Я последовательно, но кратко поведал о своем освобождении из тюрьмы, о пребывании на родине…
Затем мы начали вспоминать нашу жизнь в Орловском централе, которая казалась нам теперь кошмарным сном…
Как бы подводя итог нашим воспоминаниям, Дзержинский сказал:
– Главное, Лазарь, в том, что неимоверные трудности и страдания, которые мы пережили, не сломили нас, не погасили в наших сердцах идеи, за которые мы боролись. Более того, эти тяжелые годы закалили нас для борьбы и труда.
Затем речь зашла о положении в стране. Феликс говорил, что молодая Республика Советов переживает тяжелый кризис. На заключение Брестского мира с Германией мы пошли, чтобы спасти революцию и укрепить Советскую власть. Однако эсеры и меньшевики стараются сорвать этот мир, спровоцировать войну и таким образом погубить рабочих и крестьян. Бывшие союзники царской России в войне с Германией готовят интервенцию. В то же время внутренняя контрреволюция всюду поднимает голову, формирует белые армии, организует заговоры и восстання, усиливает саботаж и спекуляцию.
– Но Республика Советов непобедима, – решительно заявил Дзержинский. – Ее резервы неисчерпаемы. Вождь революции В. И. Ленин и большевистская партия принимают все меры, чтобы отстоять завоевания Октября… А для борьбы с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией создана Всероссийская чрезвычайная комиссия при Совете Народных Комиссаров. Мне поручили возглавить этот орган пролетарской диктатуры…
Посмотрев через окно куда-то на улицу, Дзержинский продолжал:
– Работников хороших у нас мало, вот беда! – И, подумав минуту, вдруг спросил:
– А как ты смотришь на то, чтобы остаться работать здесь, в ВЧК?..
Такой поворот в нашем разговоре был для меня настолько неожиданным, что я растерялся. Собравшись с мыслями, ответил:
– Я, Феликс, рад твоему вниманию, но о деятельности ВЧК знаю очень мало. Боюсь, что не смогу быть полезным вам.
Дзержинский улыбнулся и сказал, что ему раньше тоже не приходилось работать в ЧК… Порешили на том, что я съезжу в Саратов к сестре, подумаю и по возвращении дам ответ.
В процессе нашего разговора часто звонил телефон. Ответы руководителя ВЧК были краткими и четкими: «Согласен», «Не возражаю», «Проверьте тщательно», «Соберите доказательства», «Действуйте в зависимости от обстановки» и т. п.
Чувствовалось, что здесь, в огромном городе, да и во всей стране идет напряженная, невиданная война с врагами революции.
Во время беседы я спросил Дзержинского:
– Чем объяснить, что у вас такая боеготовность, всюду стоят пулеметы, часовые, все при оружии?
– На днях мы раскрыли крупный белогвардейский заговор савинковской организации под демагогическим названием «Союз защиты родины и свободы». Организация насчитывала до 5 тысяч членов, главным образом бывших офицеров царской армии. Заговорщики ставили целью поднятъ вооруженное восстание, арестовать и уничтожить Советское правительство, всех коммунистов и советских активистов города, а затем открыть ворота в Москву англо-французским интервентам.
– Ты представляешь, какая грозная опасность надвигалась на молодую Республику Советов? – с возмущением говорил Дзержинский.
Затянувшись папироской, он продолжал:
– Сейчас в городе продолжаются аресты участников заговора, и мы находимся в боевой готовности…
После беседы Феликс предложил мне зайти в столовую и пообедать… Прощаясь, пожелал мне счастливого пути…
В Москву я вернулся через восемь дней. С вокзала направился прямо на Большую Лубянку, в дом № 11. В вестибюле у меня потребовали пропуск. Я объяснил, что иду к товарищу Дзержинскому по договоренности. Дежурный куда-то позвонил, и меня пропустили.
Как только я вошел в кабинет, Феликс Эдмундович встал из-за стола, мы крепко обнялись. Он поинтересовался, как прошла моя поездка к сестре, какова жизнь в Саратове, каково положение на транспорте. Затем спросил о моем решении относительно работы в ВЧК.
Я ответил, что согласен работать в ЧК, но только не в Москве, а в Белоруссии.
– Почему? – последовал вопрос.
– Для работы в центральном аппарате я не подготовлен. На периферии принесу больше пользы для Советской власти. В Белоруссии я родился, там прошло мое детство, юность… Мне хорошо известны местные условия, обстановка, люди.
