После того, что тут случилось… Но что вы хотите, работа есть работа, и по нынешним временам выбирать не приходится. На всякий случай, как видите, мы всегда приезжаем вдвоем. Столько лет прошло, а у меня здесь до сих мурашки по спине бегают.
— Почему? Что же тут произошло?
— Как, вы не знаете историю «Терпения»?
Мужчина посмотрел на Юло с изумлением: нашелся же на свете человек, который не знает историю «Терпения». Даже если бы он увидел, как Юло удаляется на летающей тарелке, и то крикнул бы вслед: «А вот я вам расскажу…»
Никола бросил ему веревку.
— Я ничего не слышал.
— Тут было убийство, вернее сказать, несколько убийств. Вы что, правда, ничего не слышали?
Юло почувствовал, как кровь застучала в висках.
— Нет, ничего.
Человек достал пакет с табаком и принялся ловко сворачивать самокрутку. Ему было о чем рассказать, и он не торопился, растягивая удовольствие.
— Я не знаю всех подробностей, меня тогда тут не было. Тип, который жил в этом доме, убил гувернантку и своего сына, потом поджег дом и пустил себе пулю в висок.
— Вот как!
— Вот так, это вам не шуточки. В городе говорят, он был чуть ли не сумасшедший. За двадцать лет его и сына видели всего раз двадцать, не больше. Женщина спускалась вниз за покупками, но она ни с кем не откровенничала. Здравствуйте. До свиданья. Привет, Филиберта! Даже землю хозяин не возделывал, а ведь ее тут немало было. Отдал в управление агентству по недвижимости, и те сдавали участки местным виноделам. Он жил, как отшельник, на вершине этой горы. Думаю, он просто свихнулся, вот и натворил то, что натворил…
— Три человека, вы сказали?
— Ну да. Мужчину и женщину нашли обгоревшими. Тело парня, напротив, огонь не тронул… И слава богу, что вовремя заметили пожар, а то все вокруг сгорело бы…
Он кивнул на напарника.
— Мне говорил отец Берто, а он служил тогда пожарным, что тело парня было в таком жутком виде, что лучше бы уж он сгорел, как те двое. А тело отца, представляете, так обгорело, что пуля расплавилась в черепе…
— А что значит — в жутком виде?
— Ну, отец Берто говорил, будто у него просто не было лица, не знаю, понятно объясняю или нет. Ну, словно его срезали. И после этого меня еще будут уверять, будто он не был сумасшедшим, этот тип…
Юло почувствовал, как ему свело желудок.
Боже милостивый, у парня не было лица, как если бы его срезали!
Словно серия диапозитивов, снятых в самом аду, прошла перед глазами Юло целая череда обезображенных лиц. Йохен Вельдер и Эриджейн Паркер. Аллен Йосида и Григорий Яцимин. Он видел их глаза без век, распахнутые в никуда, свидел бесконечное осуждение того, кто убил их, и тех, кто не сумел ему помешать.
Юло казалось, он слышит леденящий душу, измененный голос, шепчущий ему в уши проклятые слова.
Я убиваю…
Несмотря на жаркий день, Юло почувствовал озноб. Струя пота потекла из-под правой подмышки к ремню.
— А потом что случилось? — спросил он неожиданно дрогнувшим голосом.
Мужчина либо не заметил перемены, либо принял ее за нормальную реакцию туриста-придурка на кровавые события, о которых рассказал.
— Ну, поскольку все было ясно, следствие прекратили и дело закрыли: двойное убийство и самоубийство, и все тут. Конечно, это не послужило «Терпению» рекламой.
— А наследников нет?
— Вот я и говорю. Наследников нет, поместье перешло в муниципальную собственность. Его выставили на продажу, до сих пор выставлено, да только кому охота связываться проклятым домом? Я бы и даром его не взял. Мэрия отдала поместье в управление прежнему агентству, оно и сейчас сдает землю в аренду. И дохода едва хватает на содержание и оплату управления. Я приезжаю сюда время от времени убирать сорняки, чтобы они совсем тут все не затянули.
— И где же похоронены жертвы?
Юло постарался, чтобы его вопросы выглядели как обычное любопытство простого человека, но хитрить не было нужды. Рассказчика и так было не остановить.
— Думаю, на кладбище. Там, внизу, на холме, над гаванью. Если бывали в этих местах, то должны были видеть.
Юло смутно припомнил какое-то кладбище недалеко от парковки, где останавливался в первый раз.
