. Впредь, такое не повторится. Даю слово.
Юстас".
ГЛАВА 10. РЕЦЕПТЫ ПАРТИЙНОЙ КУХНИ
В то время, когда Гитлер ужинал, Борман страдал от голода
- Мартина Рейхстаговича уже вторые сутки не кормили. Не
кормили его не только потому, что в тюрьме всем было наплевать
на судьбу бывшего рейхсляйтера Германии, но еще и потому, что
для него еще не было разработано меню. Сталин умер. Штирлиц был
в Америке. А кроме этих двух людей, больше некому было
придумать адского рецепта для особы такого ранга.
Мелкий пакостник не мог тогда знать, что в Кремле шло
секретное совещание среди высших руководителей партии и
правительства. Обсуждался единственный вопрос: "Чем кормить
Бормана?"
Хрущев, который был мастак до всяких пакостей, был в роли
предводителя:
- Товарищи, вопрос, как вы все понимаете, очень сложный.
К нам в руки попал бывший рейхсляйтер Германии, гражданин
Борман Мартин Рейхстагович. Сейчас он находится в Бутырской
тюрьме, там же , где и гражданин Гитлер. C Гитлером все ясно,
но чем кормить Бормана? Мы должны сегодня же решить этот
вопрос, так как завтра будет поздно - он уже вторые сутки
ничего не ест!
Хрущев вытер пот со лба, высморкался, налил себе стакан
самогонки, выпил, рыгнул и пьяным взглядом окинул
присутствующих: рядом c ним сидел Брежнев и что-то рисовал,
Микоян играл в карты c Пельше, Андропов и Черненко играли в
домино, и только Жуков сидел в задумчивости...
Казалось, что всем не было никакого дела до обсуждаемой
проблемы. Хрущеву это не понравилось. Тогда он встал, взял в
руки графин и запустил его в Пельше. Пельше ловко нагнулся, и
графин пролетел мимо, разбившись о портрет Ленина.
- Никита Сергеевич, вы что себе позволяете? Вы что -
против Ленина? Против партии? - заорал возмущенный Леонид
Ильич.
Никита Сергеевич покраснел и сказал:
- Простите, я не сдержался...
- Вечно вы - "не сдержался", "не сдержался". Лечиться
надо! - и Брежнев покрутил пальцем у виска, давая понять
Хрущеву, что он полный идиот. - Ладно, что там у вас?
Первый секретарь еще раз повторил свою вступительную речь.
Брежнев и все остальные очень внимательно выслушали ее. Слово
взял Жуков.
- Товарищи, я предлагаю связаться со Штирлицем. Только он
может решить эту проблему.
- Однако, мы и сами не дураки! Причем здесь какой-то
Штирлиц! - сказал Черненко.
- Правильно, Константин Устинович, - подхватил Андропов.
- Надо самим что-нибудь придумать!
- Товарищ Пельше, а что вы думаете по этому поводу? -
осмелился спросить Хрущев.
- Я? Я того же мнения, что и Леонид Ильич!
Брежнев слегка улыбнулся и незаметным взглядом
поблагодарил за такое доверие:
- Но пасаран!
- Но пасаран! - ответил Пельше.
Хрущев оскалил зубы и начал скрежетать ими, затем нажал
кнопку под столом и вызвал дежурного охраны:
- Принесите еще графин самогонки!
- Слушаюсь, товарищ Первый секретарь! - ответил
охранник. Через минуту он вернулся c бутылкой водки.
- Самогонка кончилась, товарищ Хрущев, осталась только
водка.
- Как кончилась?! - удивился Никита Сергеевич.
- Молча!
- Что значит - молча?!
- А то и значит - молча! Пейте, что вам дают! Пока по
голове не получили!
- Что вы себе позво...
Но охранник быстро вышел, а Хрущев, плача, налил себе
стакан водки и залпом выпил ее. Брежнев брезгливо посмотрел на
него и сказал:
- Никита Сергеевич, а у вас есть какие-нибудь
предложения?
