– Она небрежно махнула в сторону полки. – Так, отчеты для специалистов. Крысы в лабиринтах, всякая статистика, не более. Располагайтесь, прошу вас, кому где нравится!
Фрэнклин проследовал в дальний угол, сунул руки в карманы и привалился к книжному шкафу. Во всем этом ясно читалось: “Черт с вами, отбуду повинность и бегом на волю” Я присела на краешек стула прямо напротив докторского стола.
– Хотите чаю? – непринужденно предложила она.
Я вежливо отказалась.
– А вы, мистер Аверс?
Фрэнклин посмотрел на часы:
– Нельзя ли поскорее покончить со всем этим?
– Прошу вас, для начала буквально пару слов о том, почему вы здесь.
– Почему я здесь? – издевательски переспросил Фрэнклин. – Да пожалуйста! Потому, что моя жена взялась меня шантажировать. Если откажусь пойти, она заявит детям, что мы расстаемся. Ну и добилась своего.
– Я бы этого не сделала, – жалко запротестовала я, обращаясь не столько даже к доктору, сколько к мужу. – Просто не знала, как уговорить тебя.
Доктор что-то черкнула в блокноте.
– Похоже, для вас это очень важно, миссис Аверс. Попробуйте объяснить почему.
– Между нами все пошло наперекосяк...
– Почему вы так решили?
Я беспомощно развела руками. По-моему, буквально все кричало о неблагополучии – да что там, о полном крахе нашего брака. Я сосредоточилась, уткнув подбородок в стиснутые кулаки. В памяти вертелся вихрь обид, унижений, оскорблений, и вдруг из него вынырнул ответ:
– Между нами словно выросла глухая стена.
В углу презрительно фыркнули. За последние месяцы Фрэнклин так наловчился это делать, что мог бы выиграть чемпионат по фырканью.
– Фрэнклин какой-то отчужденный. Словно без конца думает о чем-то другом...
– Чертовски метко подмечено. Первые разумные слова. – Он приблизился к столу доктора Мэйз, налег на него обеими пятернями. – Знаете, где я должен сейчас быть? В своем избирательном штабе. Представьте себе, я не в игрушки играю, а баллотируюсь в сенат. А еще возглавляю адвокатскую контору. На мне как раз висит страшно запутанное дело.
Унылым эхом я повторила последнюю фразу. Выходит, ему до сих пор не понятно, что мы делаем у семейного консультанта...
– Вы это уже слышали? – Чтобы обратиться ко мне, доктору Мэйз пришлось вытянуть шею и выглянуть из-за Фрэнклина.
– Практически весь последний месяц и уж точно весь вчерашний день, когда мы ездили проведать детей в лагерь. Почти все время Фрэнклин просидел в машине, корпя над бумагами.
– Скажи спасибо, что я вообще сумел вырваться в этот чертов лагерь.
– Фрэнклин вылез из машины, чтобы пообедать с нами и минут пять поболеть за Джейсона на футбольном матче. При этом всем говорил, что очень занят и надо бы заняться делом.
– Политику иначе нельзя, – сказал Фрэнклин, глядя в окно. – Нельзя скрывать, что пашешь как вол. Люди должны видеть, что ты напряженно думаешь, даже когда играешь с детьми. – Он повернулся к доктору: – Моя жена замкнулась на собственных переживаниях, в своем собственном мирке и понятия не имеет, что происходит в моем.
– Вы не пытались ей это объяснить?
– А чем, черт возьми, я сейчас занимаюсь? Повторяю это снова и снова. Моя жизнь – открытая книга. Мне нечего скрывать!
– Разве вас кто-то обвиняет? Право, ни к чему так горячиться.
– Ах, прости-и-и-ите! – протянул Фрэнклин. – Видимо, я должен расслабиться и постараться получить удовольствие. Это Барбара рвалась к вам. Вот и помогите ей разобраться с ее проблемами.
– Вы как будто знаете проблемы своей жены...
– Хотите, поделюсь опытом? – И Фрэнклин начал загибать пальцы, перечисляя мои дефекты: – Барбара похоронила подругу и никак не могла опомниться. (А в голосе отчетливо слышалось: Эта жирная дура вконец раскисла) Потом она бросила курить и стала кидаться на людей (была просто дурой, а теперь стала стервой). Потом безобразно растолстела (обжиралась как свинья) и окончательно наплевала сперва на свой внешний вид (то есть опустилась), а потом на дом и на семью. – Фрэнклин умело выдержал паузу. – Хватит для начала? (Теперь понятно, почему жирная дура оказалась у разбитого корыта?)
