– Нам нужно поговорить, – шепнула Тори несколько минут спустя и потянула Джона за рукав, задерживая его у входа в клуб. Музыка и смех раздавались из-за дверей; мужчины в летних смокингах и женщины в вечерних платьях, представлявших все веяния моды – от строгай классики до новейших течений, – напоминали пестрый калейдоскоп. Танцы были в разгаре.– Я знаю. – Джон посмотрел в зал, потом снова на нее. – Давай сначала найдем наш столик. Мы сможем поговорить там.Стол, окруженный плотным кольцом участников вечеринки, не казался ей подходящим местом для серьезного разговора, и она оглядела маленький холл.– Нет, – решительно произнесла она, указывая на дверь офиса клубного менеджера. – Пойдем туда. – Она потянула его за собой.– Тори, подожди!Но не тут-то было, она приоткрыла дверь и заглянула в офис. Прекрасно – комната оказалась пуста. Она вошла и повернулась, поджидая Джона.Он последовал за ней, но так и остался стоять на пороге. Засунув руки в карманы брюк, он приподнял плечи и посмотрел на нее.– Послушай, милая, пойдем-ка лучше в зал. Мы вполне можем поговорить там.– Там полно людей.На его лице проступило что-то очень похожее на панику.– Ну и что? – Он пожал плечами. – Мы же не будем кричать на весь зал. – Джон кивком головы указал на медную табличку на двери: – Это чей-то кабинет, Тори. Нехорошо врываться в чужие владения.– Неужели? – Она скептически улыбнулась. – Ты сейчас похож на парня, которого больше всего заботит, что о нем подумают люди. – Тори обхватила его руку чуть пониже плеча, такую теплую и твердую под рукавом смокинга, и потянула его через порог. – Здесь или нигде, Мильонни.– Проклятие! – пробормотал он, входя в комнату, но оставляя дверь открытой.Виктория захлопнула дверь и для пущей уверенности заперла ее. Чувствуя определенное волнение, она выжидающе подняла глаза и встретила непроницаемый взгляд Джона.– Почему ты не хочешь оставаться со мной наедине? Почему избегаешь меня?– Понятия не имею, о чем ты. – Он расправил плечи, вынул руки из карманов и медленно выпрямился, так что ей не оставалось ничего другого, как приподняться на цыпочки, чтобы иметь возможность смотреть ему прямо в глаза. – Окей, – продолжил он. – Возможно, ты права. Я действительно хотел, чтобы этот разговор состоялся где-то в другом месте, на случай если ты устроишь сцену.– Что?! – Ее возмущению не было предела. И она не могла решить, что сильнее: нанесенное оскорбление или боль от несправедливости его слов. Видя хмурую решимость на его лице, она подумала, что он вот-вот обидится и уйдет. И так как это не входило в ее планы, она сдержала себя. Вздернула подбородок и произнесла холодным тоном: – Гамильтоны не устраивают сцен. Поэтому почему бы тебе не сказать то, что ты хотел сказать?– Хорошо. Я возвращаюсь в Денвер.Нет! Она сама не заметила, как сделала шаг назад, потом другой, пока ее бедра не уперлись в стол. Она была рада, что у нее есть хотя бы эта опора, потому что вдруг ощутила невероятную слабость в коленях. Ухватившись за край стола, она растерянно погладила полированную поверхность.– На день или на два? – спросила она, уже зная ответ.– Навсегда.– Навсегда, – повторила она без выражения. Красная пелена плыла перед глазами, отчаяние стискивало грудь. Но тут на помощь пришел гнев, изгоняя боль и чувство обиды. Разные причины, объясняющие его внезапный отъезд, сменяя одна другую, мелькали в ее сознании. Она прищурилась, глядя на него, и вдруг одна мысль внезапно заслонила все остальные. Ну конечно… – Мой Бог, – еле слышно произнесла она. – Ты просто поиграл со мной, как с дурочкой, а я-то…– О чем ты говоришь? – Он бросил на нее непроницаемый взгляд. Именно такой взгляд, подумала она, наверное, должен быть у морского пехотинца. – Я всегда был честен с тобой и то же самое пытаюсь сделать сейчас.– О, какой вздор! – Она покачала головой, едва сдерживая отвращение. – Подумать только, я искренне верила, что наши отношения на этот раз иные, чем тогда, в Пенсаколе. Но единственная вещь, которая действительно изменилась и которую я упустила из виду, – на этот раз не я, а ты хочешь сбежать.Он не сдержался и рванулся к ней. На смену непроницаемому выражению пришла ярость.– Это вранье, и ты прекрасно знаешь это.