– Знаешь, думаю, статистика не всегда права.
– А я уверена, что права! – стояла на своем Эмбер, выпячивая губы и качая головой. – Посмотри на всех моих подруг, которые дружили с мозгами. Стоило им только забеременеть, как они в ту же минуту подписались на «Хелло!».
И она опять принялась за Доминика, обозвала его «грязной свиньей» и предположила, что, если бы не он, Чарли и в голову не пришло бросить ее. Мне не понравился такой ход мыслей, но, естественно, я промолчала. Никогда с ней не спорю. Вообще-то, я никогда ни с кем не спорю. Наверное, пора научиться. И тут она пообещала, что выведет Доминика в следующей книге. Я взмолилась:
– Нет, прошу тебя, Эмбер, только не это!
– Не нервничай, – хитро улыбнулась она, когда мы рванули к дому. – Я сделаю это тонко.
Тонко? Да у Эмбер тонкости, как у морского пехотинца.
– Не бойся, Минти! Никто и не поймет, о ком речь, – продолжала она успокаивающим тоном. – Назову его Доминик Лейн. Напишу, что ему тридцать пять лет, что он светловолосый страховой агент из Клапама. Никто не сообразит, что это он! – И она разразилась смехом маньяка, в очередной раз, проскочив на красный свет.
С нее станется. Эмбер никогда не дает себе труда скрывать, кого описывает в своих книгах, и это ужасно. Даже не знаю, как ей до сих пор все сходило с рук. К примеру, я фигурировала в ее романе «Счастливый случай» под именем Минди – разочарованная радиорепортерша, которая мечтает выбиться в ведущие. Мало того, что у Минди были длинные, кудрявые, темные волосы. Эмбер еще указала мой точный адрес на Примроуз-Хилл. Мама была следующей. Роман «Убежище», сага о жизни западного Лондона, не оставлял сомнений, кто его главное действующее лицо. С таким же успехом Эмбер могла назвать героиню Димпна Мэлоун, и дело с концом. Когда мы с мамой потребовали больше не писать о нас: спасибо, конечно, но не хотим мы ходить в прототипах, – Эмбер затянула свою обычную песню. Она, мол, создает «композицию», и никто в жизни не догадается, кто ее «композиты». Мы много раз слышали эту удобную, эгоистичную отговорку.
– Знаешь, дорогая, есть такая вещь, как воображение, – осторожно попыталась вразумить сестрицу моя мама. – Почему бы тебе не придумывать своих персонажей?
Эмбер взглянула на нее странно и не совсем дружелюбно. Я уставилась в пол.
– Тетя Димпна, – сурово произнесла она. – Я писательница. И моя работа – «быть зеркалом мирозданию», как когда-то выразился принц Датский.
– Понимаю, но он говорил о метафорическом зеркале, дорогая, – безо всякой злобы заметила мама.
Эмбер достала с полки одну из своих книг и раскрыла на второй странице.
– «Этот роман, – прочла она вслух, – целиком и полностью вымысел. Любое сходство с реальными людьми (живыми или покойными), местами и событиями – чистая случайность». Чистая случайность! – повторила она с нажимом.
Вот так. По крайней мере, Эмбер изобразила нас не полными идиотками, хотя не думаю, что маме понравилось ее отражение – эксцентрично одетая пожилая дама, хватающаяся за любое дело, какое только подвернется, и неразборчивая в средствах, вымогающая пожертвования самыми двусмысленными и даже криминальными способами. Но уж кому не везет, так это бывшим парням Эмбер. С ними она беспощадна. Бедняги все получили сполна. На страницах ее романов они предстают в роли педофилов, серийных убийц, маньяков стопором, мошенников, сластолюбцев, мафиозных элементов, торговцев наркотиками, парикмахеров и карманников. Жуткая клевета. Удивляюсь, как никто не подал на нее в суд. Думаю, бывшим стыдно признаться, что в отрицательных персонажах они узнали себя. Наверное, Эмбер именно на это и рассчитывает, но в один прекрасный день удача от нее отвернется.
Как бы ни было трудно порой с Эмбер, мне нравится, когда она рядом. Вот и сейчас мы помогаем друг дружке залечить раны. Утираем слезы и сопли. Уговариваем поесть – с субботы я похудела на шесть фунтов, уже ребра проступили.
Эмбер заставила Чарли оплатить переезд – перевозку ее вещей на микроавтобусе. Сказала, пусть раскошелится, раз сам ее бросил. В пятницу на Принсез-роуд появился маленький белый грузовой фургончик, из которого стали выносить, коробку за коробкой, разный скарб, горы книг, компьютер Эмбер, три картины, несколько ламп, прикроватный столик, кресло и несколько чемоданов с одеждой. И посуду. Разгружая вещи, Эмбер обливалась слезами, и я ей сопереживала, но вместе с тем беспокоилась: куда поставить все это барахло? Хотя она же ненадолго. А у меня просторный чулан, и есть еще лестничная площадка.
