Он всегда был с людьми. В этой связи мне запомнилась еще одна черточка его характера.
Дело было в воскресенье. Мы задержались в столовой после скромного ужина. Среди нас был и Феликс Эдмундович. Кто-то стал рассказывать веселую историю. Все смеялись. Смеялся и Дзержинский. А потом, как бы оправдываясь, заметил, больше для себя, чем для окружающих:
– Сегодня воскресенье, можно и посмеяться!
Не знаю, как для других, но для меня в этой вскользь брошенной фразе прозвучала безграничная преданность Феликса Эдмундовича порученному делу. Он искренне – подчеркиваю это – усомнился в том, имеет ли он право отдыхать, когда важнейшее государственное задание еще не выполнено до конца.
Сказать, что это чересчур, что это граничит с ханжеством, – значит не понять, каким до глубины души чистосердечным и искренним человеком был Феликс Эдмундович!
А вот еще один случай.
Как-то в салон-вагон Дзержинского были приглашены представители железнодорожных рабочих. Речь шла о мерах по пресечению хищений угля железнодорожниками для своих собственных надобностей. Молодой рабочий бросил такую фразу:
– Если здесь тепло, то и рабочему должно быть тепло!
Товарищу можно было разъяснить, что выполнять задание большой государственной важности без соответствующих условий нельзя. Может быть, будь на месте Дзержинского кто-нибудь другой, он так бы и сказал. Но Феликс Эдмундович явно смутился:
– Да, да, конечно… – негромко проронил он. Он болел душой, ему было совестно, и опять-таки совершенно искренне, что он в тепле, а рабочие не имеют топлива…
Благодаря поистине героическим усилиям Дзержинского, членов экспедиции и железнодорожников Сибири боевое задание большевистской партии, Советского правительства и лично В. И. Ленина было выполнено в установленный срок. Из Сибири в Поволжье и в промышленные центры страны было вывезено более двух с половиной миллионов пудов хлеба. Эта работа содействовала ликвидации последствий неурожая, разрешению продовольственной проблемы, спасению многих тысяч трудящихся от голодной смерти.
4 марта 1922 года поезд экспедиции отбыл из Омска в Москву. Однако работа Феликса Эдмундовича и его помощников не прекращалась и на обратном пути. Составлялся отчет о проделанной работе, заслушивались доклады начальников дорог и крупных станций, проводились встречи с рабочими и специалистами участков путей…
Где-то на Урале поезд развил большую скорость. Вагон Феликса Эдмундовича, который находился в хвосте поезда, начало бросать из стороны в сторону. Пассажиры стали озабоченно переглядываться…
Феликс Эдмундович усмехнулся и сказал:
– Машинист решил прокатить наркома!
Но один из присутствующих инженеров высказал опасение: так как вагон на деревянных швеллерах, мало ли что может случиться…
– Извините, – сказал Феликс Эдмундович, – я нарком путей сообщения, но не знаю, что такое «швеллеры».
Ему объяснили, что швеллеры – это поперечные крепления вагонной рамы.
Кто из высокопоставленных «ответственных» с такой обезоруживающей простотой и откровенностью мог признаться в своем неведении?
Я видел, какими теплыми взглядами смотрели специалисты на своего наркома…
Я понимаю, что упомянутые мной подробности, связанные с образом Феликса Эдмундовича, могут показаться незначительными. Но ведь не случайно врезались они в память. На мой взгляд, они помогают лучше понять светлую душу этого замечательного человека.
Пограничник, 1967, № 16, с. 34–37
С. А. ЛЕДЕР
ДЗЕРЖИНСКИЙ ЕДЕТ В ТИФЛИС
1922 год. Управление Закавказской дороги получило известие, что в Тифлис приезжает нарком путей сообщения Дзержинский.
Условия работы в Закавказье, и в частности на нашей дороге, были тогда особенно сложные… Сильно чувствовалось влияние меньшевистского, дашнакского, мусаватистского отребья. Нас, присланных из центра, многие встретили в штыки. Дорога не справлялась со своими задачами.