– Я знаю? Что ж, чудесно, я согласна с тобой – теперь это продолжалось дольше, чем неделю. Но факт остается фактом – ты хотел меня какое-то время, а теперь этот период закончился. Не так ли, Джон? У тебя есть какие-то внутренние часы или что-то другое, что подсказывает тебе, когда пора уходить?– Нет! – Джон возмущенно смотрел на нее. Какого черта она все ставит с ног на голову? – Проклятие, почему ты так решила? Я говорил тебе прежде и говорю теперь – я изменился. Встретившись с тобой, я стал другим человеком. Поэтому пришло время поблагодарить тебя и освободить от своего присутствия.– Ах, Боже мой! Как благородно с твоей стороны!Ее горькая ирония окончательно разозлила его.– Хорошо, тогда скажи, как ты представляешь наше будущее, Тори? – Но, поняв, что раздражением ничего не добиться, он заставил себя успокоиться, и ему даже удалось произнести с доверительной легкостью: – Ты – шампанское, детка, а я пиво. И лучше их не смешивать. И вовсе не потому, что я не хочу этого, просто я не уверен в нашем союзе. Подумай, чем могли бы закончиться наши отношения? – Он сделал паузу, потом продолжил: – Ты готова отказаться от жизни в особняке, от клуба, от роскошных машин? А? И переехать ко мне, в мою маленькую квартирку?Она отступила от стола, и теперь они стояли нос к носу. Он невольно попятился от яростного взгляда ее влажных зеленых глаз.– Ты высокомерный, самонадеянный болван! – воскликнула она, для пущей убедительности сопровождая каждое слово ударом кулака в его грудь. – Пока отец не умер, я жила в обычной трехкомнатной квартире, да и то позволила себе эту третью комнату, чтобы иметь возможность там работать. И потом, кто сказал, что я горю желанием жить с тобой? – Раздался неприятный смешок. – Мой Бог, ты не можешь даже взять на себя соответствующие обязательства перед Эсме, и ты думаешь, я поверю твоим обещаниям?– Но подожди минуту! – Он посмотрел ей прямо в лицо, чувствуя, что в нем все кипит от негодования. Никто не смеет сомневаться в его порядочности и безнаказанно оскорблять его.– Нет, это ты подожди! – возразила она, ее высокие каблуки застучали по полу, и она остановилась перед ним так близко, что почти касалась его. – Ты и я, Рокет… Мы взрослые, и мы можем либо пережить какие-то события, либо не пережить. И если сердце будет разбито, мы соберем кусочки и сложим их снова. Но будь я проклята, если позволю тебе обидеть Эсме!– Обидеть?! – почти выкрикнул он. – Ты с ума сошла, я не собирался делать ничего подобного! Но что хорошего, если я буду рядом? Слава Богу, я сдержался и не устроил взбучку твоему брату. Но разве можно доверить мне Эсме? С моими-то генами? Доподлинно известно, что насильники вырастают из детей, которые подвергались насилию в детстве. И прости, если то, что я скажу сейчас, тебе не понравится: я понял, что не готов быть рядом с этой маленькой девочкой. И будет лучше, если я уеду.– Лучше для кого?– Для всех!– Тогда давай, уезжай. Но если ты сделаешь это, не смей больше никогда появляться здесь.Он почувствовал, что почва ушла у него из-под ног.– Что?– То, что слышал. Делай что решил. Но запомни, ты больше не смеешь вторгаться в жизнь Эсме и появляться здесь, если тебе вдруг приспичит.– Но я не говорил…– Не говорил. Правильно. Благодаря своему умению хранить молчание ты сделал карьеру, правда? Ты не говоришь о личной ответственности, не говоришь о своих чувствах… Что ж, отлично, тогда я поставлю все точки над i и скажу тебе, что думаю: или ты отец Эсме, или убирайся из ее жизни. – Она посмотрела на него снизу вверх. – Ей не нужна эта неопределенность, поэтому решай, черт бы тебя побрал, и живи с тем, что решил.Одно дело, думал он, принять решение и уйти. Но ультиматум Виктории ставил его в практически безвыходное положение. Раздражение, усиленное чувством незнакомой, унизительной паники, охватило его. Он положил руки на стол с обеих сторон от ее бедер.Она резко подтянулась и села на край стола, чтобы, не дай Бог, не коснуться его. И, моргая, уставилась на Рокета, приоткрыв маленький пухлый рот.Воспользовавшись тем, что она не сомкнула колени, он тут же оказался между ними. Ее юбка, естественно, поползла вверх от движения его бедер. Он посмотрел на нее с высоты своего роста.– Тебе не стоило выставлять мне ультиматум, дорогая.