В середине восьмидесятых Джибриль открыл несколько филиалов своей организации в Европе – в Риме, во Франкфурте и на Мальте. Кроме всего прочего он принял в состав группировки Мервана Крешата, иорданского националиста, который по праву считался одним из лучших в мире изготовителем взрывных устройств.
Когда зазвонил стоявший на его письменном столе красный телефон, он просматривал свежие газеты и журналы. Ахмед Джибриль снял трубку и услышал знакомый голос полковника Джомаха, осуществлявшего непосредственный контакт между ним и президентом Ассадом. Джомах был, как всегда, краток.
– С нашим посольством в Париже связался человек, заявивший, что располагает жизненно важной для тебя информацией.
– Какой именно?
– В детали он не вдавался, но произнес слово «Локербай». Он сказал, что если ты заинтересуешься, в течение семи дней надо будет дать такое объявление в «Интернешнл геральд трибюн»: «Элен Вудс должна как можно скорее позвонить домой».
Какое-то время Джибриль размышлял, потом нерешительно проговорил:
– А ты что по этому поводу думаешь?
– Что такое объявление обойдется всего в несколько долларов… Так ты хочешь, чтобы я его опубликовал?
– Буду тебе очень обязан, – как можно мягче сказал Джибриль.
– Вот и хорошо. Если что-нибудь из этого выйдет, я тут же тебе перезвоню.
В трубке раздались короткие гудки. Джибриль положил ее на место и несколько минут сидел, глядя на небольшой хрустальный графин с красновато-бурой зернистой сыпучей массой, стоявший на письменном столе. Это была земля, которую пару лет назад ему почтительно преподнес один из его боевиков, собрав ее с поля деревушки Язур близ Яффы.
Глава 11
Леони сыграла свою роль превосходно.
В состав комиссии входили епископ, отец Мануэль Зерафа, еще один престарелый священник и женщина с Мальты, работавшая в общественной организации по охране прав сирот. Они сидели в одном из кабинетов епископата за длинным столом. По другую его сторону расположились Кризи и Леони. Члены комиссии уже ознакомились со всеми необходимыми документами, а также банковскими справками, подтверждающими наличие у Кризи средств, необходимых для содержания ребенка.
Во время собеседования епископ упомянул о погибшем сыне Леони и спросил ее о том, сможет ли Майкл Саид в какой-то степени занять его место. Актриса на мгновение задумалась, потом вынула из сумочки батистовый носовой платочек и пустила слезу. В этот момент Кризи понял, что с усыновлением все пройдет нормально, он только не уловил, были ли ее слезы подлинными. Позже, когда они уже вышли из кабинета, он решил не спрашивать об этом актрису.
Теперь распорядок их жизни изменился. Майкл должен был приходить каждое утро к семи часам, плавать и заниматься с Кризи зарядкой, пока Леони готовила им неизменный завтрак – омлет с ветчиной и помидорами, сильно прожаренные тосты, свежевыжатый апельсиновый сок, кофе для Кризи и чай с лимоном для Майкла. Примерно час спустя после них она завтракала сама и уезжала в Рабат за покупками. Остаток утра Кризи работал в кабинете. По возвращении Леони ложилась с книжкой около бассейна, а иногда купалась. На полках в кабинете Кризи стояли тысячи книг самой разной тематики, кроме того, там был неплохой подбор художественной литературы.
В полдень Леони готовила ему легкий обед, как правило, салат с холодным мясом. После обеда Кризи надевал потертые джинсы и выношенную джинсовую рубашку и на два-три часа уходил из дому. Ей он говорил, что помогает другу строить дом. По возвращении он скидывал с себя всю одежду и сразу же шел под душ, вмонтированный в стену ограды неподалеку от бассейна, а потом проплывал его несколько раз.
Мальчик приходил обычно около пяти, и Кризи часок-другой беседовал с ним с глазу на глаз. Иногда они сидели под решетчатым навесом, потягивая пиво, но чаще подолгу ходили вокруг бассейна. Говорил в основном Кризи. В это время Леони сидела в сторонке, так что слова их до нее не доносились, иногда хозяйничала в кухне или смотрела по видео какой-нибудь фильм. Она часто смотрела передачи, транслировавшиеся из Италии. Чтобы как-то убить время, она решила заняться итальянским языком – особого труда это не составляло, потому что как-то Леони провела в Италии отпуск и какие-то слова и выражения уже знала. Она купила себе лингафонный курс и поставила целью через шесть месяцев говорить по-итальянски на бытовые темы.