– Ну что ж. Нам позарез нужны работники и на местах, мы как раз занимаемся организацией и укреплением местных ЧК. Поезжай в Оршу начальником пограничной чрезвычайной комиссии.
– В Оршу так в Оршу. Этот город мне знаком.
– Вот и хорошо. Орша сейчас – один из боевых участков нашей работы. Через железнодорожную станцию Орша за демаркационную линию на Запад ежедневно проезжает много людей. Там стекаются белоэмигранты и перебежчики, контрабандисты и спекулянты, шпионы и диверсанты. Временную границу в районе Орши надо закрыть на замок.
Председатель ВЧК подробно разъяснил, как создать аппарат пограничной комиссии и с чего начать работу.
– Главное, – подчеркивал Феликс Эдмундович, – подобрать надежных и грамотных оперативных работников и сформировать боевой отряд. ЧК должна располагать вооруженной силой, на которую можно опереться, особенно в борьбе с бандитизмом. Для этого необходимо связаться и поддерживать постоянный контакт с местными партийными и советскими органами, а также с частями Красной Армии. Если потребуется помощь в обмундировании и вооружении отряда, обращайтесь к нам. Регулярно информируйте о ходе работы…
А теперь скажи, сколько времени тебе потребуется на подготовку к отъезду?
– Думаю, что за трое суток уложусь, – ответил я.
– Тогда сегодня же свяжись с иногородним отделом ВЧК и получи там необходимые инструкции и документы. В свободное время обязательно посмотри Москву, ее достопримечательности. Мы, чекисты, должны не только безупречно знать специфику своей работы, военное дело, но и быть развитыми политически и культурно. Только при этом условии мы сможем правильно строить отношения с любой категорией людей.
Обратив внимание на мой чемоданчик, Дзержинский заметил:
– Ты, я вижу, прямо с вокзала. Остановиться в Москве тебе, конечно, негде, а на гостиницу не рассчитывай – там все коридоры наполнены. Но ты не расстраивайся. Ночевать будешь здесь, в моем кабинете.
С этими словами Феликс обратил мое внимание на ширму у степы, за которой стояла узкая железная кровать с убранной постелью.
– Это мое пристанище. А пока здесь будешь спать ты. Я на это время буду ходить ночевать к сестре Ядвиге. В связи с наступлением кайзеровских войск на Западном фронте в 1915 году она эвакуировалась из Литвы в Москву и живет здесь до сих пор.
Несмотря на мои возражения, Дзержинский настоял на своем, и я три ночи спал в ВЧК. Правда, спал я мало: приходил я за полночь, а руководитель Чрезвычайной комиссии работал еще дольше. Несмотря на это, в 9 часов он был уже в кабинете.
Получив нужные документы, оружие, значительную сумму денег и пишущую машинку, я выехал в Оршу.
По делам службы мне часто приходилось бывать в Москве, и всякий раз я в первую очередь заходил к Феликсу Эдмундовичу. Он внимательно выслушивал мои доклады, давал наставления, распоряжался о выдаче мне нужных для дела оружия, материальных и денежных средств.
Я, как и все чекисты, старался во что бы то ни стало выполнить указания председателя ВЧК, руководствоваться стилем его работы, и это было лучшей гарантией успешной борьбы с контрреволюцией на порученном мне участке.
Публикуется впервые

В. Н. АЛТАЙСКИЙ
СПЕЦИАЛЬНОЕ ЗАДАНИЕ
8 августе 1918 года Орловский окружной военкомат направил нашу специальную техническую команду в распоряжение штаба Восточного фронта. Трудное тогда было время для Советской республики. Интервенты и белогвардейцы захватили почти весь Урал, Сибирь, район Среднего Поволжья…
Когда мы прибыли в город Свияжск, нашу команду зачислили в резерв. Нам поручили охрану штаба армии, давали и отдельные боевые задания.
9 сентября войска Красной Армии перешли в наступление на Казань. К утру 10 сентября город был охвачен с трех сторон. С севера двигалась 2-я армия, с запада и юга – части 5-й армии, а с Волги – речная флотилия. 13 сентября наша команда вместе со штабным поездом прибыла в Казань.
Вскоре нас откомандировали в распоряжение начальника особого отдела 5-й армии Ивана Петровича Павлуновского. Этого необычайно храброго чекиста очень уважал и ценил Ф. Э. Дзержинский…
Зная характер Павлуновского, Дзержинский всегда просил его быть осмотрительней и осторожней. Хотя сам Феликс Эдмундович часто рисковал жизнью.
