А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Фэлкон наблюдал за тем, как она извивается в сплетении рук и ног своих докучливых спутников. Девушка великолепна, действительно великолепна, это следовало признать. Ростом танцовщица не обижена, наверное, пять футов восемь дюймов, с пучком длинных шелковистых черных, как смоль, волос, она казалась еще выше. На красивом лице выделялись темные глаза, высокие скулы и полные алые губы. Небольшую, но хорошо развитую грудь подчеркивал низкий вырез черного платья. Кожа у нее была смуглая, но очень ли смуглая, сказать трудно, поскольку в клубе темновато. Гречанка? Скорее испанка. А впрочем, какое это имеет значение?
Из всех красивых женщин, собравшихся в клубе, эта более других привлекала к себе внимание мужчин. Они ловили каждое ее движение, переглядываясь, подталкивая друг друга, давали волю воображению, хотя знали, что никому из них ничего не светит. Мужчины похитрее держались на расстоянии, что-то прикидывая в уме. Глупцы же пытались присоединиться к ней в танце.
Фэлкона, да и других, влекла к девушке не только красота, но и манера держаться. Танцевала она безупречно, не слишком быстро и не слишком медленно, точно следуя ритму музыки и отдаваясь ей. Она игнорировала толкущихся вокруг мужчин, число которых все возрастало, и, в конце концов, неудачники растворялись в толпе, направляясь на поиски более легкой добычи. Голова и руки девушки ритмично покачивались. Фэлкон, словно завороженный, не сводил с нее глаз.
Он стоял, прислонившись к колонне, невдалеке от нее и тщетно пытался отвести взгляд. Будто пораженный молнией, потрясенный до глубины души, Фэлкон забыл о гордости и самолюбии. Временами он мог бы поклясться, что девушка поглядывает на него сквозь ресницы, но потом признавался, что все это лишь плод воображения и действие винных паров.
Внезапно среди поклонников появился человек более решительный, чем другие. Этот крупный темноволосый мужчина в отличие от прочих не пытался приблизиться к ней кругами; энергично действуя локтями, он решительно ввинтился в покачивающуюся толпу мужчин. Поначалу все выказали недовольство этим вторжением, но затем, оценив габариты незнакомца, легко пропустили его.
При виде того, как мужчина взял девушку за руку и увлек ее к двери, у Фэлкона заколотилось сердце. Он выпрямился и посмотрел им вслед. Девушка не сопротивлялась, но и не следовала за похитителем охотно, пожалуй, слегка упиралась. Уже у двери она обернулась, бросила последний взгляд на танцевальную площадку и тут же исчезла. Темноволосый мужчина увел ее в сторону туалетов. Фэлкон не сводил взгляда с закрывшейся двери.
Так он простоял несколько минут и, лишь поняв, что возвращения девушки ждать не приходится, вновь повернулся к танцевальной площадке. С исчезнувшей темноволосой красавицей сравнить было некого. Но неужели она призрак?
Фэлкона пригласила потанцевать пышногрудая блондинка, но он вежливо отказался. Дамочка ничего себе, однако же перед его глазами по-прежнему стояла темноглазая фея. Проследив взглядом за направляющейся на танцевальную площадку блондинкой, он поднес к губам бокал с виски. Шестой за последние три часа.
Сто двадцать тысяч долларов зарплаты. Шестьдесят премиальных. Итого сто восемьдесят годовых. Большинство пришло бы в восторг. Большинство, но не Фэлкон. Напрасно он ушел из инвестиционного банка. Теперь это стало предельно ясно. После случайной встречи с Грэнвиллом в Гарвардском клубе Фэлкон дважды пытался связаться с ним, надеясь, что тот сменит гнев на милость и возьмет его обратно. Но старик не отвечал на звонки. Нынче днем, после свидания с Мэлли, Фэлкон предпринял еще одну попытку. С тем же успехом. На сегодняшний день он получал бы миллионы в год, а не те жалкие крохи, что предлагает ему Южный Национальный. Некогда он натянул нос Грэнвиллу, и вот теперь Грэнвилл натягивает нос ему, Фэлкону.
