Проталкиваясь сквозь разбегающуюся толпу, Аркадий вдруг увидел Руди Розена, едущего в пылающей колеснице. Тот сидел выпрямившись, вцепившись руками в руль, но совершенно неподвижно, с черным лицом, горящими волосами, светящийся собственным жаром, окутанный густыми ядовитыми клубами дыма, вырывавшимися из развороченных окон автомобиля. Аркадий подошел достаточно близко, чтобы через ветровое стекло заглянуть в скрытые дымом глаза Руди. Он был мертв. В центре огня была сама смерть. На Аркадия смотрели пустые ее глазницы.Горящую «Ауди» объезжали другие машины. Теряя ковры, золотые монеты, видеомагнитофоны, масса хлынула к воротам. Переехав попавшую в свет фар фигуру, тяжело прошла санитарная машина, за ней последовала автокавалькада чеченцев. Мотоциклисты распались на несколько групп, ища дыры в заборе.Однако какая-то часть прибывших на толкучку оставалась на месте и, толкая друг друга, ловила летающие над головой бумажки. Аркадий тоже подпрыгнул и поймал в воздухе горящую немецкую марку, потом доллар, потом франк. Все они были почерневшие, с золотыми прожилками огня. 2 Хотя все еще было темно, Аркадий смог разглядеть, что площадку обрамляли четыре двадцатиэтажные башни. Три из них уже были облицованы железобетонными плитами, а последняя пока что представляла собой металлический каркас, окруженный подъемными кранами. В едва брезжущем рассвете она выглядела хрупкой громадиной. Он представил, что в нижних этажах будут размещаться рестораны, кабаре, может быть, кино, а посреди площади, когда ее покинут землеройные машины и бетономешалки, взору предстанут автобусы и такси. Однако сейчас там находились машина судмедэксперта, «Жигули» и стоящий на ковре из оплавленного и закопченного стекла черный остов машины Руди Розена. Окна «Ауди» зияли пустотой; огонь, вырвавшись наружу, не пощадил шины, так что теперь больше всего воняло жженой резиной. Окостеневшая фигура Руди Розена держалась прямо, будто прислушивалась к чему-то.— Стекло, как видите, разбросано равномерно, — сказал Аркадий. Судмедэксперт Полина, молоденькая миловидная женщина в неизменном плаще на все сезоны и с неизменной иронической улыбкой на лице, следовала за ним с довоенной «Лейкой» и почти на каждом шагу делала снимок. — Ближе к машине стекло оплавилось. Марка машины — четырехдверная «Ауди-1200». Левые дверцы закрыты. Капот закрыт, фары выгорели. Правые дверцы закрыты. Багажник закрыт, задние огни выгорели, — Аркадию пришлось опуститься на четвереньки. — Топливный бак взорвался. Глушитель отделился от выхлопной трубы, — он поднялся на ноги. — Номерной знак почернел, но московский номер различим. Установлено, что он принадлежит Руди Розену. Судя по широкому разбросу стекла, огонь возник внутри салона, а не вне его.— Разумеется, будет еще заключение экспертов, — заметила Полина, лишний раз демонстрируя свое неуважение к мнению начальства. Она решительно вонзила шпильки в свои непокорные волосы. — Эту штуку надо поднять.Комментарии Аркадия записывал Минин, сыщик с глубоко посаженными глазами маньяка. Позади Минина по площадке расхаживал наряд милиции. Служебные собаки таскали своих проводников вокруг башен, перебегая от столба к столбу и то и дело задирая заднюю ногу.— Наружная краска облупилась, — продолжал Аркадий. — Хром на дверной ручке сошел. «А с ним и отпечатки», — подумал он. Однако обернул руку платком, прежде чем открыть правую переднюю дверцу.— Спасибо, — сказала Полина.От прикосновения Аркадия дверца распахнулась, осыпав пеплом его ботинки.— Внутренняя часть выгорела полностью, — продолжал Аркадий. — Сиденья выгорели до каркаса и пружин. Рулевое колесо, вероятно, расплавилось.— Человеческие ткани прочнее пластика, — отметила Полина.— Задние резиновые коврики оплавились вокруг спекшегося стекла. Заднее сиденье выгорело до пружин. Питание компьютера полностью сгорело, видны остатки цветного металла. Вкрапления золота, возможно, от проводников — все, что осталось от компьютера, которым так гордился Руди. Металлические ящички из-под дискет памяти засыпаны пеплом. Ящики с картотекой уничтожены.