— И как звали тех, кто жил тут?
— Ах, не помню точно… Как же его… Не то Легран, не то Ленорман, не помню.
Юло посмотрел на часы.
— Черт возьми, уже поздно. Время просто летит, когда слушаешь интересные истории. Мои друзья наверное уже ищут меня. Спасибо за рассказ.
— Не за что. Мое почтение. Хорошего отдыха.
Мужчина повернулся и отправился помогать Берто. Садясь в машину, Юло услышал, что его зовут.
— Эй, послушайте. Если хотите сегодня вечером поесть хорошей рыбы, поезжайте с друзьями в «Золотую раковину», там внизу, в порту. Запомните — «Золотая раковина». Там мой кузен. Скажите, что прислал Гастон, он вас обслужит как надо.
Надо же, как я попал в цель. Сегодня поистине мой счастливый день, подумал Юло, заводя двигатель.
Возвращаясь, возбужденный, в Кассис, твердо решив посетить местное кладбище, Никола Юло подумал, что удача еще очень понадобится ему, чтобы свести кое-какие счеты.
43
Никола Юло достал парковочную карточку из автомата и отправился ставить машину на то же место, что и раньше.
Отсюда, с верхнего этажа, можно было рассмотреть — чуть выше и левее — небольшое кладбище, окруженное кипарисами.
Оставив машину, он вышел из паркинга и направился по дороге в гору. Поднимаясь к кладбищу, увидел перед ним бетонированную площадку с разметкой для игры в теннис и баскетбол. Мальчишки носились с мячом, играя в одну корзину.
Юло показалось странным, что спортплощадка расположена рядом с кладбищем. Странным — в хорошем смысле. По сути тут не было неуважения — обычное соседство жизни и смерти, без фальшивых переживаний и ложного стыда. Если бы он верил в сказки, то сказал бы, что подобная близость — своего рода возможность для живых поделиться жизнью с теми, кто ее уже утратил.
Он подошел к кладбищу.
Синий дорожный знак, висевший на фонаре, предупреждал, что это Аллея французской памяти, о том же говорила надпись в красно-синей рамке на стене, выбитой в скале напротив.
Грунтовая дорога вела к ограде и арке. Рядом на обветшавшем от непогоды стенде висело объявление, сообщавшее, что зимой сторожа можно вызвать с 8 до 17 часов.
Миновав арку, Юло услышал, как под ногами поскрипывает галька.
И сразу же погрузился в тишину.
Неважно, что поблизости шумели возбужденные игрой дети, а городок был полон туристов и летнего гомона и неподалеку с шумом проносились машины.
Казалось, ограда кладбища изготовлена из какого-то звукопоглощающего материла, и он на заглушал шум, а лишь превращал его в составную часть царившей тут тишины.
Он медленно шел по дорожке между могилами.
Возбуждение из-за небольшого успеха уже улеглось, пока он ехал сюда от «Терпения». Теперь настало время трезво, спокойно все обдумать, поразмыслить. Время напомнить самому себе, что жизнь многих людей зависит от него, от его дальнейшего расследования.
Кладбище было крошечное — несколько дорожек между могилами. Справа бетонная лестница вела к террасам, поднимавшимся вверх по холму. Там тоже угадывались могилы — свободного места внизу не хватало.
В центре кладбища рос огромный кипарис, спокойно возносивший свой ствол к чистому небу.
Справа и слева, словно прислонившись к каменной ограде, стояли два невысоких кирпичных строения с красными черепичными крышами. То, что справа, судя по кресту наверху, служило капеллой. А в другом, скорее всего, был склад инструментов. Пока Юло осматривался, деревянная дверь открылась, и из нее вышел человек.
Юло направился к нему, размышляя, за кого лучше себя выдать. Как нередко бывает с актерами и полицейскими, этими мастерами обмана, он решил довериться интуиции.
Человек шел навстречу ему.
— Добрый день.
— Добрый вечер.
Юло взглянул на солнце, уже склонявшееся к закату, и понял, что даже не заметил, как пролетело время.
— Да, действительно, добрый вечер, послушайте…
Он помолчал немного, потом решил, что выдаст себя за любопытного туриста, и изобразил полное неведение.
— Вы сторож?
— Да.
— Я слышал в городе ужасную историю, которая здесь когда-то случилась …
— Вы наверное имеете в виду поместье «Терпение»? — прервал его сторож.
— Да, да. Любопытно было бы посмотреть на те могилы.
— Вы полицейский?