Музыка звучала с новой силой. Фэлкон взглянул на часы. Без четверти три утра. Когда бы он ни проснулся сегодня в своей однокомнатной лачуге, которую снял в Куинсе, откуда было удобнее заниматься поисками места, он сразу же позвонит Мэлли и скажет, что выходит на работу. А что ему остается? На завтрак, обед и ужин он ест хот-доги. Через месяц нечем будет платить за жилье. Послезавтра, когда пройдет чудовищное похмелье, он получит положенные при подписании контракта десять тысяч и снимет себе приличную квартиру на Манхэттене.
Фэлкон вышел на улицу и огляделся в поисках такси, которое отвезет его в Куинс. И тут перед ним появилась она. Он всматривался в те самые темные глаза, что так очаровали его там, в клубе. И обладательница их казалась ему еще прекраснее.
Фэлкон смутно вспомнил ее поклонников, постоянно сопровождающих девушку, но сейчас это не имело значения. Черноволосого поблизости он не заметил. Слегка улыбаясь, откинув голову немного назад и вбок, девушка неотрывно смотрела на Фэлкона. Затем взяла его за руку, и в этот миг «Уинтроп, Хокинс и К°», Южный Национальный, лопнувшая компьютерная компания — все это вместе со всеми финансовыми проблемами куда-то исчезло.
Прислонившись к стене в затемненном углу клуба, Феникс Грей сделал глоток минеральной воды. Он неотступно следовал за Фэлконом вот уже две недели и чувствовал, что знает этого человека, как самого себя. Внезапно поведение Фэлкона изменилось. Один взгляд этой девицы вывел его из подавленного состояния. Это чревато трудностями. Надо доложить Резерфорду.
Глава 6
Директор Федеральной резервной системы Соединенных Штатов Америки. Власть его безгранична и неоспорима. Стоит президенту назначить его, а сенату это назначение утвердить, как он становится совершенно независим, точно так же, как члены Верховного суда, утвержденные в должности, выходят из-под контроля электората. Правда, директора назначают лишь на четыре года, и в конце этого срока президент может заменить его, но случается такое не часто. Если президент отважится заменить действующего директора против его воли, он рискует навлечь на себя гнев ведущих банкиров, всегда имеющих возможность вызвать панику на рынке ценных бумаг. Уолл-стрит чрезвычайно высоко ценит независимость директора, и президент волей-неволей вынужден с этим считаться.
Картер Филипелли сидел один во главе огромного стола из красного дерева, стоящего посреди официального зала заседаний Федеральной резервной системы. Он ожидал появления остальных девятнадцати участников заседания Комитета по открытому рынку, или, как попросту называют его на Уолл-стрит, КОР. По идее, орган это влиятельный, но Филипелли следил за тем, чтобы члены его не слишком задирали нос.
Обстановка холодного и внушительного зала заседаний мало способствовала непринужденному обмену мнений, и Филипелли использовал стерильную чистоту помещения в своих целях. Нахохлившиеся на люстре мрачные медные орлы, начищенные так, что даже при тусклом освещении большого зала был виден их блеск, нависали над длинным столом. На стенах висели карты двенадцати округов ФРС, границы которых рассекали страну на какие-то странные, ломаной формы, участки. Позади Филипелли располагался огромный камин; в нем по меньшей мере лет десять лежало несколько здоровенных поленьев. На камине устроился еще один медный орел, превышающий размерами своих собратьев на люстре. Одним когтем он стискивал стрелы, другим — оливковую ветвь. Пахло здесь, как в старинной библиотеке: книгами и плесенью.
Филипелли громко рассмеялся, и смех его эхом разнесся по огромному залу. Он и был директором ФРС, то есть одним из самых могущественных людей в мире. Встречая время от времени вялое сопротивление одного-другого члена КОР, Филипелли определял монетарную политику Соединенных Штатов, контролируя процентные ставки и гигантские валютные запасы страны. Он мог поднять ставки, чтобы замедлить инфляцию и, вызвав таким образом спад производства, породить опасения и даже панику; точно так же он мог и понизить ставки, способствуя экономическому росту и увеличению содержимого коллективного кармана страны на миллиарды долларов.
