– Я просто… уф! Не знаю, почему я так решил. Просто ты очень странная в последнее время, а Винс рассказывал, как необычно вела себя Куки… В общем, это предположение мне показалось логичным. Да я и не против. Ты сама знаешь, я хочу поскорее завести детей.
– Да, и мы много раз обсуждали это, Лайл. Помнишь, я говорила, что не планирую иметь детей, по крайней мере, в ближайшие десять лет, в начале моей карьеры? И объясняла тебе, какое влияние на мой голос окажут беременность и роды? Почему ты не можешь принять тот факт, что… Куки? Уже? – Я покачала головой, представив команду нянек в количестве пятнадцати человек, которых, вероятно, ее отец уже нанял. – Почему меня это не удивляет?
Впрочем, я не об этом. Мы отошли от сути.
Лайл тоже отставил свою вазочку, но я заметила, что он все же успел слопать четыре ложки, да еще с верхом.
– Да, знаю, мы говорили об этом. Но тебе не кажется, что это немного… эгоистично? Ты не хочешь детей прямо сейчас. Тебе пока не хочется становиться матерью. А как же мои желания? Я разве не имею права на собственное мнение по этому вопросу?
Потрясенная, я уставилась на него:
– Лайл, ты не можешь… То есть – да, конечно. В чем-то ты прав. Да, ты имеешь право принять участие в решении вопроса о том, когда заводить детей. Но не за счет меня, моей карьеры и моей мечты. Ты прекрасно знаешь: я тоже хочу детей. Я их обожаю. И когда-нибудь обязательно стану матерью. Я даже пыталась предложить тебе усыновить ребенка, но ты и слушать не хочешь.
Лайл оттолкнул стул и выскочил из-за стола:
– Прекрасно. Усыновить! И что я получу в результате? Ребенка, похожего на чужого дядю? А как насчет мальчика, похожего на меня? Которого я буду учить играть в бейсбол и ездить верхом? – Он плюхнулся на диван с той стороны, где стоял мой стул, и погладил меня по голове. – Как насчет маленькой девочки, прекрасной, как ее мамочка? Которая будет играть с папой в званый вечер, разливать чай и ходить в крошечных кружевных платьицах, с лентами в волосах? Но у меня есть два варианта: пытаться полюбить чужого ребенка или ждать лет десять – пятнадцать, пока не состарюсь на столько, что не смогу поиграть в мяч со своим собственным?
Я пыталась отстраниться, но он ухватил меня за руки:
– Бри, разве это справедливо? Такой ты видишь нашу семейную жизнь? Хочешь отказаться от возможности стать матерью или отложить ее на неопределенный срок ради мечты, которая скорее всего никогда не сбудется?
Вот, значит, как. Наконец все ясно. Лайл абсолютно не верит в мой успех. Больнее всего, что он высказал это вслух.
– Вот через шесть недель и увидим. Я приняла предложение прослушивания в «Сиэтл-опера». Если провалюсь, вернемся к нашему разговору.
Он хотел еще что-то добавить, но с меня уже было достаточно.
– Нет. Довольно, Лайл. Раз ты не веришь, что у меня есть хоть какой-то шанс, значит, можешь не беспокоиться. А теперь мне необходимо хоть немного поспать. Пожалуйста, уходи.
Ошарашенный Лайл встал и сунул руки в карманы.
– Ты серьезно? Пойдешь на прослушивание, забросив подготовку к свадьбе? А я должен просто сидеть и ждать, чем дело кончится? Это что, ультиматум, Бри? Должен предупредить – я не собираюсь такое терпеть.
Я тоже встала и попыталась рассердиться как следует, но почему-то меня хватило лишь на печаль.
– Почему все всегда должно быть так, как ты хочешь? Впрочем, поступай, как знаешь. Но я пойду на прослушивание. И если меня примут, то соглашусь. Так что нам придется как-то жить с этим.
Зазвонил телефон. Я взглянула на определитель номера.
– Это мама, Лайл, и придется с ней пообщаться, пока она не прислала за мной спецотряд полиции. Поговорим потом, ладно?
Взяла трубку и опустилась на диван, не глядя на Лайла. Бормоча маме что-то успокоительное, услышала его шаги и звук открывшейся и закрывшейся входной двери. Слезы заструились по моим щекам.
Быть помолвленной оказалось совсем не так приятно, как я предполагала.
– Нет, мама, я не больна. Знаю, у меня странный голос – просто аллергия или что-то вроде того. Нет, не нужно посылать папу в аптеку. Ничего серьезного. На улице сыро и холодно – тебя не беспокоит артрит?