Известие о том, что Дзержинский едет в Тифлис, вызвало у многих работников заметное чувство тревоги. Мы знали, что Дзержинский – председатель ВЧК, но очень плохо представляли себе его как народного комиссара, как руководителя транспорта…
Поезд прибыл днем. Сразу же Дзержинский стал беседовать с железнодорожниками. И первая же беседа, самая первая встреча показала рабочим… что приехал Феликс Эдмундович для того, чтобы помочь дороге. Он подробно расспрашивал о работе, о людях и удивлял своей простотой и глубиной постановки вопросов, удивлял поразительным знанием души дела.
– Что вам мешает? Давайте вместе разберемся в причинах, – говорил он.
Мы рассказали о постоянных недоразумениях с «Азнефтью», которая тогда не считала нужным платить нам деньги за перевозку нефти, но непрерывно требовала, чтобы дорога платила за полученную ею нефть. Дзержинский немедленно принял ряд мер, после которых две важнейшие отрасли хозяйства Закавказья – «Азнефть» и железная дорога – стали в нормальные взаимоотношения.
Когда Дзержинский уехал, работа дороги резко выправилась. Все дело в том, что Дзержинский поднял, организовал людей. Поднимать людей, будить в них энергию, инициативу, мысль – таков был ленинский стиль Дзержинского.
Во время приезда Феликса Эдмуидовича в Тифлис был случай, который никогда, до последней минуты, не изгладится в памяти. В один из последних дней пребывания Дзержинского на дороге я был у него в вагоне. Еще и еще раз я обращался к нему за советами и просьбами. И когда беседа закончилась, Феликс Эдмундович несказанно удивил, поразил меня совершенно неожиданным обращением:
– Скажите, за кого вы меня принимаете? – спросил он.
Дзержинский произнес это резким и недовольным тоном. Признаюсь, я сильно растерялся…
– Почему же, на каком основании вы, – продолжал Дзержинский, – в течение всех этих дней ни разу не сказали мне, что ваша жена находится при смерти?
Моя жена действительно очень сильно болела и была на волосок от смерти. Это тревожило и угнетало меня. Но сказать об этом Дзержинскому? Такая мысль не приходила мне в голову.
– Я вам приказываю идти немедленно домой. И сообщите, какая нужна помощь?
Пошел домой. Но вторую часть распоряжения не выполнил: о необходимой помощи не сообщил. Считал, что все сумею сделать сам.
И все же в этот день по распоряжению Дзержинского приходили три врача, был консилиум. Я получил возможность как следует лечить жену, и ее жизнь была спасена.
Позднее, когда Феликс Эдмундович был председателем ВСНХ, мне удавалось видеть его в Харькове, куда он приезжал не раз. Он по-прежнему интересовался работой дороги, расспрашивал, давал указания, в частности о тесной связи дороги с промышленностью. Каждая его беседа, каждое слово поднимало людей, давало сильнее чувствовать ответственность перед страной, чувствовать значение своей работы.
Однажды в Харькове, увидев меня, Дзержинский спросил:
– Каково теперь здоровье вашей супруги?
Я горячо поблагодарил Феликса Эдмундовича за заботу.
Прошло десять лет со дня смерти Феликса Эдмундовича. Неузнаваемой стала наша страна. Неузнаваем и железнодорожный транспорт, по стальным путям которого, напоминая о Дзержинском, бегут чудо-локомотивы, прекрасные «Феликсы».
Гудок, 1936, 20 июля
А. А. ЛАЗАРЕВСКИЙ
ТРИ ГОДА РАБОТЫ С ФЕЛИКСОМ ДЗЕРЖИНСКИМ
Трудно теперь даже мысленно перекинуться в обстановку 1921 года и вспомнить, что собой представляли тогда наши железные дороги.
В то время я руководил отделом пути ЦУЖЕЛ и поэтому наиболее отчетливо помню свое, близкое мне путевое хозяйство. На сети было тогда четыре с половиной тысячи разрушенных мостов с общим их протяжением в 45 километров. Шпальное хозяйство было до крайности запущено. Менять, по существу, нужно было каждую шпалу. Помню, например, что на Средне-Азиатской дороге на всем протяжении от Красноводска до Ташкента шпалы были в таком состоянии, что пассажирские поезда ходили там со скоростью 20–25 километров в час. Точно сказать, что делается на каждой дороге, было очень трудно, так как в течение трех-четырех лет люди менялись, хозяйство разрушалось и никто при этом не вел никакой отчетности.