Аркадий повернулся к переднему сиденью:— Следы вспышки у сцепления. Обрывки горелой кожи. В приборном отделении — остатки пластика, аккумуляторы.— Еще бы! Такая температура, — Полина наклонилась и щелкнула «Лейкой». — Не менее двух тысяч градусов.— На переднем сиденье, — продолжал Аркадий, — кассовый ящик. Пустой и обугленный. В поддоне — мелкие металлические контакты, четыре батарейки: наверное, остатки передатчика и магнитофона. Пока хватит. Ах да! На сиденье — металлический прямоугольник, похоже, задняя крышка калькулятора. Ключ зажигания в положении «выключено». На кольце еще два ключа.Надо было переходить к водителю. Здесь Аркадий не блистал. Теперь даже он был бы не прочь прогуляться и выкурить сигарету.— Когда снимаешь обгоревших, надо полностью открывать диафрагму, чтобы проработались детали, — сказала Полина.— Какие еще детали? Тело деформировалось, — заметил Аркадий, — сильно обуглилось, так что сразу и не распознаешь, мужчина это или женщина, взрослый или ребенок. Голова склонена к левому плечу. Одежда и волосы полностью сгорели, череп местами оголен. Зубы, судя по всему, для слепков не годятся. Ботинки и носки отсутствуют.Эти слова не давали ни малейшего представления о нынешнем, уменьшившемся в размерах, почерневшем Руди Розене, восседающем на голых пружинах своей колесницы и превратившемся в темную вязкую массу и кости. Они не давали никакого представления об одиноко лежащей в углублении живота пряжке от ремня, об удивленно раскрытых глазницах и расплавленном золоте зубов, о его руке, охватившей руль и будто бы направляющей машину сквозь ад, и о том, как расплавившееся рулевое колесо розовыми леденцами свисало с пальцев. Эти слова не передавали того, каким непостижимым образом бутылки со «Старкой» и «Кубанской» сами превратились в жидкость и растеклись лужей, а твердая валюта и сигареты в одно мгновение испарились. «Я всем нужен». Теперь — никому.Аркадий с отвращением отвернулся и увидел, что на черном, как у Руди Розена, лице Минина не было написано ничего, кроме удовлетворения: преступник получил по заслугам. Аркадий отвел его в сторону и указал на милиционеров, набивавших себе карманы, — земля была усеяна брошенными в панике товарами.— Я приказал им составить список найденных вещей.— Вы, конечно, не имели в виду, что они могут распоряжаться ими как вздумается?Аркадий вздохнул:— Конечно, нет.— Взгляните-ка сюда, — Полина ковырнула шпилькой в углу заднего сиденья. — Засохшая кровь.Аркадий подошел к «Жигулям». Яак на заднем сиденье опрашивал единственного свидетеля, того самого неудачника, с которым Аркадий стоял в очереди к Руди. Парня со злотыми. Яак уже взял его в оборот.Если верить паспорту и пропуску на работу, Гарри Орбелян проживал в Москве и работал санитаром в больнице. Судя по бумагам, он чист, как стеклышко.— Хочешь посмотреть его удостоверение личности? — спросил Яак. Он закатал рукава рубашки Гарри. На тыльной стороне левой руки красовалось изображение голой девицы, сидящей в бокале с тузом червей в руках. — Это означает, что он любит вино, женщин и карты, — пояснил Яак. — На правой руке выколот браслет из пик, червей, бубен и треф: он любит карты. На левом мизинце кольцо из перевернутых пик. Это означает судимость за хулиганство. На правом безымянном пальце — сердце, пронзенное ножом. Это значит, что он готов пойти на мокрое дело. Так что Гарри не такой уж и чистенький. Судя по всему, Гарри рецидивист, которого застукали на сборище спекулянтов; думаю, ему нелишне помочь нам.— Пошли вы на… — буркнул Гарри. При дневном свете его перебитый нос казался приваренным к лицу.— Форинты и злотые еще остались? — спросил Аркадий.— Пошли на хрен!Яак прочел из своих заметок:— Свидетель утверждает, что имел разговор с этим долбаным Руди лишь потому, что считал его своим должником. Потом он вышел из машины погибшего и уже через пять минут стоял примерно в десяти метрах от «Ауди», когда она взорвалась. Человек, которого свидетель знает под именем Ким, бросил в машину бомбу и побежал прочь.— Ким? — переспросил Аркадий.— Так он говорит. Он говорит также, что обжег себе руки, пытаясь спасти покойного.Яак вытащил из карманов Гарри полуобгоревшие доллары и немецкие марки.День обещал быть жарким. Предрассветная роса уже превращалась в капли пота. Аркадий мельком взглянул на освещенное солнцем полотнище, которое, обвиснув, протянулось по верху западной башни: «Гостиница „Новый мир“. Ему представилось, как полотнище наполняется свежим ветром и башня, подобно бригантине, уплывает вдаль. Хотелось спать. Но нужно было искать Кима.Полина опустилась на колени с правой стороны «Ауди».— Опять кровь! — воскликнула она.
