Появившееся у нее на лице выражение было каким угодно, только не невинным.– Тогда почему мы стоим здесь, в гостиной?– Я раздеваю тебя, ты заметила?– Заметила, – прошептала она в ответ. – Теперь моя очередь.Макс изо всех сил старался сохранить самообладание, пока она решительно расстегивала ему пуговицы, снимала рубашку. А когда потянула застежку на поясе его бежевых слаксов, он остановил ее руку – хотел сказать ей, как сильно ее любит, но промолчал. Знал – из непростого, горького опыта: слова эти ее не обрадуют. Он только поднес ее руку к губам и не спеша поцеловал каждый нежный пальчик, прежде чем повести ее к лестнице.Еще остававшаяся на них одежда слетела быстро, и Ари, дрожа от нетерпения, прикоснулась к нему. Потом обхватила ладонями твердую атласную плоть и ласкала ее, пока Макс не застонал от наслаждения. «Всего двадцать четыре часа, как мы занимались любовью, – думала она, – а кажется – двадцать четыре дня… двадцать четыре года».Он увлек ее за собой, они упали поперек ложа, и он осыпал все ее тело поцелуями, так что от наслаждения она едва не взмывала под небеса. Его дразнящие губы замерли между ее бедер. Казалось, он знал, где прикоснуться, чувствовал, что доставит ей удовольствие. Кончики его пальцев придерживали нежную кожу, а губы и язык уносили Ари за грань реальности. Когда ее тело напряглось, угрожая близким взрывом, Макс скользнул вверх.– Хочу ощутить тебя внутри, – шепнула она. Уголки его глаз сузились, и Ари провела пальцем по разбежавшимся веселым морщинкам.– Все, что пожелаешь, солнышко. – Он чуть приподнялся и вошел в нее одним плавным движением, наполнив ее собой, утонув в ее тепле.Вечный ритм любви захватил их, и они слились в одно целое, а потом весь мир для них исчез… Они лежали в тишине темной комнаты, и Макс крепко прижимал Ари к себе. Сквозь открытое окно медленно вползал туман; шум прибоя заглушался одиноким голосом сирены, предупреждавшей моряков об опасности.– В Монтане так же занимаются любовью?Ари улыбнулась, прижавшись губами к его теплому плечу.– Нет. В Монтане так никогда не было.– У тебя был же кто-то в жизни.– Был… Хороший друг, владелец ближайшего ранчо.– И что же случилось?– В прошлом году мы оба поняли, что мы только добрые друзья, не больше. И настало время каждому пойти своим путем.– Я рад… – пробормотал он, скользя ладонью по ее гладкой как атлас коже. Кончики пальцев прикоснулись к бедру, медленно вернулись той же дорожкой к плечу. Он тронул звякнувшие длинные серьги.– Забыла их снять.– А я и не хотел, – улыбнулся в ее темно-карие глаза Макс. – Со дня свадьбы Джерри я понял, что я – фетишист. С ума схожу от сережек.Ари приподнялась на локте и устроилась на груди Макса, чтобы получше его видеть.– Никогда не слышала, чтобы фетишем были сережки.– А я, может, уникален, – ухмыльнулся он.– Не сомневаюсь. И не только по этой причине. Подними голову! – вдруг приказала она, протянув руку позади мягкой подушки.Он подчинился, и она подсунула подушку ему под голову.– Что ты делаешь? – Он удивился, почувствовав что снова возбужден. Ари скользнула по нему вверх и поцеловала в губы.– Если у тебя нет возражений, я покажу, как это делается в Монтане. Глава девятая – Вот, возьми. – Макс протянул Ари дымящуюся чашку. – И не волнуйся. Можешь не произносить ни слова.– Спасибо. – Ари улыбнулась ему в ответ и обратила все свое внимание на кофе в пузатой чашке. Укутавшись пледом, она устроилась в шезлонге на балконе. Утреннее солнышко сражалось с остатками вчерашнего тумана, и она молча приветствовала его усилия.Макс ушел с балкона в дом – зазвенели на кухне сковородки, кастрюли: наверно, готовит свой любимый завтрак невероятных размеров. До Ари донесся запах бекона – правильно догадалась. Через минуту Макс открыл дверь и высунул голову:– Ари, яичницу с беконом хочешь? Просто сделай знак головой – да или нет.– Ну, я не настолько уж не в форме, – запротестовала она, оборачиваясь к нему: как он хорош – волосы еще не просохли после душа, уже знакомые ей джинсы и футболка с надписью «Небраска» обтягивают мощную, стройную фигуру. Вот только голоден страшно.– Настолько, настолько.– Ну, тогда «нет» – по поводу завтрака. Поем попозже, во время работы.