Наши гости те, за кого себя выдают. И цель определена правильно. Тот, кто насылает беды на наши народы, живет в Древней страже. И сейчас там скопилось столько зла, что земля с трудом терпит такое… Гости наши хотят сделать великое — освободить землю и людей от этого зла. Трудно, почти невыполнимо… Я буду гадать сегодня на полуночную звезду.
— Возможно ли двоим справиться с таким злом, если даже с его частью не могут справиться целые народы? — с горечью в голосе спросил самый молодой из капитанов по имени Ойл.
— Иногда один может больше, чем армия. Я был у берегов Древней страны, знаю, где удобная для высадки бухта. Вот эта, — Дьюр указал на карте место, — я готов плыть туда снова!
— Это невозможно! Одна лодья станет лег кой добычей и для пиратов, и для акуленышей. А всем уходить от острова — оставить род на разорение тем же пиратам!
— Но мы же можем договориться с другими родами, на такое дело они выделят свои лодьи!
— Нет, — вмешался Рысь, — пока мы договоримся, пока соберемся, об этом будут знать все, кому знать не положено. Чем больше на рода знает, тем труднее сохранить тайну. А нас слишком мало, чтобы объявлять открыто о вой не с таким противником. Мы и добраться до него не успеем!
— Рысь, переведи, — попросила я, — что я смогу укрыть одну или две лодьи и от пиратов, и от акуленышей, но, правда, не от их хозяина. Обратно им придется идти, скорее всего, без нас. Поэтому пусть рассчитывают, как идти: одной или двумя лодьями.
Рысь перевел и что-то добавил от себя, потому что капитаны уставились на меня со смесью удивления, недоверия и даже опасения. Фарина кивнула головой:
— Я знала, девочка, что ты владеешь даром магии. Поняла это, когда ты справилась с Хамором и мальчишками. Сколь велика твоя сила?
— Ну об этом только Великие Кедры знают, — я вздохнула. Да-а, а бабуся-то и впрямь не так проста. — Чем больше опасность, тем больше сила, а предел мне неизвестен.
— Слишком много неизвестного, слишком много риска. Хотя… кто знает, может быть… Нет! Скоро взойдет полуночная звезда, я спрошу у звезд совета.
Фарина решительно поднялась. Все вышли вслед за ней. Идти пришлось недалеко. Рядом с посельем на взгорке росла мощная сосна. Не далеко от нее на ровной площадке Фарина остановилась, шепча заклинания, очертила вокруг себя круг. Потом разложила по сторонам света ручки трав и подожгла их. Сама села в центре круга, распустила косы и расчесала их гребнем. Мы молча стояли в сторонке. Я чувствовала легкие покалывания вдоль позвоночника — магические потоки уплотнялись, ускорялись, свиваясь коконом вокруг Фарины. Ее волшба была мне незнакома, Нана колдовала не так. А сама я вообще не знаю, как колдовала. Просто представляла что-то, и все. И чем активнее работало воображение, тем удачнее мне колдовалось. Видимо, это Великие Кедры использовали так мое воображение, и силы я получала от них. До сих пор точно не знаю!
Фарина медитировала в круге минут сорок, а мы заворожено смотрели на нее. Но вот она встрепенулась, подняла руки и что-то запела. Дым пошел гуще, окутал ее всю и вдруг рас сеялся, исчез. Фарина устало убрала волосы под платок и попросила огня. Я, уже не очень заботясь об инкогнито, зажгла небольшой огонек и подвесила его над головой Старейшины. На земле перед ней лежало рассыпанное зерно. И откуда взялось? Фарина, не вставая с земли, принялась его разглядывать.
Я тоже присмотрелась. Ух ты! Зерно не про сто так рассыпалось, оно образовало сложный рисунок. Кое-что мне было понятно, но большая часть рисунка осталась для меня китайской грамотой. Фарина вздохнула, повела рукой над зерном, и зерно перемешалось и вновь легло само по себе тем же самым рисунком! Фарина снова провела рукой, и зерно собралось аккуратной кучкой. Вот только одно зернышко откатилось в сторону. Фарина вздрогнула и решительно смела все в кучу.
— Идемте в дом. Звезды сказали все, что мог ли и хотели сказать.
Когда мы вернулись, первым делом Ойл обошел вокруг дома, заглянул во все углы, повинуясь приказу Старейшины. И только потом Фарина заговорила:
— Звезды показали путь двум лодьям. Путь нелегкий, но без потерь, почти без потерь. Девочка, то, что предстоит сделать тебе, закрыто даже для звезд, твой рисунок звезды мне не открыли. Одно мне ясно: ты не послужишь силам зла. А тебе, — Фарина взглянула на Рыся, — тебе, мой внук, нет пути с этого острова. Так показали звезды.