Аркадий отпер дверь, и в квартиру Руди Розена ворвался Минин с огромным пистолетом Стечкина явно не стандартного образца.Аркадий восхитился оружием, но обеспокоился относительно действий Минина:— Из этой штуки ты просто прошьешь комнату насквозь, — сказал он. — Любой на твоем месте вышиб бы дверь или разнес ее из пулемета. Твоя пушка здесь не поможет. Только женщин напугаешь.Он одобряюще кивнул двум дворничихам, которых пригласил в качестве понятых. Те в ответ застенчиво улыбнулись, сверкнув стальными коронками. Стоявшие позади них эксперты натягивали на руки резиновые перчатки.«Обыскивать дом человека, которого не знаешь, можно: ты следователь, — подумал Аркадий. — Делать обыск в доме человека, которого знаешь, — значит проявлять нездоровое любопытство». Странно. Он месяц следил за Руди Розеном, но ни разу не был в его квартире.Обитая дерматином входная дверь с глазком. Жилая комната (одновременно столовая), кухня, спальня с телевизором и видеомагнитофоном, еще одна спальня, превращенная в кабинет, ванная. Книжные шкафы с собраниями классиков (Гоголь, Достоевский), с биографиями Брежнева и Моше Даяна, альбомами марок, старыми номерами журналов «Израэль трейд», «Советская торговля», «Бизнес уик», «Плейбой». Эксперты сразу принялись за осмотр. Минин стоял при этом за их спиной: дабы ничего не пропало.— Пожалуйста, ничего не трогать, — предупредил Аркадий дворничих, топтавшихся в благоговейном страхе посреди комнаты, будто они пришли в Зимний дворец.В кухонном шкафу — американское виски и японский коньяк, датский кофе в пакетиках из фольги. Водки не было. В холодильнике — копченая рыба, ветчина, паштет и масло в финской упаковке, банка сметаны; в морозильнике — торт из мороженого с розовыми и зелеными узорами в виде цветов и листьев. Такие торты раньше продавались в обычных молочных магазинах, а теперь эту диковинку можно было найти лишь в самых что ни на есть закрытых буфетах — они стали большей редкостью, чем, скажем, яйцо от Фаберже.На полу жилой комнаты — ковры ручной работы. На стене — фотографии скрипача в концертном фраке и его жены за фортепьяно. Мягкими чертами лица и серьезным выражением глаз они напоминали Руди. Переднее окно выходило на Донскую улицу. Поверх крыш было видно, как к северу, в парке Горького, медленно вращалось гигантское колесо обозрения.Аркадий перешел в кабинет: финский письменный стол из клена, телефон, факс; штепсельная розетка с предохранителем (значит, Руди пользовался своим портативным компьютером и дома); в ящиках — газетные вырезки, карандаши, канцелярские принадлежности из гостиничного киоска Руди, сберкнижка и квитанции.Минин открыл стенной шкаф в спальне и отшвырнул сторону американские и итальянские спортивные костюмы.— Проверь карманы, — сказал Аркадий, — и загляни в ботинки.Лежавшее в комоде нижнее белье было с иностранными этикетками. На телевизоре лежала щетка из натуральной щетины. На ночном столике — видеокассеты, атласная ночная маска и будильник.«Вот что теперь было нужно Руди — ночная маска, — подумал Аркадий. — Надежно, но если только уметь ею пользоваться. Так, что ли, сказал Руди? Почему ему никогда не верили?»Одна из дворничих неслышно, будто ступая в мягких шлепанцах, следовала за ним.— Мы с Ольгой Семеновной, — сказала она, — живем в одной коммунальной квартире. Кроме нас в ней проживают армяне и турки. Они не разговаривают друг с другом.— Армяне и турки? Хорошо еще, что они не перебили друг друга, — ответил Аркадий. Он открыл окно в спальне, чтобы взглянуть на гараж во дворе. — Коммунальная квартира — это смерть демократии, — изрек он. — И, разумеется, демократия — это смерть коммунальной квартире.