Он кивнул и закрыл дверь, оставив ее в тишине и покое раннего утра Наррагансетта. Она смотрела на курсировавшие внизу машины, на мигающие огни светофора; трусят по тротуару упорные любители бега; трое соседей Макса прогуливают собак. Откинулась назад, допила кофе и, прикрыв глаза, лениво размышляла, стоит или нет встать и налить себе еще.Из кухни теперь не доносится ни звука. «… Тебе никогда не приходило в голову расспросить меня о моей семье…» «… Потому что не желаешь со мной сближаться, узнавать меня, становиться частью моей жизни». Что же, Макс был справедлив вчера, когда высказал все это? Попытаемся ответить объективно. Что она знает о нем? Любит плотные завтраки и непрожаренный бифштекс, кофе пьет со сливками; водит грузовик. Успешно руководит «Коул продакт», владеет несколькими рыболовными лодками, живет в доме с видом на океан. Вечно этот океан… В школе играл в футбол и… и великолепен в постели. Еще – щедр, заботлив, настойчив. Бескомпромиссен и страстен.Ари вздохнула; каков сегодня Максимилиан Коул, она знает, но как он стал тем, кто есть, из чего складывалась раньше его жизнь – о том ей ничего не известно. Какие сложные мысли… Слишком сложные для легкого летнего романа.Звук открываемой двери, шаги по дощатому полу… Макс!– Вот… – Он нежно улыбнулся и показал ей на кофейник. – Вспомнил, тебе, как правило, надо чашек девять-десять.– Три, – возразила она и протянула ему чашку. – Три чашки гарантируют появление очень милого человека.– Ночью ты была очень милой. – Он наполнил чашку, не пролив ни капли, и осторожно вернул ей.– Ты тоже.– Две ночи подряд. Это могло бы войти в привычку.– Могло бы, – согласилась она, любуясь веселыми морщинками в уголках его глаз. Ну почему он так далеко, что до него нельзя дотронуться? – Но ведь завтра ты выходишь на «Миллион» в море?– Ага. Сегодня у меня будет нелегкий день.– Может, лучше тебе приняться за дела?– Может, лучше мне утащить тебя обратно в постель?Ари притворилась, что обдумывает его слова, взглянула на часы, поставила чашку, улыбнулась.– У тебя есть на это время?– Я быстро справлюсь.Она расхохоталась.– Тогда лучше не надо.– Могу и потянуть подольше. У тебя не останется сил, даже чтобы удержать в руках нож для чистки картошки.– Ну и пусть. – Ари откинула плед и встала – футболка Макса доставала ей до колен. Дощатый пол холодил босые ступни, хотя солнышко в битве с туманом уже одерживало победу. – Рискну.Ари плавала каждый вечер в шесть. Надевала один и тот же купальник, ставила машину в одном и том же углу стоянки, произносила одни и те же молитвы воде, обнимающей ее тело: «– Сохрани его! Пожалуйста, сохрани его!» – Мольба эта рождалась у нее в душе всякий раз, когда она устремляла взгляд к горизонту: где теперь Макс, как он, все ли у них там в порядке?Она ненавидела эту молитву, проклинала свою тревогу и тошнотворное ощущение внизу живота. Невыносимо просыпаться с беспокойством в сердце и ложиться в постель, прислушиваясь к сводкам погоды по радио. Ненавидела себя, – вот трусливая дура!– Пойди, Ари, а? Повеселишься.– Ты как заигранная пластинка, ма.Ари твердо решила – не буду обращать внимания, и все. Пег повторяет одно и то же последние девятьсот восемьдесят семь картофелин. Или последние пять дней – смотря в каких единицах вести счет. Но Пегги не унималась:– А теперь пластинок уже выпускать не будут, я слышала по телевизору. Вот жалость-то!– Ты слишком увлекаешься телевизором.– Что мне делать со старыми альбомами, которые вы свалили в кладовке? – Я их продала, забудь о них.– Не представляю, как бы я без тебя справилась этим летом, девочка. И все равно, понятия не имею – куда там уместятся все наши вещи, в этом крошечном домике…– Мне казалось, дом тебе нравится.– Нравится, да, но еще столько работы…Ари нахмурилась, не отводя глаз от картофелины в руке.– Когда Расс покупает дом?– Осенью. Отец говорит, мальчики помогут, когда придет время переезжать. Но мне что-то не верится.У Ари тоже были определенные сомнения, но она о них умолчала. Все, что сумела, она вычистила, но из Боузмена ей уж ничем не помочь родителям. Пегги вздохнула.– Как бы мне хотелось, чтобы ты была поближе.– Ты это каждый день повторяешь. – Ари подмигнула Руфи.