Заметьте, «не в восторге» — это очень мягкое выражение. Выступая, он постоянно повторяет, что не позволит банкам снова заниматься выкупами за счет привлеченного капитала. И они с президентом не допустят, чтобы на рынке вновь воцарилась бойкая атмосфера восьмидесятых.
— То есть вы хотите сказать, что его не особенно порадует, если Южный Национальный привлечет капитал для покупки «Пенн-мар»?
— Именно это я и хочу сказать, а что же еще? — Фэлкон покачал головой. — А впрочем, какое это имеет значение? У нас так или иначе не хватит горючего, если все, что имеется у немцев, — один миллиард.
— Южный Национальный приложит все усилия для того, чтобы эта сделка состоялась, — тихо, едва слышно проговорил Барксдейл.
— Что? Что вы сказали? — Фэлкон вскинул взгляд на Барксдейла.
— Я сказал, — медленно, не отводя глаз от собеседника, повторил Барксдейл, — что Южный Национальный намерен вложить в эту сделку значительную сумму.
— Значительная сумма — это сколько? О чем речь?
— Сколько понадобится.
Фэлкон помолчал, переваривая услышанное.
— Уверен, вам известно, что закон ограничивает пределы банковских кредитов.
— Большое спасибо, что просветили, и, главное, как раз вовремя. Подумать только, проработав в этом бизнесе сорок лет, я наконец-то узнаю, что закон ограничивает банковские кредиты.
Эти саркастические фразы Фэлкон пропустил мимо ушей.
— Серьезно, Южный Национальный имеет право кредитовать покупателя не более чем пятнадцатью процентами от общей суммы своего капитала. Сколько всего у нас сейчас денег?
— Около пятнадцати миллиардов долларов.
— Таким образом, речь может идти о двух миллиардах или чуть больше. В любом случае этого далеко не достаточно.
— Я же сказал, мы готовы заплатить сколько потребуется. Прежде всего у нас есть «дочки», они разместят облигации с высокой степенью риска. По моим расчетам, это принесет от пяти до шести миллиардов. Я уже говорил по этому поводу с Хеннингсом из фондовой биржи, он тоже полагает, что речь может идти примерно о такой сумме. — Барксдейл видел, что Фэлкон все еще колеблется. — Кроме того, благодаря тому, что государство в последнее время немного ослабило хватку, нам удалось создать несколько фондов за счет собственных средств. Здесь можно наскрести еще миллиарда три. И наконец, Уоллес Борман и Картер Филипелли не так уж любят друг друга, и если мы немного превысим свои кредитные лимиты, вряд ли это сильно расстроит Бормана. К тому же, власти не располагают большими возможностями. Мы для них слишком крупная рыба.
— Ничего, задницу вполне могут надрать.
— Только если докопаются. — Барксдейл снова отхлебнул кофе. — А теперь займемся сложением: Допустим, всего лишь допустим, что мы выдали банковский кредит на четыре миллиарда, на шесть выпустили облигации с высокой степенью риска и еще три нашли в своих фондах. На круг выходит тринадцать миллиардов долларов. Добавляем к этому немецкий миллиард — и получаем четырнадцать. Этого недостаточно, и не забывайте к тому же, что механизм приобретения новой компании включает в себя четыре миллиарда акционерного капитала и шесть миллиардов, принадлежащих «дочкам». Таким образом, сверх десяти миллиардов основного капитала нам придется погашать банковскую задолженность, а это еще куча денег.
— Вы что, все это всерьез? — Фэлкон недоверчиво посмотрел на Барксдейла. Даже «Уинтроп» такая сумма была бы не по карману. — И неужели Борман представил эти цифры совету директоров Южного Национального? Ведь, насколько я понимаю, такого рода сделка должна получить всеобщее одобрение.
— Разумеется.
— И вы были на этом заседании? — изумился Фэлкон.
— Конечно. — Барксдейл лгал, и Фэлкон знал это.
— Вы отдаете себе отчет в том, что, если «Пенн-мар» по каким-то причинам обанкротится и вместе с ней ухнут тринадцать миллиардов наших денежек, Южный Национальный немедленно пойдет на дно? Очередь жаждущих снять свои вклады растянется на несколько миль. А платить банку будет нечем. Далее — падение Южного Национального вызовет хаос на всех финансовых рынках. На фондовой бирже. На рынке ценных бумаг. На валютном рынке. Всех затянет в воронку.