Отвлекшись на обсуждение собственных проблем со здоровьем, мама забыла расспросить меня, как прошла неделя. Зажав трубку между плечом и ухом, я убрала со стола посуду из-под мороженого, слушая, как она радостно щебечет обо всем на свете и ни о чем. Глядя на вазочку с растаявшим «Роки роуд», хотела придумать какую-нибудь выразительную метафору, сравнив жизнь с кусочками зефира и шоколадной крошкой.
Нет. Ничего не пришло в голову.
Щелкнув выключателем мусоромолки, подумала: почему я не могу жить полной жизнью, как Кирби? В тот самый миг она, наверное, наслаждается обществом одного из множества красивых, богатых и чутких мужчин, с которыми назначала свидания прошлым вечером в клубе знакомств.
Одним достается все, а другим…
21
Кирби
Sono in vacanza (Я в отпуске)
Если фортуна не прекратит отворачиваться от меня, дело закончится моей смертью. Вглядываясь в экран компьютерного монитора, пытаюсь понять, как вещь, за которую я всего три месяца назад выложила четыреста долларов, могла умереть столь ужасной скоропостижной смертью.
Черт! Почему я не могу жить яркой жизнью, как Джули у себя в Голливуде, или Бри, которая, наверное, сейчас поет где-нибудь? Интересно, она знакома с Джерардом Батлером? Все-таки в шотландском акценте есть что-то, а как хорош он был в «Призраке оперы»…
Вздыхаю, сетуя на несправедливость жизни, и подчиняюсь необходимости мчаться в офис, чтобы закончить работу над шестью проектами, взятыми на дом на выходные.
Роюсь в комоде в поисках свитера (не собираюсь наряжаться, отправляясь на работу в субботний день, – вряд ли там еще кто-то будет), и тут звонит телефон. Раздумываю – не проигнорировать ли его, чтобы не выливать на окружающих свое раздражение, но на всякий случай подхожу проверить определитель номера.
Том Верной? Обожаю отца Джули, но не понимаю, с чего он решил позвонить. Снимаю трубку:
– Том? Это вы?
– Да, Кирби. Как поживает моя любимая вторая дочка? – Я обожаю родителей Джули и в детстве проводила гораздо больше времени с ними, чем с собственными родителями.
Оба известные писатели, но у них всегда хватало времени поддерживать мои подростковые писательские амбиции. Содрогаюсь при воспоминании о поистине жутких стихах, которые им приходилось читать.
– Лучше всех! Очень рада вас слышать. А как у вас дела? Как поживает невеста? Уже назначили дату свадьбы? – По словам Джули, последней любовнице отца – Эмбер, ставшей теперь его невестой, лет было эдак… двенадцать.
Но Том счастлив, так что мы решили относиться к ней благосклонно.
(На заметку, может, хоть Эмбер сочтет меня милой?) В его голосе появляются нотки раздражения.
– Нет, нет. Мы… э-э… думаем над этим. Тебе привет от Эмбер. Но я звоню по другой причине. Не хочу задерживать, так что перейду прямо к делу. Мне понравился твой рассказ, и я бы почитал еще что-нибудь. Мой агент полагает, что это самое оригинальное произведение из того, что она видела за последнее время, и хочет, чтобы ты написала полновесный роман.
Я кидаюсь на кровать, точнее, в сторону кровати, но безнадежно промахиваюсь и падаю на пол и неподвижно лежу, уставившись на телефон.
– Кирби? Ты меня слышишь?
– Да, то есть нет, то есть… что? Что вы… Какой рассказ? О чем это вы? И почему мне кажется, что первым пунктом в списке моих дел на сегодня должно быть «убить Джули»?
– Твой рассказ – впрочем, по объему он тянет скорее на новеллу, – «Возвращение стервы». Он потрясающий! Обычно я не увлекаюсь книгами подобного рода, но все же хороший рассказ есть хороший рассказ. Цепляет с первой страницы. – Он издает тихий смешок. – Кто бы мог подумать, что ты станешь великолепной писательницей, особенно после дрянных стихов, которые ты нас заставляла читать, учась в старших классах?
Охаю и чувствую, как пылает лицо.
– Мистер Верной, то есть Том, вы же отец. Вы не мог ли признаться в том, что считаете мои стихи полным дерьмом. Тогда вы говорили, что я подаю надежды.
Том принимает более серьезный тон.