- Есть, батенька, есть!
- Ну, что ж, дорогой мой человек, мы вас внимательно
слушаем.
- На завтрак я предлагаю давать кукурузный початок,
настоянный на конской моче, - начал Хрущев. - На обед суп из
кукурузы и конского навоза. На ужин - то же, что и на завтрак.
- Вы это сами придумали? - спросил Брежнев.
- Сам, батенька, сам! - и Никита Сергеевич налил себе
еще стакан водки.
- Вы много пьете! - сказал Андропов.
- А ты мне не указывай! Слышишь?! Не указывай! Не
указывай, я тебе говорю! Шо смотришь то, а?! Ты чего пасешь?! А
мне плевать на твое мнение! Понял? Нет?! - и Хрущева вырвало
на стол.
- Леонид Ильич, я прошу вас оградить меня от этих пьяных
выходок! - закричал возмущенный Юрий Владимирович.
- Товарищ Хрущев, не забывайте, что вы - коммунист! -
заорал Брежнев, залезая под стол.
- Простите, Леонид Ильич, я опять не сдержался.
В это время пришел Суслов.
- Товарищи, я разработал отличный напиток для товарища
Бормана, - сказал он.
- Какой еще там напиток?! - спросил Хрущев, вылезая
из-под стола.
- Здравствуйте, Никита Сергеевич! Чертовски
отвратительная вещь!
- Что еще за вещь? - закряхтел Брежнев, высовываясь
из-под того же стола.
- Здравствуйте, Леонид Ильич! Вещь - адская! Вам она не
понравится. А товарищ Борман на всю оставшуюся жизнь запомнит,
что значит идти против нашей партии.
- Мы вас внимательно слушаем! - сказал Леонид Ильич. -
Вы присаживайтесь.
Суслов сел рядом c Андроповым, открыл папку, достал
исписанный листок бумаги и сказал:
- Я назвал это "От Суслова - Борману"! Рецепт
приготовления очень простой: литр "Пшеничной" водки смешивается
c литром виноградного сока. Затем, в полученную жидкость
добавляются следующие компоненты: свежая канализационная вода
(0.25 литра), раствор новокаина (0.25 литра), перекись водорода
(0.5 литра), гематоген (0.5 литра), коровья моча (0.25 литра)
и, наконец, рюмка "Бургундского", соль, сахар, перец - по
вкусу. Все это тщательно перемешивается и отстаивается. В моей
лаборатории мы эту жидкость уже пробовали на кроликах - все
они живы, только облысели.
Хрущева еще раз вырвало, Брежнев последовал его примеру.
Жуков культурно вышел, Пельше высморкался, Андропов и Черненко
закашляли.
Первым оправился Брежнев:
- Ну, что ж, товарищи, Никита Сергеевич знает, как
кормить арестованного, товарищ Суслов знает, как поить его. Я
думаю, пора голосовать. Кто против такой кормежки, прошу
поднять хвосты! - Брежнев оглядел присутствующих и улыбнулся.
- Хвостов нет, значит все - "за". На этом и закончим.
...В полночь дверь в камеру Бормана открылась. Взору
мелкого пакостника предстал толстый человек в белом колпаке и
халате.
"Повар, - догадался Мартин Рейхстагович. - Ну,
наконец-то, а то так и копыта отбросить недолго!"
- Твоя жратва! - брезгливо сказал повар и поставил миску
c кукурузными початками и кружку c какой-то жидкостью, от
которой исходило ужасное зловоние.
Повар вышел и поэтому не мог слышать звериного рева
мелкого пакостника, который чуть не сошел c ума, выпив глоток
напитка "От Суслова - Борману". Слышал его только Адольф
Гитлер, сидевший в соседней камере и писавший письмо Еве Браун.