— В дело вмешается ФРС, — спокойно сказал хозяин кабинета, допивая свой кофе. — Система в любом случае удержит банк на плаву. Кризис сберегательных и ссудных банков стоил в свое время американскому правительству триста миллиардов долларов. Что такое какие-то тринадцать в сравнении с этой суммой?
— Да, но тогда речь шла о тысячах банков, и зашатались они отнюдь не одновременно, — возразил Фэлкон. — К тому же, в отличие от Южного Национального, ни один из них не был крупным игроком на валютных и иных рынках. Южный Национальный связан контрактами буквально с тысячами финансовых организаций по всему миру и должен направлять им валюту в строго обусловленные сроки. Опять-таки возникают тысячи ситуаций, в которых банк является партнером в опционах либо разного рода обменных операциях. Если пройдет слух, что Южный Национальный сталкивается с трудностями, в результате чего на нас хлынет толпа вкладчиков, ФРС придется принимать меры в считанные секунды, и это не метафора. И случись хоть малейшая отсрочка в платежах — любая, какая угодно, — рухнет вся система. Вся банковская система. Невозможность выполнить свои обязательства приведет к тому, что другие финансовые учреждения, связанные с нами партнерскими отношениями, сразу же столкнутся с проблемами ликвидности. Инвесторы начнут снимать огромные суммы со своих счетов, и банки посыпятся один за другим. И цена вопроса будет уже не тринадцать миллиардов долларов. Разразится всеобщая катастрофа.
— Вы преувеличиваете.
— Ничуть. Просто эта страна еще не знает, что такое настоящий банковский кризис. Да, согласен, в начале восьмидесятых Чикагский Континентальный столкнулся с некоторыми проблемами, но ФРС была готова к ним — сигналы поступали заранее. Ситуация набухала на протяжении довольно длительного периода, и система имела время подготовиться и в нужный момент вмешаться. К тому же, тогда обстановка не носила такого взрывоопасного характера, как сейчас. Финансовые учреждения были не так тесно взаимосвязаны. А ныне система подобна карточному домику. Все зависят от всех, и цепь, фигурально выражаясь, прочна настолько, насколько прочно ее слабейшее звено. Поверьте мне, Фил, если мы вложим в «Пенн-мар» тринадцать миллионов, а компания почему-либо рухнет, на финансовых рынках США воцарится хаос. Банк, любой банк, не может позволить себе вложить весь свой капитал в какую-то одну сделку. Даже в самую привлекательную.
— Слушайте, Фэлкон, я ведь и не предлагаю, чтобы Южный Национальный вложил тринадцать миллиардов. Мы сделаем первоначальный взнос, а потом продадим большую часть страховых полисов другим учреждениям, распределив тем самым риски и в то же время неплохо заработав.
— Таким образом, речь идет о предпродаже?
— Что вы имеете в виду под «предпродажей»? — осведомился Барксдейл.
— То есть мы дадим понять, что готовы платить за акции, но тогда эти самые другие учреждения должны перевести нам деньги немедленно. Иными словами, мы подключаем сотни других банков и страховых компаний и, перед тем как начать скупать акции, убеждаемся, что они — в деле. Таким образом мы соскакиваем с крючка стоимостью в тринадцать миллиардов.
— Нет, об этом не может быть и речи. Кое с кем мы переговорим, но лишь затем, чтобы заручиться суммой, которой нам самим не хватает. Немцы и Борман четко обозначили этот пункт. Они не хотят огласки до того, как о покупке объявят официально, а пока о ней будут знать только те, кому это абсолютно необходимо. Они панически боятся того, что, если слухи о сделке просочатся, их опередит кто-нибудь вроде «Дюпон» или «Хехст». Желание немцев таково, чтобы к моменту объявления приобретение было бы полностью обеспечено финансово. А уж потом можно продавать бумаги другим.
— Таким образом, мы рискуем. Колоссально рискуем. Процесс продажи бумаг займет не менее тридцати дней, и это еще в лучшем случае. А ну как за это время что-нибудь случится? Что, если «Пенн-мар» сляжет от тяжелого приступа пневмонии и нам вообще не удастся продать бумаги, а денежки-то уже ушли?