Никола почувствовал, что на него наступают. Он посмотрел на человека так, будто у того вдруг появилась третья ноздря. Это выражение убедило сторожа, что он попал в точку, и тот улыбнулся.
— Не беспокойтесь, на лбу у вас не написано. Просто в молодости я много чего натворил и не раз сталкивался с полицией, поэтому распознаю их с первого раза.
Юло не подтвердил и не опроверг его предположение.
— Хотите посмотреть на могилы Леграна, так ведь? Пойдемте со мной.
Он не задал никаких вопросов. Если у этого человека было бурное прошлое и он наконец осел в маленьком городке, где одни хотят знать все, а другие — ничего, то вполне понятно, на чьей он стороне.
Юло проследовал за сторожем к лестнице на террасу. Несколько ступенек — и они поднялись на первую площадку. Сторож свернул влево. Остановился возле нескольких, тесно расположенных могил. Юло прочел надписи на могильных плитах, лежащих на земле не горизонтально, а под небольшим углом. На каждой — только имя и дата, высеченные в камне.
Лаура Де Доминичис 1943 — 1971
Даниэль Легран 1970 — 1992
Марсель Легран 1992
Франсуа Мотисс 1992
На могилах не было фотографий, как он заметил, и на многих других. Юло не нашел тут ничего странного, хотя предпочел бы увидеть лица в качестве исходного ориентира.
Похоже, сторож прочитал его мысли.
— На надгробиях нет фотографий, потому что они все сгорели в пожаре.
— А почему у двоих обозначена только дата рождения?
— Эти двое, у которых она есть, — мать и сын. Другие даты, думаю, тогда не удалось установить. А потом…
Он сделал жест, означавший, что потом некому было добавить даты.
— Как это случилось? — спросил комиссар, не отрывая взгляда от мраморных плит.
— Скверная история… Легран был странный тип. Нелюдим. Он купил поместье «Терпение», приехал туда с беременной женой и женщиной, что-то вроде прислуги. Жили они очень замкнуто. Жена рожала дома с помощью служанки, он, наверное, тоже помогал.
Он указал жестом на могилу.
— Жена умерла через несколько месяцев после родов. Может, если бы рожала в больнице, осталась жива. Во всяком случае, так сказал врач, который констатировал смерть. Но такой уж был этот Легран. Казалось, он ненавидит людей. Сына его почти никогда не видели, он не был крещен, не ходил в школу. Наверное, занимался с частными преподавателями, может, отец сам учил его, потому что тот сдавал экзамены в конце каждого учебного года…
— Вы видели его когда-нибудь?
Сторож кивнул.
— Иногда, очень редко, он приезжал с отцом положить цветы на могилу матери. Обычно это делала экономка. А однажды…
— Что однажды?
— Так получилось, что стало ясно, какие отношения были у отца с сыном. Я хорошо помню…
Он указал на небольшое строение, служившее, по-видимому складом.
— Когда я вышел оттуда, то увидел, что отец стоит, задумавшись, у могилы, а мальчик вот тут, рядом, у самой сетки, смотрит на детей, играющих в футбол. Услышав, что я вышел, он посмотрел на меня… Нормальный ребенок, я бы даже сказал, красивый, но у него были странные глаза, не знаю, как бы вам объяснить… Пожалуй, самое подходящее слово — печальные, вот-вот, печальные, я бы так сказал… Самые печальные глаза, какие я когда-либо видел. Он наверное улучил момент, когда отец задумался, и подошел сюда, привлеченный голосами детей. Я приблизился к нему, хотел заговорить, но тут его отец подлетел к нам, словно фурия. И окликнул мальчика по имени… Вот как это было…
Сторож помолчал, как бы для того, чтобы сдуть последнюю пылинку с воспоминания, и посмотрел на Юло, будто не видя его, а заново переживая испытанное много лет назад.
— Он крикнул «Даниэль!» так, будто отдавал приказ расстрельной команде. Ребенок обернулся к отцу и задрожал как осиновый лист. А Легран не произнес больше ни слова — только вытаращился нас сына, как сумасшедший, и дрожал от гнева почти так же, как сын от страха. Не представляю, что там происходило у них дома, только в этот момент ребенок обмочился!
Сторож опустил взгляд в землю.
— Поэтому, можете себе представить, годы спустя я нисколько не удивился, узнав, что Легран устроил такое побоище. Думаю, вы понимаете, что я имею в виду…
— Мне известно, что он покончил с собой после того, как убил экономку и сына и поджег дом.