– Б удет от чего оттолкнуться, – сдержанно ответила доктор и повернулась ко мне с улыбкой: – Миссис Аверс?
В горле у меня засел гнусный горький комок.
– Все это правда.
– Правда, да не вся.
Фрэнклин прошелся по кабинету. Я сосредоточенно разглядывала корешки книг позади миссис Мэйз. В углу маятник старинных часов отмахивал последние минуты моей семейной жизни.
– ... Ни с того ни с сего стала обвинять меня во всех смертных грехах. Что ни сделаю, все плохо. Я слишком много работаю, слишком засиживаюсь в конторе, слишком часто пропадаю на заседаниях и митингах. Третирую ее, недооцениваю, ничего не делаю по дому и так далее. А потом еще удивляется, отчего это вдруг я не рвусь домой с работы.
Пестрые корешки двоились и расплывались, в глазах резало, словно под веки сыпанули песка. Но я упорно смотрела на книги, пытаясь запомнить порядок, в каком они стоят. Словно от этого зависела моя жизнь.
– Почему бы не рассказать доктору Мэйз о нашем с тобой празднике в отеле “Риц”?
– Опять ты за свое?
Фрэнклин остановился. В гнетущей тишине маятник неотвратимо отсчитывал секунды, словно бомба с часовым механизмом.
– С меня хватит, Барбара. (Тик-так.) Хочешь разобраться со своими проблемами? (Тик-так.) Бога ради, только без меня. (Тик.) А я сыт по горло и больше не собираюсь торчать тут, пока ты делаешь из меня козла отпущения. (Так.)
Он небрежно кивнул доктору Мэйз и вышел из кабинета. Тик-так, тик-так, тик-так... Ж-жах! Книжные корешки помчались в безумном хороводе, и от целого мира остался один только звук удаляющихся шагов. Вот Фрэнклин пересек холл, прихожую, спустился с крыльца. На песчаной дорожке я его потеряла. Взревел мотор, и коротко взвизгнули колеса. Все стихло.
– Конец. – Я ткнулась лицом в ладони.
– Вот, – доктор подтолкнула ко мне коробку с платками, не сводя с меня внимательных глаз. – Понимаю, вы сейчас расстроены...
Я хохотнула между судорожными всхлипами:
– Кэтлин говорила, что вы избегаете сильных выражений.
Она улыбнулась:
– Ну, вы ведь многого ждали от этой консультации. Мечтали начать все сначала...
– Все-таки зря я это затеяла. Сейчас у нас и правда не все ладится, но так было не всегда. Просто у Фрэнклина слишком уж трудное время. Прежде он не был таким.
Не был?! О боже...
– Незачем извиняться за поведение Фрэнклина, миссис Аверс. Вы не отвечаете за его слова и поступки.
– Нет? Да вы посмотрите на меня! – Я раскинула руки в стороны, предъявляя все свои жировые отложения. – Мы ведь ищем корень зла. Так вот, я не виню Фрэнклина. И хочу, чтобы вы поняли, почему он стал таким. Прежде он был милым и внимательным.
Когда ты была стройной блондинкой и тебе было ближе к тридцати, чем к сорока.
Я высморкалась и полезла в сумочку за ключами, забыв, что на машине уехал Фрэнклин.
– У нас еще есть время, миссис Аверс. Не спешите. Давайте обсудим, что вы сейчас чувствуете. Возможно, вам станет легче.
– Я... я не хочу обсуждать свои чувства.
– Ладно. – Она повернулась в кресле. – Тогда давайте поболтаем... о ваших туфлях.
– О моих туфлях? – Я тупо посмотрела на свои туфли и лишь через пару секунд, оценив шутку, усмехнулась. – Я не смогу обсуждать Фрэнклина за его спиной.
– Вы хотите себе помочь? И потом, он сам сделал выбор и ушел.
– Но...
Доктор Мэйз внимательно смотрела на меня поверх очков в металлической оправе и молчала. Казалось, она не знает, как вытащить меня из лабиринта, в котором я заблудилась.
– Что ж, – заговорила она наконец, – обсудим другие проблемы. Насколько я поняла, ваши дети в летнем лагере...
Я еще раз высморкалась и кивнула.
– Девочки или мальчики?
– Ну... каждого по штуке.
– И вчера вы их навестили? Как все прошло?
– Это... отдельная история...
Тут пришлось прерваться и промочить горло. Я наполнила стоявший на столе стакан и подрагивающей рукой поднесла к губам. Направляясь сюда, я не собиралась делиться подробностями кошмарной поездки. Но что-то важное менялось во мне прямо на глазах – во всяком случае, мои представления о том, что можно и что нельзя обсуждать с доктором.