Познакомившись с нами, Павлуновский сказал:
– Вначале вам предстоит серьезная учеба. Вы должны пройти курс специальной разведывательной службы. Без этих знаний хороших разведчиков из вас не получится.
Вскоре особый отдел 5-й армии и наша команда были переведены в Симбирск. Здесь мы и начали учиться.
По окончании курса Павлуновский вызвал меня и сказал:
– Беру вас с собой в Москву.
Так как у начальства не положено спрашивать, зачем и почему, я откозырял и вышел из кабинета.
Но раздумья не оставляли меня. Зачем в Москву? Какие для нас могут быть там дела? Тут, на фронте, мы нужнее.
И только в поезде Павлуновский, как бы между прочим, обронил:
– Получим специальное задание и вернемся обратно. Мы ведь работники Восточного фронта…
По приезде в Москву мы с И. П. Павлуновским сразу же пошли на Лубянку.
– Иван Петрович, а к кому мы идем?
Павлуновский метнул на меня строгий взгляд и бросил:
– Придем – узнаешь!
Получили пропуска, поднялись на второй этаж и вошли в комнату, где сидел секретарь.
– Здравствуйте, товарищ! Мы приехали по вызову, – сказал Павлуновский.
– Здравствуйте, товарищ Павлуновский! – ответил секретарь и предложил: – Посидите немного. Сейчас доложу Феликсу Эдмундовичу. Он о вас уже спрашивал.
Когда из кабинета председателя ВЧК вышел какой-то посетитель, секретарь сказал:
– Проходите.
Первым к двери шагнул Павлуновский, за ним – я. Навстречу из-за письменного стола вышел Дзержинский. Поздоровавшись с нами за руку, он сказал:
– Располагайтесь, товарищи, – и указал рукой на кресла. – Как у вас там дела? Рассказывайте.
Иван Петрович подробно докладывал председателю ВЧК о работе особого отдела 5-й армии, а я с интересом рассматривал легендарного Дзержинского и его кабинет.
Феликс Эдмундович был высок ростом, в простой гимнастерке защитного цвета, в таких же брюках и хромовых сапогах. Широкий ремень на узкой талии еще больше подчеркивал стройность его фигуры. Никакого оружия при нем не было. Худощавое лицо Дзержинского с небольшой клиновидной бородкой выглядело усталым, взгляд сосредоточен, внимателен, даже строг.
Когда он оборачивался в мою сторону, я чувствовал себя как-то неловко, стесненно. А вот Павлуновский, хорошо знавший Ф. Э. Дзержинского, явно не испытывал такого чувства. Он разговаривал с ним совершенно свободно, называя его по имени-отчеству.
Кабинет Феликса Эдмундовича представлял собой обыкновенную, не очень большую комнату. На письменном столе кроме чернильного прибора, электролампы и телефона – стопка книг и чья-то фотография в рамке. Рядом, под рукой, – этажерка с книгами и журналами. В углу комнаты – ширма, из-за которой видны простая солдатская кровать и умывальник на стене. Нетрудно было догадаться, что здесь, в кабинете, хозяин проводит большую часть суток. Кроме письменного стола, нескольких кресел и стульев стоял еще небольшой столик, у самого окна. На нем лежали какие-то свертки – не то чертежи, не то карты. Словом, в кабинете ничего лишнего. Обстановка самая скромная.
Во время разговора дверь приоткрылась, и вошедший секретарь доложил:
– Приехал Сорокин.
– Пусть входит. Тут люди свои, – отозвался Дзержинский.
В кабинет вошел человек лет пятидесяти с бородой и усами. Сквозь стекла очков на нас взглянули прищуренные глаза. Среднего роста, в сатиновой косоворотке и черных брюках, заправленных в сапоги, он выглядел простачком. Еще больше удивило его обращение к председателю:
– Господин Дзержинский, все сделано, как вы велели.
– Хорошо, господин Сорокин, – с улыбкой ответил Дзержинский. – Прошу вас немного подождать. Можете здесь, можете там.
Секретарь и Сорокин вышли, а я недоумевал: почему этот человек называет председателя ВЧК господином?
Между тем Дзержинский продолжал расспрашивать Павлуновского:
– А как наши чекисты и особисты помогали Красной Армии в боях за Казань?