— Верно, следствие так и решило, и поведение Леграна давало повод так думать. Но эти глаза…
Он посмотрел перед собой и покачал головой.
— Эти безумные глаза я никогда не забуду.
— Еще что-нибудь можете рассказать? Помните какие-нибудь детали?
— Да, конечно, потом происходили другие странные вещи. Немало странного, я бы сказал.
— Что же именно?
— Ну, кража тела, например. Потом эта история с цветами…
Юло поначалу решил, будто что-то не понял.
— Какого тела?
— Его.
Человек указал на надгробную плиту Даниэля Леграна.
— Примерно через год после той истории однажды ночью могила была осквернена. Когда я пришел утром, то увидел, что ограда взломана, надгробная плита сдвинута, и гроб открыт. От тела мальчика не осталось и следа. Полиция решила, что это сделал какой-нибудь маньяк-некрофил…
— Кажется, вы что-то еще сказали о цветах… — прервал его Никола.
— Да, и это тоже. Месяца через два после похорон я получил письмо, напечатанное на пишущей машинке. Мне принесли его сюда, потому что оно было адресовано сторожу кладбища в Кассисе. В нем были деньги. Не чек, обратите внимание, а банкнота, вложенная в письмо.
— И что там было написано?
— Деньги — вознаграждение за уход за могилой Даниэля и матери. Ни слова об отце и экономке. Написавший письмо просил меня, чтобы надгробные плиты всегда были чистыми и на них всегда были цветы. Деньги поступали регулярно и после того, как было украдено тело.
— До сих пор?
— Последний раз я получил их в прошлом месяце. Если ничего не изменится, скоро должно прийти новое письмо.
— Вы сохранили старое? Хоть один из конвертов?
Сторож пожал плечами и покачал головой.
— Не думаю. Что касается письма, то ведь прошло уже столько лет, надо бы поискать дома, но сомневаюсь. А конверты… Не знаю, может, какой-нибудь и сохранился. В любом случае могу передать вам тот, который получу на днях.
— Я был бы вам благодарен. И буду благодарен также, если вы никому не скажете о нашем разговоре.
Сторож кивком дал понять, что это само собой разумеется.
— Не беспокойтесь.
Пока они разговаривали, какая-то женщина в темной одежде, с платком на голове поднялась по лестнице с букетом цветов. Подошла мелкими шажками, словно китаянка, к могиле в том же ряду, где лежали Леграны, наклонилась, ласково провела рукой по мраморной плите, и тихим голосом обратилась к могиле.
— Прости, что задержалась сегодня, но у меня были проблемы дома. Сейчас схожу за водой и потом все тебе объясню.
Она положила цветы на плиту, вынула из специального углубления в ней сосуд со старыми, увядшими цветами и отправилась за водой. Сторож проследил за ней взглядом и предвосхитил вопрос Никола. На лице его читалось сочувствие.
— Бедная женщина, верно? Какая-то черная полоса накрыла тогда Кассис. Произошло это незадолго до той жуткой истории в «Терпении». Обычное дело — обычное, если вообще так можно говорить о смерти. Несчастный случай на воде. Ее сын нырял за морскими ежами, которых продавал туристам на лотке в порту. И однажды не вернулся. Нашли его пустую лодку, стоявшую на якоре поблизости в заливчике, там лежала одежда. Когда море вернуло его тело, вскрытие показало, что он утонул, может, ему стало плохо во время погружения. После смерти парня…
Сторож помолчал и выразительно покрутил пальцем у виска.
— …вместе с сыном она потеряла и рассудок.
Юло посмотрел на женщину — та выбрасывала в урну увядшие цветы, взятые с могилы.
Он подумал о Селин, о своей жене. С ней произошло то же самое после смерти Стефана. Сторож сказал совершенно правильно.
Вместе с сыном она потеряла и рассудок.
Он спросил себя с болью в сердце, неужели кто-нибудь и о Селин тоже кто-нибудь говорил вот так, крутя пальцем у виска. Голос сторожа вернул его на кладбище маленького городка под названием Кассис, к могиле погубленной семьи.
— Если я вам больше не нужен…
— О, простите, месье…
— Норбер, Люк Норбер…
— Простите, что отнял у вас столько времени. Наверное, вам уже пора закрывать.
— Нет, летом кладбище открыто допоздна. Приду потом, когда стемнеет, и закрою ворота.
— Тогда, если позволите, я побуду здесь еще несколько минут.