– А у вас есть дети?
– Четверо.
– Никогда не получали от них по лбу собственными сентенциями?
– Постоянно.
– Вчера Барбара-худышка вернулась, чтобы уесть Барбару-толстуху. Боже, мой голос, мои интонации, мой отвратительный сарказм, моя ненависть... И все это изливала на меня родная дочь. Смотрели “Изгоняющий дьявола”? Ну, где демон вселился в маленькую девочку и нечеловеческим голосом изрыгал проклятия ее устами? В Рикки точно вселилась я сама полугодичной давности. Она настолько стыдилась моего вида, что не рискнула даже приблизиться ко мне прилюдно. Отвела в сторону и выдала по полной программе: я просто тряпка, нет во мне ни капли гордости, я совершенно опустилась, ну и так далее...
– И что вы ей на это ответили?
– А что тут можно ответить? Она права.
– Итак, муж и дочь на вас ополчились. И вы, похоже, с ними солидарны. А что же сын?
– Джейсон? Он обрадовался мне. Но я случайно услышала – о боги, как же больно! – как он объясняет приятелям, что я его тетя.
– И смолчали?
– Посмотрите на меня. Я же кошмар семьи. Я не хотела позорить его...
– Это он вас опозорил. Неужели вы всегда ставите чувства своих близких выше собственных?
– Да, конечно...
Откуда-то из глубины дома, вроде бы со второго этажа, донеслись приглушенные гитарные аккорды. Я перевела взгляд на окно. С ветки клена на меня смотрел маленький кардинал с ярко-красной грудкой. Вдали, над озером, сверкали паруса сер-фингистов. Я вытерла платком лицо и повторила:
– Да. Я ведь мать.
Ее голос был едва слышен:
– А вам никогда не казалось, что незачем списывать все проблемы на лишний вес? Что, возможно, они возникли гораздо раньше, когда вы еще были стройной?
– Чушь! Пока я была стройной, все шло отлично. Фрэнклин меня любил, дети мною гордились. Черт, да я сама гордилась собой.
– И с мужем вы были очень близки?
– Да, мы... ну, болтали о том о сем.
– О чем-то личном?
– В основном о делах. О всяких домашних заботах. О друзьях, детях...
– И никогда не обсуждали свои чувства, переживания, проблемы?
– Нет, ничего такого мы не обсуждали.
– Нет? Но почему?
– Трудно сказать. Наверное, мой муж не так воспитан. Да и я тоже. Мама умерла, когда я родилась, отец, журналист, был вечно занят. Сколько себя помню, мы обсуждали только политику, события в мире. Словом, то были настоящие, серьезные беседы.
– Мужские беседы.
– Да. Все остальное отец считал трепом, годным только для женских журналов.
– Мило.
– Такой уж он был человек. И потом, для задушевных разговоров была Сара-Джейн.
– Сара-Джейн?
– Моя подруга.
Сара-Джейн умерла, а Фрэнклин бросил.
– После той ночи, когда она умерла, жизнь моя словно полетела под откос. Я бросила курить и начала набирать вес.
– Вы уверены?
С минуту доктор Мэйз изучающе смотрела на меня, потом выбралась из-за стола.
– Пойду приготовлю чай. А потом вы расскажете мне о своей подруге Саре-Джейн.
Ее спокойствие отрезвляло. Гитарист наверху сфальшивил и сбился посреди такта, но упрямо продолжил с той же ноты. Я теребила шелковые складки юбки. Очередное платье Сары-Джейн – едва ли не последнее, в которое я еще влезала. Что-то на подоле неотвязно щекотало ногу, я отыскала выбившуюся из подрубки нитку и оторвала. Оставалось только надеяться, что платье мое не расползется по швам – хотя бы до возвращения домой.
* * *
Я была уверена, что из кабинета доктора Фрэнклин поехал в свой офис. Но его машина стояла перед домом, из багажника высовывался большой чемодан. Пока я расплачивалась с таксистом, из дома вышел Фрэнклин с охапкой одежды на вешалках. Меня он заметил, лишь столкнувшись нос к носу. И отшатнулся.
– Куда-то собрался?
Он оттеснил меня от багажника и свалил костюмы поверх чемодана.
– Думаю, нам полезно немного пожить отдельно.
– Забавно. А мне казалось, нам полезно пожить вместе. Трудно наладить отношения на расстоянии. Если, конечно, ты хочешь их наладить.