– Я за тебя волнуюсь. Ты милая девочка, Ари, но иногда ты не…Ари взглядом заставила мать умолкнуть на полуслове.– Что – «не»?Пегги многозначительно показала глазами на изуродованную картофелину в руке дочери.– Не умеешь картошку чистить.– Не умею! – Ари швырнула картофелину на стол. – Меня уже тошнит от картошки!– Вот как? Тебя никто не заставляет здесь сидеть. Отправляйся домой и готовься к вечеру встречи.Ари представила себе, как будет напрягать мозги, припоминая имена бывших одноклассников, которых не видела пятнадцать лет.– Не хочу.Руфи медлительной походкой прошла к холодильнику.– А хочешь, пойдем с нами в кино – со мной и Коем.– Нет, спасибо. Вам нужно побыть вдвоем, пока еще есть такая возможность.– Мы ждем малышей не раньше чем через шесть недель. – Руфи потерла поясницу. – Хотя иногда мне кажется, что они торопятся на свет Божий.Пегги встревожено нахмурилась, очень она переживала за невестку.– Тебе нужно бы остаться дома и отдыхать.– Я и здесь могу отдохнуть. А дома одной оставаться – терпеть не могу. Кой с Кевином в море, пора бы им уже вернуться с уловом. Он рассчитывает получить работу на строительстве нового банка, так что вечером непременно вернется.Ари вспомнила, как ее старший брат построил невероятно изысканный, сложный скворечник.– Он всегда чувствовал себя увереннее с молотком и гвоздями.– Не все мужчины созданы для моря, – заметила Пегги. – В этом нет ничего плохого.– А иные считают – ничем больше в жизни заниматься невозможно, – пробормотала Ари.– И их уже не изменишь. Боль приходит от жизни без них, доченька.– Эдди погиб, – тихо ответила Ари и поднялась, уставившись в проем двери на доки. – Вот где боль, мам.– Я с этим и не спорю. – Голос Пегги был полон нежности и сострадания. – Но тебе пора уже справиться с той болью, пересилить ее.– Думала – мне это удалось.– Нет! – решительно заявила Пегги, качая головой и поглаживая дочь по плечу. – Неужели сама не понимаешь, дорогая? Ты только пытаешься от нее убежать.Немного погодя Ари стояла у окна своей спальни и прислушивалась к словам матери, эхом звучавшим в ее сердце: «… пытаешься от нее убежать»… Неужели это правда? Она сбросила одежду, в которой работала на кухне, и схватила халат. Вечер встречи начинается через час. Значит, убегаю, да? Есть только один способ выяснить, правда ли это.Собравшиеся выглядели довольно обычно, ничего выдающегося. И не все выпускники семьдесят пятого года чувствовали себя уютно в шумном коктейль-зале популярного «Гэнсетт-клуба». Встреча неофициальная – ни табличек с именами, ни шариков, ни классных списков. Кое у кого Ари заметила школьные альбомы, – жаль, не взяла свой. Не из сентиментальных соображений, просто с альбомом легче распознать однокашников в незнакомых, солидных людях, расхаживающих по залу с бокалами в руках.– Эй, Саймон!Ари услышала это, когда прокладывала путь сквозь толпу. Последние полчаса она провела, вежливо улыбаясь людям, которые вежливо улыбались ей в ответ, и время от времени встречая друзей раннего детства – из тех, кто помнил еще, как она набивала рот грязью, сидя в песочнице. Ей протягивал руку радостно улыбавшийся мужчина:– Ариана? Помнишь меня?– Джонни Кеньон! Конечно!Ари сразу перестала нервничать: наконец она кого-то вспомнила. Да и вообще, как получилось, что за два часа встречи выпускников она превратилась в полнейшую идиотку? Держись, Саймон!– Ты классно выглядишь. Нисколько не изменилась.– Ты тоже, – соврала она.– Чем занимаешься?– Преподаю в Монтане.Джонни присвистнул.– А вид у тебя не преподавательский. Семья, дети?– Пока нет. – «Пока нет»? Ну ладно, будем считать, что я оптимистка. Где-нибудь на Западе наверняка найдется еще один подходящий фермер, который вовсе не жаждет ловить в океане рыбу.– Я изредка вижу твоих братьев в городе.– Они по-прежнему живут в Наррагансетте! – Ари пыталась перекричать «Роллинг Стоунз» – песня рвалась из ближайшей колонки, кто-то включил на полную громкость.– Приятно снова увидеть тебя! – Он растерянно пожал плечами на орущий громкоговоритель и отошел.Ну, что теперь? Женщина, когда ее одолевают сомнения, может либо отправиться в дамскую комнату, либо вскарабкаться на стул в баре и слегка пофлиртовать с барменом. Но в данном случае бармену оказалось лет тринадцать, не больше, и он был слишком занят, чтобы найти время для флирта со старой девой из Монтаны.