Партия послала Ф. Э. Дзержинского в 1921 году восстановить разрушенный в период гражданской войны и интервенции транспорт. Феликс Эдмундович с первых же дней своей работы поразил нас необычайной проницательностью, настойчивостью, желанием и умением входить обязательно в самую суть вещей. В мельчайшие детали отдельных планов, предложений, вопросов оп вникал непременно сам и утверждал то или иное предложение только тогда, когда сам знал вопрос от истоков до конечных выводов.
В Паркомпути, например, было два варианта плана восстановления шпального хозяйства. Вариант, предложенный моим отделом, предусматривал ежегодную смену 25 миллионов шпал, чтобы в самый короткий срок можно было ликвидировать первую категорию запущенности. Другой вариант, исходящий от ряда товарищей, намечал лишь нормальную смену, оттягивая тем самым восстановление шпального хозяйства на несколько лет.
Дзержинский занялся этим вопросом. Я получил однажды от Феликса Эдмундовича лично им написанную обширную записку, в которой он поставил передо мной 15 конкретных вопросов по шпальному хозяйству. Вопросы были такие, что, если бы я не знал автора записки, я был бы уверен, что она исходит от старого путевика, по крайней мере полжизни посвятившего путевому хозяйству. Записка Дзержинского предрешила дело: коллегия приняла такой вариант, который давал транспорту возможность быстрого восстановления.
Феликс Эдмундович с присущей ему неиссякаемой энергией, страстностью в работе принялся восстанавливать разрушенные мосты. Время было трудное. Промышленность сама только оправлялась от последствий гражданской войны. О таких заказах, которые мы делаем сейчас «Стальмосту», не могло быть и речи. Приходилось идти на всякие ухищрения, делая, например, из двух старых мостовых ферм одну для нового моста. И тем не менее, воодушевленные железным руководством Ф. Э. Дзержинского, мы сумели в эти исключительно тяжелые три года восстановить все основные, наиболее крупные мосты.
1923 год. Правительство поручает Особому комитету под руководством Дзержинского достроить линию Аулиэ – Пишпек – головной участок будущего Турксиба. Я был привлечен в качестве технического руководителя этого строительства. Феликс Эдмундович сам разрешал все возникавшие в процессе строительства вопросы. В течение года линия протяжением 252 километра была построена – темпы небывалые по тому времени.
Дзержинского крайне заботило, что наркомат, по существу, не знал как следует сети своих железных дорог, их состояние. В 1923 году Феликс Эдмундович решил обследовать дороги с помощью ответственных товарищей, которых он назвал генеральными докладчиками. Генеральные докладчики разъехались по местам и вскоре один за другим стали докладывать на коллегии НКПС свои впечатления. Мне тоже посчастливилось принять участие в этой работе. Я был генеральным докладчиком по Средне-Азиатской дороге. Хорошо помню, как много интересных, самых неожиданных вопросов задавал мне Феликс Эдмундович, когда я делал свой доклад.
* * *
Вспоминая о Дзержинском как о наркоме транспорта, нельзя не помнить о нем как о человеке. Феликс Эдмундович производил буквально чарующее впечатление на всех, кто соприкасался с ним по работе. Человек, символизировавший стальной меч революции, был всегда чутким, удивительно внимательным, даже ласковым по отношению к своим работникам.
Когда приходилось говорить с Дзержинским по делу, он буквально забрасывал вопросами. Вопросы были непростые. Феликс Эдмундович хотел получить ответ, предусматривавший чуть ли не все случаи, все возможности. Даже я, старый железнодорожник, под градом таких вопросов подчас начинал чувствовать себя в затруднительном положении. Феликс Эдмундович моментально замечал усталость или замешательство собеседника. Он тут же переводил разговор на другую тему, начинал шутить и смеяться.
Вспоминаю один мелкий, но характерный факт. Группа железнодорожников, в том числе и я, жила в одном доме по Басманному переулку. Кто-то нас задумал выселять. Что делать? Пришла дерзкая мысль – направить председателя нашего жилищного товарищества к Дзержинскому. Феликс Эдмундович его принял, внимательно выслушал и пообещал «помочь, чем может». В тот же день выселение, понятно, было приостановлено.
Оглядываясь сейчас назад, на свой пройденный жизненный путь, я с чувством особой гордости вспоминаю три года работы с таким изумительным наркомом, как Дзержинский. Феликс Эдмундович на транспорте, как и потом в промышленности, как в обороне страны от внешней и внутренней контрреволюции, был всегда верным носителем и проводником великих идей человечества, идей Ленина.