— А вот затем-то, Фэлкон, вы нам и нужны. Чтобы убедиться в полном здравии «Пенн-мар». Не должно возникнуть никаких сомнений в том, что мы с немцами не переплачиваем. И что в течение максимум шестидесяти дней после заключения сделки у Южного Национального останется акций меньше чем на два миллиарда. Продавайте банковский долг, акции с высокой степенью риска, акционерный капитал. После того, как выиграем тендер, вступайте в любые переговоры — с кем угодно. У Хеннингса тоже карт-бланш. Хотите — работайте вместе, хотите — каждый сам по себе. Привлекайте наших людей из отдела синдикатов. Я в это вмешиваться не буду. Главное — продать. Нам надо избавиться от этих акций, и побыстрее!
— Это нелегко, весьма нелегко.
— Хотите сказать, что не справитесь? Вам предлагают действительно настоящее дело, а вы ведете себя так, будто все слухи о ваших доблестях — пустая болтовня.
— Не запугивайте меня, Фил, это бесполезно.
— Играйте на грани фола. Разве во время собеседования с Мэлли вы сами не говорили ему, что именно этим занимались в «Уинтроп»? — Барксдейл упорно гнул свое. — Так покажите же, на что вы способны, мистер Фэлкон.
— Понадобится адвокат высшего класса. У меня есть добрый приятель из конторы «Дэвис и Полк», лучше его не найти...
— Не пойдет. Мы работаем с другой конторой — «Данлоп и Лейтем». — Барксдейл отодвинул чашку и достал пачку «Салема». — Курите? — Он подтолкнул пачку к Фэлкону.
Тот не обратил на нее ни малейшего внимания.
— «Данлоп и Лейтем»? Надеюсь, вы шутите? Поймите меня правильно, Фил, эти ребята отлично разбираются в трудовых спорах, но не способны отличить документов по продаже компании от дешевого чтива. — Внешне Фэлкон держался спокойно, хотя начинал закипать. Без надежной юридической помощи ему с таким грандиозным делом не справиться.
Барксдейл вытащил сигарету, закурил и бросил пачку на стол. Она не долетела до места. Несколько сигарет вывалились из пачки и упали на ковер.
— Не шучу. Это вопрос решенный. Кстати, они тоже подключатся только в самый последний момент. Когда придется оформлять заявку на покупку. Перед самым объявлением тендера. Дальше.
— Надо будет подобрать бумаги, связанные с антитрестовским законом Харта — Скотта — Родино.
— Этим тоже займутся «Данлоп и Лейтем».
— Говорю же вам, они не разбираются в этих делах. — Фэлкон терял терпение. — Позвольте задать вам вопрос. Вы действительно хотите победить? Вам действительно нужно, чтобы эти немцы заполучили «Пенн-мар»? Коли так, то вы идете к цели каким-то странным путем. Это большая игра. Я — передний защитник. А вы даете мне второсортных партнеров и еще требуете победы.
— Дальше. — Барксдейл выпустил струйку дыма, который поплыл по кабинету.
— Не выношу табачного дыма.
— Это мой кабинет. Дальше.
— Мне понадобится помощь аналитика. Человека, занимающегося подсчетами и готовящего материалы.
— Исключено. Повторяю, круг людей, посвященных в это дело, должен быть максимально узок. Вообще-то говоря, работать вам предстоит дома. У вас будет все необходимое. Завтра к полудню у вас на квартире установят персональный компьютер и лазерный принтер. Если вам понадобятся документы по ценным бумагам и бирже, свяжитесь с отделом информации и вам их доставят на дом.
Этого Фэлкон не ожидал.
— И где же я якобы пребываю?
— На каком-нибудь семинаре.
— Не думаете же вы, что этим делом можно заниматься без тесной связи с людьми из дочерних компаний? Вы же сами говорили о шести миллиардах в облигациях повышенного риска.
— Если вам придется обратиться к Хеннингсу, действуйте через меня. Не обижайтесь, Фэлкон, но мы с Борманом хотим сохранить это дело в секрете до момента официального объявления. Нам надо быть в курсе всего, чтобы, если возникнет какая-либо утечка, мы поняли, откуда уши торчат. Вы работаете в Южном Национальном не слишком уж давно. И мы еще не очень хорошо вас знаем. — Барксдейл выпустил еще одну струйку дыма. — Добьетесь удачи в этом деле — и мы узнаем вас ближе. Совсем близко. Для вас лично стоимость работы выражается суммой в пять миллионов долларов. Пять миллионов, звание директора-распорядителя и должность руководителя группы по слияниям. Разве плохо будет помахать всем этим букетом перед носом Грэнвилла Уинтропа? — Видя, что стрела попала в цель, Барксдейл на мгновение умолк. — Компьютер и все остальное доставят вам домой завтра в полдень. Адрес: Восемьдесят вторая улица, 232, квартира 1004, верно?