– Могла бы подождать меня, – произнес ей прямо в ухо низкий голос.Ари обернулась: Макс, такой красивый в голубой рубашке, подчеркивающей цвет глаз, с потемневшими от загара скулами; сильные загорелые руки скрещены на груди.– Это было ни к чему, – заявила она.– Вот как?Она решительно закивала.– Послушай, – может быть, он что-нибудь разберет за грохотом музыки, – до того как я отправилась с тобой в постель, у меня тоже была своя жизнь. Мне тридцать два, я живу самостоятельно, сама принимаю решения и…Он выругался, схватил ее за руку, потянул в сторону веранды и остановился лишь тогда, когда они оказались снаружи, на узкой каменистой полоске берега. Там он ее, наконец, отпустил и вдохнул полной грудью свежий запах моря.– Я скучал по тебе. Эти четыре дня оказались такими длинными, но прибыльными.– Что ты пытаешься доказать?Рок-н-ролльный мотив доносился сюда едва слышными гитарными переборами; ноздри Ари щекотал аромат прибоя.– Именно это я у тебя собирался спросить, – огрызнулся он. – Ты прямо на дыбы вставала, так не хотела идти на эту встречу. Что же заставило тебя передумать?– Я тебе это позже объясню. – На Ари вдруг навалилась страшная усталость. Она так сильно скучала по нему, ненавидела каждую минуту, которую он проводил в море. И вот теперь он стоит перед ней – сильный, бесподобно красивый и… живой. А она может лишь препираться с ним, потому что так злилась, пока его не было рядом. – Можешь оставить свои пещерные замашки для кого-нибудь другого.– Я знаю, сколько тебе лет, и прекрасно сознаю, что у тебя есть собственная жизнь, ты довольно часто мне об этом напоминаешь, но могла бы хоть избавить меня от бесполезной поездки к тебе домой.– Я не знала, что вы вернулись, – солгала Ари: уезжая из магазина, она видела, как «Миллион» входит порт.– Ты не хотела, чтобы я пошел с тобой.– Если ты, в самом деле, так считаешь, то зачем пришел сюда?– Дурак, наверно, – пожал он плечами. Стоило бы согласиться… но ее вдруг обуяло чувство вины за эту глупейшую ссору. И правда, могла бы оставить ему записку, а не лететь сюда сломя голову. Но она действительно не хотела, чтобы он приходил сюда с ней, чтобы он слишком много узнал о ней. У нее было ощущение – знание даст ему власть. И тогда он сможет причинить ей боль. Власть – чтобы излечить.– Вот что, Макс. – Она опустила ладонь на его руку, не затем ли, чтобы не пустить больше в море? – Скорее всего, ничего у нас не выйдет. Ты ужасный собственник, а я не привыкла к подобному обращению.– Придется привыкнуть! – прорычал он, сверкнув устремленными на нее сверху вниз глазами. – Еще как придется, черт возьми!Идиот упрямый! Она убрала ладонь.– Это моя встреча, и…– Мне казалось, что тебе нужен спутник.– Вовсе нет. – Она не желала доставлять ему удовольствие признанием, что он прав. – Я провела здесь час – и ни минуты не скучала.– Иными словами, ты предлагаешь мне проваливать.Ари, уже не в силах остановиться, равнодушно пожала плечами. Сейчас ей хотелось только одного – поскорее исчезнуть с Род-Айленда.– Отлично. – И, не произнеся больше ни слова, Макс развернулся, поднялся по крутым деревянным, ступеням на крыльцо и скрылся внутри отеля, оставив Ари стоять в одиночестве в сгущающихся сумерках.Она вздохнула, сунула руки в карманы ярко-кораллового платьица на тоненьких бретелях и в свою очередь принялась медленно подниматься по ступенькам. Не последовала за Максом, свернула за угол и прошла по веранде в сторону стоянки. Макс заказал двойное виски и устало откинулся на стойку бара. Он не переживал, что заявился на вечер без приглашения, – в конце концов, у него наверняка здесь больше знакомых, чем у Арианы. Он заплатил за выпивку и уже сделал глоток, когда музыка внезапно умолкла и взвизгнул микрофон. Взволнованный голос провозгласил: «Выпуск – семьдесят пять!» В зале раздались жидкие аплодисменты и несколько выкриков, кто-то даже свистнул. В другом настроении Макс улыбнулся бы. Толпа перед баром заслоняла от него говорившего, но не все ли ему равно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19