Вошел Минин.— Согласен со старшим следователем. Нужна твердая рука.— Говорите, что хотите, но раньше был порядок, — вмешалась дворничиха.— Порядок был суровый, но его соблюдали, — сказал Минин, и оба поглядели на Аркадия так, что он почувствовал себя не в своей тарелке.— Согласен. Чего-чего, а порядка хватало, — ответил он.Сев за стол, Аркадий заполнил протокол обыска. Проставил дату, свою фамилию, после слов «в присутствии» записал фамилии и адреса обеих женщин. В соответствии с ордером на обыск за номером таким-то, следовало далее: вскрыли квартиру гражданина Рудольфа Абрамовича Розена по адресу: Донская улица, дом 25, квартира 4а.Взгляд Аркадия снова упал на факс. Кнопки аппарата имели английские обозначения, например, «redial» — повторный вызов. Он осторожно поднял трубку и нажал кнопку. В трубке раздались гудки, звонок, голос.— Фельдман.— Я звоню от Руди Розена, — сказал Аркадий.— Почему он сам не позвонит?— Скажу, когда поговорим.— Вы разве не для этого звоните?— Нам надо встретиться.— Я занят.— Это важно.— Это я вам скажу, что важно. Собираются закрывать Ленинскую библиотеку. Она разваливается. Отключают свет, запирают помещения. Она станет гробницей, как пирамиды в Гизе.Аркадия удивило, что кто-то из окружения Руди беспокоится о состоянии Библиотеки имени Ленина.— Все равно нам нужно поговорить.— Я допоздна работаю.— В любое время.— Завтра в полночь около библиотеки.— В полночь?— Если только библиотека не обрушится мне на голову.— Разрешите перепроверить номер телефона.— Фельдман. Эф-е-эль-дэ-эм-а-эн, — повторил он по буквам и повесил трубку.Аркадий положил трубку.— Потрясающий аппарат.Минин не по возрасту зло рассмеялся:— Эти ублюдки эксперты обчистят здесь все, а мы прихватим факс.— Нет, мы оставим на месте все, особенно факс.— И жратву с выпивкой?— Все.У второй дворничихи округлились глаза. Она с виноватым видом, не отрывая глаз глядела на капельки ванильного торта из мороженого, цепочкой протянувшиеся по восточному ковру от холодильника и обратно.Минин распахнул дверцу морозильника.— Пока мы отвернулись, она слопала все мороженое. И шоколада нет.— Ольга Семеновна! — первая дворничиха тоже была шокирована.Обвиняемая вынула руку из кармана. Казалось, что под бременем изобличающей ее плитки шоколада она вот-вот упадет на колени. Слезы катились по щекам и капали на подбородок, словно она украла серебряную чашу из алтаря. «Ужасно, — подумал Аркадий, — заставили старую женщину плакать из-за шоколада. Да и как ей было устоять? Ведь шоколад стал экзотикой, чем-то давно канувшим в историю, как ацтеки».— Как, по-твоему? — спросил Аркадий Минина. — Арестовать ее, всыпать как следует или просто отпустить? Ведь было бы еще хуже, если бы она забрала и сметану. Но я хочу знать твое мнение. — Аркадию и вправду было любопытно узнать, как отнесется к этому случаю его помощник.— Думаю, — наконец сказал Минин, — на этот раз можно отпустить.— Ну, если ты так думаешь… — Аркадий обернулся к женщинам: — Гражданки, это значит, что вам обеим придется поактивнее помогать органам правосудия.…Советские гаражи являли собой загадку, потому как, несмотря на то, что по закону стальные листы частным лицам вроде бы и не продавались, стальные коробки чудесным образом вырастали во дворах, длинными рядами множились на задворках. Второй ключ Руди Розена подходил к одной из таких «загадок». Открыв дверь, Аркадий не стал прикасаться к висевшей лампочке. При солнечном свете он разглядел набор инструментов, банки с моторным маслом, «дворники», зеркала заднего обзора и зимние чехлы для машины. Под чехлами — ничего, кроме шин. Позднее Минин и эксперты должны будут снять отпечатки с лампочки и простучать полы.Пока Аркадий осматривал помещение, дворничихи робко стояли в дверях: старые пройдохи не пытались спереть даже гаечный ключ.
