Мара медленно проковыляла через загон к воротам, которые часовые держали открытыми.Один из них бросил какое-то замечание, когда обе женщины проходили через ворота. Жена вождя даже головой не повела в его сторону, но ответила какой-то презрительной фразой.— Ох уж эти мужчины! — доверительно заметила она, с легкостью переходя на язык цурани. — Какая жалость, что мозги у них не так легки на подъем, как некоторые другие органы.От удивления Мара даже улыбнулась, и любопытство на миг пересилило все другие чувства.— А это правда, что ваши мужчины женятся на девушках, которых похищают из родных домов во время набегов?Жена вождя повернула голову, и Мара успела разглядеть на ее лице морщинки, оставленные и лишениями, и смешливым нравом.— Сущая правда, — подтвердила она. В ее тоне звучали одновременно и смех, и язвительное презрение. — Вот, например, ты. легла бы в постель с мужчиной, который не показал себя как искусный воин, гроза врагов и умелый добытчик?Брови у Мары полезли вверх. Каждая цуранская девушка, в сущности, желала найти у своего супруга именно эти качества, хотя формы сватовства весьма отличались от турильских. Властительнице Акомы никогда и в голову не приходило, что можно взглянуть в ином свете на обычай, который она считала заведомо варварским. Но, как ни странно, слова жительницы гор имели смысл.— Называй меня Юкатой, — добродушно предложила она. — Если я о чем и жалею, так только о том, как долго мне пришлось вдалбливать в глупую голову моего муженька, что тебе нужно позволить отдохнуть от холода!— Как видно, мои сведения о ваших турильских обычаях чрезвычайно скудны,— призналась Мара. — Судя по высказываниям ваших воинов да и вождя тоже, я была готова подумать, что в этой стране женщины не обладают никаким влиянием.Юката только фыркнула, помогая Маре подняться на невысокое крыльцо дома, расположенного ближе остальных к середине площади. По виду это был длинный бревенчатый сарай с соломенной крышей. Дым из печной трубы припахивал ароматной корой; на дверном косяке были выцарапаны странные символы плодородия.— То, что мужчины говорят о себе, и то, каковы они в действительности, — совсем не одно и то же, и в твоем возрасте тебе пора бы это знать!Мара промолчала. Судьба подарила ей мужа, относившегося к ней как к равной, и варвара-любовника, который открыл ей, что значит быть женщиной; но она знала множество других, пребывающих в полнейшем подчинении у мужчин. Тяжелее всех приходилось таким, как Камлио, целиком зависящим от чужой воли; наиболее завидной оказывалась участь тех, кто умел вить веревки из своих «властителей», — как, например, госпожа Изашани, глава многочисленного семейства Ксакатекас. Мужчины считали ее образцом цуранской жены, и тем не менее ни один из них — ни союзник, ни враг — не мог одержать над ней верх.Юката толчком открыла дверь, петли которой громко скрипнули. В ночь хлынул золотистый свет вместе со сладковатым дымком от коры, горящей в каменной печи. Мара следом за своей провожатой вошла внутрь.— Сюда, — послышался приветливый женский голос, — скинь эти грязные сандалии.Одеревеневшая спина Мары не позволила ей достаточно быстро нагнуться, но тут чьи-то руки мягким нажимом усадили ее на деревянный табурет, и девушка с каштановыми косами сняла обувь с ее ног. Мягкий тканый коврик на полу показался немыслимой роскошью для иззябших ступней. Усталая настолько, что могла бы провалиться в сон прямо там, где сидела, Мара пыталась оставаться начеку. Если для этих женщин интересна беседа с ней, она могла бы многое узнать о народе Турила. Однако, прислушиваясь к гортанному говору и видя застенчивые улыбки, которыми обменивались незамужние девушки — обитательницы дома, где ей предстояло провести ночь, — Мара поняла, как не хватает ей умения госпожи Изашани найти нужный тон в женском обществе. Более привычная к переговорам с политиками на собраниях клана или к тонкостям приема просителей, властительница Акомы потерла ушибленное колено и вознамерилась приложить все старания, чтобы извлечь как можно больше пользы из своего нынешнего положения.