– Правильно, Кирби. Ты была подростком с… скажем так, со сложной ситуацией в семье, и в то же время – очень умным, но трудным ребенком, лучшей подругой моей дочери. Мы с Сильвией скорее дали бы отрезать себе языки, чем сказали тебе, что твоя поэзия – глупая писанина человека, зацикленного на самом себе. Но ты ведь была подростком! Естественно, что стихи были эгоцентричными, касались твоих переживаний – такими они и должны были быть. – Он смеется. – Проблемы начинаются, когда писатели не могут перерасти это. В таких случаях мой агент говорит, что подобные опусы заставят ее поседеть раньше времени.
Я хорошо помню его агента. Это единственная бизнес-леди, сумевшая вселить страх даже в меня. Но она помогла Тому попасть в обзор «Нью-Йорк таймсе», и теперь у него на счету бог знает сколько миллионов долларов, по его книге снимают фильм. Так что литературному агенту, наверное, полезно быть хищником.
– Но каким образом? Конечно, это сделала Джули, приговоренная мной к смерти, – но когда? Она обещала никому не показывать этот рассказ. – Поверить не могу, что Джули провернула такое за моей спиной, ух, она у меня получит…
– Радуйся, что все-таки показала. Вопреки нашим с Сильвией надеждам Джули никогда не станет писательницей. Но она феноменальный читатель и сразу поняла – в этом рассказе что-то есть. И еще она точно знала: ты ни когда не пришлешь его мне. Так что перестань ныть, давай лучше выясним, что еще ты прячешь у себя под кроватью. Дитя мое, у тебя превосходный стиль!
Вскарабкиваюсь на кровать, продолжая пребывать в шоке. Том Верной, чья книга находится в верхних строках рейтинга бестселлеров «Нью-Йорк тайме», и его агент – одна из влиятельнейших персон в издательском мире – полагают, что у меня превосходный стиль.
Сегодня мне улыбнулась удача.
– Тебе везет, Кирби Грин! Я здесь и готов оказать тебе любую помощь, – произносит Бэннинг.
Неужели я вижу сон?
Встряхиваю головой и протираю глаза; Мои мозговые клетки, должно быть, поджарились за шесть часов, проведенных в офисе в попытках то поработать над маркетинговыми планами, то отвязаться от навязчивых размышлений о новом романе, который я хочу написать, чтобы послать Тому и его агенту. Невозможно, чтобы мой босс стоял в дверях моего кабинета в потрепанных джинсах с толстовкой и предлагал «любую помощь»!
Прекращаю тереть глаза и украдкой бросаю взгляд. Это действительно он. Вопиюще странная ситуация.
– Что ты сказал? Какую помощь? Нашей фирме необходима помощь?
Он ухмыляется, продолжая смотреть на меня:
– Да нет же, Кирби, просто я хотел узнать, успеваешь ли ты. И еще: могу ли я пригласить тебя на огромную, на полненную всякой всячиной пиццу, которую только что отобрал в фойе у разносчика?
– Думаю, не стоит… ты сказал «пицца»? Надеюсь, в ней нет лука? Или ананасов? Фрукты совершенно не идут к пицце.
– На вопрос о луке отвечу «есть», а вот ананасов нет, хоть время от времени я и бываю замечен в поедании странного блюда, именуемого «пицца по-гавайски». Но готов с радостью выбрать лук из твоей половины, если избавишь меня от необходимости есть в одиночку. – Бэннинг опять улыбается, и я в сотый раз удивляюсь – почему этот парень до сих пор не женат?
Он же настоящий красавец, просто обжигающий сексапильностью.
Ах да. Наверное, ему мешает деспотический, властный характер. Как и мне?
– Спасибо, я могу сама выбрать лук. Неизвестно, когда последний раз ты мыл руки. Я даже сгоняю за содовой.
«Ой-ой-ой! Никакого флирта, никакого флирта. Не забывай – с этим человеком у тебя пари, от которого зависит твоя жизнь».
(Если вам интересно – у меня огромный талант игнорировать то, что говорит голос здравого смысла, совести и/или другие спутники образа мыслей скучных взрослых людей.)
Бэннинг открывает дверь пошире и делает приглашающий жест:
– Тогда пойдем в конференц-зал. Пицца ждет.
Я улыбаюсь и встаю, но ему просто необходимо все испортить.
– Захвати с собой папку, можем обсудить за едой маркетинговый план.
Отлично! Надо было догадаться, что шефа интересую не я, а мои ведомости и таблицы. Состояние приятного ожидания в моей душе медленно увядает, но я все же хватаю папку. Правильно, лучше сосредоточиться на работе. Удовлетворяю потребность в мести, пропуская Бэннинга вперед и любуясь его ягодицами. Может, он и болван, но у него есть пицца и поистине шикарная задница. Меня ждет не самый худший час в жизни.