Фэлкон поднял брови. Эти люди основательно покопались в его жизни. Весьма основательно. Они знают, на какие кнопки нажимать и когда. Он, Фэлкон, недооценил их, и это не радовало его. Чего не скажешь о пяти миллионах. А равно — о возможности вернуться в игру.
* * *
Туалеты для высшего эшелона Южного Национального были поистине великолепны — души, сауна, плитка с мозаикой и, в придачу ко всему — седовласый господин, который весь день только тем и занят, что выдает полотенца да собирает долларовые банкноты. Фэлкон пустил горячую воду и подставил ладони. Он тянул время. Ему не хотелось возвращаться в прокуренный кабинет Барксдейла. Но оставалась еще куча дел.
В зеркале Фэлкон заметил, как в туалет открывается мраморная дверь. Вошел высокий темноволосый мужчина с сильно загорелым лицом. На мужчине была сорочка в голубую полоску с белым воротничком и туго затянутый галстук. Уоллес Борман. Фэлкон узнал его по фотографии на второй обложке брошюры, содержащей годовой отчет о деятельности Южного Национального.
Борман едва заметно кивнул Фэлкону, но не вымолвил ни слова. Не меняя бесстрастного выражения лица, он встал рядом, закатал рукава и подставил ладони под струю воды.
Фэлкон украдкой посмотрел в зеркало на левую руку Бормана — есть ли обручальное кольцо? Он знал, что Борман женат, но по тому, как мужчина носит обручальное кольцо, о нем многое можно узнать, и еще больше — если не носит. Но, не успев добраться до цели, взгляд Фэлкона задержался на правом предплечье Бормана. Там было явно нечто необычное. Поначалу показалось — небольшая родинка. Эндрю присмотрелся. Нет, не родинка. Слишком четко очерчена и практически впечатана в кожу. Что-то другое. Татуировка? Клеймо? Тут Фэлкон заметил, что и Борман наблюдает за ним в зеркало. Он поспешно отвел взгляд. И где-то глубоко в тайниках мозга зашелестел едва различимый, отдаленный голос, выговаривающий пока невнятные слова.
Глава 11
Шэрон Крус незаметно присела у края длинного стола в конференц-зале. Совсем скоро к ней будет приковано внимание всех присутствующих, и это не приводило Шэрон в восторг. Для адвоката подобное необычно, ведь участники судебного действа по определению неизменно находятся в центре внимания. И действительно, ей удавалось спокойно стоять перед незнакомым судьей, враждебным жюри присяжных, прессой, предубежденной публикой и упрямо, без тени сомнения в своей правоте отстаивать невиновность своего клиента или утверждать виновность клиента противоположной стороны. Но перспектива выступления перед партнерами юридической конторы так нервировала Шэрон, что, услышав, как называют ее имя, она едва не потеряла дар речи.
Дело в том, что Шэрон было далеко не безразлично их мнение. Она хотела признания. Если присяжные объявят, что ее клиент виновен, значит, так тому и быть. Шэрон сделала все от нее зависящее, а чего еще можно ожидать от адвоката? Но если Шэрон не удастся сразу же произвести впечатление на партнеров, ей конец.
Со своего места она видела, как блестят на полуденном солнце воды Балтиморской гавани. Гавань располагалась тридцатью одним этажом ниже конференц-зала известной юридической конторы «Кливленд, Миллер и Прескотт». Шэрон вдруг очень захотелось оказаться внизу, погреться на солнышке. И напротив, совсем не хотелось выступать перед этими людьми.
Даже проработав в конторе девять лет, она не знала точно, как они к ней на самом деле относятся. Шэрон латиноамериканка, они, кроме Гровера Типтона, все белые. Ее вдруг неудержимо потянуло в Нью-Йорк, где люди осваиваются куда быстрее, чем здесь. Но удерживают деньги, которые Шэрон получает, как партнер с трехлетним стажем. Еще два-три года, и у нее хватит средств, чтобы открыть собственное дело. Она обещала себе, что по крайней мере половину своего времени будет тратить за защиту представителей меньшинств, не имеющих средств на хорошего адвоката.