Аркадий почему-то не чувствовал ни усталости, ни голода. Как человек, которого лихорадит, а от чего — неизвестно. Когда он нагнал Яака в холле гостиницы «Интурист», тот, чтобы не заснуть, глотал таблетки кофеина.— Гарри — говнюк, — сказал Яак. — Не представляю, зачем Киму убивать Руди. Он же был его телохранителем. Знаешь, до того хочется спать, что, наверное, если разыщу Кима и он станет в меня стрелять, я даже не замечу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Аркадий отпер дверь, и в квартиру Руди Розена ворвался Минин с огромным пистолетом Стечкина явно не стандартного образца.Аркадий восхитился оружием, но обеспокоился относительно действий Минина:— Из этой штуки ты просто прошьешь комнату насквозь, — сказал он. — Любой на твоем месте вышиб бы дверь или разнес ее из пулемета. Твоя пушка здесь не поможет. Только женщин напугаешь.Он одобряюще кивнул двум дворничихам, которых пригласил в качестве понятых. Те в ответ застенчиво улыбнулись, сверкнув стальными коронками. Стоявшие позади них эксперты натягивали на руки резиновые перчатки.«Обыскивать дом человека, которого не знаешь, можно: ты следователь, — подумал Аркадий. — Делать обыск в доме человека, которого знаешь, — значит проявлять нездоровое любопытство». Странно. Он месяц следил за Руди Розеном, но ни разу не был в его квартире.Обитая дерматином входная дверь с глазком. Жилая комната (одновременно столовая), кухня, спальня с телевизором и видеомагнитофоном, еще одна спальня, превращенная в кабинет, ванная. Книжные шкафы с собраниями классиков (Гоголь, Достоевский), с биографиями Брежнева и Моше Даяна, альбомами марок, старыми номерами журналов «Израэль трейд», «Советская торговля», «Бизнес уик», «Плейбой». Эксперты сразу принялись за осмотр. Минин стоял при этом за их спиной: дабы ничего не пропало.— Пожалуйста, ничего не трогать, — предупредил Аркадий дворничих, топтавшихся в благоговейном страхе посреди комнаты, будто они пришли в Зимний дворец.В кухонном шкафу — американское виски и японский коньяк, датский кофе в пакетиках из фольги. Водки не было. В холодильнике — копченая рыба, ветчина, паштет и масло в финской упаковке, банка сметаны; в морозильнике — торт из мороженого с розовыми и зелеными узорами в виде цветов и листьев. Такие торты раньше продавались в обычных молочных магазинах, а теперь эту диковинку можно было найти лишь в самых что ни на есть закрытых буфетах — они стали большей редкостью, чем, скажем, яйцо от Фаберже.На полу жилой комнаты — ковры ручной работы. На стене — фотографии скрипача в концертном фраке и его жены за фортепьяно. Мягкими чертами лица и серьезным выражением глаз они напоминали Руди. Переднее окно выходило на Донскую улицу. Поверх крыш было видно, как к северу, в парке Горького, медленно вращалось гигантское колесо обозрения.Аркадий перешел в кабинет: финский письменный стол из клена, телефон, факс; штепсельная розетка с предохранителем (значит, Руди пользовался своим портативным компьютером и дома); в ящиках — газетные вырезки, карандаши, канцелярские принадлежности из гостиничного киоска Руди, сберкнижка и квитанции.Минин открыл стенной шкаф в спальне и отшвырнул сторону американские и итальянские спортивные костюмы.— Проверь карманы, — сказал Аркадий, — и загляни в ботинки.Лежавшее в комоде нижнее белье было с иностранными этикетками. На телевизоре лежала щетка из натуральной щетины. На ночном столике — видеокассеты, атласная ночная маска и будильник.«Вот что теперь было нужно Руди — ночная маска, — подумал Аркадий. — Надежно, но если только уметь ею пользоваться. Так, что ли, сказал Руди? Почему ему никогда не верили?»Одна из дворничих неслышно, будто ступая в мягких шлепанцах, следовала за ним.— Мы с Ольгой Семеновной, — сказала она, — живем в одной коммунальной квартире. Кроме нас в ней проживают армяне и турки. Они не разговаривают друг с другом.— Армяне и турки? Хорошо еще, что они не перебили друг друга, — ответил Аркадий. Он открыл окно в спальне, чтобы взглянуть на гараж во дворе. — Коммунальная квартира — это смерть демократии, — изрек он. — И, разумеется, демократия — это смерть коммунальной квартире.Вошел Минин.— Согласен со старшим следователем. Нужна твердая рука.— Говорите, что хотите, но раньше был порядок, — вмешалась дворничиха.