Большинство американцев не осознают, какой властью наделен директор ФРС, не подозревают о том, что он наделен властью совершенно самостоятельно принимать решения, не имея никаких ограничений, то есть своими руками делать людей богатыми или бедными. Конечно, это подрывает самые основы демократии, и, естественно, столь откровенное пренебрежение американской системой правления не рекламируется ни крупнейшими политическими партиями, ни Уолл-стрит. Быть может, это единственная вещь на свете, где эти три составляющие действуют в полном согласии друг с другом. И это понятно. Если бы люди докопались до структурной сути Системы и ее бесконтрольной деятельности, они потребовали бы перемен, а это означало бы национальную катастрофу. Директора ФРС, как бы его ни звали, не могут сковывать демократические процедуры: не следует ожидать от него и реакции на мгновенные колебания современных финансовых рынков.
Именно эта гигантская мощь побуждает финансовых аналитиков и инвесторов всего мира пристально следить за каждым движением Филипелли. Любая реплика, невинное замечание, всякий чих может вызвать на рынках планеты бум или панику. Он снова рассмеялся. Удивительная все же страна Америка: здесь из бедной итальянской семьи, которая лишь два поколения назад выбралась из самого сердца Бруклина и теперь живет где-то в глуши, в одном из городишек Алабамы, выходит человек, поднимающийся до таких головокружительных высот, причем совершенно ненасильственным путем. Быть может, на самом деле важно, с кем он ходил в один детский сад.
Обычно директор Федеральной резервной системы и президент страны работают каждый сам по себе. Но президент Буфорд Дж. Уоррен, некогда сенатор-демократ от Алабамы и чужак в Вашингтоне, по его собственным словам, оказался нетипичным для своей должности. Он не собирался следовать традициям только потому, что это традиции. Заняв место в Овальном кабинете, президент решил, что, поскольку страна переживает тяжелые экономические невзгоды, вызванные огромным дефицитом федерального бюджета, необходимо принять соответствующие меры.
Через три месяца после избрания Уоррена, когда истек срок полномочий действующего директора, президент пренебрег традицией и уволил этого малого, призвав на его место своего старого дружка Картера Филипелли, в ту пору главного управляющего крупнейшим в Алабаме сберегательным и ссудным банком. Филипелли понадобился президенту для того, чтобы он взял под строгий контроль центральный банк страны и помог реализовать внутреннюю и внешнюю экономическую политику. И вот теперь, проведя у руля три года, презрев первоначальные прогнозы финансовых умов, которые в один голос твердили, что президентское назначение на такой пост исключительной важности столь неопытного человека обрекает страну на неизбежный крах, пережив потрясения на Нью-Йоркской фондовой бирже и падение государственных ценных бумаг на рынках — ответ Уолл-стрит на объявление о назначении Филипелли директором, — он стал одним из наиболее уважаемых людей в Вашингтоне. Не любимых, но именно уважаемых. Благодарить за это следовало президента, и Филипелли останется ему верен до конца дней своих.
По двое, по трое в зал заходили члены КОР. Едва переступив порог тяжелой двери из мореного дуба, они обрывали все разговоры и медленно направлялись на предназначенные им места. Зал производил устрашающее впечатление даже на этих влиятельных людей, потому и замолкали они, оказавшись здесь. Наконец все, кроме одного, уселись на стулья с жесткой прямой спинкой.
По регламенту КОР собирался на заседания восемь раз в год, но, если того требовали обстоятельства рынка, назначались и внеочередные встречи. Главная задача Комитета заключалась в определении необходимых мер (если такая необходимость возникала вообще) по ускорению либо замедлению роста американской экономики. В зону его ответственности входило и поддержание здорового состояния банков — участников Системы, а также терапия финансовых рынков в моменты сбоя. В Комитет входили сам Филипелли, шесть губернаторов ФРС, двенадцать президентов банков и секретарь. Правом решающего голоса обладали лишь восемь членов — Филипелли, шесть губернаторов и президент Нью-Йоркского федерального банка Уэнделл Смит. На постоянной основе в голосовании участвовали двенадцать членов Комитета — остальные восемь голосов формировались в порядке ротации из числа одиннадцати президентов банков, расположенных за пределами Нью-Йорка.
