А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Однако в этот вечер в ней не было своего особого нерва — и Жан-Лу, и остальные это понимали. Зато ощущалось какое-то едва ли не электрическое напряжение в обстановке, но в эфир оно не передавалось. Звонки поступали — нормальные, обычные звонки, предварительно отобранные Ракелью с помощью сотрудников полиции. Всех звонивших просили не говорить об убийствах. Если же кто-то и все-таки намекал на них, Жан-Лу умело переводил разговор на безобидные темы. Все знали, что каждый вечер миллионы слушателей настраивались на волну „Радио Монте-Карло“. Передача выходила теперь не только на Италию и Францию, но через сети, купившие права, и на все европейские страны. „Голоса“ слушали, переводили на другие языки, комментировали. И все ожидали, что будет дальше. Радиостанции все это приносило колоссальную прибыль. Торжествовала латинская мудрость: „Mors tua, vita mea“.
Фрэнк подумал, что события этих дней — в какой-то мере смерть для всех. Никто не выйдет настоящим победителем.
И он был потрясен, когда до него дошел вдруг истинный смысл этих слов: «Никто не выйдет настоящим победителем…»
Он вспомнил о хитрости Одиссея. Вспомнил глубинный смысл определения, которое убийца дал самому себе, его иронию, издевательский вызов. И еще раз убедился, что они имеют дело с человеком далеко незаурядным и что его надо взять как можно быстрее. При первой же возможности, какая только представится.
Он невольно прижал рукой пистолет в кобуре под мышкой. Кому-то смерть этого человека подарит жизнь — в самом буквальном смысле слова.
Вспыхнула красная сигнальная лампочка телефонной линии. Лоран перевел вызов Жан-Лу.
— Алло?
Последовала тишина, потом из динамиков донесся измененный голос.
— Алло, Жан-Лу. Меня зовут некто и никто…
Все присутствующие словно окаменели. Жан-Лу за стеклом эфирной студии побледнел так, будто вся его кровь внезапно испарилась. Барбара отпрянула от своего пульта, словно он стал вдруг смертельно опасен.
— Кто ты? — в растерянности произнес Жан-Лу.
— Неважно, кто я. Важно, что сегодня ночью я опять убью, и была не была…
Фрэнк вскочил, словно обнаружил, что сидит на электрическом стуле.
Клюни, сидевший рядом, тоже поднялся и взял его за руку.
— Это не он, Фрэнк, — шепнул Клюни.
— Как это понимать — «не он»?
— Он ошибся. Он сказал: «Меня зовут некто и никто». Тот говорил о себе: «Я — некто и никто».
— Какая разница?
— В данном случае очень большая. А кроме того, он явно не в ладах с грамматикой. Вы же слышали. Это просто шутка какого-то мерзавца.
Словно в подтверждение слов психопатолога из динамиков раздался смех, явно пытавшийся изобразить сатанинский хохот, и связь прервалась.
Морелли влетел в режиссерскую аппаратную.
— Засекли!
Фрэнк и Клюни бросились за ним по коридору. Юло из кабинета директора тоже поспешил следом за Бикжало.
— Есть?
— Да, комиссар. Звонок откуда-то с окраины Ментона.
Фрэнк остудил их радость, заметив, что и собственную тоже.
— Доктор Клюни говорит, что это не он, а какой-то самозванец.
Психопатолога призвали к ответу. Грамматическая ошибка, допущенная звонившим, оставляла дверь открытой, и Клюни поспешил захлопнуть ее.
— Хотя голос изменен точно так же, но судя по лексике, это не тот, кто звонил прежде. Уверяю вас, не он.
— Да будь он проклят, кто бы он ни был. Ты уже предупредил комиссара в Ментоне? — спросил Юло у Морелли.
— Сразу, как только узнал, откуда звонок. Они молниеносно бросились туда.
— Еще бы, не станут же они упускать такой случай — взять его…
Комиссар избегал взгляда Клюни, словно, если не будет смотреть на него, что-то изменится.
Прошло пятнадцать минут, показавшихся бесконечными. Они слышали, как в коридоре из динамиков звучали музыка и голос Жан-Лу, продолжавшего вести передачу. Звонили, конечно, еще десятки людей, и АТС была перегружена. Рация у Морелли на поясе, звякнула. Нервы инспектора натянулись, как струны.
— Инспектор Морелли.
Пока он слушал, разочарование омрачало его лицо, словно туча, постепенно закрывающая солнце. Еще прежде, чем он передал ему наушник, Юло понял, что ничего не вышло.
— Комиссар Юло.
— Привет, Никола, это Робер из Ментона.
— Привет, так что?