Шэрон перевела взгляд вниз, на зелено-голубую поверхность гавани. Кого она обманывает? Еще два или три года открывающийся отсюда, из этого самого окна, вид ей не придется обозревать только в одном случае — если за это время «Кливленд, Миллер и Прескотт» переменят местожительство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— То есть вы хотите сказать, что его не особенно порадует, если Южный Национальный привлечет капитал для покупки «Пенн-мар»?
— Именно это я и хочу сказать, а что же еще? — Фэлкон покачал головой. — А впрочем, какое это имеет значение? У нас так или иначе не хватит горючего, если все, что имеется у немцев, — один миллиард.
— Южный Национальный приложит все усилия для того, чтобы эта сделка состоялась, — тихо, едва слышно проговорил Барксдейл.
— Что? Что вы сказали? — Фэлкон вскинул взгляд на Барксдейла.
— Я сказал, — медленно, не отводя глаз от собеседника, повторил Барксдейл, — что Южный Национальный намерен вложить в эту сделку значительную сумму.
— Значительная сумма — это сколько? О чем речь?
— Сколько понадобится.
Фэлкон помолчал, переваривая услышанное.
— Уверен, вам известно, что закон ограничивает пределы банковских кредитов.
— Большое спасибо, что просветили, и, главное, как раз вовремя. Подумать только, проработав в этом бизнесе сорок лет, я наконец-то узнаю, что закон ограничивает банковские кредиты.
Эти саркастические фразы Фэлкон пропустил мимо ушей.
— Серьезно, Южный Национальный имеет право кредитовать покупателя не более чем пятнадцатью процентами от общей суммы своего капитала. Сколько всего у нас сейчас денег?
— Около пятнадцати миллиардов долларов.
— Таким образом, речь может идти о двух миллиардах или чуть больше. В любом случае этого далеко не достаточно.
— Я же сказал, мы готовы заплатить сколько потребуется. Прежде всего у нас есть «дочки», они разместят облигации с высокой степенью риска. По моим расчетам, это принесет от пяти до шести миллиардов. Я уже говорил по этому поводу с Хеннингсом из фондовой биржи, он тоже полагает, что речь может идти примерно о такой сумме. — Барксдейл видел, что Фэлкон все еще колеблется. — Кроме того, благодаря тому, что государство в последнее время немного ослабило хватку, нам удалось создать несколько фондов за счет собственных средств. Здесь можно наскрести еще миллиарда три. И наконец, Уоллес Борман и Картер Филипелли не так уж любят друг друга, и если мы немного превысим свои кредитные лимиты, вряд ли это сильно расстроит Бормана. К тому же, власти не располагают большими возможностями. Мы для них слишком крупная рыба.
— Ничего, задницу вполне могут надрать.
— Только если докопаются. — Барксдейл снова отхлебнул кофе. — А теперь займемся сложением: Допустим, всего лишь допустим, что мы выдали банковский кредит на четыре миллиарда, на шесть выпустили облигации с высокой степенью риска и еще три нашли в своих фондах. На круг выходит тринадцать миллиардов долларов. Добавляем к этому немецкий миллиард — и получаем четырнадцать. Этого недостаточно, и не забывайте к тому же, что механизм приобретения новой компании включает в себя четыре миллиарда акционерного капитала и шесть миллиардов, принадлежащих «дочкам». Таким образом, сверх десяти миллиардов основного капитала нам придется погашать банковскую задолженность, а это еще куча денег.
— Вы что, все это всерьез? — Фэлкон недоверчиво посмотрел на Барксдейла. Даже «Уинтроп» такая сумма была бы не по карману. — И неужели Борман представил эти цифры совету директоров Южного Национального? Ведь, насколько я понимаю, такого рода сделка должна получить всеобщее одобрение.
— Разумеется.
— И вы были на этом заседании? — изумился Фэлкон.
— Конечно. — Барксдейл лгал, и Фэлкон знал это.
— Вы отдаете себе отчет в том, что, если «Пенн-мар» по каким-то причинам обанкротится и вместе с ней ухнут тринадцать миллиардов наших денежек, Южный Национальный немедленно пойдет на дно? Очередь жаждущих снять свои вклады растянется на несколько миль. А платить банку будет нечем. Далее — падение Южного Национального вызовет хаос на всех финансовых рынках. На фондовой бирже. На рынке ценных бумаг. На валютном рынке. Всех затянет в воронку.
— В дело вмешается ФРС, — спокойно сказал хозяин кабинета, допивая свой кофе. — Система в любом случае удержит банк на плаву. Кризис сберегательных и ссудных банков стоил в свое время американскому правительству триста миллиардов долларов. Что такое какие-то тринадцать в сравнении с этой суммой?