* * *
(На заметку: съесть перед мужчиной четыре ломтя пиццы с обильной начинкой – не лучший способ продемонстрировать привлекательность, знаете ли.)
Борюсь с желанием расстегнуть верхнюю пуговицу на джинсах и пытаюсь держаться непринужденно, откинувшись назад, чтобы дать немного места увеличившемуся животу, и созерцая остатки пиццы.
Бэннинг тоже потягивается и ерзает в кресле, и я прихожу к заключению, что шесть кусков, которые он слопал, привели к тем же проблемам, что у меня. (И еще я также с грустью понимаю: он не старается произвести на меня впечатление, если, конечно, не рассчитывал удивить меня – как он может столько есть и не весить при этом четыреста фунтов?)
– Ну что ж. – Шеф смотрит на меня задумчиво и не много серьезно. – Расскажи мне про свой роман.
Я краснею.
– Да нечего рассказывать. Правда, нечего. Ну вообще-то кое-что меня волнует, но это ничего не значит.
Бэннинг смеется:
– Да, теперь все ясно.
– Конечно. – Я ухмыляюсь. – Просто хочу попробовать. Я писала с детства – всякую эгоцентрическую ерунду, как мне сообщили недавно, – но на днях узнала из вполне надежного источника, что у меня, возможно, есть талант. Так что поживем – увидим. – Единственной возможностью не сгореть со стыда – было сменить тему, что я и постаралась сделать: – А как твои взаимоотношения с окружающей средой? Скоро начнешь обниматься с деревьями или что-нибудь в этом духе?
На его лице появляется плутовская ухмылка, и я почти забываю предмет разговора.
– Не совсем. Просто хочу попытаться что-нибудь изменить. Я вырос здесь, на тихоокеанском северо-западе, и мне надоело смотреть, как уничтожают наши природные богатства. Я вхожу в одну группу, и она становится все больше. Это не коммерческая организация, но, возможно, ты что-нибудь посоветуешь нам по части маркетинга, как привлечь людей и дополнительные источники финансирования. – Он задумчиво передвигает по столу стакан с содовой, затем смотрит на меня с улыбкой: – Я слышал – ты обалденный специалист по маркетингу.
Пытаясь скрыть, что не растаяла от его комплимента, бросаю взгляд на часы и понимаю, что мы потратили полтора часа на разговоры о чем угодно, кроме работы. И что еще более странно – мне это очень понравилось.
И он сам мне очень нравится.
Надо же! С Бэннингом и впрямь приятно поговорить, когда он не строит из себя крутого начальника. Вы уже знаете, что он привлекателен и сексуален. А я не забыла упомянуть, как он красив? Но теперь придется добавить, что он интересный, веселый, с ним легко и приятно общаться.
Так недолго попасть в историю. Но я следую правилу не встречаться с начальниками, поэтому я в полной безопасности, даже если Бэннинг проявит ко мне интерес.
К счастью, его вовсе не тянет ко мне. И от этого мое эго ни капельки не страдает. Ну хорошо – не сильно страдает.
Тогда что во мне не так? Почему я ему не нравлюсь?
Прекрасно, мы опять в третьем классе начальной школы. Скоро я докачусь до того, что отправлю Брианну узнать у его секретарши, не хочет ли он продавать со мной на детской площадке бутерброды с арахисовым маслом. Закатываю глаза, выпрямляюсь и придвигаю к себе папку с маркетинговыми планами, убирая в сторону использованные салфетки.
– Мы успешно уничтожили пиццу и убили полтора часа субботнего вечера – и давай не будем высказывать сожаление по этому поводу, – но так и не приступили к обсуждению маркетинговых планов. Думаю, откладывать больше нельзя. Так что тебе понадобилось узнать?
Бэннинг смотрит на меня, долго и пристально, затем улыбается, решительно демонстрируя, что в данный момент он не начальник, а друг.
– Мне понадобилось узнать, как прошло твое… маркетинговое исследование прошлым вечером. Много разбитых сердец?
Раскрываю рот от удивления и изумленно пялюсь на него:
– Ну… Я просто собирала информацию. Ничего особенного. И никаких разбитых сердец.
– Тогда кто такой Райан и почему он был уверен, что в субботу утром ты окажешься на работе?
Пытаюсь вспомнить кого-нибудь из знакомых по имени Райан. Нет, не припоминаю… ой! Конечно же. Райан. С ним я познакомилась вчера вечером. Неужели я сказала ему, где работаю?
Как всегда, фокусируюсь на наименее важном.