Гудок, 1936, 20 июля
Н. П. БОГДАНОВ
ЭНТУЗИАСТ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ
По поручению Владимира Ильича Дзержинский проводил совещание по вопросам строительства Волховстроя.
Феликс Эдмундович просил специалистов высказать свои соображения. На совещании горячо выступил инженер Г. О. Графтио, которого В. И. Ленин в июле 1918 года вызывал к себе в связи с предстоящим строительством гидростанции на Волхове. Еще в 1911 году Графтио разрабатывал проект комплексного использования Волхова.
Проект его в то время встретил решительное сопротивление владельцев тепловых электростанций Петербурга испугавшихся конкуренции. Феликс Эдмундович, несомненно, знал об этом и с особым интересом прислушивался к словам Графтио.
Внимательно выслушав всех, Дзержинский в заключение сказал:
– Графтио будет составлять технический проект. Кроме того, Владимир Ильич Ленин включает его в техническую группу для разработки других крупных вопросов энергетики.
Вскоре Графтио возглавил строительство на Волхове.
Не случайно Ф. Э. Дзержинский при жизни В. И. Ленина и по его инициативе был назначен наркомом путей сообщения и затем введен в состав Совета Труда и Обороны. Мне, как председателю ЦК профсоюза строителей и члену ВЦИК, много раз довелось участвовать в заседаниях СНК и СТО по вопросам нового железнодорожного строительства, в котором были заняты члены нашего союза. Владимир Ильич был всегда внимателен к Феликсу Эдмундовичу, прислушивался к его предложениям.
Вопросами железнодорожного, шоссейного и водного строительства в Наркомпути ведал заместитель наркома И. Н. Борисов, в прошлом товарищ министра путей сообщения царской России.
Нас поражало, как этот бывший генерал, пришедший из другого мира, стремился добросовестно вести работу, и отнюдь не из-за боязни. Между ним и Ф. Э. Дзержинским существовали простые человеческие отношения, и Феликс Эдмундович не давал его в обиду.
– Вот вы горячитесь, – говорил он нам, – считаете, что это чужой человек. У него имеются недостатки, но свои знания он отдает нам, большевикам. Без таких людей нам трудно восстанавливать транспорт и строить железные дороги.
И Дзержинский вновь и вновь развивал нам ленинские мысли об использовании буржуазных специалистов.
– В свое время, – говорил он, – интеллигенция обучала рабочих марксизму, сейчас очень важно, чтобы победивший пролетариат научился у этих людей вопросам техники и управления…
– Мне самому приходится весьма прилежно постигать сложные технические вопросы, – не раз в беседах с нами повторял Феликс Эдмундович. И он действительно учился
– Не беда, что мы начинаем с ликбеза, – шутил он.
Феликс Эдмундович предупреждал нас от роковых ошибок «спецеедства». Так было в бурные дни Смольного и в период социалистического строительства. Уже позднее, вспоминая те дни, с открытой улыбкой, всегда так располагавшей к нему, он говорил:
– А ведь помните, как мы еще мало знали Графтио? Он вас насторожил, когда, придя в профсоюз, назвал Ленина – «гражданин Ленин». А смотрите, какой из него вышел строитель социализма!
Став председателем ВСНХ, Феликс Эдмундович обладал уже широким хозяйственным кругозором. Он знал многих руководителей промышленности. В совершенстве владея ленинским стилем в работе, ставя каждый вопрос с необычайной ясностью и простотой, Дзержинский сумел развить у людей деловую инициативу, заботился о них.
Мы, строители, очень скоро почувствовали поддержку со стороны ВСНХ. Особое внимание уделял Дзержинский скорейшему пуску решающих энергетических строек – Волховстроя, Кизеловской (Урал), Штеровской (Донбасс) и других станций. У всех в памяти остались волнующие ленинские документы об ускорении строительства первых электростанций. Владимир Ильич заботился о цементе и продовольствии, обуви и одежде, о быте людей, медикаментах и о молоке детям. С приходом Дзержинского в ВСНХ он как бы возобновил в полной мере ленинское беспокойство и заботу, охотно выслушивал нас о нуждах строек, оказывал быструю помощь, устранявшую задержки в ходе строительства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Дело было в воскресенье. Мы задержались в столовой после скромного ужина. Среди нас был и Феликс Эдмундович. Кто-то стал рассказывать веселую историю. Все смеялись. Смеялся и Дзержинский. А потом, как бы оправдываясь, заметил, больше для себя, чем для окружающих:
– Сегодня воскресенье, можно и посмеяться!