— Пожалуйста. Если буду нужен, можете найти меня тут или спросите любого в городе. Меня все знают, и каждый покажет мой дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Почему? Что же тут произошло?
— Как, вы не знаете историю «Терпения»?
Мужчина посмотрел на Юло с изумлением: нашелся же на свете человек, который не знает историю «Терпения». Даже если бы он увидел, как Юло удаляется на летающей тарелке, и то крикнул бы вслед: «А вот я вам расскажу…»
Никола бросил ему веревку.
— Я ничего не слышал.
— Тут было убийство, вернее сказать, несколько убийств. Вы что, правда, ничего не слышали?
Юло почувствовал, как кровь застучала в висках.
— Нет, ничего.
Человек достал пакет с табаком и принялся ловко сворачивать самокрутку. Ему было о чем рассказать, и он не торопился, растягивая удовольствие.
— Я не знаю всех подробностей, меня тогда тут не было. Тип, который жил в этом доме, убил гувернантку и своего сына, потом поджег дом и пустил себе пулю в висок.
— Вот как!
— Вот так, это вам не шуточки. В городе говорят, он был чуть ли не сумасшедший. За двадцать лет его и сына видели всего раз двадцать, не больше. Женщина спускалась вниз за покупками, но она ни с кем не откровенничала. Здравствуйте. До свиданья. Привет, Филиберта! Даже землю хозяин не возделывал, а ведь ее тут немало было. Отдал в управление агентству по недвижимости, и те сдавали участки местным виноделам. Он жил, как отшельник, на вершине этой горы. Думаю, он просто свихнулся, вот и натворил то, что натворил…
— Три человека, вы сказали?
— Ну да. Мужчину и женщину нашли обгоревшими. Тело парня, напротив, огонь не тронул… И слава богу, что вовремя заметили пожар, а то все вокруг сгорело бы…
Он кивнул на напарника.
— Мне говорил отец Берто, а он служил тогда пожарным, что тело парня было в таком жутком виде, что лучше бы уж он сгорел, как те двое. А тело отца, представляете, так обгорело, что пуля расплавилась в черепе…
— А что значит — в жутком виде?
— Ну, отец Берто говорил, будто у него просто не было лица, не знаю, понятно объясняю или нет. Ну, словно его срезали. И после этого меня еще будут уверять, будто он не был сумасшедшим, этот тип…
Юло почувствовал, как ему свело желудок.
Боже милостивый, у парня не было лица, как если бы его срезали!
Словно серия диапозитивов, снятых в самом аду, прошла перед глазами Юло целая череда обезображенных лиц. Йохен Вельдер и Эриджейн Паркер. Аллен Йосида и Григорий Яцимин. Он видел их глаза без век, распахнутые в никуда, свидел бесконечное осуждение того, кто убил их, и тех, кто не сумел ему помешать.
Юло казалось, он слышит леденящий душу, измененный голос, шепчущий ему в уши проклятые слова.
Я убиваю…
Несмотря на жаркий день, Юло почувствовал озноб. Струя пота потекла из-под правой подмышки к ремню.
— А потом что случилось? — спросил он неожиданно дрогнувшим голосом.
Мужчина либо не заметил перемены, либо принял ее за нормальную реакцию туриста-придурка на кровавые события, о которых рассказал.
— Ну, поскольку все было ясно, следствие прекратили и дело закрыли: двойное убийство и самоубийство, и все тут. Конечно, это не послужило «Терпению» рекламой.
— А наследников нет?
— Вот я и говорю. Наследников нет, поместье перешло в муниципальную собственность. Его выставили на продажу, до сих пор выставлено, да только кому охота связываться проклятым домом? Я бы и даром его не взял. Мэрия отдала поместье в управление прежнему агентству, оно и сейчас сдает землю в аренду. И дохода едва хватает на содержание и оплату управления. Я приезжаю сюда время от времени убирать сорняки, чтобы они совсем тут все не затянули.
— И где же похоронены жертвы?
Юло постарался, чтобы его вопросы выглядели как обычное любопытство простого человека, но хитрить не было нужды. Рассказчика и так было не остановить.
— Думаю, на кладбище. Там, внизу, на холме, над гаванью. Если бывали в этих местах, то должны были видеть.
Юло смутно припомнил какое-то кладбище недалеко от парковки, где останавливался в первый раз.
— И как звали тех, кто жил тут?
— Ах, не помню точно… Как же его… Не то Легран, не то Ленорман, не помню.