«Алло!» – проскрипел Педро.
Телефон. Доминик! Я сорвала трубку:
– Дом...
– Минти... – Сердце упало. Это был босс…
– Здравствуй, Джек, – пропищала я настороженно.
– Послушай, Минти...
– В чем дело? – Я прикидывалась идиоткой, хотя знала наверняка, зачем он звонит.
– Не буду ходить вокруг да около. Когда ты вернешься на работу?
Я осела копной на кресло в прихожей и проблеяла умоляюще:
– Я пока не готова. Даже недели не прошло. Прошу тебя, дай мне еще немного времени.
– Так...
– Взять отпуск по семейным обстоятельствам?
– Не пойдет. Ты же не овдовела.
– Нет, овдовела! – простонала я. – В каком-то смысле... – Еще рано. Я не смогу посмотреть им в глаза. – Пережила утрату, – добавила я скорбно, ощущая комок в глотке.
– Ты нужна нам, Минти, – заявил Джек. – И думаю, тебе полезно выйти на работу. Оставь все в прошлом. Ты знаешь, нам всем очень... жаль.
– Вот поэтому мне так и плохо, – разнюнилась я. – Не нужно мне ваше сочувствие. – Я разрыдалась. Не хотела, но разрыдалась. – Доминик опозорил меня, ужасно опозорил. Перед всеми. Лучше бы он меня пристрелил!
– Лучше бы ты его пристрелила! – взорвался Джек. – Сто лет назад кто-нибудь сделал бы это за тебя. Хочешь, я организую дуэль? Уверен, найдется сколько угодно желающих отомстить за твою поруганную честь.
Я представила, как Доминика гоняют по всему Лондону ковбои, готовые накинуть ему на шею пеньковый воротник, а верховодит ими Джек, на груди которого сверкает звезда шерифа. И я засмеялась. Я хохотала и не могла остановиться. И вдруг поняла, что с субботы впервые смеюсь. Безумный хохот не прекращался и перерос в истерику. Нет, правда, это была самая настоящая истерика.
– Значит, в понедельник к девяти я тебя жду? – бодро спросил Джек, когда идиотская веселость улеглась. Я сделала глубокий вдох. Потом еще один.
– В девять тридцать буду, – пообещала я.
На следующий день, в субботу, недельный юбилей моей несостоявшейся свадьбы, настало время разобраться с платьем и туфельками. Бутик «Красавица-невеста», прямо за Эрлз-Корт, специализировался на свадебных туалетах секонд-хенд от модных домов. Разглядывая бесконечную череду белоснежных и кремовых одеяний, тихо ожидающих своего часа на вешалках, я думала: «Какие истории они могут поведать?»
– Прелестно! – воскликнула хозяйка бутика, придирчиво осматривая платье на предмет пятнышек от мороженого и шампанского. – Стоит, по меньшей мере, восемьсот фунтов, – восторженно оценила она. – Ваша доля – четыреста. – Не моя, а Ассоциации раковых заболеваний. – Вы, наверное, выглядели чудесно, – щебетала любезная дама, прицепляя к платью ярлычок. – Все прошло замечательно?
– Как по маслу, – ответила я. – Без сучка, без задоринки.
– Вы плакали? – полюбопытствовала она, вешая платье на плечики.
– О да, – заверила я. – Навзрыд.
Вот и все. Ничего не осталось. Почти ничего. Бабушкину тиару папа вернул в банковский сейф. Очередь за книгой «Почти замужем», букетом и фатой.
В субботу вечером, примерно в девять, Эмбер отвезла меня на набережную. Мы поднялись по ступеням на мост Ватерлоо. Описывая круги над водой, пронзительно кричали чайки; на окнах офисных зданий горели красно-золотые блики заходящего солнца. Под мостом пробежал речной пароходик, и воздух наполнился смехом, голосами, музыкой. Из-под киля разошлись волны, достигли берегов. Я открыла сумку, достала книгу «Почти замужем» и бросила в воду. Мы с Эмбер не проронили ни слова, когда я вытянула фату и большие портновские ножницы. Эмбер держала тонкую вуаль над ограждением, а я принялась кромсать ее на полоски, которые тут же подхватывал резкий ветер. Одна за другой ленточки взлетали вверх и опускались на воду, как серпантин. Некоторые проносились целые мили, порхая над рекой белыми мотыльками. Пришла пора разделаться с букетом. Посмотрев на него в последний раз, я вспомнила, как счастлива была, когда положила цветы на колени в украшенном лентами «бентли» всего неделю назад. Еще недавно пышные и свежие, бутоны теперь безжизненно опустили полупрозрачные головки. Ах, как же мне хотелось бросить букет в день своей свадьбы!.. Ничего, брошу теперь.