Два-три раза в неделю Кризи приглашал ее куда-нибудь на ужин. Места эти были самыми разными – небольшое бистро в Шаре с незамысловатыми блюдами местной кухни, ресторан «Глиниглз», где Салву готовил в кухоньке под открытым небом, кабачок под нелепым названием «Розовая пантера», что-то вроде типичной английской забегаловки.
Ночью они спали в огромной постели. В ширину кровать эта достигала семи футов, и, хотя уже прошло несколько недель их «совместной жизни», Кризи даже во сне ни разу не коснулся Леони.
Семь недель спустя пришли документы об усыновлении, и распорядок их жизни снова изменился. Леони вместе с Кризи поехала на джипе в сиротский приют за Майклом. Никаких особых торжеств по этому поводу не устраивали. Паренек вместе с отцом Зерафой ждал их у входа. У ног его стояла небольшая спортивная сумка со всеми его небогатыми пожитками.
Леони вполне удовлетворительно сыграла свою роль, обняв мальчика и расцеловав его в обе щеки. Поцеловала она и священника, с чувством проговорив:
– Спасибо вам, святой отец, что вы так хорошо присматривали за Майклом. Постараюсь, чтобы у меня это получалось не хуже.
На лице священника не отразилось ровным счетом никаких чувств. Майкл поднял с земли сумку, бросил ее в джип и сам же забрался в него.
Когда они приехали домой, Леони смотрела сквозь приоткрытую дверь, как он прошел к себе в спальню – комнату с портретами Нади и Джулии, бросил сумку на постель, осмотрелся, медленно подошел к портретам и, глядя на них, застыл.
Сразу же после усыновления Кризи забрал мальчика из школы и сам продолжил его обучение.
После спортивных занятий и плавания они, как правило, завтракали, затем исчезали в кабинете Кризи и не появлялись вплоть до самого обеда. Подкрепившись в полдень, оба уходили на строительство дома. Однако два раза в неделю Кризи отправлялся туда один, а к Майклу приходил пожилой учтивый араб, учивший его арабскому языку. Леони обратила внимание, что изучают они только устную речь, а не письмо. Представился он ей как Юсуф Оадер. Леони знала о нем лишь то, что он жил теперь на Мальте на свою пенсию, а родился в горном селении в Ливане.
Она замечала, что мальчик относился к старику уважительно, на уроках был внимателен.
Заметила она и то, что между Кризи и Майклом стал развиваться не очень ей понятный дух соперничества. Началось это на следующий день после ее приезда из Англии. Мальчик пришел сразу после полудня и сказал Кризи:
– Ну так как насчет заплыва?
– Сколько раз проплывем? – спросил тот.
Парнишка задумался и ответил:
– Давай, десять раз.
Она сидела под навесом и наблюдала. Когда они переплыли бассейн первый раз, мальчик обгонял Кризи на два фута, во второй раз – на пять, на пятый – на десять футов. Она уже решила было, что Кризи проигрывает, и подумала о том, как в этом случае должно быть ущемлено его достоинство. Однако, переплывая бассейн в шестой раз, паренек стал снижать темп. Кризи же продолжал размеренно, с той же скоростью плыть размашистым кролем, не меняя ритма, взятого в начале. Майкла он обогнал, когда им оставалось еще дважды переплыть бассейн, а завершил заплыв, оторвавшись от него на восемь футов.
Подтянувшись, он сел на краю бассейна и спустил ноги в воду. Когда Майкл подплыл к нему, он нагнулся, помог ему вылезти из воды и посадил рядом с собой на бортик. Несколько минут они сидели и разговаривали. Как обычно, в основном говорил Кризи. Хотя он и не повышал голос, Леони слышала каждое его слово.
– В чем твоя ошибка? – спросил Кризи.
Грудь мальчика тяжело вздымалась.
– Я взял слишком большой разгон, – еще не отдышавшись ответил он.
Кризи покачал головой.
– Это вторая твоя ошибка. Первая состояла в том, что ты ввязался в дело, хотя не был абсолютно уверен в том, что выиграешь. Больше никогда так не поступай – ни в игре, ни в жизни. Никогда не бей первым, если не уверен, что сможешь одолеть противника. Никогда не ввязывайся в сражение, пока не будешь точно знать, что выиграешь всю войну. Никогда не начинай ухаживать за женщиной, пока не почувствуешь, что она может стать твоей.