Мир с тошнотворной неспешностью закружился перед глазами. Час икс настал. Приплыли.
– Что сказать детям?
Фрэнклин захлопнул багажник.
– А на кой черт вообще что-нибудь говорить им?
– Они, наверное, удивятся, если на письмах мамули и папули будет разный почтовый индекс.
– Не преувеличивай. Это ненадолго. Так или иначе, завтра я уезжаю в Спрингфилд.
– Так или иначе.
– Что?
– От этого твоего “так или иначе” у меня зубы сводит. И всегда сводило.
– Раньше ты об этом молчала.
– Раньше ты меня не бросал. Фрэнклин сунул руки в карманы.
– Всего лишь отдохнем друг от друга пару недель. Хорошенько обо всем подумаем...
– О чем... подумаем?
– О наших трудностях.
– О наших трудностях? Ты меня бросаешь!
– Ну хватит, Барбара, мы оба знали, к чему идет дело. Это всего лишь вопрос времени.
– Нет, Фрэнклин. Это ты знал. А я этого боялась. Чего ради, по-твоему, я затеяла “Рид”? Зачем тащила тебя к семейному консультанту? Я пыталась сохранить нашу семью.
– К чему? Нас давно уже ничто не связывает. Я, правда, надеялся дотянуть до окончания выборов...
– До окончания выборов? – На секунду я онемела. – Ах ты сукин сын!
Я размахнулась и хлестнула ладонью его по лицу. Он пошатнулся. Я ударила снова.
– До окончания выборов!
– Барбара...
Он схватил меня за руки; извернувшись, я с силой пнула его. Фрэнклин вскрикнул и запрыгал на одной ноге.
– Значит, все это время, пока я боролась за наш брак, ты считал дни до выборов?!
Ворох элегантных пиджаков полетел в пыль.
– Барбара! – Он попытался перехватить тряпье.
– Так ты давно решил меня бросить? – Я рванула чемоданную молнию. – Но боялся, что развод скажется на твоем рейтинге, да?
Я по локоть погрузила руки в чемодан, загребла здоровенный ком носков, трусов и джемперов и швырнула в него.
– Это ведь Эшли присоветовала, да? Потерпеть жену до выборов... Фрэнклина перекосило.
– Не смей произносить ее имя!
Я уперла кулаки в бедра:
– Эшли! Эшли! Эшли! Эшли!
– Она здесь ни при чем!
Он принялся запихивать одежду обратно в багажник.
– Правда? Ты трахал ее и трахал меня все это время, но по-разному!
Какая-то женщина, возвращавшаяся с пляжа с двумя детьми, испуганно перешла на другую сторону улицы.
– Хватит орать!
– Да пошел ты! Скачи на своей белобрысой кобыле хоть до смерти.
Он захлопнул багажник.
– Ты сошла с ума, Барбара. Ты и мизинца Эшли не стоишь. – Он сел в машину и опустил стекло. – Ты одна во всем виновата. Посмотри на себя.
– Нет, это ты посмотри на себя, Фрэнклин. Если бы ты любил меня, то не предал бы теперь. После смерти Сары-Джейн я так нуждалась в тебе. Впервые в жизни по-настоящему нуждалась в тебе, но тебя никогда не было рядом.
– Все мы в чем-то нуждаемся. – Фрэнклин завел двигатель.
– Да, но ты всегда больше нуждался.
– Я кормил семью. Я работал, насиловал свою задницу, чтобы прокормить семью.
– Речь не о тряпках, Фрэнклин, и не о еде.
Машина тронулась с места.
– Я говорю о любви и внимании...
Ничего не ответив, он вырулил на улицу и укатил.
Оцепенение сменилось зудом бессмысленной разрушительной деятельности. В ярости я металась по дому, грохая дверями и опрокидывая стулья. Скоро маршрут устоялся: по одной лестнице наверх, мимо спален, по другой лестнице вниз, через кабинет, гостиную и кухню, потом снова наверх и так далее, по кругу.
Меня завертела безумная карусель, и на шестом витке душистый чай и аппетитный банановый кекс миссис Мэйз подступили к горлу, просясь наружу. Зажав ладонью рот, я бросилась в спальню, распахнула шкаф Фрэнклина и дала себе волю. Он увез лишь малую часть своего гардероба, а обувь так почти вся осталась на нижних полках.
– Сукин сын, – бормотала я, вытирая губы рукавом его нового кашемирового пиджака. Голова налилась неподъемной тяжестью и гудела, словно пустой котел.