— Я на месте. Ничего, ложная тревога. Этот мерзавец, накурился, как печная труба, и хотел позабавить свою девчонку. Представляешь, звонил прямо из своего дома, идиот. Когда мы вломились, они чуть в штаны не наложили от страха…
— Чтобы им сдохнуть со страху, эти придуркам. Арестуешь его?
— Конечно. Кроме того, что помешал следствию, эта скотина еще держит дома хороший кусок сыра.
Робер имел в виду гашиш.
— Ладно. Заберите и подпалите ему как следует задницу. Да так, чтобы пресса расписала. Надо дать хороший урок, а не то нас замучают дурацкими звонками. Спасибо, Робер.
— Да не за что. Мне жаль, Никола.
— Честно говоря, мне тоже. Пока.
Комиссар отключил связь. Он окинул всех взглядом, в котором уже совсем угасла надежда.
— Вы были правы, доктор. Ложная тревога.
Клюни, казалось, растерялся, словно почувствовал себя виноватым оттого, что попал в цель.
— Ну, я…
— Отличная работа, доктор, — сказал Фрэнк, — действительно, отличная работа. Никто не виноват, что так получилось.
Все не спеша направились по коридору в режиссерскую аппаратную. К ним подошел Готте.
— Так что?
— Ничего. Ложный вызов.
— Вот и мне показалось странным, что удалось так просто засечь этот звонок. И все-таки, как же понять, что…
— Все хорошо, Готте. То, что я только что сказал доктору Клюни, относится и к вам. Отличная работа.
Они вошли в режиссерскую аппаратную. Здесь ожидали новостей, но увидев разочарование на их лицах, все поняли, не задавая вопроса. Барбара расслабилась и облокотилась о пульт. Лоран молча пригладил волосы.
И тут снова замигала красная лампочка на стене. Диджей выглядел усталым. Он отпил воды из стакана и приблизился к микрофону.
— Алло?
В ответ — тишина. Та тишина, которую все уже научились узнавать. Потом какой-то тихий шорох и ненатуральное эхо.
Наконец зазвучал голос. Все медленно, будто им свело шеи, повернулись к динамикам.
— Привет Жан-Лу. У меня впечатление, будто вы ждете меня…
Клюни наклонился к Фрэнку.
— Слышали? Вот сейчас он говорит совершенно правильно. Это он.
Жан-Лу теперь держался увереннее. Его руки сжимали стол так сильно, что побелели костяшки пальцев, но в голосе его не было и следа волнения.
— Да, мы ждали тебя. Ты ведь знаешь, что ждали.
— Так вот он я. Ищейки уже устали, конечно, бегать за тенями. Но охота должна продолжаться. И их, и моя.
— Почему должна? Какой в этом смысл?
— Луна принадлежит всем, и каждый из нас имеет право на нее выть.
— Выть на луну означает страдать. Но можно и петь при луне. Можно быть счастливым в темноте, иногда, если виден какой-нибудь свет. Господи, но ведь можно быть и счастливым в этом мире, поверь мне.
— Бедный Жан-Лу, ты тоже думаешь, будто луна настоящая, а ведь это одна видимость… Знаешь, что находится во мраке небес, друг мой?
— Нет. Но думаю, ты мне скажешь.
Человек у телефона не почувствовал горькой иронии этих слов. Или, может быть, почувствовал, но пренебрег ею.
— Там нет ни бога, ни луны, Жан-Лу. Самое верное слово, какое тут можно употребить, — ничто. Там полнейшее ничто. И я настолько привык жить в этом «ничто», что уже и не замечаю. Повсюду вокруг, куда ни взглянешь, ничто.
— Ты сумасшедший, — невольно вырвалось у Жан-Лу.
— Я тоже задумывался об этом. Очень возможно, что и так, хотя я читал где-то, будто сумасшедшим не свойственны сомнения на этот счет.
— Но и безумие тоже может закончиться, можно вылечиться. Как помочь тебе?
Говоривший проигнорировал вопрос, словно на него не было никакого ответа.
— Спроси меня лучше, что я могу сделать, чтобы помочь вам. Вот она — новая кость. Для ищеек, которые носятся за собственным хвостом, отчаянно пытаясь укусить его. Это петля. Замечательная петля, которая вертится, вертится, вертится… Как в музыке. Где есть петля, которая вертится, вертится, вертится…
Голос затих, словно смикшированный. Из динамиков, как и в прежде, внезапно зазвучала музыка. Но никакой гитары, никакого неоретро, на этот раз — танцевальная и чрезвычайно современная мелодия. Торжество электроники в ее лучших образцах. Музыка умолкла так же внезапно, как и включилась. В наступившей тишине вопрос Жан-Лу прозвучал особенно важным:
— Что это означает? Что ты хочешь этим сказать?