Пока мальчик обдумывал его слова, царило молчание. Потом Кризи спросил:
– Ты был когда-нибудь с женщиной?
С горечью и обидой в голосе мальчик ответил:
– Нет, местным девушкам нет дела до сироты из приюта.
– Но ведь летом здесь бывает много приезжих.
– Да, я часто видел симпатичных девушек на пляже Рамлы и на улицах Рабата, но в приюте нам на карманные расходы выдавали по пятьдесят центов в неделю. Мне говорили, что самый дешевый напиток в дискотеке в Ла-Гротте как раз столько и стоит, а за вход туда надо заплатить семьдесят пять центов.
После затяжного молчания Кризи сказал:
– В тот день, когда все бумаги об усыновлении будут готовы и мы их получим… в тот день, когда ты сюда окончательно переедешь, никаких денег на карманные нужды у тебя больше не будет. Каждую неделю ты будешь получать по двадцать семь фунтов – на Гоцо это минимальная зарплата. Но деньги эти, Майкл, ты будешь отрабатывать, причем трудиться тебе придется в поте лица, так, как никогда в жизни.
Леони видела, как Майкл повернул голову, взглянул на Кризи и кивнул.
– Я отработаю их, Уомо.
– Ты знаком с моим шурином – Джойи Шкембри?
– Видел его, конечно. В прошлом году на праздник он привез мне и другим ребятам газированные напитки. Я даже как-то с ним парой слов перемолвился. Он обычно играл в футбол за «Айнселум», но пару лет назад ушиб колено. Он был хорошим нападающим.
– Ладно, в первую субботу после того как ты сюда переедешь, Джойи сходит с тобой в Ла-Гротту. Пусть тебя не смущает, что вы там будете вместе, и вообще тебе его стесняться не надо. Но никогда не пытайся с ним хитрить или умничать. И Боже тебя упаси пытаться отбивать его девушек – правой он бьет, как кузнечным молотом. Я как-то сам это видел.
В первую субботу после переезда Майкла из приюта Кризи повез его в Рабат на встречу с Джойи. Потом он пригласил Леони на ужин в Та-Френи. Когда в час ночи они вернулись домой, Майкла еще не было дома.
Леони услышала, что он вернулся в четыре утра, прошел в спальню, открыв дверь ударом руки, и свалился на пол. Она уже собралась встать с постели, однако Кризи, схватив ее за локоть, остановил этот непроизвольный порыв. Это был первый раз, когда он позволил себе коснуться ее в постели.
– Оставь его в покое, – буркнул он.
Утром Леони зашла в спальню к Майклу и увидела, что он лежит одетый поперек кровати и спокойно посапывает в подушку.
До завтрака Кризи заставил парня проплыть бассейн в длину сотню раз.
Стоял июль. Чудесные дни сменялись прекрасными вечерами. Леони старалась как можно больше времени проводить в саду. Ели они теперь только на воздухе. Вечерами над жаровней, как правило, колдовал Кризи. Он был мастером своего дела – мясо всегда настаивал за сутки в маринаде собственного изготовления. Она же обычно готовила салаты. Кризи обучал Майкла секретам обращения с жаровней, рассказывал ему о тонкостях приготовления разных сортов мяса и рыбы, которой его частенько угощали друзья-рыбаки в «Глиниглз». По просьбе Кризи Леони учила мальчика готовить овощи. Майкл схватывал все налету, и она заметила, что готовить ему нравится.
Как-то Леони спросила Майкла, как кормят детей в сиротском приюте. Он скорчил страшную гримасу и сказал:
– Нас там кормили так, будто в машины бензин заливали. И вкус у еды был такой же.
Жаркое солнце, замечательная природа и вся обстановка, царившая на Гоцо, должны были бы восхищать Леони, нежданно-негаданно попавшую в этот рай, однако с каждым днем она впадала во все более глубокую депрессию. И не потому, что островитяне продолжали к ней относиться так, словно она была переносчиком неизлечимой заразы, и не потому, что Кризи и Майкл с каждым днем становились все ближе друг другу, что лишь усиливало ее изолированность.
Она была неглупой, чувствительной и ранимой и имела достаточно жизненного опыта. Ее вклад в их общую жизнь ограничивался поездками за продуктами, готовкой и обучением Майкла азам кулинарии. Ее никто никогда ни о чем не спрашивал, мнение ее никого не интересовало. Иногда Леони просто боялась просыпаться по утрам, потому что с каждым днем ее моральное состояние становилось все хуже. По ночам она часто не могла заснуть. Час за часом лежала в огромной постели рядом с Кризи, слышала его дыхание, порой какие-то отрывистые обрывки слов или фраз, которые вырывались у него во сне.