Не знаю, как для других, но для меня в этой вскользь брошенной фразе прозвучала безграничная преданность Феликса Эдмундовича порученному делу. Он искренне – подчеркиваю это – усомнился в том, имеет ли он право отдыхать, когда важнейшее государственное задание еще не выполнено до конца.
Сказать, что это чересчур, что это граничит с ханжеством, – значит не понять, каким до глубины души чистосердечным и искренним человеком был Феликс Эдмундович!
А вот еще один случай.
Как-то в салон-вагон Дзержинского были приглашены представители железнодорожных рабочих. Речь шла о мерах по пресечению хищений угля железнодорожниками для своих собственных надобностей. Молодой рабочий бросил такую фразу:
– Если здесь тепло, то и рабочему должно быть тепло!
Товарищу можно было разъяснить, что выполнять задание большой государственной важности без соответствующих условий нельзя. Может быть, будь на месте Дзержинского кто-нибудь другой, он так бы и сказал. Но Феликс Эдмундович явно смутился:
– Да, да, конечно… – негромко проронил он. Он болел душой, ему было совестно, и опять-таки совершенно искренне, что он в тепле, а рабочие не имеют топлива…
Благодаря поистине героическим усилиям Дзержинского, членов экспедиции и железнодорожников Сибири боевое задание большевистской партии, Советского правительства и лично В. И. Ленина было выполнено в установленный срок. Из Сибири в Поволжье и в промышленные центры страны было вывезено более двух с половиной миллионов пудов хлеба. Эта работа содействовала ликвидации последствий неурожая, разрешению продовольственной проблемы, спасению многих тысяч трудящихся от голодной смерти.
4 марта 1922 года поезд экспедиции отбыл из Омска в Москву. Однако работа Феликса Эдмундовича и его помощников не прекращалась и на обратном пути. Составлялся отчет о проделанной работе, заслушивались доклады начальников дорог и крупных станций, проводились встречи с рабочими и специалистами участков путей…
Где-то на Урале поезд развил большую скорость. Вагон Феликса Эдмундовича, который находился в хвосте поезда, начало бросать из стороны в сторону. Пассажиры стали озабоченно переглядываться…
Феликс Эдмундович усмехнулся и сказал:
– Машинист решил прокатить наркома!
Но один из присутствующих инженеров высказал опасение: так как вагон на деревянных швеллерах, мало ли что может случиться…
– Извините, – сказал Феликс Эдмундович, – я нарком путей сообщения, но не знаю, что такое «швеллеры».
Ему объяснили, что швеллеры – это поперечные крепления вагонной рамы.
Кто из высокопоставленных «ответственных» с такой обезоруживающей простотой и откровенностью мог признаться в своем неведении?
Я видел, какими теплыми взглядами смотрели специалисты на своего наркома…
Я понимаю, что упомянутые мной подробности, связанные с образом Феликса Эдмундовича, могут показаться незначительными. Но ведь не случайно врезались они в память. На мой взгляд, они помогают лучше понять светлую душу этого замечательного человека.
Пограничник, 1967, № 16, с. 34–37
С. А. ЛЕДЕР
ДЗЕРЖИНСКИЙ ЕДЕТ В ТИФЛИС
1922 год. Управление Закавказской дороги получило известие, что в Тифлис приезжает нарком путей сообщения Дзержинский.
Условия работы в Закавказье, и в частности на нашей дороге, были тогда особенно сложные… Сильно чувствовалось влияние меньшевистского, дашнакского, мусаватистского отребья. Нас, присланных из центра, многие встретили в штыки. Дорога не справлялась со своими задачами.
Известие о том, что Дзержинский едет в Тифлис, вызвало у многих работников заметное чувство тревоги. Мы знали, что Дзержинский – председатель ВЧК, но очень плохо представляли себе его как народного комиссара, как руководителя транспорта…
Поезд прибыл днем. Сразу же Дзержинский стал беседовать с железнодорожниками. И первая же беседа, самая первая встреча показала рабочим… что приехал Феликс Эдмундович для того, чтобы помочь дороге. Он подробно расспрашивал о работе, о людях и удивлял своей простотой и глубиной постановки вопросов, удивлял поразительным знанием души дела.