– Ты отвечал на звонки в моем кабинете? Тебе больше нечем заняться, кроме как работать за секретаря?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– Да, и мы много раз обсуждали это, Лайл. Помнишь, я говорила, что не планирую иметь детей, по крайней мере, в ближайшие десять лет, в начале моей карьеры? И объясняла тебе, какое влияние на мой голос окажут беременность и роды? Почему ты не можешь принять тот факт, что… Куки? Уже? – Я покачала головой, представив команду нянек в количестве пятнадцати человек, которых, вероятно, ее отец уже нанял. – Почему меня это не удивляет?
Впрочем, я не об этом. Мы отошли от сути.
Лайл тоже отставил свою вазочку, но я заметила, что он все же успел слопать четыре ложки, да еще с верхом.
– Да, знаю, мы говорили об этом. Но тебе не кажется, что это немного… эгоистично? Ты не хочешь детей прямо сейчас. Тебе пока не хочется становиться матерью. А как же мои желания? Я разве не имею права на собственное мнение по этому вопросу?
Потрясенная, я уставилась на него:
– Лайл, ты не можешь… То есть – да, конечно. В чем-то ты прав. Да, ты имеешь право принять участие в решении вопроса о том, когда заводить детей. Но не за счет меня, моей карьеры и моей мечты. Ты прекрасно знаешь: я тоже хочу детей. Я их обожаю. И когда-нибудь обязательно стану матерью. Я даже пыталась предложить тебе усыновить ребенка, но ты и слушать не хочешь.
Лайл оттолкнул стул и выскочил из-за стола:
– Прекрасно. Усыновить! И что я получу в результате? Ребенка, похожего на чужого дядю? А как насчет мальчика, похожего на меня? Которого я буду учить играть в бейсбол и ездить верхом? – Он плюхнулся на диван с той стороны, где стоял мой стул, и погладил меня по голове. – Как насчет маленькой девочки, прекрасной, как ее мамочка? Которая будет играть с папой в званый вечер, разливать чай и ходить в крошечных кружевных платьицах, с лентами в волосах? Но у меня есть два варианта: пытаться полюбить чужого ребенка или ждать лет десять – пятнадцать, пока не состарюсь на столько, что не смогу поиграть в мяч со своим собственным?
Я пыталась отстраниться, но он ухватил меня за руки:
– Бри, разве это справедливо? Такой ты видишь нашу семейную жизнь? Хочешь отказаться от возможности стать матерью или отложить ее на неопределенный срок ради мечты, которая скорее всего никогда не сбудется?
Вот, значит, как. Наконец все ясно. Лайл абсолютно не верит в мой успех. Больнее всего, что он высказал это вслух.
– Вот через шесть недель и увидим. Я приняла предложение прослушивания в «Сиэтл-опера». Если провалюсь, вернемся к нашему разговору.
Он хотел еще что-то добавить, но с меня уже было достаточно.
– Нет. Довольно, Лайл. Раз ты не веришь, что у меня есть хоть какой-то шанс, значит, можешь не беспокоиться. А теперь мне необходимо хоть немного поспать. Пожалуйста, уходи.
Ошарашенный Лайл встал и сунул руки в карманы.
– Ты серьезно? Пойдешь на прослушивание, забросив подготовку к свадьбе? А я должен просто сидеть и ждать, чем дело кончится? Это что, ультиматум, Бри? Должен предупредить – я не собираюсь такое терпеть.
Я тоже встала и попыталась рассердиться как следует, но почему-то меня хватило лишь на печаль.
– Почему все всегда должно быть так, как ты хочешь? Впрочем, поступай, как знаешь. Но я пойду на прослушивание. И если меня примут, то соглашусь. Так что нам придется как-то жить с этим.
Зазвонил телефон. Я взглянула на определитель номера.
– Это мама, Лайл, и придется с ней пообщаться, пока она не прислала за мной спецотряд полиции. Поговорим потом, ладно?
Взяла трубку и опустилась на диван, не глядя на Лайла. Бормоча маме что-то успокоительное, услышала его шаги и звук открывшейся и закрывшейся входной двери. Слезы заструились по моим щекам.
Быть помолвленной оказалось совсем не так приятно, как я предполагала.
– Нет, мама, я не больна. Знаю, у меня странный голос – просто аллергия или что-то вроде того. Нет, не нужно посылать папу в аптеку. Ничего серьезного. На улице сыро и холодно – тебя не беспокоит артрит?