— Да, но тогда речь шла о тысячах банков, и зашатались они отнюдь не одновременно, — возразил Фэлкон. — К тому же, в отличие от Южного Национального, ни один из них не был крупным игроком на валютных и иных рынках. Южный Национальный связан контрактами буквально с тысячами финансовых организаций по всему миру и должен направлять им валюту в строго обусловленные сроки. Опять-таки возникают тысячи ситуаций, в которых банк является партнером в опционах либо разного рода обменных операциях. Если пройдет слух, что Южный Национальный сталкивается с трудностями, в результате чего на нас хлынет толпа вкладчиков, ФРС придется принимать меры в считанные секунды, и это не метафора. И случись хоть малейшая отсрочка в платежах — любая, какая угодно, — рухнет вся система. Вся банковская система. Невозможность выполнить свои обязательства приведет к тому, что другие финансовые учреждения, связанные с нами партнерскими отношениями, сразу же столкнутся с проблемами ликвидности. Инвесторы начнут снимать огромные суммы со своих счетов, и банки посыпятся один за другим. И цена вопроса будет уже не тринадцать миллиардов долларов. Разразится всеобщая катастрофа.
— Вы преувеличиваете.
— Ничуть. Просто эта страна еще не знает, что такое настоящий банковский кризис. Да, согласен, в начале восьмидесятых Чикагский Континентальный столкнулся с некоторыми проблемами, но ФРС была готова к ним — сигналы поступали заранее. Ситуация набухала на протяжении довольно длительного периода, и система имела время подготовиться и в нужный момент вмешаться. К тому же, тогда обстановка не носила такого взрывоопасного характера, как сейчас. Финансовые учреждения были не так тесно взаимосвязаны. А ныне система подобна карточному домику. Все зависят от всех, и цепь, фигурально выражаясь, прочна настолько, насколько прочно ее слабейшее звено. Поверьте мне, Фил, если мы вложим в «Пенн-мар» тринадцать миллионов, а компания почему-либо рухнет, на финансовых рынках США воцарится хаос. Банк, любой банк, не может позволить себе вложить весь свой капитал в какую-то одну сделку. Даже в самую привлекательную.
— Слушайте, Фэлкон, я ведь и не предлагаю, чтобы Южный Национальный вложил тринадцать миллиардов. Мы сделаем первоначальный взнос, а потом продадим большую часть страховых полисов другим учреждениям, распределив тем самым риски и в то же время неплохо заработав.
— Таким образом, речь идет о предпродаже?
— Что вы имеете в виду под «предпродажей»? — осведомился Барксдейл.
— То есть мы дадим понять, что готовы платить за акции, но тогда эти самые другие учреждения должны перевести нам деньги немедленно. Иными словами, мы подключаем сотни других банков и страховых компаний и, перед тем как начать скупать акции, убеждаемся, что они — в деле. Таким образом мы соскакиваем с крючка стоимостью в тринадцать миллиардов.
— Нет, об этом не может быть и речи. Кое с кем мы переговорим, но лишь затем, чтобы заручиться суммой, которой нам самим не хватает. Немцы и Борман четко обозначили этот пункт. Они не хотят огласки до того, как о покупке объявят официально, а пока о ней будут знать только те, кому это абсолютно необходимо. Они панически боятся того, что, если слухи о сделке просочатся, их опередит кто-нибудь вроде «Дюпон» или «Хехст». Желание немцев таково, чтобы к моменту объявления приобретение было бы полностью обеспечено финансово. А уж потом можно продавать бумаги другим.
— Таким образом, мы рискуем. Колоссально рискуем. Процесс продажи бумаг займет не менее тридцати дней, и это еще в лучшем случае. А ну как за это время что-нибудь случится? Что, если «Пенн-мар» сляжет от тяжелого приступа пневмонии и нам вообще не удастся продать бумаги, а денежки-то уже ушли?
— А вот затем-то, Фэлкон, вы нам и нужны. Чтобы убедиться в полном здравии «Пенн-мар». Не должно возникнуть никаких сомнений в том, что мы с немцами не переплачиваем. И что в течение максимум шестидесяти дней после заключения сделки у Южного Национального останется акций меньше чем на два миллиарда. Продавайте банковский долг, акции с высокой степенью риска, акционерный капитал. После того, как выиграем тендер, вступайте в любые переговоры — с кем угодно. У Хеннингса тоже карт-бланш. Хотите — работайте вместе, хотите — каждый сам по себе. Привлекайте наших людей из отдела синдикатов. Я в это вмешиваться не буду. Главное — продать. Нам надо избавиться от этих акций, и побыстрее!