Ее рот закрылся, а подбородок выступил вперед.– Почему? Ты попробуешь убедить меня, что способен совершить насилие и над женщиной?– Нет! – Его брови сошлись на переносице. – Но это не значит, что ты можешь недооценивать тот факт, что я еле удержался от того, чтобы обидеть твоего брата. К сожалению, мои страхи имеют под собой реальную почву.– Это безумие. Вот что это такое! Ты хочешь знать, что я думаю, Джон? Я думаю, что ты скорее отрезал бы свою правую руку, чем обидел ребенка. Поэтому назови реальную причину. Ты то уверяешь, что я и Эсме нужны тебе, то тут же пытаешься оттолкнуть нас… Почему, Джон? Может быть, потому, что ты не знаешь, как общаться с нами? Или все это старая песня, и ты хочешь, чтобы отношения оставались мимолетными и необязательными, и, не дай Бог, серьезными? – Она тихонько похлопала его по плечу. – Скажи мне, что происходит?«Я думаю, я просто люблю тебя». Слова, чуть не сорвавшиеся с его губ, жгли сознание, усиливая панику. Нет! Не может быть! Он был и оставался «люблю и ухожу, Мильонни», и влюбляться по-настоящему не в его правилах. Так было шесть лет назад, и то же самое повторяется сейчас. Конечно, он беспокоился о ней и Эсме. И это самое большее, что он мог сделать для них. И только умопомрачительный секс смог завести их отношения так далеко. Виктория, разумеется, станет рьяно отрицать, что ей только это и нужно, потому что она леди и признаться в этом ниже ее достоинства. Да, она леди и по происхождению, и по воспитанию, и очень скоро его плебейство станет отвратительным для нее.Не говоря уже о том, что его страх не сдержаться и обидеть Джареда был вполне обоснованным. Не обращая внимания на бешеный стук сердца, он оттолкнулся от стола и выпрямился, готовый наградить ее холодной улыбкой и насмешливым замечанием, которое поставит ее на место раз и навсегда. Но что-то мешало ему заявить, что ей был нужен от него только секс.Однако Виктория удержала его; ухватив за галстук, она потянула его к себе.– Я действую тебе на нервы, Джон? – прошептала она. – Это так, да? Ты хоть что-то чувствовал ко мне или к Эсме, или ты слишком труслив, чтобы признаться?Ее слова пробрали его до костей, и, инстинктивно желая заставить ее замолчать, он закрыл ей рот поцелуем. Он напрягся, ожидая, что она оттолкнет его. Но когда вместо этого ее язык ответил нежнейшим прикосновением, здравый смысл испарился, как роса под жарким солнцем пустыни. Его руки оторвались от стола, чтобы обнять ее бедра, и он придвинулся ближе, заставляя ее принять его. И теперь ничто не могло остановить их.Вздохнув поглубже, она взялась за ремень его брюк; несколько ловких движений… и она уже держала его твердый бархатистый член в своей руке. Тогда он ухватился за край ее юбки, путаясь в оборках и складках, поднял до талии и, отведя в сторону тонкое кружево ее бикини, позволил ей притянуть себя к тому месту, которое жаждало его вторжения. Он вошел в нее и застонал, ощутив, как податлива ее горячая гладкая влажность, обхватившая его естество.О Боже, она была такой… такой… Сумбурные разговоры, непонимание, выяснения, тупая головная боль, и вот, наконец, он там, где всегда хотел быть… И тогда он начал двигаться, сначала неторопливо, потом все быстрее и настойчивее, а его руки все сильнее сжимали ее ягодицы, привлекая ближе к себе. Она скрестила лодыжки на его спине, обняла руками за шею и прижималась горячими, жадными губами к его губам, тяжело дыша и постанывая.Затем она вдруг замерла, оторвалась от его рта, и ее голова безвольно откинулась назад. Стон, протяжный и низкий, вырвался из ее полуоткрытых губ.Джон прикусил губу, чувствуя нутром, как полнокровно ее наслаждение. Он подмял ее под себя, и его пальцы утонули в ее мягких ягодицах. Он проник еще глубже и сильнее, застонав, когда ее оргазм последовал за его собственным.Они одновременно тяжело выдохнули, их ослабевшие тела поддерживали друг друга. В какое-то мгновение Джон почувствовал, словно само чудо золотым дождем снизошло на него, и он прищурил глаза, желая сфокусироваться на этом ощущении. Его руки крепко держали ее, когда она шевельнулась и, подняв голову, вдруг поцеловала его в плечо.И тут неожиданно произошло то, чего он никак не ожидал. Она вдруг напряглась, и он услышал сдавленный шепот:– О мой Бог, что мы сделали?!