Подбадривая себя хриплыми выкриками “Подлец!”, я зашла на седьмой круг. Где-то по краю сознания бродило подозрение, что веду я себя как полная идиотка. Но мысли упрямо не желали связываться даже в простейшие логические цепочки. Я могла лишь передвигать ноги и твердить заклинание из ругательств.
В очередной раз ввалившись в кухню, я заметила телефон и потянулась к нему, но неловким движением смахнула на пол. Мучительный внутренний зуд толкал вперед, не давал остановиться. Телефон я подняла только на следующем витке карусели. Набрала номер Кэтлин. Длинные гудки быстро сменились щелчком, но меня подстерегало разочарование.
– Привет! Вам нужны Кэтлин, Питер или Лора? Вы не ошиблись номером, но со временем промахнулись.
Я уже была на лестнице. Спустя еще два круга и примерно сто пятьдесят возгласов “Подлец!” снова оказалась в кухне и попыталась отловить Кэтлин на работе. Мимо. Я швырнула бесполезным телефоном в стену и опять заметалась по дому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Фрэнклин проследовал в дальний угол, сунул руки в карманы и привалился к книжному шкафу. Во всем этом ясно читалось: “Черт с вами, отбуду повинность и бегом на волю” Я присела на краешек стула прямо напротив докторского стола.
– Хотите чаю? – непринужденно предложила она.
Я вежливо отказалась.
– А вы, мистер Аверс?
Фрэнклин посмотрел на часы:
– Нельзя ли поскорее покончить со всем этим?
– Прошу вас, для начала буквально пару слов о том, почему вы здесь.
– Почему я здесь? – издевательски переспросил Фрэнклин. – Да пожалуйста! Потому, что моя жена взялась меня шантажировать. Если откажусь пойти, она заявит детям, что мы расстаемся. Ну и добилась своего.
– Я бы этого не сделала, – жалко запротестовала я, обращаясь не столько даже к доктору, сколько к мужу. – Просто не знала, как уговорить тебя.
Доктор что-то черкнула в блокноте.
– Похоже, для вас это очень важно, миссис Аверс. Попробуйте объяснить почему.
– Между нами все пошло наперекосяк...
– Почему вы так решили?
Я беспомощно развела руками. По-моему, буквально все кричало о неблагополучии – да что там, о полном крахе нашего брака. Я сосредоточилась, уткнув подбородок в стиснутые кулаки. В памяти вертелся вихрь обид, унижений, оскорблений, и вдруг из него вынырнул ответ:
– Между нами словно выросла глухая стена.
В углу презрительно фыркнули. За последние месяцы Фрэнклин так наловчился это делать, что мог бы выиграть чемпионат по фырканью.
– Фрэнклин какой-то отчужденный. Словно без конца думает о чем-то другом...
– Чертовски метко подмечено. Первые разумные слова. – Он приблизился к столу доктора Мэйз, налег на него обеими пятернями. – Знаете, где я должен сейчас быть? В своем избирательном штабе. Представьте себе, я не в игрушки играю, а баллотируюсь в сенат. А еще возглавляю адвокатскую контору. На мне как раз висит страшно запутанное дело.
Унылым эхом я повторила последнюю фразу. Выходит, ему до сих пор не понятно, что мы делаем у семейного консультанта...
– Вы это уже слышали? – Чтобы обратиться ко мне, доктору Мэйз пришлось вытянуть шею и выглянуть из-за Фрэнклина.
– Практически весь последний месяц и уж точно весь вчерашний день, когда мы ездили проведать детей в лагерь. Почти все время Фрэнклин просидел в машине, корпя над бумагами.
– Скажи спасибо, что я вообще сумел вырваться в этот чертов лагерь.
– Фрэнклин вылез из машины, чтобы пообедать с нами и минут пять поболеть за Джейсона на футбольном матче. При этом всем говорил, что очень занят и надо бы заняться делом.
– Политику иначе нельзя, – сказал Фрэнклин, глядя в окно. – Нельзя скрывать, что пашешь как вол. Люди должны видеть, что ты напряженно думаешь, даже когда играешь с детьми. – Он повернулся к доктору: – Моя жена замкнулась на собственных переживаниях, в своем собственном мирке и понятия не имеет, что происходит в моем.
– Вы не пытались ей это объяснить?
– А чем, черт возьми, я сейчас занимаюсь? Повторяю это снова и снова. Моя жизнь – открытая книга. Мне нечего скрывать!
– Разве вас кто-то обвиняет? Право, ни к чему так горячиться.
– Ах, прости-и-и-ите! – протянул Фрэнклин. – Видимо, я должен расслабиться и постараться получить удовольствие. Это Барбара рвалась к вам. Вот и помогите ей разобраться с ее проблемами.