Ей ничего не оставалось, как заставлять себя думать лишь о выкупе квартиры в Лондоне и о потрепанном «форде-фиесте».
* * *
Было три часа дня. Лаура Шкембри стояла во дворе своего дома и смотрела, как вдалеке ее сын и Кризи ремонтировали стены ветхого здания. В то утро она ходила за покупками в Рабат. Там она встретила свою двоюродную сестру, которая не без основания слыла одной из самых острых на язык сплетниц на острове. Она рассказала Лауре, что эта женщина, которая жила с Кризи – его женой кузина ни разу ее не назвала, – чуть ли не каждый день ходит в супермаркет за покупками. При этом она со злорадным удовольствием смаковала подробности того, как она сама и все остальные островитяне делали все, чтобы дать ей понять – Леони здесь чужая и своей никогда не станет.
– Я с ней ни разу словечком не перемолвилась, – усмехнулась она. – Ни единым словечком. С того самого дня, как она приехала на Гоцо.
Когда Лаура зашла в лавку зеленщика, продавщица, стоявшая за прилавком, почти слово в слово повторила ей слова двоюродной сестры, причем с тем же самым выражением ехидного злорадства.
Лаура смотрела на двух мужчин, работавших вдалеке. Ее сын стоял на вершине стены. Кризи передавал ему известняковые блоки. Глаза ее скользнули по полю туда, где муж пахал на маленьком тракторе землю.
Лаура задумчиво взглянула на часы и окончательно приняла решение.
Зайдя в дом, она взяла свою сумочку, ключи от «лендровера» и написала записку Полу.
Когда раздался звонок в дверь, Леони лежала в шезлонге около бассейна. Она посмотрела на часы. Кризи обычно возвращался позже. Майкл и его учитель арабского языка сидели под решетчатым навесом, поглощенные беседой. Пока она шла к воротам, в голове ее мелькнула мысль о том, что Кризи не мешало бы обучить мальчика еще и хорошим манерам.
Открыв дверь, она увидела перед собой высокую, прекрасно сложенную женщину, соразмерность пропорций которой делала ее схожей с античной статуей. Ее красивое лицо обрамляли густые волосы цвета черного дерева.
– Здравствуйте. Вас, должно быть, зовут Леони, – проговорила женщина. – Я – Лаура Шкембри.
На какое-то мгновение Леони лишилась дара речи. Тогда женщина добавила:
– Мать Нади.
Оторопь Леони сменилась смущением. Слов она так и не могла подыскать. Женщина улыбнулась теплой, располагающей улыбкой и дружелюбно протянула руку.
– Очень рада наконец с вами встретиться.
Леони пожала протянутую руку и произнесла:
– Прошу вас, проходите, пожалуйста.
Женщина покачала головой.
– Как-нибудь в другой раз, – сказала она. – Сегодня четверг, а по четвергам у нас в клубе «Астра бэнд» играют в бинго – это такая разновидность лото. Я зашла спросить вас, не захотите ли вы со мной туда пойти вечером? Это очень неплохой случай завязать полезные и интересные знакомства. В этом клубе бывают почти все местные женщины. Их там до нескольких сотен по четвергам собирается. За игрой и после нее мы немного выпиваем, обсуждаем все новости прошедшей недели, сплетничаем.
Она пристально смотрела Леони в глаза. Леони с твердостью в голосе сказала:
– Я вам очень благодарна за приглашение. Присоединюсь к вам с огромным удовольствием.
* * *
Лаура Шкембри не играла в бинго уже, наверное, лет двадцать, но когда они с Леони вошли в огромный зал и глаза ее пробежали по многочисленным столам, за которыми шла игра, она узнала почти всех присутствующих и ее все узнали. На острове все знали Лауру Шкембри как человека цельного, выдержанного, с сильным характером, который всем говорит правду в глаза. Знали все и то, что она потеряла двух дочерей – одна погибла в автомобильной катастрофе в Неаполе, другая – в авиационной катастрофе над Шотландией. Каждое воскресенье она ходит к мессе. Ее младшая дочь погибла всего восемь месяцев назад, но тем не менее Лаура пришла в клуб «Астра Бэнд» не в трауре, а в пестром сине-красном платье, причем пришла не одна, а с женщиной, которая совсем недавно стала женой мужа ее покойной дочери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34