Ей требовался переводчик. На первый взгляд все девушки, собранные здесь, были не старше шестнадцати лет, а это значило, что они появились на свет после войны с Империей и им не представилось случая научиться говорить на языке цурани. Мара оглядела круг юных лиц, освещенных светом лампы, и наконец высмотрела седую голову Юкаты; как она и предполагала, жена вождя уже собиралась уходить.— Подожди, госпожа Юката, — окликнула ее Мара, назвав пожилую женщину так, как у цурани принято обращаться к особе высокого ранга. — Я еще не поблагодарила тебя за то, что ты вызволила меня из загона для скота, и не имела возможности объяснить твоим землякам, почему я здесь.— Благодарности не обязательны, госпожа Мара, — откликнулась Юката, обернувшись. Самая юная из присутствующих девушек посторонилась, чтобы освободить проход для пожилой жены вождя, которая остановилась перед табуретом Мары. — Мы не варвары, какими нас считают цурани. Я женщина; я рожала детей и видела, как они умирают, мне легко понять, почему наши мужчины до сих пор ненавидят твоих соотечественников. А почему ты здесь, — это ты сможешь объяснить нашему верховному вождю в Дарабалди.— Если меня согласятся выслушать, — с горечью заметила Мара. — У ваших мужчин, согласись, терпение иссякает быстро.Юката засмеялась:— Тебя выслушают. — Она похлопала цуранскую властительницу по руке загрубелой, но легкой ладонью. — Я знаю жену верховного вождя. Ее зовут Мирана, и мы с ней росли в одной деревне до того набега, когда нас похитили. Она упряма и достаточно речиста, чтобы сломать волю любого мужчины, даже такого чурбана, как ее муж. Она позаботится, чтобы тебя выслушали, а иначе станет высмеивать его мужские достоинства до тех пор, пока эти достоинства не усохнут от позора.Мара слушала с нарастающим удивлением.— Ты так спокойно говоришь о набегах, которые оторвали тебя от дома и семьи! — воскликнула она. — И ты не боишься, что ваши мужья поколотят вас за столь неуважительные отзывы?Слова Мары породили целый вихрь вопросов и возгласов среди юных девушек. Юката перевела сказанное. Это вызвало новую волну смешков, которая улеглась, когда жена вождя заговорила снова.— Набеги с похищением женщин — это… обычай в наших краях, госпожа Мара. Он берет начало от тех времен, когда женщин было еще меньше, чем сейчас, и положение мужчины определялось тем, в каком возрасте он сумел добыть себе жену. В наши дни похищение происходит без кровопролития. Много воплей и шума, погоня с жуткими проклятиями и угрозами… но это так, для виду. В старину набеги совершались по-другому: завязывались кровопролитные стычки и люди погибали. А теперь доблесть мужчины измеряется тем, как далеко от собственного жилища он добудет себе супругу и сколь рьяно защищают невесту ее односельчане. Этот дом для незамужних девушек находится в самом центре селения под надежной защитой наших укреплений. Но заметь, сюда приходят поселиться только те девушки, которые достигли брачного возраста и не прочь обзавестись супругом.Мара снова обвела взглядом юные лица, гладкие и еще не отмеченные печатью прожитых лет:— Так что же, вы все хотите, чтобы вас захватили чужаки?За девушек ответила Юката:— Эти малышки наблюдают за парнями, которые наведываются к нам в селение и присматривают себе невесту. — Она улыбнулась. — Если девушка считает, что юноша недостаточно привлекателен, то она будет вопить не понарошку, а всерьез, и тогда мужчины — отцы девушек на выданье — прогонят отвергнутого претендента. Но какая из девушек захочет остаться обойденной вниманием, когда сюда явятся обнаженные воины: по обычаю, они должны сбросить одежду, отправляясь в набег. Девушка, на которую никто не позарился, считается уродливой или запятнанной, и единственный способ выйти замуж, который у нее остается, — это дождаться, пока два ухажера придут за одной и той же невестой, броситься сзади на спину того из них, который потерпит поражение, и доехать до дому у него на закорках — так, чтобы он ее не сбросил!Мара только головой покачала, услышав о столь странном обычае. Ей понадобится многое узнать, если она хочет договориться со здешними властями, чтобы они пришли ей на помощь.Юката добавила:— Уже поздно, а рано утром вы отправитесь в дорогу. Я предлагаю вот что: пусть девушки покажут тебе свободную спальную циновку, и постарайся отдохнуть.