Подобное заявление привело нас с Рысем в шок. Но Фарина больше ничего не могла сказать.
Решили выходить завтра с утра. Вернее, уже сегодня, через несколько часов. Идти вызвались Ойл и Дьюр на своих лодьях. Рысь, естественно, тоже собирался плыть. А мне слова Фарины не давали покоя.
Едва рассвело, как воины-мореходы уже загружали припасы, оружие, пресную воду. Никто ни о чем не спрашивал, но вопросы витали в воздухе. Еще бы! Только вчера вернулись, а сегодня в спешке отплывать неизвестно куда и неизвестно зачем. Я спросила Рыся, а не лучше ли ему остаться на острове? Есть же все-таки какой-то смысл в том, что сказали Фарине звезды? Он посмотрел на меня снисходительно, со спокойной улыбкой:
— Не забывай, что моя матушка — дочь Фарины. У нее тоже есть дар обращения к звездам. Когда я родился, звезды сказали ей, что я вернусь на остров своего рода и стану там вождем. Значит, я еще вернусь сюда и стану вождем. Звезды не ошибаются. Мы с тобой вернемся сюда.
Звезды не ошибаются. Ошибаются люди. Когда пришла пора отплывать, на берегу, не смотря на рань, собралось почти все население острова. Звонок тревоги настойчиво зудел, а я никак не могла определить, где поджидает опасность. Пришла пора подниматься на борт. Рысь шел рядом со мной. И тут колокольчик грянул набатом, я обернулась. Все получилось автоматически, я не успела даже осознать, а с ладони сорвалась голубая змейка молнии, и летящий в меня нож вспыхнул в воздухе в каком-то метре от моей груди. Вспыхнул и рас сыпался искрами.
А вот нож, летящий в Рыся, я остановить не успела. Нож вошел под лопатку по самую рукоять. Толпа выдохнула, как одной грудью. И тут же началось столпотворение. Девчонка в голубом забилась в истерике. Ножи-то бросил Хамор, она видела это! Хамора уже ловили. Далеко он не ушел, здесь ведь воины живут. Рыся подняли и на руках понесли к домам. Нож я выдернула, кровь сумела остановить, пригодились уроки Наны. Но Рысь был плох, очень плох. Возле него захлопотали сразу Фарина и одна из Старейшин — самая умелая лекарка и травница, как я поняла. Ее слову все подчинялись безропотно.
Когда Хамора привели к домам, морда его была украшена хорошим синяком. Угрюмые воины держали его так, что не вырвешься. Ха мор смотрел на меня заплывшим глазом с такой ненавистью, что, будь он в силах, испепелил бы на месте. А у меня даже ненависти к нему не было. Одно сожаление: что же ты за человек такой? Зачем же ты так, дурак? Я его даже пожалела, как жалеют убогого. А он вдруг завизжал, забился в руках у воинов, задергался да и помер! Вот это да!
А когда ему разрезали рубаху, то на груди обнаружился талисман в виде какой-то отвратительной рожи. А под этим талисманом обугленное пятно. Выходит, что убил его этот талисман? От него веяло каким-то злым, отвратительным колдовством. И я, и Фарина, не сговариваясь, тут же приказали сжечь этот талисман немедленно. Что и было сделано. Фарина, оказывается, говорила на языке степичей. Я ее немного понимала.
Девчонка, рыдая, рассказала нам, что Хамор раньше много плавал, бывал не раз в Степи, а лет пять назад прочно осел на острове, вскоре стал другом и доверенным человеком ее отца. Потому и вошел в ее свиту. Больше она ничего о нем не знала. Да и никто из ее сопровождения большего нам сказать не мог, кроме того, что его все не любили. Девчонка горько рыдала. Еще и оттого, что успела влюбиться в Рыся по самые уши.
Рысь еще дышал, но в сознание так и не приходил. Старейшины не отходили от него. Фарина сказала мне: «Отплывайте. Звезды советовали поторопиться. Здесь ты все равно ни кем ему не поможешь». А капитанам наказала помогать мне и делать все, что бы я ни сказала. Так указывали звезды.
Я молча попрощалась с Рысем, поцеловала его в лоб и пошла на лодью. Вот и не ошиблись звезды — остался ты, Рыся, на острове своего рода. А я теперь должна одна рассчитаться с этим уродом Костеем за всех за вас! Я дойду, я расквитаюсь с ним за все! Я стояла на носу лодьи, ветер сушил мои слезы. Доколе же мне терять вас — мои друзья, мои любимые, самые дорогие мне люди?!