– Давай! – поторопила Эмбер.
Ухватив покрепче стебли, я вытянула руку и швырнула букет за спину с такой силой, что даже привстала на цыпочки. Букет, как пушечное ядро, плюхнулся в воду с глухим всплеском. Я видела, как его уносит течение, как он крутится в водоворотах и воронках, которыми была покрыта поверхность реки. Наверное, через несколько часов его вынесет в открытое море.
– Теперь твоя очередь, – обратилась я к Эмбер.
– Точно! – подтвердила та со злобным смешком. – Я тоже собираюсь изменить свою жизнь! – Она извлекла из сумки замусоленный экземпляр «Правил». Мило улыбнулась, порвала книгу надвое и метнула половинки в воду. – Мне до лампочки, как «завоевать сердце мужчины моей мечты»! – выкрикнула кузина. – И мне наплевать, что я все еще не замужем! – добавила она, доставая «Дневник Бриджит Джонс» и замахиваясь, чтобы отправить его как можно дальше. – Прощай, несчастная Бриджит! – весело воскликнула она, когда книга погрузилась в воды Темзы. За «Дневником» последовала «Чего хотят мужчины». Взлетев высоко в воздух, книга описала круг и медленно пошла ко дну. – Мне плевать, чего хотят эти вонючие мужчины! – орала Эмбер, на удивление проходящей мимо парочке. – Меня волнует, чего хочу я. А я не хочу детей. Я даже не хочу замуж. Но желаю, чтобы мои книги получали призы!
Ага... Больной вопрос. Что бы ей такое сказать? Поделикатнее.
– Может, ты получишь приз за лучшую романтическую историю, – выдала я с искренним восхищением, на что Эмбер ответила убийственным взглядом. Кажется, я угодила пальцем в небо.
– Вообще-то я подумывала о Букеровской премии, – кокетливо заметила она. – Приз «Уитбред» тоже сгодится, не говоря уж о премии «Оранж» за художественную литературу. Ну, разумеется, я не надеюсь получить все три премии, – спохватилась она.
– Конечно, нет, – поддержала я. – Но одну обязательно.
Мы спустились по ступенькам к машине.
– Понимаешь, Минти, мои книги – серьезная литература, – распиналась кузина, открывая дверцу. – Романтические истории – это... – ее передернуло, – коммерция.
– Понимаю, – кивнула я, хотя ни черта не поняла. Никогда не улавливала разницы между серьезной и коммерческой литературой. По-моему, книги делятся на интересные и скучные. Сюжет бывает захватывающим или нет. Роман покупают или нет. И что-то я не замечала, чтобы писания Эмбер хорошо продавались. Нужно было менять тему, потому что говорить об этом с кузиной все равно, что разгуливать по минному полю, но она никак не унималась.
– Мои читатели – это избранный круг ценителей, – витийствовала она, – потому что я не опускаюсь до «популярной литературы». – Это была сущая правда. – Я смирилась с тем, что никогда не стану автором бестселлеров, – с презрением объявила Эмбер. – Я работаю для другой аудитории.
– Но... – Лед у меня под ногами затрещал и стал расползаться.
– Что «но»? – требовательно произнесла Эмбер и повернула на Эвершолт-стрит.
– Но писатели вроде Джулиана Барнса, Уильяма Бойда, Иена Макьюэна и Кэрол Шилдс... – отважилась я.
– Что?
– ...и Хелен Данмор, Кейт Эткинсон, Энни Прулкс...
– Что они? – настороженно спросила Эмбер, переключая скорость.
– Они же серьезные авторы, так?
– Д-да, – согласилась она.
– Однако же при этом их книги часто становятся бестселлерами.
У Эмбер был такой вид, будто она вдруг унюхала жуткую вонь.
– Бога ради, Минти, – поморщилась кузина, в то время как стрелка спидометра пересекла отметку в пятьдесят пять миль, – ты ничего не смыслишь в современной литературе. Нет, я, правда, собираюсь завоевать все эти призы, – заявила она, со свистом проносясь на красный свет, уже в третий раз. – Я твердо намерена совершить карьерный прорыв.
Я же в ту минуту мечтала лишь о том, чтобы выжить.