Отвлекшись на обсуждение собственных проблем со здоровьем, мама забыла расспросить меня, как прошла неделя. Зажав трубку между плечом и ухом, я убрала со стола посуду из-под мороженого, слушая, как она радостно щебечет обо всем на свете и ни о чем. Глядя на вазочку с растаявшим «Роки роуд», хотела придумать какую-нибудь выразительную метафору, сравнив жизнь с кусочками зефира и шоколадной крошкой.
Нет. Ничего не пришло в голову.
Щелкнув выключателем мусоромолки, подумала: почему я не могу жить полной жизнью, как Кирби? В тот самый миг она, наверное, наслаждается обществом одного из множества красивых, богатых и чутких мужчин, с которыми назначала свидания прошлым вечером в клубе знакомств.
Одним достается все, а другим…
21
Кирби
Sono in vacanza (Я в отпуске)
Если фортуна не прекратит отворачиваться от меня, дело закончится моей смертью. Вглядываясь в экран компьютерного монитора, пытаюсь понять, как вещь, за которую я всего три месяца назад выложила четыреста долларов, могла умереть столь ужасной скоропостижной смертью.
Черт! Почему я не могу жить яркой жизнью, как Джули у себя в Голливуде, или Бри, которая, наверное, сейчас поет где-нибудь? Интересно, она знакома с Джерардом Батлером? Все-таки в шотландском акценте есть что-то, а как хорош он был в «Призраке оперы»…
Вздыхаю, сетуя на несправедливость жизни, и подчиняюсь необходимости мчаться в офис, чтобы закончить работу над шестью проектами, взятыми на дом на выходные.
Роюсь в комоде в поисках свитера (не собираюсь наряжаться, отправляясь на работу в субботний день, – вряд ли там еще кто-то будет), и тут звонит телефон. Раздумываю – не проигнорировать ли его, чтобы не выливать на окружающих свое раздражение, но на всякий случай подхожу проверить определитель номера.
Том Верной? Обожаю отца Джули, но не понимаю, с чего он решил позвонить. Снимаю трубку:
– Том? Это вы?
– Да, Кирби. Как поживает моя любимая вторая дочка? – Я обожаю родителей Джули и в детстве проводила гораздо больше времени с ними, чем с собственными родителями.
Оба известные писатели, но у них всегда хватало времени поддерживать мои подростковые писательские амбиции. Содрогаюсь при воспоминании о поистине жутких стихах, которые им приходилось читать.
– Лучше всех! Очень рада вас слышать. А как у вас дела? Как поживает невеста? Уже назначили дату свадьбы? – По словам Джули, последней любовнице отца – Эмбер, ставшей теперь его невестой, лет было эдак… двенадцать.
Но Том счастлив, так что мы решили относиться к ней благосклонно.
(На заметку, может, хоть Эмбер сочтет меня милой?) В его голосе появляются нотки раздражения.
– Нет, нет. Мы… э-э… думаем над этим. Тебе привет от Эмбер. Но я звоню по другой причине. Не хочу задерживать, так что перейду прямо к делу. Мне понравился твой рассказ, и я бы почитал еще что-нибудь. Мой агент полагает, что это самое оригинальное произведение из того, что она видела за последнее время, и хочет, чтобы ты написала полновесный роман.
Я кидаюсь на кровать, точнее, в сторону кровати, но безнадежно промахиваюсь и падаю на пол и неподвижно лежу, уставившись на телефон.
– Кирби? Ты меня слышишь?
– Да, то есть нет, то есть… что? Что вы… Какой рассказ? О чем это вы? И почему мне кажется, что первым пунктом в списке моих дел на сегодня должно быть «убить Джули»?
– Твой рассказ – впрочем, по объему он тянет скорее на новеллу, – «Возвращение стервы». Он потрясающий! Обычно я не увлекаюсь книгами подобного рода, но все же хороший рассказ есть хороший рассказ. Цепляет с первой страницы. – Он издает тихий смешок. – Кто бы мог подумать, что ты станешь великолепной писательницей, особенно после дрянных стихов, которые ты нас заставляла читать, учась в старших классах?
Охаю и чувствую, как пылает лицо.
– Мистер Верной, то есть Том, вы же отец. Вы не мог ли признаться в том, что считаете мои стихи полным дерьмом. Тогда вы говорили, что я подаю надежды.
Том принимает более серьезный тон.
– Правильно, Кирби. Ты была подростком с… скажем так, со сложной ситуацией в семье, и в то же время – очень умным, но трудным ребенком, лучшей подругой моей дочери. Мы с Сильвией скорее дали бы отрезать себе языки, чем сказали тебе, что твоя поэзия – глупая писанина человека, зацикленного на самом себе. Но ты ведь была подростком! Естественно, что стихи были эгоцентричными, касались твоих переживаний – такими они и должны были быть. – Он смеется. – Проблемы начинаются, когда писатели не могут перерасти это. В таких случаях мой агент говорит, что подобные опусы заставят ее поседеть раньше времени.