* * *
Расписной деревянный волчок, любовно сделанный руками моего отца, крутился и крутился где-то среди волн. Я не видел ничего больше нашего озера да Быстрой, но я почему-то знал, что волчок крутится в море. Волчок крутился, поднимая волны, а из волн лезли какие-то жуткие твари. Да рядом с ними и корявни красивыми покажутся! У тварей были острые рыбьи головы и огромные зубастые пасти. Твари цеплялись мощными руками за бор та огромной лодки и подтягивались, чтобы в эту лодку забраться. А в лодке стояла Татка! И швыряла молнии в этих тварей. У Татки было усталое лицо. А твари все лезли и лезли.
Я закричал: «Тата! Держись, возьми мою силу!» Татка услышала, подняла голову и улыбнулась. Но почему она одна? Где Рысь? И тут я увидел Рыся. Он лежал на спине, глаза были закрыты, лицо спокойно. Я не мог понять — Рысь спит или… И где он лежит? Понятно только, что не на траве…
Я проснулся мокрым от пота. Сердце колотилось так, будто я на гору взбежал без передышки и очень быстро. Я чувствовал страшную усталость. Татка! Где же ты сейчас, сестрица моя, богами данная? И что с Рысем? Какая беда с вами приключилась? Чем я могу вам помочь?
Я вышел из общинного дома под звездное небо. Осень только-только начиналась, а у нас она долгая и теплая. Тата рассказывала, какая красивая бывает осень у нее дома. Она так хо тела увидеть нашу. А в ее мире сейчас должна быть весна. Тата говорила, что зима у них мо розная и длится полгода. У нас не так. Снег лежит от силы месяц или два. И морозов сильных не бывает. Стоян сказывал, что в горах случаются такие морозы и снег на вершинах никогда не тает. Стоян там долго служил. Он много чего видел, а я нигде и не был, кроме нашего леса.
А вот и сам Стоян. Наверное, посты проверял, а может, просто не спится. Он после Таткиного с Рысем ухода вовсе угрюмый стал. Со всем перестал улыбаться и ночами спит мало. Подошел ко мне, сел рядом и молчит. Я помолчал тоже и сказал:
— Я Тату сейчас во сне видел, она с какими-то чудищами сражалась. А Рысь где-то лежал, как будто спал. Может, он просто раненый, а?
— Трудно им там, если мы ошиблись, и надо было отрядом идти…
Стоян это таким тоном сказал, что ясно мне стало, как он переживает и как мучится возможной ошибкой.
— Нет, мы не должны о плохом думать. Татка говорила, что если верить в успех и думать только о хорошем, то все сложится удачно.
— Вот и давай думать о хорошем, — сказал Стоян.
Вздохнул и заговорил о том, что надо завтра организовать охоту, а то скоро нечего есть будет. Спасибо Водяной рыбой снабжает исправно. А еще придется отправить чей-то десяток на сбор орехов и грибов. И дальше все о том же. Я понял, что он просто гонит от себя мысли о Татке и Рысе.
Утром я сбегал к Яське и рассказал ему свой сон. Яська задумался. А потом сказал, что у меня, возможно, очень сильная те-ле-па-ти-ческая связь с Татой. И то, что я увидел во сне, на самом деле происходило с моей сестрицей наяву. И если это так, то я смог на самом деле добавить ей своих сил, а значит, помог ей в трудную минуту. Потому и чувствовал себя таким усталым, когда проснулся. Я обрадовался. Если я сумел помочь сестрице на таком расстоянии, то это же просто здорово! Я теперь всегда буду стараться отдавать ей во сне свои силы!
Но больше я Татку во сне не видел. Потянулись дни ожидания, долгие, томительные, выматывающие неизвестностью. Я также ходил в дозоры, распивал чаи с Яськой, купался в озере с русалочками. Но некому было встретить меня на пороге дома светлой улыбкой… Никогда я еще так люто не тосковал, как теперь без сестрицы.
В дозоры мы ходили отныне не только в Предстепье, но и в свой собственный тыл. Вот дожили так дожили. Своих боимся пуще набега степичей. Да и то сказать, от набежников знаем, чего ожидать и как с ними поступать. А от своих чего ждать? Помощи или удара в спину?
С врагом разговор короткий — бей первым! а своих как бить? Вдруг друзья? Ох, нелегко все это. А каково Стояну — командиру? И нет рядом ни Наны, ни Таты. А значит, и подсказать некому.
Вот я в таком дозоре, в своем тылу, был за два дня конного пути от заставы. Туда и обратно меня по озеру сам Водяной доставляет за пару часов. Сутки или двое сижу на высокой сосне в тайном гнезде, наблюдаю за дорогой на за ставу. Оттуда видно далеко, там лес редкий, а другого пути все равно нет. Потом меня сменяет другой дозорный, так вот и караулим. Своих, выходит, опасаемся. Дожили.