Проблемы с эрекцией? Попробуйте «Ниагру»! – ударил по перепонкам бодрый псевдоамериканский голос из рекламы, едва я толкнула дверь-вертушку.
Очутившись в здании, я лучезарно улыбнулась Тому, показала пропуск и начала медленное восхождение по лестнице. Радио «Лондон» вещало из каждой колонки; здесь от него не было спасения, как от загрязненного воздуха. Нигде. Оно настигало вас в приемной, коридорах и лифтах. Накрывало в комнате для переговоров и кафетерии на первом этаже. Нагоняло в каждом кабинете и чуланчике для канцелярских товаров. Даже в дамской комнате.
Запомните: «Ниагра»! Всего 9 фунтов 99 пенсов – и вы забудете о проблемах.
«Замечательно», – подумала я, изучая свое бледное отражение в зеркале женского туалета на третьем этаже. И вздрогнула. О боже! Как только у радио «Лондон» наставали трудные времена, реклама становилась хуже некуда. Она служила барометром, позволяющим судить, как идут дела на радиостанции. В настоящий момент дела, очевидно, были плохи.
Дряблые руки? Опять этот ужасный жир? – поинтересовался заботливый женский голос. «Нет никакого жира», – ответила я, поднимая руки, чтобы расчесать свои длинные, темные волосы. Апельсиновая корка на бедрах и ягодицах? Я уставилась на свой отощавший зад. Не-а. Представляем «Анти-жир». Новое, эффективное средство для похудения. Да не хочу я больше худеть ни на дюйм. И так за неделю потеряла пол стоуна. При взгляде на часы я ощутила резкий всплеск адреналина. Сердце забилось в безумном ритме. Девять тридцать. Дальше откладывать некуда. Мне придется войти и столкнуться с ними лицом к лицу. По крайней мере, я покончу с этим. Взглядами. Сдавленным хихиканьем. Внезапным молчанием, сопровождающим каждое мое появление. Смешками у кофеварки, перешептыванием у факса.
Глубоко дыша, я прошла через редакцию новостей, мимо отдела продаж и направилась прямиком в офис программы «События». Здесь царил хаос. Как обычно, уборщики не появились. Столы были завалены книгами и бумагами, мусор вываливался из корзин. Магнитофонная лента червяком свернулась на полу, из опрокинутой чашки на ковер капал чай. В одном углу принтер выплевывал листки со сценарием, которые никто не давал себе труда собирать. Где же все? Я была в недоумении. Что происходит? Лишь когда из соседней комнаты для переговоров донесся знакомый пронзительный визг, я поняла, что совещание началось раньше обычного. Приоткрыв дверь, я протиснулась внутрь. Чудесно. Они были слишком заняты спором, и никто меня не заметил.
– Девьмо! – взвизгнула Мелинда, наша звезда эфира, и я в который раз поразилась, как девушке с таким дефектом речи удалось стать профессиональной радиоведущей.
На самом деле существовало простое объяснение: во-первых, ее дядя – владелец нашей радиостанции, и, во-вторых, ее дядя – владелец нашей радиостанции. Сэр Перси Миттен, король колготок. Большой человек в трикотажном бизнесе. Знающие люди говорят, будто его колготки, что называется, denier cri. Но два года назад он продал компанию «Красотка Пенни» – как вы понимаете, далеко не за пару пенни, – и решил купить радио «Лондон». Тогда многие магнаты надумали заняться средствами массовой информации, стало модным иметь собственную радиостанцию. Прошли те времена, когда коммерческие радиокомпании боролись за выживание, едва сводя концы с концами. Теперь никто уже над ними не смеялся. Более того, радиостанция превратилась в модный аксессуар, без которого было не обойтись ни одному успешному промышленнику, присмотревшему себе кресло в палате лордов. И вот, в один прекрасный день, мы пришли на работу и узнали, что нас собрались перекупить. Владельцы продали нас группе компаний «Миттен», как продают подержанный автомобиль. Никто ничего не подозревал до последней минуты. Даже Джек. Нас поставили перед фактом. Джека проинформировали утром, когда он шел на работу – позвонили по мобильному. На какое-то время все в редакции пришло вразброд. Мы не знали, чего ожидать. То и дело раздавались пугающие словечки вроде «рационализация» и «сокращение бюджета». Сотрудники старше тридцати пяти страшились увольнения. Боба Харпера, «голос радио „Лондон»», вызвали на ковер и выкинули вон, после чего – на следующий же день – возникла Мелинда, на «порше» и в облаке духов «Пуазон».
«Пвивет, вебята! – дружелюбно прокартавила она. – Я новая вадиоведущая».
Если не считать появления Мелинды, жизнь на радиостанции не особенно изменилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47