— Это нелегко, весьма нелегко.
— Хотите сказать, что не справитесь? Вам предлагают действительно настоящее дело, а вы ведете себя так, будто все слухи о ваших доблестях — пустая болтовня.
— Не запугивайте меня, Фил, это бесполезно.
— Играйте на грани фола. Разве во время собеседования с Мэлли вы сами не говорили ему, что именно этим занимались в «Уинтроп»? — Барксдейл упорно гнул свое. — Так покажите же, на что вы способны, мистер Фэлкон.
— Понадобится адвокат высшего класса. У меня есть добрый приятель из конторы «Дэвис и Полк», лучше его не найти...
— Не пойдет. Мы работаем с другой конторой — «Данлоп и Лейтем». — Барксдейл отодвинул чашку и достал пачку «Салема». — Курите? — Он подтолкнул пачку к Фэлкону.
Тот не обратил на нее ни малейшего внимания.
— «Данлоп и Лейтем»? Надеюсь, вы шутите? Поймите меня правильно, Фил, эти ребята отлично разбираются в трудовых спорах, но не способны отличить документов по продаже компании от дешевого чтива. — Внешне Фэлкон держался спокойно, хотя начинал закипать. Без надежной юридической помощи ему с таким грандиозным делом не справиться.
Барксдейл вытащил сигарету, закурил и бросил пачку на стол. Она не долетела до места. Несколько сигарет вывалились из пачки и упали на ковер.
— Не шучу. Это вопрос решенный. Кстати, они тоже подключатся только в самый последний момент. Когда придется оформлять заявку на покупку. Перед самым объявлением тендера. Дальше.
— Надо будет подобрать бумаги, связанные с антитрестовским законом Харта — Скотта — Родино.
— Этим тоже займутся «Данлоп и Лейтем».
— Говорю же вам, они не разбираются в этих делах. — Фэлкон терял терпение. — Позвольте задать вам вопрос. Вы действительно хотите победить? Вам действительно нужно, чтобы эти немцы заполучили «Пенн-мар»? Коли так, то вы идете к цели каким-то странным путем. Это большая игра. Я — передний защитник. А вы даете мне второсортных партнеров и еще требуете победы.
— Дальше. — Барксдейл выпустил струйку дыма, который поплыл по кабинету.
— Не выношу табачного дыма.
— Это мой кабинет. Дальше.
— Мне понадобится помощь аналитика. Человека, занимающегося подсчетами и готовящего материалы.
— Исключено. Повторяю, круг людей, посвященных в это дело, должен быть максимально узок. Вообще-то говоря, работать вам предстоит дома. У вас будет все необходимое. Завтра к полудню у вас на квартире установят персональный компьютер и лазерный принтер. Если вам понадобятся документы по ценным бумагам и бирже, свяжитесь с отделом информации и вам их доставят на дом.
Этого Фэлкон не ожидал.
— И где же я якобы пребываю?
— На каком-нибудь семинаре.
— Не думаете же вы, что этим делом можно заниматься без тесной связи с людьми из дочерних компаний? Вы же сами говорили о шести миллиардах в облигациях повышенного риска.
— Если вам придется обратиться к Хеннингсу, действуйте через меня. Не обижайтесь, Фэлкон, но мы с Борманом хотим сохранить это дело в секрете до момента официального объявления. Нам надо быть в курсе всего, чтобы, если возникнет какая-либо утечка, мы поняли, откуда уши торчат. Вы работаете в Южном Национальном не слишком уж давно. И мы еще не очень хорошо вас знаем. — Барксдейл выпустил еще одну струйку дыма. — Добьетесь удачи в этом деле — и мы узнаем вас ближе. Совсем близко. Для вас лично стоимость работы выражается суммой в пять миллионов долларов. Пять миллионов, звание директора-распорядителя и должность руководителя группы по слияниям. Разве плохо будет помахать всем этим букетом перед носом Грэнвилла Уинтропа? — Видя, что стрела попала в цель, Барксдейл на мгновение умолк. — Компьютер и все остальное доставят вам домой завтра в полдень. Адрес: Восемьдесят вторая улица, 232, квартира 1004, верно?