Узнав знакомый рев, Гитлер насторожился. Но, решив, что это ему
показалось, принялся писать дальше, не зная о том, что Мартин
Рейхстагович решил покончить жизнь самоубийством. И кто знает,
чем бы все это могло кончиться, если бы в Бутырскую тюрьму не
приехал Леонид Ильич Брежнев, у которого созрел дьявольский
план по смещению Хрущева c поста Первого секретаря ЦК КПСC.
ГЛАВА 11. РОКОВОЙ ИСХОД ВСТРЕЧИ C МЮЛЛЕРОМ
Успех любого предприятия зависит от конкретного участия в
нем тех или иных индивидуалов. Индивидуалами рождаются, а не
становятся. И поэтому, все то, что сделал Штирлиц для провала
выступления Хрущева, было защитой как самого себя, так и
Леонида Ильича Брежнева. Штирлиц давно понял, что новое задание
Центра нужно истолковывать совершенно иначе.

24.05.59
(5 часов утра)

После очередной попойки Штирлиц решил опохмелиться. Но
что-то не складывалось так, как хотелось бы. И поэтому, голова
разведчика болела также, как и его мочевой пузырь. Не
складывались не только обстоятельства, позволяющие сбить
головную боль, разведчик не мог ощутить связи между Хрущевым и
Эйзенхауэром, Борманом и Брежневым, и вообще, Москвой и
Нью-Йорком. Тот факт, что Борман был как-то причастен к новому
заданию Центра не укладывался ни в одну из гипотез, построенных
Штирлицем. "Что, черт подери, эти злыдни задумали?" - подумал
полковник Исаев и открыл еще одну банку пива.
Штирлиц знал, что Хрущев мог бы и без Брежнева начать
переговоры c американцами. Но Брежнев удивительным образом
вписывался в первую гипотезу: во время пребывания Первого в
Америке, на него совершается покушение, организованное
Брежневым. Вторая гипотеза была более проста: Дуайт Эйзенхауэр
не признает советского лидера в лице Хрущева и не принимает
последнего в Соединенных Штатах. Третья гипотеза была связана c
Борманом: Борман приезжает вместе c Хрущевым в Америку и
является его гидом; затем Борман, будучи не Борманом, а одним
из деятелей ЦК, позорит советского лидера перед лицом
капиталистической общественности.
Все эти три гипотезы были связаны c Брежневым и поэтому
Штирлиц решил ставить карту на него. Исходя из последней
шифровки Центра, третья гипотеза была наиболее вероятной -
задание исходило от Брежнева, и только Леонид Ильич подхватил
идею полковника Исаева об участии Бормана в провале выступления
Первого.
- Да, это может плохо кончиться, - тихо сказал Штирлиц,
стоя перед унитазом.

В Нью-Йорке шел дождь. Город готовился к приему советских
гостей. Повсюду были развешаны плакаты c приветственными
надписями.
Мюллер шел по Двенадцатой авеню и плевался. "Как они любят
этих русских и как я их ненавижу!" - думал бывший шеф Гестапо
и вождь Четвертого Рейха, разглядывая шикарный плакат c
надписью:
Да здравствует Кукурузный король!
Мюллер знал, кого имеют в виду под кукурузным королем, но
боялся даже думать об этом - советские лагеря до сих пор
давали о себе знать шатающейся челюстью. И поэтому Мюллер
сдержался и не плюнул на плакат. Он решил зайти в кафе и
что-нибудь перекусить. Денег было мало, но на бутерброд c
черной икрой и бутылку виски хватило. Он сел за дальний столик
и принялся цедить бодрящий напиток. Когда бутерброд был съеден
и выпита половина бутылки, в кафе появился штандартенфюрер CC
фон Штирлиц.
Штирлиц не сразу признал в седом старике бывшего вождя
Четвертого Рейха, но Мюллер понял, кто подходит к его столику и
поэтому насторожился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24