— Благодарю тебя, госпожа Юката. — Мара наклонила голову с неподдельным уважением и позволила девушкам проводить ее в маленькое помещение, отделенное занавесками от общего зала и служившее спальней для здешних обитательниц. Пол был устлан шкурами. В свете масляной лампы-ночника Мара увидела Камлио. Та спала, повернувшись на бок. Испытав немалое облегчение оттого, что прекрасная куртизанка цела и невредима, Мара жестом показала турильской девушке, задержавшейся у входа, что от той больше ничего не требуется. Потом, благодарная судьбе хотя бы за эту милость, она стянула свое перепачканное платье. Оставшись только в нижней сорочке из тонкого шелка, она заползла под шкуры и протянула руку, чтобы прикрутить фитиль лампы.— Госпожа!.. — Открытые глаза Камлио смотрели на властительницу в упор. Она и не думала спать, а просто до сих пор притворялась. — Госпожа Мара, что с нами будет?Отказавшись от намерения погасить лампу, Мара внимательно вгляделась в лицо девушки, которая пожирала ее глазами, похожими на светлые драгоценные камни. Да, не приходилось удивляться, что Аракаси потерял голову от такой красоты! С этой кожей цвета сливок, с этими длинными солнечными волосами Камлио была способна свести с ума любого мужчину. Но при всем желании как-то ее подбодрить и успокоить Мара понимала, что лгать не имеет смысла. Если уж ее Мастер тайного знания расчувствовался от прелести этой куртизанки, то что может выкинуть турильский горец — при том что у его народа веками соблюдается обычай добывать себе жен в набегах?— Не знаю, Камлио.Как ни старалась властительница Акомы скрыть собственную неуверенность, ей это не удалось.Тонкие пальцы бывшей куртизанки вцепились в мех шкуры-покрывала.— Я не хочу оставаться среди этих людей!Когда раньше речь заходила о ее личных желаниях, она всегда смущенно отводила глаза. Сейчас — впервые за все время — этого не произошло.— Тогда чего бы ты хотела? — Мара не упустила случая поговорить по душам, раз уж общая беда предоставила такую возможность. — Ты слишком умна, Камлио, чтобы оставаться у меня в служанках, но слишком необразованна, чтобы претендовать на более ответственную должность. Так чем же ты хотела бы заняться?Зеленые глаза Камлио вспыхнули.— Я могу научиться. Другие же смогли у тебя на службе подняться до более высокого ранга, хотя и не были рождены для этого. — Она прикусила полную губу и почти сразу, словно стряхнув сковывающее ее напряжение и сломив некий внутренний барьер, решилась заговорить:— Аракаси… Почему он так настаивал на том, чтобы выкупить меня на свободу? Почему ты исполнила его просьбу, если не собиралась оставить меня для него?Мара на мгновение прикрыла глаза. Она слишком устала для таких разговоров! Одно неверное слово, один уклончивый ответ — и под угрозой окажется все, в чем ее Мастер видел свое счастье. Самая правильная тактика — это честность, но как найти единственно точные слова? У Мары ломило виски, и казалось, что ноет каждая клеточка тела; непослушные мускулы болели после тяжелого перехода… И властительница Акомы приняла решение. Все равно ей никогда не подняться до высот тактичности, которыми славится госпожа Изашани. Вполне достаточно будет и прямоты, позаимствованной у Кевина из Занна.— Аракаси вспомнил свою семью: его близкие тоже были обречены на жалкое существование… и им тоже не было дано узнать, что такое любовь.Глаза у Камлио расширились.— Какую семью? Он говорил, что вся его семья — это ты и вся его честь — это тоже ты.Мара поняла, как много значит такое признание.— Может быть, я и стала его семьей и честью. Но Аракаси был рожден женщиной из круга Зыбкой Жизни, и хозяина у него не имелось. Он не знал имени своего отца, а его единственную сестру убил мерзкий сластолюбец.Куртизанка молча обдумывала услышанное.Наблюдая за ней и опасаясь, как бы не сказать лишнего, Мара уже не могла остановиться:— Он хочет освободить тебя от прошлого, Камлио. Я достаточно хорошо его знаю, чтобы поручиться: он никогда не попросит тебя ни о чем, кроме того, что ты согласишься дать ему по доброй воле.— И ты тоже так любишь своего мужа? — В вопросе слышался оттенок сомнения, как будто она не могла поверить в существование подобных отношений между мужчиной и женщиной.