– Что вам мешает? Давайте вместе разберемся в причинах, – говорил он.
Мы рассказали о постоянных недоразумениях с «Азнефтью», которая тогда не считала нужным платить нам деньги за перевозку нефти, но непрерывно требовала, чтобы дорога платила за полученную ею нефть. Дзержинский немедленно принял ряд мер, после которых две важнейшие отрасли хозяйства Закавказья – «Азнефть» и железная дорога – стали в нормальные взаимоотношения.
Когда Дзержинский уехал, работа дороги резко выправилась. Все дело в том, что Дзержинский поднял, организовал людей. Поднимать людей, будить в них энергию, инициативу, мысль – таков был ленинский стиль Дзержинского.
Во время приезда Феликса Эдмуидовича в Тифлис был случай, который никогда, до последней минуты, не изгладится в памяти. В один из последних дней пребывания Дзержинского на дороге я был у него в вагоне. Еще и еще раз я обращался к нему за советами и просьбами. И когда беседа закончилась, Феликс Эдмундович несказанно удивил, поразил меня совершенно неожиданным обращением:
– Скажите, за кого вы меня принимаете? – спросил он.
Дзержинский произнес это резким и недовольным тоном. Признаюсь, я сильно растерялся…
– Почему же, на каком основании вы, – продолжал Дзержинский, – в течение всех этих дней ни разу не сказали мне, что ваша жена находится при смерти?
Моя жена действительно очень сильно болела и была на волосок от смерти. Это тревожило и угнетало меня. Но сказать об этом Дзержинскому? Такая мысль не приходила мне в голову.
– Я вам приказываю идти немедленно домой. И сообщите, какая нужна помощь?
Пошел домой. Но вторую часть распоряжения не выполнил: о необходимой помощи не сообщил. Считал, что все сумею сделать сам.
И все же в этот день по распоряжению Дзержинского приходили три врача, был консилиум. Я получил возможность как следует лечить жену, и ее жизнь была спасена.
Позднее, когда Феликс Эдмундович был председателем ВСНХ, мне удавалось видеть его в Харькове, куда он приезжал не раз. Он по-прежнему интересовался работой дороги, расспрашивал, давал указания, в частности о тесной связи дороги с промышленностью. Каждая его беседа, каждое слово поднимало людей, давало сильнее чувствовать ответственность перед страной, чувствовать значение своей работы.
Однажды в Харькове, увидев меня, Дзержинский спросил:
– Каково теперь здоровье вашей супруги?
Я горячо поблагодарил Феликса Эдмундовича за заботу.
Прошло десять лет со дня смерти Феликса Эдмундовича. Неузнаваемой стала наша страна. Неузнаваем и железнодорожный транспорт, по стальным путям которого, напоминая о Дзержинском, бегут чудо-локомотивы, прекрасные «Феликсы».
Гудок, 1936, 20 июля
А. А. ЛАЗАРЕВСКИЙ
ТРИ ГОДА РАБОТЫ С ФЕЛИКСОМ ДЗЕРЖИНСКИМ
Трудно теперь даже мысленно перекинуться в обстановку 1921 года и вспомнить, что собой представляли тогда наши железные дороги.
В то время я руководил отделом пути ЦУЖЕЛ и поэтому наиболее отчетливо помню свое, близкое мне путевое хозяйство. На сети было тогда четыре с половиной тысячи разрушенных мостов с общим их протяжением в 45 километров. Шпальное хозяйство было до крайности запущено. Менять, по существу, нужно было каждую шпалу. Помню, например, что на Средне-Азиатской дороге на всем протяжении от Красноводска до Ташкента шпалы были в таком состоянии, что пассажирские поезда ходили там со скоростью 20–25 километров в час. Точно сказать, что делается на каждой дороге, было очень трудно, так как в течение трех-четырех лет люди менялись, хозяйство разрушалось и никто при этом не вел никакой отчетности.