Юло посмотрел на часы.
— Черт возьми, уже поздно. Время просто летит, когда слушаешь интересные истории. Мои друзья наверное уже ищут меня. Спасибо за рассказ.
— Не за что. Мое почтение. Хорошего отдыха.
Мужчина повернулся и отправился помогать Берто. Садясь в машину, Юло услышал, что его зовут.
— Эй, послушайте. Если хотите сегодня вечером поесть хорошей рыбы, поезжайте с друзьями в «Золотую раковину», там внизу, в порту. Запомните — «Золотая раковина». Там мой кузен. Скажите, что прислал Гастон, он вас обслужит как надо.
Надо же, как я попал в цель. Сегодня поистине мой счастливый день, подумал Юло, заводя двигатель.
Возвращаясь, возбужденный, в Кассис, твердо решив посетить местное кладбище, Никола Юло подумал, что удача еще очень понадобится ему, чтобы свести кое-какие счеты.
43
Никола Юло достал парковочную карточку из автомата и отправился ставить машину на то же место, что и раньше.
Отсюда, с верхнего этажа, можно было рассмотреть — чуть выше и левее — небольшое кладбище, окруженное кипарисами.
Оставив машину, он вышел из паркинга и направился по дороге в гору. Поднимаясь к кладбищу, увидел перед ним бетонированную площадку с разметкой для игры в теннис и баскетбол. Мальчишки носились с мячом, играя в одну корзину.
Юло показалось странным, что спортплощадка расположена рядом с кладбищем. Странным — в хорошем смысле. По сути тут не было неуважения — обычное соседство жизни и смерти, без фальшивых переживаний и ложного стыда. Если бы он верил в сказки, то сказал бы, что подобная близость — своего рода возможность для живых поделиться жизнью с теми, кто ее уже утратил.
Он подошел к кладбищу.
Синий дорожный знак, висевший на фонаре, предупреждал, что это Аллея французской памяти, о том же говорила надпись в красно-синей рамке на стене, выбитой в скале напротив.
Грунтовая дорога вела к ограде и арке. Рядом на обветшавшем от непогоды стенде висело объявление, сообщавшее, что зимой сторожа можно вызвать с 8 до 17 часов.
Миновав арку, Юло услышал, как под ногами поскрипывает галька.
И сразу же погрузился в тишину.
Неважно, что поблизости шумели возбужденные игрой дети, а городок был полон туристов и летнего гомона и неподалеку с шумом проносились машины.
Казалось, ограда кладбища изготовлена из какого-то звукопоглощающего материла, и он на заглушал шум, а лишь превращал его в составную часть царившей тут тишины.
Он медленно шел по дорожке между могилами.
Возбуждение из-за небольшого успеха уже улеглось, пока он ехал сюда от «Терпения». Теперь настало время трезво, спокойно все обдумать, поразмыслить. Время напомнить самому себе, что жизнь многих людей зависит от него, от его дальнейшего расследования.
Кладбище было крошечное — несколько дорожек между могилами. Справа бетонная лестница вела к террасам, поднимавшимся вверх по холму. Там тоже угадывались могилы — свободного места внизу не хватало.
В центре кладбища рос огромный кипарис, спокойно возносивший свой ствол к чистому небу.
Справа и слева, словно прислонившись к каменной ограде, стояли два невысоких кирпичных строения с красными черепичными крышами. То, что справа, судя по кресту наверху, служило капеллой. А в другом, скорее всего, был склад инструментов. Пока Юло осматривался, деревянная дверь открылась, и из нее вышел человек.
Юло направился к нему, размышляя, за кого лучше себя выдать. Как нередко бывает с актерами и полицейскими, этими мастерами обмана, он решил довериться интуиции.
Человек шел навстречу ему.
— Добрый день.
— Добрый вечер.
Юло взглянул на солнце, уже склонявшееся к закату, и понял, что даже не заметил, как пролетело время.
— Да, действительно, добрый вечер, послушайте…
Он помолчал немного, потом решил, что выдаст себя за любопытного туриста, и изобразил полное неведение.
— Вы сторож?
— Да.
— Я слышал в городе ужасную историю, которая здесь когда-то случилась …
— Вы наверное имеете в виду поместье «Терпение»? — прервал его сторож.
— Да, да. Любопытно было бы посмотреть на те могилы.
— Вы полицейский?
Никола почувствовал, что на него наступают. Он посмотрел на человека так, будто у того вдруг появилась третья ноздря. Это выражение убедило сторожа, что он попал в точку, и тот улыбнулся.