Филипелли оглядел зал, задержавшись взглядом на каждом из участников встречи персонально, и каждый, не дожидаясь, когда этот пронзительный взгляд скользнет дальше, сдержанно кивнул в ответ. В принципе голоса членов Комитета обладали одинаковым весом, но Филипелли поставил себя так, что само голосование превращалось фактически в пустую формальность. Он правил работой Комитета железной рукой, не оставляя места для споров и возражений. Изысканностью манер Филипелли не отличался и всегда был готов пощипать перышки у своих коллег. Он заручился негласным (впрочем, не являвшимся секретом) обещанием президента приструнить любого члена КОР, если тот пойдет против директора.
Стоило кому-нибудь высказаться неподобающим, с его точки зрения, образом, как следовал твердый и незамедлительный ответ. Филипелли прерывал оппонента либо мощным ударом большого черного молотка, либо презрительным фырканьем, либо заявлял о том, будто время оратора истекло. Пусть его считают деревенщиной и невежей — наплевать. Он приехал в Вашингтон дело делать, и пока у него это отлично получается.
Большие старинные часы у двери пробили девять раз. Дождавшись, пока стихнет звук последнего удара, Филипелли живо поднялся с места, снял свой простой пиджак, повесил на спинку стула и, усаживаясь, закатал рукава голубой рубахи. Собравшиеся смотрели на него; никому бы и в голову не пришло избавиться от пиджака, не говоря уж о том, чтобы закатать рукава рубахи.
Только резко очерченные и жесткие черты лица придавали Филипелли внушительный вид. Сложения он был среднего, да и роста тоже — пять футов девять дюймов. Однако именно черты его лица производили на людей впечатление устрашающее. Черные, как вороново крыло, волосы, гладко зачесанные назад с помощью геля, оставляли открытым широкий, несколько скошенный лоб. Но на затылке они топорщились, как иглы у дикобраза. Под тонкой, словно лезвие бритвы, линией бровей глубоко сидели живые карие глаза. Нос у Филипелли был длинный и заостренный, губы грозно сжаты, и вообще всем видом своим он напоминал огромного орла на камине, нахохлившегося у него за спиной.
Черный молоток с позолотой с грохотом опустился на стол.
— Заседание объявляется открытым. — Хоть и родился Филипелли на Юге и прожил там всю жизнь, говорил он в нос, что выдавало бруклинские корни.
Восемнадцать членов Комитета, все как один, выпрямились на стульях, пытаясь придать своим лицам мрачное, как у Филипелли, выражение. Никто не преуспел в этом.
— Девять часов, начинаем по расписанию, — с нажимом заговорил Филипелли. — Президент Нью-Йоркского округа Федеральной резервной системы Смит лишил нас удовольствия видеть его сегодня. — Филипелли указал на свободный стул. — О причинах своего отсутствия он не удосужился уведомить меня. Тем не менее, приступаем к рассмотрению повестки дня. Благодарю всех за пунктуальность. Президент округа Миннеаполис, Обрехт. Сегодня вы будете голосовать вместо Сми...
— Я здесь, директор Филипелли. — Слово «директор» Уэнделл Смит иронически выделил. Он непринужденно вошел в зал, приветливо улыбнулся присутствующим, а Обрехту, явно обрадованному его появлением, пожал руку и, понизив голос, извинился. После чего неторопливо проследовал на свое место.
Члены Комитета переглянулись и дружно откинулись на спинки стульев. Облегчение испытал не только Обрехт. Смит был вторым по влиятельности членом КОР, и, если бы не его появление, Филипелли асфальтовым катком прошелся бы по сегодняшнему заседанию.
Филипелли наблюдал, как Смит открывает свой кожаный портфель и раскладывает перед собой какие-то бумаги. Он ненавидел и презирал этого человека. Смит принадлежал к истеблишменту северо-востока и всячески подчеркивал это. Отдаленный родич Джона Д. Рокфеллера, Смит построил себе особняк в Дарьене, этом городке богачей в штате Коннектикут, где и жил со своей женой Трейси. Он имел состояние как минимум сорок миллионов долларов — больше, чем все остальные члены Комитета, вместе взятые, — и богатства своего отнюдь не стеснялся. Не раз и не два Филипелли слышал, как на официальных мероприятиях ФРС Смит рассказывает о своем замке в Швейцарии, яхте в Палм-Бич, целом гараже «роллс-ройсов» и прочем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40