Партия послала Ф. Э. Дзержинского в 1921 году восстановить разрушенный в период гражданской войны и интервенции транспорт. Феликс Эдмундович с первых же дней своей работы поразил нас необычайной проницательностью, настойчивостью, желанием и умением входить обязательно в самую суть вещей. В мельчайшие детали отдельных планов, предложений, вопросов оп вникал непременно сам и утверждал то или иное предложение только тогда, когда сам знал вопрос от истоков до конечных выводов.
В Паркомпути, например, было два варианта плана восстановления шпального хозяйства. Вариант, предложенный моим отделом, предусматривал ежегодную смену 25 миллионов шпал, чтобы в самый короткий срок можно было ликвидировать первую категорию запущенности. Другой вариант, исходящий от ряда товарищей, намечал лишь нормальную смену, оттягивая тем самым восстановление шпального хозяйства на несколько лет.
Дзержинский занялся этим вопросом. Я получил однажды от Феликса Эдмундовича лично им написанную обширную записку, в которой он поставил передо мной 15 конкретных вопросов по шпальному хозяйству. Вопросы были такие, что, если бы я не знал автора записки, я был бы уверен, что она исходит от старого путевика, по крайней мере полжизни посвятившего путевому хозяйству. Записка Дзержинского предрешила дело: коллегия приняла такой вариант, который давал транспорту возможность быстрого восстановления.
Феликс Эдмундович с присущей ему неиссякаемой энергией, страстностью в работе принялся восстанавливать разрушенные мосты. Время было трудное. Промышленность сама только оправлялась от последствий гражданской войны. О таких заказах, которые мы делаем сейчас «Стальмосту», не могло быть и речи. Приходилось идти на всякие ухищрения, делая, например, из двух старых мостовых ферм одну для нового моста. И тем не менее, воодушевленные железным руководством Ф. Э. Дзержинского, мы сумели в эти исключительно тяжелые три года восстановить все основные, наиболее крупные мосты.
1923 год. Правительство поручает Особому комитету под руководством Дзержинского достроить линию Аулиэ – Пишпек – головной участок будущего Турксиба. Я был привлечен в качестве технического руководителя этого строительства. Феликс Эдмундович сам разрешал все возникавшие в процессе строительства вопросы. В течение года линия протяжением 252 километра была построена – темпы небывалые по тому времени.
Дзержинского крайне заботило, что наркомат, по существу, не знал как следует сети своих железных дорог, их состояние. В 1923 году Феликс Эдмундович решил обследовать дороги с помощью ответственных товарищей, которых он назвал генеральными докладчиками. Генеральные докладчики разъехались по местам и вскоре один за другим стали докладывать на коллегии НКПС свои впечатления. Мне тоже посчастливилось принять участие в этой работе. Я был генеральным докладчиком по Средне-Азиатской дороге. Хорошо помню, как много интересных, самых неожиданных вопросов задавал мне Феликс Эдмундович, когда я делал свой доклад.
* * *
Вспоминая о Дзержинском как о наркоме транспорта, нельзя не помнить о нем как о человеке. Феликс Эдмундович производил буквально чарующее впечатление на всех, кто соприкасался с ним по работе. Человек, символизировавший стальной меч революции, был всегда чутким, удивительно внимательным, даже ласковым по отношению к своим работникам.
Когда приходилось говорить с Дзержинским по делу, он буквально забрасывал вопросами. Вопросы были непростые. Феликс Эдмундович хотел получить ответ, предусматривавший чуть ли не все случаи, все возможности. Даже я, старый железнодорожник, под градом таких вопросов подчас начинал чувствовать себя в затруднительном положении. Феликс Эдмундович моментально замечал усталость или замешательство собеседника. Он тут же переводил разговор на другую тему, начинал шутить и смеяться.
Вспоминаю один мелкий, но характерный факт. Группа железнодорожников, в том числе и я, жила в одном доме по Басманному переулку. Кто-то нас задумал выселять. Что делать? Пришла дерзкая мысль – направить председателя нашего жилищного товарищества к Дзержинскому. Феликс Эдмундович его принял, внимательно выслушал и пообещал «помочь, чем может». В тот же день выселение, понятно, было приостановлено.
Оглядываясь сейчас назад, на свой пройденный жизненный путь, я с чувством особой гордости вспоминаю три года работы с таким изумительным наркомом, как Дзержинский. Феликс Эдмундович на транспорте, как и потом в промышленности, как в обороне страны от внешней и внутренней контрреволюции, был всегда верным носителем и проводником великих идей человечества, идей Ленина.