— Да, и я тоже.Мара помолчала. Больше всего ей сейчас хотелось уронить голову на циновку, закрыть глаза и забыть обо всем в спасительном бесчувствии сна.Но Камлио хотела не этого. Беспокойно теребя край шкуры, она вдруг резко переменила предмет разговора:— Госпожа, не оставляй меня среди этих турильцев, умоляю тебя! Если меня заставят стать женой здешнего дикаря, я так никогда и не узнаю, кто же я такая на самом деле. Мне так и не доведется понять смысл той свободы, которую ты мне подарила.— Не бойся, Камлио, — сказала Мара, чувствуя, что проигрывает сражение против неимоверной усталости. — Если я вообще смогу покинуть эту страну, я уведу с собой и тебя, и всех моих людей.И Камлио, словно вполне доверившись этому обещанию, протянула руку и погасила ночник. После этого Мара заснула крепким сном без сновидений в маленькой спальне, где пахло горными травами.В преддверии утра девушки помогли властительнице Маре и ее прислужнице принять теплую ванну; за этим последовал завтрак, состоявший из свежего хлеба и квердидрового сыра. Камлио выглядела бледной, но собранной. Однако Мара уловила в ней какую-то необычную хрупкость, которую приписала скорей беспокойству, чем унынию. За стенами хижины, на площади, царило явное оживление — оттуда доносились крики и смех, но Мара не могла распознать причину этой сумятицы: через полупрозрачную промасленную кожу, которой были затянуты окна, ничего не было видно. Когда она попыталась расспросить окружающих, ответом ей были лишь непонимающие взгляды. Без Юкаты пленницам ничего больше не оставалось, кроме как продолжать трапезу, пока горцы-воины не подошли к дверям хижины и не потребовали, чтобы обе женщины-цурани вышли на улицу.Камлио побелела. Мара ободряющим жестом коснулась ее руки, затем высоко вздернула подбородок и шагнула за порог.У крыльца ожидала повозка с высокими бортами, сплетенными из ивовой лозы; в повозку были запряжены две квердидры и упрямый ослик. Его серая шкура была испещрена пятнами от плевков злобных шестиногих тварей, и он тщетно принимался лягаться в ответ. Квердидры моргали своими не правдоподобными ресницами и морщили губы, словно улыбаясь.К повозке были привязаны воины Мары. Несмотря на ночь, проведенную в загоне для скота, от них не пахло навозом. И одежда их, и они сами выглядели чистыми, хотя и промокшими насквозь. Когда Люджан увидел свою хозяйку, спускающуюся с крыльца, он вспыхнул от радости; Сарик сдержал улыбку. Обрадованная видом своих воинов, Мара перевела взгляд дальше и обратила внимание на то, что турильские конвоиры, с важным видом расхаживающие вокруг, поглядывают на ее безоружную и связанную свиту едва ли не с уважением, о котором вчера не было и речи.Хотя Мара и заподозрила, что эти перемены каким-то образом связаны с кутерьмой, шум которой она слышала, у нее не было возможности у кого-либо об этом спросить. Кругом толпились турильские воины; обеих женщин перекинули через грубый деревянный задок на дно повозки, устланное соломой. Высокие борта были сплетены так плотно, что Мара не могла ничего сквозь них разглядеть. Воины крепко зашнуровали полотнища заднего полога. Пленницы почувствовали толчок, когда возница взобрался на козлы и натянул поводья. Потом заскрипели борта и колеса: возница подбодрил упряжку ударами стрекала, и экипаж тронулся с места.Тройка, составленная из осла и двух квердидр, тянула плохо. Повозка виляла и то и дело съезжала с колеи, а солома пахла скотом: как видно, ее взяли, не особо приглядываясь и принюхиваясь, из чьего-то хлева.Камлио выглядела совсем больной от страха, и Мара попросила ее лечь на солому. Она предложила девушке свой плащ для защиты от холодного ветра, налетавшего с вершин.— Я не брошу тебя, Камлио, — заверила она спутницу. — Ты не затем сюда явилась, чтобы стать женой какого-нибудь турильского невежи.Но и сама Мара не могла спокойно сидеть на месте. Она прислонилась к борту, который был ближе к Люджану, и пожелала узнать, каким образом ее воины так промокли.Как и раньше, турильскую охрану ни в малой степени не заботили разговоры пленников между собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101