– Вы как будто знаете проблемы своей жены...
– Хотите, поделюсь опытом? – И Фрэнклин начал загибать пальцы, перечисляя мои дефекты: – Барбара похоронила подругу и никак не могла опомниться. (А в голосе отчетливо слышалось: Эта жирная дура вконец раскисла) Потом она бросила курить и стала кидаться на людей (была просто дурой, а теперь стала стервой). Потом безобразно растолстела (обжиралась как свинья) и окончательно наплевала сперва на свой внешний вид (то есть опустилась), а потом на дом и на семью. – Фрэнклин умело выдержал паузу. – Хватит для начала? (Теперь понятно, почему жирная дура оказалась у разбитого корыта?)
– Б удет от чего оттолкнуться, – сдержанно ответила доктор и повернулась ко мне с улыбкой: – Миссис Аверс?
В горле у меня засел гнусный горький комок.
– Все это правда.
– Правда, да не вся.
Фрэнклин прошелся по кабинету. Я сосредоточенно разглядывала корешки книг позади миссис Мэйз. В углу маятник старинных часов отмахивал последние минуты моей семейной жизни.
– ... Ни с того ни с сего стала обвинять меня во всех смертных грехах. Что ни сделаю, все плохо. Я слишком много работаю, слишком засиживаюсь в конторе, слишком часто пропадаю на заседаниях и митингах. Третирую ее, недооцениваю, ничего не делаю по дому и так далее. А потом еще удивляется, отчего это вдруг я не рвусь домой с работы.
Пестрые корешки двоились и расплывались, в глазах резало, словно под веки сыпанули песка. Но я упорно смотрела на книги, пытаясь запомнить порядок, в каком они стоят. Словно от этого зависела моя жизнь.
– Почему бы не рассказать доктору Мэйз о нашем с тобой празднике в отеле “Риц”?
– Опять ты за свое?
Фрэнклин остановился. В гнетущей тишине маятник неотвратимо отсчитывал секунды, словно бомба с часовым механизмом.
– С меня хватит, Барбара. (Тик-так.) Хочешь разобраться со своими проблемами? (Тик-так.) Бога ради, только без меня. (Тик.) А я сыт по горло и больше не собираюсь торчать тут, пока ты делаешь из меня козла отпущения. (Так.)
Он небрежно кивнул доктору Мэйз и вышел из кабинета. Тик-так, тик-так, тик-так... Ж-жах! Книжные корешки помчались в безумном хороводе, и от целого мира остался один только звук удаляющихся шагов. Вот Фрэнклин пересек холл, прихожую, спустился с крыльца. На песчаной дорожке я его потеряла. Взревел мотор, и коротко взвизгнули колеса. Все стихло.
– Конец. – Я ткнулась лицом в ладони.
– Вот, – доктор подтолкнула ко мне коробку с платками, не сводя с меня внимательных глаз. – Понимаю, вы сейчас расстроены...
Я хохотнула между судорожными всхлипами:
– Кэтлин говорила, что вы избегаете сильных выражений.
Она улыбнулась:
– Ну, вы ведь многого ждали от этой консультации. Мечтали начать все сначала...
– Все-таки зря я это затеяла. Сейчас у нас и правда не все ладится, но так было не всегда. Просто у Фрэнклина слишком уж трудное время. Прежде он не был таким.
Не был?! О боже...
– Незачем извиняться за поведение Фрэнклина, миссис Аверс. Вы не отвечаете за его слова и поступки.
– Нет? Да вы посмотрите на меня! – Я раскинула руки в стороны, предъявляя все свои жировые отложения. – Мы ведь ищем корень зла. Так вот, я не виню Фрэнклина. И хочу, чтобы вы поняли, почему он стал таким. Прежде он был милым и внимательным.
Когда ты была стройной блондинкой и тебе было ближе к тридцати, чем к сорока.
Я высморкалась и полезла в сумочку за ключами, забыв, что на машине уехал Фрэнклин.
– У нас еще есть время, миссис Аверс. Не спешите. Давайте обсудим, что вы сейчас чувствуете. Возможно, вам станет легче.
– Я... я не хочу обсуждать свои чувства.
– Ладно. – Она повернулась в кресле. – Тогда давайте поболтаем... о ваших туфлях.
– О моих туфлях? – Я тупо посмотрела на свои туфли и лишь через пару секунд, оценив шутку, усмехнулась. – Я не смогу обсуждать Фрэнклина за его спиной.
– Вы хотите себе помочь? И потом, он сам сделал выбор и ушел.