Гудок, 1936, 20 июля
Н. П. БОГДАНОВ
ЭНТУЗИАСТ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ
По поручению Владимира Ильича Дзержинский проводил совещание по вопросам строительства Волховстроя.
Феликс Эдмундович просил специалистов высказать свои соображения. На совещании горячо выступил инженер Г. О. Графтио, которого В. И. Ленин в июле 1918 года вызывал к себе в связи с предстоящим строительством гидростанции на Волхове. Еще в 1911 году Графтио разрабатывал проект комплексного использования Волхова.
Проект его в то время встретил решительное сопротивление владельцев тепловых электростанций Петербурга испугавшихся конкуренции. Феликс Эдмундович, несомненно, знал об этом и с особым интересом прислушивался к словам Графтио.
Внимательно выслушав всех, Дзержинский в заключение сказал:
– Графтио будет составлять технический проект. Кроме того, Владимир Ильич Ленин включает его в техническую группу для разработки других крупных вопросов энергетики.
Вскоре Графтио возглавил строительство на Волхове.
Не случайно Ф. Э. Дзержинский при жизни В. И. Ленина и по его инициативе был назначен наркомом путей сообщения и затем введен в состав Совета Труда и Обороны. Мне, как председателю ЦК профсоюза строителей и члену ВЦИК, много раз довелось участвовать в заседаниях СНК и СТО по вопросам нового железнодорожного строительства, в котором были заняты члены нашего союза. Владимир Ильич был всегда внимателен к Феликсу Эдмундовичу, прислушивался к его предложениям.
Вопросами железнодорожного, шоссейного и водного строительства в Наркомпути ведал заместитель наркома И. Н. Борисов, в прошлом товарищ министра путей сообщения царской России.
Нас поражало, как этот бывший генерал, пришедший из другого мира, стремился добросовестно вести работу, и отнюдь не из-за боязни. Между ним и Ф. Э. Дзержинским существовали простые человеческие отношения, и Феликс Эдмундович не давал его в обиду.
– Вот вы горячитесь, – говорил он нам, – считаете, что это чужой человек. У него имеются недостатки, но свои знания он отдает нам, большевикам. Без таких людей нам трудно восстанавливать транспорт и строить железные дороги.
И Дзержинский вновь и вновь развивал нам ленинские мысли об использовании буржуазных специалистов.
– В свое время, – говорил он, – интеллигенция обучала рабочих марксизму, сейчас очень важно, чтобы победивший пролетариат научился у этих людей вопросам техники и управления…
– Мне самому приходится весьма прилежно постигать сложные технические вопросы, – не раз в беседах с нами повторял Феликс Эдмундович. И он действительно учился
– Не беда, что мы начинаем с ликбеза, – шутил он.
Феликс Эдмундович предупреждал нас от роковых ошибок «спецеедства». Так было в бурные дни Смольного и в период социалистического строительства. Уже позднее, вспоминая те дни, с открытой улыбкой, всегда так располагавшей к нему, он говорил:
– А ведь помните, как мы еще мало знали Графтио? Он вас насторожил, когда, придя в профсоюз, назвал Ленина – «гражданин Ленин». А смотрите, какой из него вышел строитель социализма!
Став председателем ВСНХ, Феликс Эдмундович обладал уже широким хозяйственным кругозором. Он знал многих руководителей промышленности. В совершенстве владея ленинским стилем в работе, ставя каждый вопрос с необычайной ясностью и простотой, Дзержинский сумел развить у людей деловую инициативу, заботился о них.
Мы, строители, очень скоро почувствовали поддержку со стороны ВСНХ. Особое внимание уделял Дзержинский скорейшему пуску решающих энергетических строек – Волховстроя, Кизеловской (Урал), Штеровской (Донбасс) и других станций. У всех в памяти остались волнующие ленинские документы об ускорении строительства первых электростанций. Владимир Ильич заботился о цементе и продовольствии, обуви и одежде, о быте людей, медикаментах и о молоке детям. С приходом Дзержинского в ВСНХ он как бы возобновил в полной мере ленинское беспокойство и заботу, охотно выслушивал нас о нуждах строек, оказывал быструю помощь, устранявшую задержки в ходе строительства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40