— Порядок был суровый, но его соблюдали, — сказал Минин, и оба поглядели на Аркадия так, что он почувствовал себя не в своей тарелке.— Согласен. Чего-чего, а порядка хватало, — ответил он.Сев за стол, Аркадий заполнил протокол обыска. Проставил дату, свою фамилию, после слов «в присутствии» записал фамилии и адреса обеих женщин. В соответствии с ордером на обыск за номером таким-то, следовало далее: вскрыли квартиру гражданина Рудольфа Абрамовича Розена по адресу: Донская улица, дом 25, квартира 4а.Взгляд Аркадия снова упал на факс. Кнопки аппарата имели английские обозначения, например, «redial» — повторный вызов. Он осторожно поднял трубку и нажал кнопку. В трубке раздались гудки, звонок, голос.— Фельдман.— Я звоню от Руди Розена, — сказал Аркадий.— Почему он сам не позвонит?— Скажу, когда поговорим.— Вы разве не для этого звоните?— Нам надо встретиться.— Я занят.— Это важно.— Это я вам скажу, что важно. Собираются закрывать Ленинскую библиотеку. Она разваливается. Отключают свет, запирают помещения. Она станет гробницей, как пирамиды в Гизе.Аркадия удивило, что кто-то из окружения Руди беспокоится о состоянии Библиотеки имени Ленина.— Все равно нам нужно поговорить.— Я допоздна работаю.— В любое время.— Завтра в полночь около библиотеки.— В полночь?— Если только библиотека не обрушится мне на голову.— Разрешите перепроверить номер телефона.— Фельдман. Эф-е-эль-дэ-эм-а-эн, — повторил он по буквам и повесил трубку.Аркадий положил трубку.— Потрясающий аппарат.Минин не по возрасту зло рассмеялся:— Эти ублюдки эксперты обчистят здесь все, а мы прихватим факс.— Нет, мы оставим на месте все, особенно факс.— И жратву с выпивкой?— Все.У второй дворничихи округлились глаза. Она с виноватым видом, не отрывая глаз глядела на капельки ванильного торта из мороженого, цепочкой протянувшиеся по восточному ковру от холодильника и обратно.Минин распахнул дверцу морозильника.— Пока мы отвернулись, она слопала все мороженое. И шоколада нет.— Ольга Семеновна! — первая дворничиха тоже была шокирована.Обвиняемая вынула руку из кармана. Казалось, что под бременем изобличающей ее плитки шоколада она вот-вот упадет на колени. Слезы катились по щекам и капали на подбородок, словно она украла серебряную чашу из алтаря. «Ужасно, — подумал Аркадий, — заставили старую женщину плакать из-за шоколада. Да и как ей было устоять? Ведь шоколад стал экзотикой, чем-то давно канувшим в историю, как ацтеки».— Как, по-твоему? — спросил Аркадий Минина. — Арестовать ее, всыпать как следует или просто отпустить? Ведь было бы еще хуже, если бы она забрала и сметану. Но я хочу знать твое мнение. — Аркадию и вправду было любопытно узнать, как отнесется к этому случаю его помощник.— Думаю, — наконец сказал Минин, — на этот раз можно отпустить.— Ну, если ты так думаешь… — Аркадий обернулся к женщинам: — Гражданки, это значит, что вам обеим придется поактивнее помогать органам правосудия.…Советские гаражи являли собой загадку, потому как, несмотря на то, что по закону стальные листы частным лицам вроде бы и не продавались, стальные коробки чудесным образом вырастали во дворах, длинными рядами множились на задворках. Второй ключ Руди Розена подходил к одной из таких «загадок». Открыв дверь, Аркадий не стал прикасаться к висевшей лампочке. При солнечном свете он разглядел набор инструментов, банки с моторным маслом, «дворники», зеркала заднего обзора и зимние чехлы для машины. Под чехлами — ничего, кроме шин. Позднее Минин и эксперты должны будут снять отпечатки с лампочки и простучать полы.Пока Аркадий осматривал помещение, дворничихи робко стояли в дверях: старые пройдохи не пытались спереть даже гаечный ключ.
Аркадий почему-то не чувствовал ни усталости, ни голода. Как человек, которого лихорадит, а от чего — неизвестно. Когда он нагнал Яака в холле гостиницы «Интурист», тот, чтобы не заснуть, глотал таблетки кофеина.— Гарри — говнюк, — сказал Яак. — Не представляю, зачем Киму убивать Руди. Он же был его телохранителем. Знаешь, до того хочется спать, что, наверное, если разыщу Кима и он станет в меня стрелять, я даже не замечу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45