– Но...
Доктор Мэйз внимательно смотрела на меня поверх очков в металлической оправе и молчала. Казалось, она не знает, как вытащить меня из лабиринта, в котором я заблудилась.
– Что ж, – заговорила она наконец, – обсудим другие проблемы. Насколько я поняла, ваши дети в летнем лагере...
Я еще раз высморкалась и кивнула.
– Девочки или мальчики?
– Ну... каждого по штуке.
– И вчера вы их навестили? Как все прошло?
– Это... отдельная история...
Тут пришлось прерваться и промочить горло. Я наполнила стоявший на столе стакан и подрагивающей рукой поднесла к губам. Направляясь сюда, я не собиралась делиться подробностями кошмарной поездки. Но что-то важное менялось во мне прямо на глазах – во всяком случае, мои представления о том, что можно и что нельзя обсуждать с доктором.
– А у вас есть дети?
– Четверо.
– Никогда не получали от них по лбу собственными сентенциями?
– Постоянно.
– Вчера Барбара-худышка вернулась, чтобы уесть Барбару-толстуху. Боже, мой голос, мои интонации, мой отвратительный сарказм, моя ненависть... И все это изливала на меня родная дочь. Смотрели “Изгоняющий дьявола”? Ну, где демон вселился в маленькую девочку и нечеловеческим голосом изрыгал проклятия ее устами? В Рикки точно вселилась я сама полугодичной давности. Она настолько стыдилась моего вида, что не рискнула даже приблизиться ко мне прилюдно. Отвела в сторону и выдала по полной программе: я просто тряпка, нет во мне ни капли гордости, я совершенно опустилась, ну и так далее...
– И что вы ей на это ответили?
– А что тут можно ответить? Она права.
– Итак, муж и дочь на вас ополчились. И вы, похоже, с ними солидарны. А что же сын?
– Джейсон? Он обрадовался мне. Но я случайно услышала – о боги, как же больно! – как он объясняет приятелям, что я его тетя.
– И смолчали?
– Посмотрите на меня. Я же кошмар семьи. Я не хотела позорить его...
– Это он вас опозорил. Неужели вы всегда ставите чувства своих близких выше собственных?
– Да, конечно...
Откуда-то из глубины дома, вроде бы со второго этажа, донеслись приглушенные гитарные аккорды. Я перевела взгляд на окно. С ветки клена на меня смотрел маленький кардинал с ярко-красной грудкой. Вдали, над озером, сверкали паруса сер-фингистов. Я вытерла платком лицо и повторила:
– Да. Я ведь мать.
Ее голос был едва слышен:
– А вам никогда не казалось, что незачем списывать все проблемы на лишний вес? Что, возможно, они возникли гораздо раньше, когда вы еще были стройной?
– Чушь! Пока я была стройной, все шло отлично. Фрэнклин меня любил, дети мною гордились. Черт, да я сама гордилась собой.
– И с мужем вы были очень близки?
– Да, мы... ну, болтали о том о сем.
– О чем-то личном?
– В основном о делах. О всяких домашних заботах. О друзьях, детях...
– И никогда не обсуждали свои чувства, переживания, проблемы?
– Нет, ничего такого мы не обсуждали.
– Нет? Но почему?
– Трудно сказать. Наверное, мой муж не так воспитан. Да и я тоже. Мама умерла, когда я родилась, отец, журналист, был вечно занят. Сколько себя помню, мы обсуждали только политику, события в мире. Словом, то были настоящие, серьезные беседы.
– Мужские беседы.
– Да. Все остальное отец считал трепом, годным только для женских журналов.
– Мило.
– Такой уж он был человек. И потом, для задушевных разговоров была Сара-Джейн.
– Сара-Джейн?
– Моя подруга.
Сара-Джейн умерла, а Фрэнклин бросил.
– После той ночи, когда она умерла, жизнь моя словно полетела под откос. Я бросила курить и начала набирать вес.
– Вы уверены?
С минуту доктор Мэйз изучающе смотрела на меня, потом выбралась из-за стола.
– Пойду приготовлю чай. А потом вы расскажете мне о своей подруге Саре-Джейн.
Ее спокойствие отрезвляло. Гитарист наверху сфальшивил и сбился посреди такта, но упрямо продолжил с той же ноты. Я теребила шелковые складки юбки. Очередное платье Сары-Джейн – едва ли не последнее, в которое я еще влезала. Что-то на подоле неотвязно щекотало ногу, я отыскала выбившуюся из подрубки нитку и оторвала. Оставалось только надеяться, что платье мое не расползется по швам – хотя бы до возвращения домой.