— Я задал вопрос, отвечать на него — вам. Из этого и состоит жизнь, друг мой. Из вопросов и ответов. Ничего больше — только вопросы и ответы. Каждый человек несет по жизни свои вопросы, начиная с тех, что заложены в нем с рождения.
— Какие вопросы?
— Я — не судьба, я — некто и никто, но меня легко понять. Когда человек, увидев меня, осознает, кто я такой, в ту же секунду все вопросы снимаются: ему уже больше незачем спрашивать, когда и где. Я — ответ. Я означаю для него «сейчас». Я означаю «здесь».
Наступила тишина. Затем голос тихо произнес новый приговор:
— Это потому, что я убиваю…
Металлический щелчок оборвал связь, оставив в воздухе эхо, прозвучавшее ударом гильотины. Фрэнк представил себе, как падает отрубленная голова.
«Нет, не теперь, боже праведный!»
Инспектор Готте тотчас связался со своими сотрудниками.
— Засекли?
Ответ, который он сообщил, подействовал наподобие какого-то колдовства,
— у всех перехватило дыхание.
— Нет. Ничего не вышло. Ни одного сигнала, который можно было бы засечь. Пико говорит, что этот тип — настоящий феномен. Ничего не удалось обнаружить. Если он звонит через Интернет, то сигнал так хитроумно замаскирован, что наша аппаратура его не распознает. Этот мешок дерьма опять надул нас.
— Вот беда. Кто-нибудь узнал музыку?
Кто молчит, тот соглашается. Но сейчас всеобщее молчание означало «нет».
— Черт подери! Барбара, кассету с музыкой. Срочно. Где Пьеро?
Барбара уже переписывала кассету.
— В зале для совещаний, — ответил Морелли.
Всех охватило лихорадочное волнение. Все понимали, что следует действовать быстро, крайне быстро. Может быть, звонивший уже вышел на охоту. А кто-то другой сейчас занимается своими обычными делами, не подозревая, что отсчитываются последние минуты его жизни. Все бросились искать Мальчика дождя — единственного среди них, кто сразу мог распознать музыку.
В зале для совещаний Пьеро сидел на стуле возле матери, понуро опустив голову. Когда подошли к нему, он посмотрел на всех полными слез глазами, и снова поник головой.
Фрэнк, как и в тот раз, присел перед ним на корточки. Пьеро чуть приподнял лицо, будто стесняясь своих мокрых глаз.
— Что случилось Пьеро? Что-то не так?
Парень кивнул.
— Ты испугался? Не бойся, мы все здесь, с тобой.
Пьеро потянул носом.
— Я не боюсь, я ведь тоже полицейский, теперь…
— Тогда в чем дело?
— Я не знаю эту музыку, — с огорчением ответил он.
В его голосе прозвучало настоящее страдание. Он огляделся вокруг, словно допустил ошибку в самом главном деле своей жизни. Слезы ручьем потекли по его лицу.
Фрэнк ощутил глубокое отчаяние и все же постарался улыбнуться Пьеро.
— Не волнуйся. Совершенно незачем волноваться. Сейчас послушаешь еще раз и, вот увидишь, узнаешь. Трудно, нда, но ты можешь это сделать. Да я просто уверен, что узнаешь.
Барбара вбежала в комнату с кассетой в руках. Вставила в магнитофон и включила его.
— Послушай внимательно, Пьеро.
Комнату заполнил электронный танцевальный ритм на четыре четверти, словно биение человеческого сердца. Сто тридцать семь ударов в минуту. Так бешено сердце стучит от страха, когда может остановиться.
Пьеро слушал молча, все так же опустив голову. Когда музыка умолкла, он привстал и еле заметно улыбнулся.
— Есть, — сказал он.
— Узнал? Есть в комнате? Пожалуйста, сходи за ней, принеси.
Пьеро кивнул и направился к двери своей забавной, слегка подпрыгивающей походкой. Юло подал знак Морелли, и тот пошел проводить парня.
Вскоре они вернулись. Пьеро сжимал в руках компакт-диск.
— Вот на этом диске. Это сборник…
Диск вставили в процессор и проверили все дорожки, пока не нашли то, что нужно, — музыкальный фрагмент, который убийца только что дал им послушать. Пьеро приветствовали, как героя. Мать обняла сына, словно тому только что вручили Нобелевскую премию. В глазах ее светилась такая гордость, что у Никола Юло до боли сжалось сердце.
Фрэнк прочитал название на обложке сборника.
— «Nuclear Sun" Роланда Бранта. Кто такой этот Роланд Брант?