Так вот я в таком дозоре, значит, был. Все спокойно прошло. И уже домой я собрался, смена мне вот-вот подойдет, как вдруг слышу — сорока застрекотала. Ого! А я не видел никого, кто бы по дороге передвигался! Стало быть, идет один или двое, идет — крадется. Я с сосны соскользнул — и туда, где сорока застрекотала. Молодец птичка, помогла мне.
Скоро я лазутчика выследил. Не ему со мной тягаться. Крадется по лесу парнишка, росточком маленький, сам тощенький. Одежонка на нем поистрепанная, в дыры изодранная да из ношенная. Волосы отросли до плеч, весь чумазый, одни глазищи синие на лице остались. Ох, не лазутчик это, сам от людей скрывается. Вышел я ему навстречу, а он со страху по-заячьи сиганул в кусты, но не со мной, говорю, ему тягаться.
Поймал я его, руку за спину загнул — не вырвется, и говорю:
— Ты чего так испугался? Я тебя не съем и врагу не отдам. Сам здесь в дозоре сижу. Так что ты не бойся меня, но и уйти я тебе тоже не дам.
Мальчишка вроде попритих. Сопит, глазницами на меня сверкает, но не вырывается больше. А худющий-то! Одни косточки под рубашонкой. Я ему снова говорю:
— Ну успокоился? А то мне несподручно тебя в охапке-то держать. Скоро смена моя придет, пора на заставу двигаться. Пойдешь со мной или вести тебя?
— Пойду, — говорит. — А ты с заставы Стояна?
— Стояна. А тебе на что Стоян?
— Ему и скажу. Отпусти, не убегу. Мне к Стояну надо.
Чую, не врет. Отпустил. Стоит, руку потирает. Возрастом помоложе меня будет. Ростом почти с меня. Но уж больно тощий да слабый, никаких тебе мускулов.
— Есть хочешь? — спрашиваю. А сам вижу, что можно было и не спрашивать. Достал последний свой хлеб, домой же скоро, подал ему. А он вцепился зубами так, что сразу скажешь — давно уж голодает. Но в момент себя в руки взял. Откусывать стал степенно, чинно. Ишь ты, гордый. Ладно, на заставе раз беремся.
Скоро мне смена прибыла, поговорили немного, новостями обменялись. Сменщика Лисом звали, уж больно нос остренький и глаза раскосые, как у лисицы. Зато по лесу ходил, как и я — неслышно. И на глаз острый. Вот Лис пошел место в гнезде занимать, а я пленника к озеру повел. А сам думаю, как он на наш способ передвижения реагировать станет? Мы на утлой лодчонке передвигались. Водяной ее вместо водяного коня по озеру так пер, что только брызги в разные стороны. Поначалу нам самим страшновато было, а потом ничего, даже понравилось. А Водяной от этого такое удовольствие получал! Частенько с ним вместе русалочки приплывали. И тогда мы вообще гонки устраивали.
За что бы я ни взялся, сразу сестрицу свою дарованную вспоминаю. Да разве я один! Вот и озерных жителей взять! Спасибо Татке, что сумела нас свести. Столько лет бок о бок жили, знали друг о друге, а подружиться — никому бы и в голову не пришло! А домовой Яська, а Леший! Пресветлые боги! Я уж о кикиморах не говорю… Как же я по ней тоскую! И не только я. Часто ее все поминают, и ее, и Рыся. Рыся ведь тоже на заставе любили. Эх, да что там говорить…
Сели мы с моим пленником в лодчонку, он смотрит с опаской и удивлением — куда это мы собрались на такой посудине плыть? А тут Водяной вынырнул, глазами своими хитрющими повел, поздоровался чинно и говорит:
— Дошла наконеш-то? Долгонько добиралашя княжна Талинка. Ну да теперь ты у дружей!
Тут мы оба глаза вытаращили. Как?! Какая княжна?! А он, вернее, она побледнела даже. Если бы не на озере были, точно бежать бы ломанулась.
— Да не бойшя ты, говорю, у дружей ты. Верешку да Штояну можно вшю правду шкажать. А тебе, дружок, привет от шештриши.
— Вернулась она?! Так едем же скорей!
— Нет, не вернулашь. А только-только вщера на берег Древней штраны вышадилашь. Но это большой шекрет, только Штояну можно шкажать. А княжны ты не бойшя, ей тоже можно жнать.
— Дедушка, да откуда тебе это известно? Не молчи, скажи, ты же знаешь, что для меня Татка!
— У наш — Водяных — швои шпошобы ужнавать. А только верно тебе говорю. Молодешь твоя Татка. Она на море штолько акуленышей побила, што вшя правильная нелюдь ее добрым шловом поминать будет ешшо много лет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23