Я хорошо помню его агента. Это единственная бизнес-леди, сумевшая вселить страх даже в меня. Но она помогла Тому попасть в обзор «Нью-Йорк таймсе», и теперь у него на счету бог знает сколько миллионов долларов, по его книге снимают фильм. Так что литературному агенту, наверное, полезно быть хищником.
– Но каким образом? Конечно, это сделала Джули, приговоренная мной к смерти, – но когда? Она обещала никому не показывать этот рассказ. – Поверить не могу, что Джули провернула такое за моей спиной, ух, она у меня получит…
– Радуйся, что все-таки показала. Вопреки нашим с Сильвией надеждам Джули никогда не станет писательницей. Но она феноменальный читатель и сразу поняла – в этом рассказе что-то есть. И еще она точно знала: ты ни когда не пришлешь его мне. Так что перестань ныть, давай лучше выясним, что еще ты прячешь у себя под кроватью. Дитя мое, у тебя превосходный стиль!
Вскарабкиваюсь на кровать, продолжая пребывать в шоке. Том Верной, чья книга находится в верхних строках рейтинга бестселлеров «Нью-Йорк тайме», и его агент – одна из влиятельнейших персон в издательском мире – полагают, что у меня превосходный стиль.
Сегодня мне улыбнулась удача.
– Тебе везет, Кирби Грин! Я здесь и готов оказать тебе любую помощь, – произносит Бэннинг.
Неужели я вижу сон?
Встряхиваю головой и протираю глаза; Мои мозговые клетки, должно быть, поджарились за шесть часов, проведенных в офисе в попытках то поработать над маркетинговыми планами, то отвязаться от навязчивых размышлений о новом романе, который я хочу написать, чтобы послать Тому и его агенту. Невозможно, чтобы мой босс стоял в дверях моего кабинета в потрепанных джинсах с толстовкой и предлагал «любую помощь»!
Прекращаю тереть глаза и украдкой бросаю взгляд. Это действительно он. Вопиюще странная ситуация.
– Что ты сказал? Какую помощь? Нашей фирме необходима помощь?
Он ухмыляется, продолжая смотреть на меня:
– Да нет же, Кирби, просто я хотел узнать, успеваешь ли ты. И еще: могу ли я пригласить тебя на огромную, на полненную всякой всячиной пиццу, которую только что отобрал в фойе у разносчика?
– Думаю, не стоит… ты сказал «пицца»? Надеюсь, в ней нет лука? Или ананасов? Фрукты совершенно не идут к пицце.
– На вопрос о луке отвечу «есть», а вот ананасов нет, хоть время от времени я и бываю замечен в поедании странного блюда, именуемого «пицца по-гавайски». Но готов с радостью выбрать лук из твоей половины, если избавишь меня от необходимости есть в одиночку. – Бэннинг опять улыбается, и я в сотый раз удивляюсь – почему этот парень до сих пор не женат?
Он же настоящий красавец, просто обжигающий сексапильностью.
Ах да. Наверное, ему мешает деспотический, властный характер. Как и мне?
– Спасибо, я могу сама выбрать лук. Неизвестно, когда последний раз ты мыл руки. Я даже сгоняю за содовой.
«Ой-ой-ой! Никакого флирта, никакого флирта. Не забывай – с этим человеком у тебя пари, от которого зависит твоя жизнь».
(Если вам интересно – у меня огромный талант игнорировать то, что говорит голос здравого смысла, совести и/или другие спутники образа мыслей скучных взрослых людей.)
Бэннинг открывает дверь пошире и делает приглашающий жест:
– Тогда пойдем в конференц-зал. Пицца ждет.
Я улыбаюсь и встаю, но ему просто необходимо все испортить.
– Захвати с собой папку, можем обсудить за едой маркетинговый план.
Отлично! Надо было догадаться, что шефа интересую не я, а мои ведомости и таблицы. Состояние приятного ожидания в моей душе медленно увядает, но я все же хватаю папку. Правильно, лучше сосредоточиться на работе. Удовлетворяю потребность в мести, пропуская Бэннинга вперед и любуясь его ягодицами. Может, он и болван, но у него есть пицца и поистине шикарная задница. Меня ждет не самый худший час в жизни.