— Не беспокойтесь, на лбу у вас не написано. Просто в молодости я много чего натворил и не раз сталкивался с полицией, поэтому распознаю их с первого раза.
Юло не подтвердил и не опроверг его предположение.
— Хотите посмотреть на могилы Леграна, так ведь? Пойдемте со мной.
Он не задал никаких вопросов. Если у этого человека было бурное прошлое и он наконец осел в маленьком городке, где одни хотят знать все, а другие — ничего, то вполне понятно, на чьей он стороне.
Юло проследовал за сторожем к лестнице на террасу. Несколько ступенек — и они поднялись на первую площадку. Сторож свернул влево. Остановился возле нескольких, тесно расположенных могил. Юло прочел надписи на могильных плитах, лежащих на земле не горизонтально, а под небольшим углом. На каждой — только имя и дата, высеченные в камне.
Лаура Де Доминичис 1943 — 1971
Даниэль Легран 1970 — 1992
Марсель Легран 1992
Франсуа Мотисс 1992
На могилах не было фотографий, как он заметил, и на многих других. Юло не нашел тут ничего странного, хотя предпочел бы увидеть лица в качестве исходного ориентира.
Похоже, сторож прочитал его мысли.
— На надгробиях нет фотографий, потому что они все сгорели в пожаре.
— А почему у двоих обозначена только дата рождения?
— Эти двое, у которых она есть, — мать и сын. Другие даты, думаю, тогда не удалось установить. А потом…
Он сделал жест, означавший, что потом некому было добавить даты.
— Как это случилось? — спросил комиссар, не отрывая взгляда от мраморных плит.
— Скверная история… Легран был странный тип. Нелюдим. Он купил поместье «Терпение», приехал туда с беременной женой и женщиной, что-то вроде прислуги. Жили они очень замкнуто. Жена рожала дома с помощью служанки, он, наверное, тоже помогал.
Он указал жестом на могилу.
— Жена умерла через несколько месяцев после родов. Может, если бы рожала в больнице, осталась жива. Во всяком случае, так сказал врач, который констатировал смерть. Но такой уж был этот Легран. Казалось, он ненавидит людей. Сына его почти никогда не видели, он не был крещен, не ходил в школу. Наверное, занимался с частными преподавателями, может, отец сам учил его, потому что тот сдавал экзамены в конце каждого учебного года…
— Вы видели его когда-нибудь?
Сторож кивнул.
— Иногда, очень редко, он приезжал с отцом положить цветы на могилу матери. Обычно это делала экономка. А однажды…
— Что однажды?
— Так получилось, что стало ясно, какие отношения были у отца с сыном. Я хорошо помню…
Он указал на небольшое строение, служившее, по-видимому складом.
— Когда я вышел оттуда, то увидел, что отец стоит, задумавшись, у могилы, а мальчик вот тут, рядом, у самой сетки, смотрит на детей, играющих в футбол. Услышав, что я вышел, он посмотрел на меня… Нормальный ребенок, я бы даже сказал, красивый, но у него были странные глаза, не знаю, как бы вам объяснить… Пожалуй, самое подходящее слово — печальные, вот-вот, печальные, я бы так сказал… Самые печальные глаза, какие я когда-либо видел. Он наверное улучил момент, когда отец задумался, и подошел сюда, привлеченный голосами детей. Я приблизился к нему, хотел заговорить, но тут его отец подлетел к нам, словно фурия. И окликнул мальчика по имени… Вот как это было…
Сторож помолчал, как бы для того, чтобы сдуть последнюю пылинку с воспоминания, и посмотрел на Юло, будто не видя его, а заново переживая испытанное много лет назад.
— Он крикнул «Даниэль!» так, будто отдавал приказ расстрельной команде. Ребенок обернулся к отцу и задрожал как осиновый лист. А Легран не произнес больше ни слова — только вытаращился нас сына, как сумасшедший, и дрожал от гнева почти так же, как сын от страха. Не представляю, что там происходило у них дома, только в этот момент ребенок обмочился!
Сторож опустил взгляд в землю.
— Поэтому, можете себе представить, годы спустя я нисколько не удивился, узнав, что Легран устроил такое побоище. Думаю, вы понимаете, что я имею в виду…
— Мне известно, что он покончил с собой после того, как убил экономку и сына и поджег дом.
— Верно, следствие так и решило, и поведение Леграна давало повод так думать. Но эти глаза…
Он посмотрел перед собой и покачал головой.