И чудо ушло, уступив место реальности. Положив ладони на стол, он отодвинулся от нее.– Теперь ты понимаешь, что я хотел сказать? Пройдет немного времени, и ты пожалеешь об этом, так?– Джон! Боже мой, Джон! Мы не предохранялись! – воскликнула она, не слушая его.Его сердце замерло, потом бешено застучало, и он резко оторвался от нее.– Проклятие, прости, Тори, – сказал он, доставая платок из кармана и протягивая ей. – Я не…В этот момент ручка двери задрожала, кто-то пытался войти в комнату. Джон замер на полуслове, наблюдая, как Виктория поспешно приводит себя в порядок. Быстро натянув брюки, он застегнул молнию. Раздался настойчивый стук в дверь.– Кто там? – послышался мужской голос. – Откройте! Это управляющий.– Секунду! – бросил Джон, не отрывая взгляда от Виктории. – У нас здесь срочное дело, пожалуйста, подождите минуту. Мы сразу же выйдем, как только выясним… – Что бы там ни было, им необходимо поговорить.Но Тори, которая пять минут назад готова была изжарить его на медленном огне за то, что он не хочет признаваться в своих чувствах, соскочила со стола и одернула легкую синюю юбку. Пригладив растрепавшиеся волосы, она прошла мимо него к двери.Он схватил ее за руку:– Дорогая…– Не надо. – Она высвободила руку. – Я все равно ни о чем не могу говорить сейчас. Неудивительно, что порой мы забывали об осторожности в Пенсаколе, но сейчас… у меня нет оправдания.– Но это не значит, что мы уже все решили… – Что именно? Он сам не знал, каким должен быть следующий шаг.Словно прочитав его мысли, она заметила:– Что, если наша неосмотрительность обернется новой беременностью? О нет… – Она снова потянулась к двери, но вместо того, чтобы открыть ее, уперлась рукой в косяк. – Непохоже, чтобы мы пришли к какому-то решению, Джон. Может быть, ты прав? И тебе действительно пора возвращаться в Денвер?Именно это он считал оптимальным выходом для всех десять минут назад. Тогда почему сейчас ее слова не принесли ему удовлетворения? Напротив, у него засосало под ложечкой, когда он услышал их.– Именно это я и пытался сказать тебе, – заметил он, и хотя это была абсолютная правда, под ложечкой засосало еще сильнее.– Что ж…Пусть все идет как идет, думал он, наблюдая, как она повернула замок в двери. И ему пришлось сжать кулаки, чтобы не рвануться с места и не прикоснуться рукой к ее шее. К тому нежному месту, где начинали расти поднятые вверх волосы и курчавились нежные завитки. И тогда, чтобы как-то компенсировать невозможность осуществить это желание, он самым сдержанным тоном, на какой только был способен, произнес:– Не знаю, как ты, но мне совершенно не хочется объявлять сегодня о расторжении нашей помолвки. Может, постараемся закончить этот вечер, не давая нового повода для скандала, о котором весь Колорадо-Спрингс узнает завтра же из утренних газет?Повернув голову, она секунду-другую молча смотрела на него. Господи, она выглядела такой расстроенной, что он хотел сейчас только одного – обнять ее и держать так долго-долго… Но вот она выпрямила спину и вздернула подбородок.– Конечно, – отозвалась она, чуть-чуть пожимая плечами. – Я смогу, если ты сможешь.– Прекрасно, – ответил он, – нет проблем. – И, проследовав мимо нее, вышел из комнаты. Глава 25 «Идиотка, идиотка, идиотка!»Стоя среди гостей, собравшихся на вечеринку, Виктория улыбалась направо и налево, притворяясь, что все идет прекрасно. На самом деле ей хотелось рвать и метать. Под обликом улыбающейся светской дамы скрывалась безмозглая дура, которой хотелось разрыдаться, проклиная все и вся, и утонуть в океане слез.Как она могла быть такой легкомысленной? Не только по отношению к своему бедному сердцу, – тут уж, когда дело касалось Джона Мильонни, ничего нельзя было изменить, – но и по отношению к своему телу, что вполне можно было предотвратить. Она никогда не сожалела, что не послушалась отца и родила Эсме, отказавшись обсуждать обстоятельства рождения дочери; но повторять этот опыт и дать жизнь еще одному внебрачному ребенку не входило в ее намерения. Ей очень повезет, если их страстное общение на столе не приведет к тому, что у Эсме спустя девять месяцев появится братик или сестричка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33