Фэлкон поднял брови. Эти люди основательно покопались в его жизни. Весьма основательно. Они знают, на какие кнопки нажимать и когда. Он, Фэлкон, недооценил их, и это не радовало его. Чего не скажешь о пяти миллионах. А равно — о возможности вернуться в игру.
* * *
Туалеты для высшего эшелона Южного Национального были поистине великолепны — души, сауна, плитка с мозаикой и, в придачу ко всему — седовласый господин, который весь день только тем и занят, что выдает полотенца да собирает долларовые банкноты. Фэлкон пустил горячую воду и подставил ладони. Он тянул время. Ему не хотелось возвращаться в прокуренный кабинет Барксдейла. Но оставалась еще куча дел.
В зеркале Фэлкон заметил, как в туалет открывается мраморная дверь. Вошел высокий темноволосый мужчина с сильно загорелым лицом. На мужчине была сорочка в голубую полоску с белым воротничком и туго затянутый галстук. Уоллес Борман. Фэлкон узнал его по фотографии на второй обложке брошюры, содержащей годовой отчет о деятельности Южного Национального.
Борман едва заметно кивнул Фэлкону, но не вымолвил ни слова. Не меняя бесстрастного выражения лица, он встал рядом, закатал рукава и подставил ладони под струю воды.
Фэлкон украдкой посмотрел в зеркало на левую руку Бормана — есть ли обручальное кольцо? Он знал, что Борман женат, но по тому, как мужчина носит обручальное кольцо, о нем многое можно узнать, и еще больше — если не носит. Но, не успев добраться до цели, взгляд Фэлкона задержался на правом предплечье Бормана. Там было явно нечто необычное. Поначалу показалось — небольшая родинка. Эндрю присмотрелся. Нет, не родинка. Слишком четко очерчена и практически впечатана в кожу. Что-то другое. Татуировка? Клеймо? Тут Фэлкон заметил, что и Борман наблюдает за ним в зеркало. Он поспешно отвел взгляд. И где-то глубоко в тайниках мозга зашелестел едва различимый, отдаленный голос, выговаривающий пока невнятные слова.
Глава 11
Шэрон Крус незаметно присела у края длинного стола в конференц-зале. Совсем скоро к ней будет приковано внимание всех присутствующих, и это не приводило Шэрон в восторг. Для адвоката подобное необычно, ведь участники судебного действа по определению неизменно находятся в центре внимания. И действительно, ей удавалось спокойно стоять перед незнакомым судьей, враждебным жюри присяжных, прессой, предубежденной публикой и упрямо, без тени сомнения в своей правоте отстаивать невиновность своего клиента или утверждать виновность клиента противоположной стороны. Но перспектива выступления перед партнерами юридической конторы так нервировала Шэрон, что, услышав, как называют ее имя, она едва не потеряла дар речи.
Дело в том, что Шэрон было далеко не безразлично их мнение. Она хотела признания. Если присяжные объявят, что ее клиент виновен, значит, так тому и быть. Шэрон сделала все от нее зависящее, а чего еще можно ожидать от адвоката? Но если Шэрон не удастся сразу же произвести впечатление на партнеров, ей конец.
Со своего места она видела, как блестят на полуденном солнце воды Балтиморской гавани. Гавань располагалась тридцатью одним этажом ниже конференц-зала известной юридической конторы «Кливленд, Миллер и Прескотт». Шэрон вдруг очень захотелось оказаться внизу, погреться на солнышке. И напротив, совсем не хотелось выступать перед этими людьми.
Даже проработав в конторе девять лет, она не знала точно, как они к ней на самом деле относятся. Шэрон латиноамериканка, они, кроме Гровера Типтона, все белые. Ее вдруг неудержимо потянуло в Нью-Йорк, где люди осваиваются куда быстрее, чем здесь. Но удерживают деньги, которые Шэрон получает, как партнер с трехлетним стажем. Еще два-три года, и у нее хватит средств, чтобы открыть собственное дело. Она обещала себе, что по крайней мере половину своего времени будет тратить за защиту представителей меньшинств, не имеющих средств на хорошего адвоката.
Шэрон перевела взгляд вниз, на зелено-голубую поверхность гавани. Кого она обманывает? Еще два или три года открывающийся отсюда, из этого самого окна, вид ей не придется обозревать только в одном случае — если за это время «Кливленд, Миллер и Прескотт» переменят местожительство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40