— Эти безумные глаза я никогда не забуду.
— Еще что-нибудь можете рассказать? Помните какие-нибудь детали?
— Да, конечно, потом происходили другие странные вещи. Немало странного, я бы сказал.
— Что же именно?
— Ну, кража тела, например. Потом эта история с цветами…
Юло поначалу решил, будто что-то не понял.
— Какого тела?
— Его.
Человек указал на надгробную плиту Даниэля Леграна.
— Примерно через год после той истории однажды ночью могила была осквернена. Когда я пришел утром, то увидел, что ограда взломана, надгробная плита сдвинута, и гроб открыт. От тела мальчика не осталось и следа. Полиция решила, что это сделал какой-нибудь маньяк-некрофил…
— Кажется, вы что-то еще сказали о цветах… — прервал его Никола.
— Да, и это тоже. Месяца через два после похорон я получил письмо, напечатанное на пишущей машинке. Мне принесли его сюда, потому что оно было адресовано сторожу кладбища в Кассисе. В нем были деньги. Не чек, обратите внимание, а банкнота, вложенная в письмо.
— И что там было написано?
— Деньги — вознаграждение за уход за могилой Даниэля и матери. Ни слова об отце и экономке. Написавший письмо просил меня, чтобы надгробные плиты всегда были чистыми и на них всегда были цветы. Деньги поступали регулярно и после того, как было украдено тело.
— До сих пор?
— Последний раз я получил их в прошлом месяце. Если ничего не изменится, скоро должно прийти новое письмо.
— Вы сохранили старое? Хоть один из конвертов?
Сторож пожал плечами и покачал головой.
— Не думаю. Что касается письма, то ведь прошло уже столько лет, надо бы поискать дома, но сомневаюсь. А конверты… Не знаю, может, какой-нибудь и сохранился. В любом случае могу передать вам тот, который получу на днях.
— Я был бы вам благодарен. И буду благодарен также, если вы никому не скажете о нашем разговоре.
Сторож кивком дал понять, что это само собой разумеется.
— Не беспокойтесь.
Пока они разговаривали, какая-то женщина в темной одежде, с платком на голове поднялась по лестнице с букетом цветов. Подошла мелкими шажками, словно китаянка, к могиле в том же ряду, где лежали Леграны, наклонилась, ласково провела рукой по мраморной плите, и тихим голосом обратилась к могиле.
— Прости, что задержалась сегодня, но у меня были проблемы дома. Сейчас схожу за водой и потом все тебе объясню.
Она положила цветы на плиту, вынула из специального углубления в ней сосуд со старыми, увядшими цветами и отправилась за водой. Сторож проследил за ней взглядом и предвосхитил вопрос Никола. На лице его читалось сочувствие.
— Бедная женщина, верно? Какая-то черная полоса накрыла тогда Кассис. Произошло это незадолго до той жуткой истории в «Терпении». Обычное дело — обычное, если вообще так можно говорить о смерти. Несчастный случай на воде. Ее сын нырял за морскими ежами, которых продавал туристам на лотке в порту. И однажды не вернулся. Нашли его пустую лодку, стоявшую на якоре поблизости в заливчике, там лежала одежда. Когда море вернуло его тело, вскрытие показало, что он утонул, может, ему стало плохо во время погружения. После смерти парня…
Сторож помолчал и выразительно покрутил пальцем у виска.
— …вместе с сыном она потеряла и рассудок.
Юло посмотрел на женщину — та выбрасывала в урну увядшие цветы, взятые с могилы.
Он подумал о Селин, о своей жене. С ней произошло то же самое после смерти Стефана. Сторож сказал совершенно правильно.
Вместе с сыном она потеряла и рассудок.
Он спросил себя с болью в сердце, неужели кто-нибудь и о Селин тоже кто-нибудь говорил вот так, крутя пальцем у виска. Голос сторожа вернул его на кладбище маленького городка под названием Кассис, к могиле погубленной семьи.
— Если я вам больше не нужен…
— О, простите, месье…
— Норбер, Люк Норбер…
— Простите, что отнял у вас столько времени. Наверное, вам уже пора закрывать.
— Нет, летом кладбище открыто допоздна. Приду потом, когда стемнеет, и закрою ворота.
— Тогда, если позволите, я побуду здесь еще несколько минут.
— Пожалуйста. Если буду нужен, можете найти меня тут или спросите любого в городе. Меня все знают, и каждый покажет мой дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60