Никто не знал. Все бросились к компьютерам. После недолгих поисков в интернете его имя обнаружилось на каком-то итальянском сайте. Оказалось, Роланд Брант — псевдоним итальянского диджея, некоего Роландо Браганте. Обнаружили, что «Nuclear Sun» была популярна на дискотеках несколько лет назад.
Тем временем Лоран и Жан-Лу завершили передачу и присоединились к ним. Оба были сильно взволнованы. Казалось, они выдержали бурю, и до сих не могут прийти в себя.
Режиссер просветил их относительно танцевальной музыки, которая занимает свою собственную нишу на рынке дискомузыки.
— Бывает, диджеи берут псевдоним. Иногда придуманное слово, но чаще всего какое-нибудь английское имя. Во Франции тоже есть три или четыре таких диджея. Обычно это музыканты, которые специализируются в области музыки для дискотек.
— А что такое «петля»? — спросил Юло.
— Это термин электронной музыки. «Петля» служит своего рода основой: берется ритмический фрагмент и как бы накручивается сам на себя, без конца повторяясь совершенно одинаково.
— Ну да, этот недоносок так и сказал. Собака ловит собственный хвост.
Фрэнк резко прервал эти разговоры и призвал к действию. Перед ними стояла задача поважнее, чем разобраться в подобных тонкостях.
— Ну, давайте, напрягитесь! Ничего не приходит в голову? Вспомните какого-нибудь известного человека лет тридцати, тридцати пяти, у которого было бы что-то общее с этим «Ядерным солнцем». Здесь, в Монте-Карло.
Фрэнк казался одержимым. Он вышагивал по комнате, упорно повторяя свои слова. Голос его будто гнался за какой-то мыслью, подобно лаю собак, преследующих лису.
— Молодой человек, привлекательной внешности, известный. Кто-то, кто часто бывает в этих местах или поблизости. Может быть, живет здесь или приехал сюда время. Диск, танцевальный сборник, «Nuclear Sun», дискотека, танцевальная музыка, итальянский диджей с английским именем, псевдоним. Вспомните газеты, светскую хронику, местных знаменитостей…
Голос Фрэнка звучал подобно хлысту жокея, побуждающего свою верховую лошадь безудержно мчаться вперед. Все лихорадочно соображали, припоминали…
— Давайте! Жан-Лу?
Диджей покачал головой. Он выглядел очень уставшим, и было ясно, что от него ждать нечего.
— Лоран?
— Жаль, но ничего не могу припомнить.
Барбара вдруг оживилась, встряхнула медными волосами.
— Пожалуйста, Барбара, — обратился к ней Фрэнк, увидев, как она просияла.
— Не знаю… может быть…
Фрэнк коршуном вцепился в нее.
— Барбара, никаких «может быть». Назовите имя, раз оно пришло вам на ум, верное или неверное, неважно.
Девушка взглянула на присутствующих, словно прося прощения за глупость.
— Так вот, я подумала, что это может быть Роби Стриккер.

31
Рене Колетти изнемогал от желания помочиться.
Он сильно потянул носом. Переполненный мочевой пузырь вызывал острые колики в животе. Ему казалось, будто он находится в фантастическом фильме, где трубопровод на космическом корабле выпускает пар и загорается красный сигнал опасности, а металлический голос тем временем все повторяет: «Внимание, через три минуты корабль будет уничтожен. Внимание…»
Вполне естественно, что упрямая физиологическая потребность возникла в самый неподходящий момент — согласно убийственной логике случая, который если только может напакостить человеку, так тут же и старается.
Ему не терпелось выйти из машины и сходить по нужде где-нибудь в тени, не обращая внимания на редких прохожих у пристани или на другой стороне дороги. Он с тоской посмотрел на стену справа от себя.
Рене закурил сигарету, чтобы отвлечься, и выпустил ядовитый дым от «житан» без фильтра в открытое окно. В пепельнице скопилось порядочно окурков, говоривших о долгом ожидании. Он протянул руку и выключил приемник, настроенный на «Радио Монте-Карло», так как интересовавшая его передача уже закончилась.
Он припарковал свою «мазду» с откидным верхом в порту, уперев ее носом в здание радиостанции, где сейчас полно было полицейских, крутившихся там, словно фасоль в горшке с кипятком. Сидя в машине, он слушал передачу и с особым вниманием — разговор с убийцей. В редакции его газеты, «Франс суар», коллеги делали то же самое и сейчас, конечно, уже шарили по сети или бог знает где еще в поисках информации. Уйма голов в эту минуту работала на полную катушку, чтобы расшифровать новое послание, отправленное в эфир месье Никто, как окрестили его журналисты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60