– Все было подчинено интересам общего дела. Некоторые бойцы нашей специальной технической команды даже участвовали в штурме города. Подрывники и десантники действовали замечательно. Они, Феликс Эдмувдович, достойны всяческой похвалы…
– Обо всем этом представите подробный письменный доклад, – сказал Дзержинский. Потом обратился ко мне: – Вы товарищ, отлично окончили учебу. Мне об этом уже известно. Посоветовавшись с вашим начальником, – Дзержинский кивнул в сторону Павлуновского, – я решил именно вам поручить ответственное задание. Какое – вы узнаете от Ивана Петровича. А мне остается только напомнить вам главный закон разведчика. – Дзержинский встал, оперся руками о стол и продолжал: – Основа всему – тайна. Знает один – полная гарантия успеха. Двое – может быть. Трое… – Феликс Эдмундович умолк и энергичным жестом показал, что никакой тайны уже не существует.
Далее он сказал:
– Помните, что вы идете на серьезную и опасную работу. Одной храбрости там мало, нужна еще колоссальная выдержка. Надо хорошо помнить намеченный план, действовать осмотрительно и осторожно. Малейший промах может и вас погубить, и всю операцию провалить.
Дзержинский говорил так, что каждое его слово западало в душу. Потом встал и распрощался с нами.
Когда мы были уже в вестибюле, Иван Петрович спросил:
– А знаешь, кто такой Сорокин? – И, не дожидаясь ответа, пояснил: – Это самый преданный Дзержинскому человек, его личный курьер. До революции Григорий Кириллович Сорокин был курьером в петроградском градоначальстве. Оно находилось на Гороховой улице, в доме номер два. Как-то Дзержинский решил осмотреть этот дом, чтобы разместить там ВЧК. Ему открыл дверь незнакомый человек. Дзержинский спросил, кто он.
– Я курьер, – ответил незнакомец, – все разбежались, а я охраняю добро.
– Это очень хорошо. Так и продолжайте, – похвалил его Дзержинский.
Осмотрев здание, Феликс Эдмундович спросил:
– А не желаете ли у нас служить?
– Отчего же не служить? – ответил курьер.
Так Григорий Кириллович и остался в ВЧК. Он очень любит Дзержинского и по старой привычке называет его господином. Но дело ведь не в том, как он его величает. Важно, что у Феликса Эдмундовича есть надежный и преданный человек.
– А что за портрет я видел на столе у Феликса Эдмундовича?
– Это портрет его сына Ясика, – ответил Павлуновский.
Из Москвы мы выехали в Симбирск. 5-я армия в то время наступала вдоль Волго-Бугульминской железной дороги на Бугульму. Она продвигалась двумя группами: одна – в направлении Мелекесс – Бугульма, другая – на Чистополь – Бугульма. Эти группы образовали как бы клещи.
В особом отделе мы получили задание. Оно заключалось в следующем: пробравшись через фронт белых, наша группа должна была проникнуть в Уфу, связаться с местными подпольными большевистскими организациями и развернуть активную диверсионную деятельность. Кроме того, требовалось непрерывно передавать своим информацию о противнике.
Не буду описывать подробности выполнения задания. Скажу только, что справились мы с ним неплохо. Может, потому, что нашей работой в тылу врага руководил лично Павлуновский. Это был, конечно, очень рискованный шаг для начальника особого отдела. Но что делать, произошло именно так. В условное время он выходил на одну из улиц Уфы торговать газетами и тихо отдавал нам короткие указания. С перевязанной щекой, в штатском поношенном костюме его просто невозможно было узнать.
29 декабря 1918 года части 1-й армии овладели городом Стерлитамаком, а 31 декабря войска 5-й армии заняли Уфу. Однако частный успех в центре не изменил тяжелого положения на всем Восточном фронте. Колчаковцы усилили нажим на нашем левом фланге. 3-я армия стойко вела борьбу, проявив немало героизма, и все же 24 декабря 1918 года ее части оставили Пермь. Захват белыми этого города создавал прямую угрозу Вятке, а их соединение с белогвардейцами, действовавшими с севера, грозило катастрофой всему Восточному фронту.
Выправить создавшееся положение на Восточном фронте могли только решительные меры партии и правительства. По предложению В. И. Ленина ЦК РКП (б) принял решение создать партийно-следственную комиссию для подробного расследования причин сдачи Перми и принятия необходимых мер к скорейшему восстановлению как партийной, так и советской работы в районах действий 3-й и 2-й армий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40