* * *
(На заметку: съесть перед мужчиной четыре ломтя пиццы с обильной начинкой – не лучший способ продемонстрировать привлекательность, знаете ли.)
Борюсь с желанием расстегнуть верхнюю пуговицу на джинсах и пытаюсь держаться непринужденно, откинувшись назад, чтобы дать немного места увеличившемуся животу, и созерцая остатки пиццы.
Бэннинг тоже потягивается и ерзает в кресле, и я прихожу к заключению, что шесть кусков, которые он слопал, привели к тем же проблемам, что у меня. (И еще я также с грустью понимаю: он не старается произвести на меня впечатление, если, конечно, не рассчитывал удивить меня – как он может столько есть и не весить при этом четыреста фунтов?)
– Ну что ж. – Шеф смотрит на меня задумчиво и не много серьезно. – Расскажи мне про свой роман.
Я краснею.
– Да нечего рассказывать. Правда, нечего. Ну вообще-то кое-что меня волнует, но это ничего не значит.
Бэннинг смеется:
– Да, теперь все ясно.
– Конечно. – Я ухмыляюсь. – Просто хочу попробовать. Я писала с детства – всякую эгоцентрическую ерунду, как мне сообщили недавно, – но на днях узнала из вполне надежного источника, что у меня, возможно, есть талант. Так что поживем – увидим. – Единственной возможностью не сгореть со стыда – было сменить тему, что я и постаралась сделать: – А как твои взаимоотношения с окружающей средой? Скоро начнешь обниматься с деревьями или что-нибудь в этом духе?
На его лице появляется плутовская ухмылка, и я почти забываю предмет разговора.
– Не совсем. Просто хочу попытаться что-нибудь изменить. Я вырос здесь, на тихоокеанском северо-западе, и мне надоело смотреть, как уничтожают наши природные богатства. Я вхожу в одну группу, и она становится все больше. Это не коммерческая организация, но, возможно, ты что-нибудь посоветуешь нам по части маркетинга, как привлечь людей и дополнительные источники финансирования. – Он задумчиво передвигает по столу стакан с содовой, затем смотрит на меня с улыбкой: – Я слышал – ты обалденный специалист по маркетингу.
Пытаясь скрыть, что не растаяла от его комплимента, бросаю взгляд на часы и понимаю, что мы потратили полтора часа на разговоры о чем угодно, кроме работы. И что еще более странно – мне это очень понравилось.
И он сам мне очень нравится.
Надо же! С Бэннингом и впрямь приятно поговорить, когда он не строит из себя крутого начальника. Вы уже знаете, что он привлекателен и сексуален. А я не забыла упомянуть, как он красив? Но теперь придется добавить, что он интересный, веселый, с ним легко и приятно общаться.
Так недолго попасть в историю. Но я следую правилу не встречаться с начальниками, поэтому я в полной безопасности, даже если Бэннинг проявит ко мне интерес.
К счастью, его вовсе не тянет ко мне. И от этого мое эго ни капельки не страдает. Ну хорошо – не сильно страдает.
Тогда что во мне не так? Почему я ему не нравлюсь?
Прекрасно, мы опять в третьем классе начальной школы. Скоро я докачусь до того, что отправлю Брианну узнать у его секретарши, не хочет ли он продавать со мной на детской площадке бутерброды с арахисовым маслом. Закатываю глаза, выпрямляюсь и придвигаю к себе папку с маркетинговыми планами, убирая в сторону использованные салфетки.
– Мы успешно уничтожили пиццу и убили полтора часа субботнего вечера – и давай не будем высказывать сожаление по этому поводу, – но так и не приступили к обсуждению маркетинговых планов. Думаю, откладывать больше нельзя. Так что тебе понадобилось узнать?
Бэннинг смотрит на меня, долго и пристально, затем улыбается, решительно демонстрируя, что в данный момент он не начальник, а друг.
– Мне понадобилось узнать, как прошло твое… маркетинговое исследование прошлым вечером. Много разбитых сердец?
Раскрываю рот от удивления и изумленно пялюсь на него:
– Ну… Я просто собирала информацию. Ничего особенного. И никаких разбитых сердец.
– Тогда кто такой Райан и почему он был уверен, что в субботу утром ты окажешься на работе?
Пытаюсь вспомнить кого-нибудь из знакомых по имени Райан. Нет, не припоминаю… ой! Конечно же. Райан. С ним я познакомилась вчера вечером. Неужели я сказала ему, где работаю?
Как всегда, фокусируюсь на наименее важном.
– Ты отвечал на звонки в моем кабинете? Тебе больше нечем заняться, кроме как работать за секретаря?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31