* * *
Я была уверена, что из кабинета доктора Фрэнклин поехал в свой офис. Но его машина стояла перед домом, из багажника высовывался большой чемодан. Пока я расплачивалась с таксистом, из дома вышел Фрэнклин с охапкой одежды на вешалках. Меня он заметил, лишь столкнувшись нос к носу. И отшатнулся.
– Куда-то собрался?
Он оттеснил меня от багажника и свалил костюмы поверх чемодана.
– Думаю, нам полезно немного пожить отдельно.
– Забавно. А мне казалось, нам полезно пожить вместе. Трудно наладить отношения на расстоянии. Если, конечно, ты хочешь их наладить.
Мир с тошнотворной неспешностью закружился перед глазами. Час икс настал. Приплыли.
– Что сказать детям?
Фрэнклин захлопнул багажник.
– А на кой черт вообще что-нибудь говорить им?
– Они, наверное, удивятся, если на письмах мамули и папули будет разный почтовый индекс.
– Не преувеличивай. Это ненадолго. Так или иначе, завтра я уезжаю в Спрингфилд.
– Так или иначе.
– Что?
– От этого твоего “так или иначе” у меня зубы сводит. И всегда сводило.
– Раньше ты об этом молчала.
– Раньше ты меня не бросал. Фрэнклин сунул руки в карманы.
– Всего лишь отдохнем друг от друга пару недель. Хорошенько обо всем подумаем...
– О чем... подумаем?
– О наших трудностях.
– О наших трудностях? Ты меня бросаешь!
– Ну хватит, Барбара, мы оба знали, к чему идет дело. Это всего лишь вопрос времени.
– Нет, Фрэнклин. Это ты знал. А я этого боялась. Чего ради, по-твоему, я затеяла “Рид”? Зачем тащила тебя к семейному консультанту? Я пыталась сохранить нашу семью.
– К чему? Нас давно уже ничто не связывает. Я, правда, надеялся дотянуть до окончания выборов...
– До окончания выборов? – На секунду я онемела. – Ах ты сукин сын!
Я размахнулась и хлестнула ладонью его по лицу. Он пошатнулся. Я ударила снова.
– До окончания выборов!
– Барбара...
Он схватил меня за руки; извернувшись, я с силой пнула его. Фрэнклин вскрикнул и запрыгал на одной ноге.
– Значит, все это время, пока я боролась за наш брак, ты считал дни до выборов?!
Ворох элегантных пиджаков полетел в пыль.
– Барбара! – Он попытался перехватить тряпье.
– Так ты давно решил меня бросить? – Я рванула чемоданную молнию. – Но боялся, что развод скажется на твоем рейтинге, да?
Я по локоть погрузила руки в чемодан, загребла здоровенный ком носков, трусов и джемперов и швырнула в него.
– Это ведь Эшли присоветовала, да? Потерпеть жену до выборов... Фрэнклина перекосило.
– Не смей произносить ее имя!
Я уперла кулаки в бедра:
– Эшли! Эшли! Эшли! Эшли!
– Она здесь ни при чем!
Он принялся запихивать одежду обратно в багажник.
– Правда? Ты трахал ее и трахал меня все это время, но по-разному!
Какая-то женщина, возвращавшаяся с пляжа с двумя детьми, испуганно перешла на другую сторону улицы.
– Хватит орать!
– Да пошел ты! Скачи на своей белобрысой кобыле хоть до смерти.
Он захлопнул багажник.
– Ты сошла с ума, Барбара. Ты и мизинца Эшли не стоишь. – Он сел в машину и опустил стекло. – Ты одна во всем виновата. Посмотри на себя.
– Нет, это ты посмотри на себя, Фрэнклин. Если бы ты любил меня, то не предал бы теперь. После смерти Сары-Джейн я так нуждалась в тебе. Впервые в жизни по-настоящему нуждалась в тебе, но тебя никогда не было рядом.
– Все мы в чем-то нуждаемся. – Фрэнклин завел двигатель.
– Да, но ты всегда больше нуждался.
– Я кормил семью. Я работал, насиловал свою задницу, чтобы прокормить семью.
– Речь не о тряпках, Фрэнклин, и не о еде.
Машина тронулась с места.
– Я говорю о любви и внимании...
Ничего не ответив, он вырулил на улицу и укатил.
Оцепенение сменилось зудом бессмысленной разрушительной деятельности. В ярости я металась по дому, грохая дверями и опрокидывая стулья. Скоро маршрут устоялся: по одной лестнице наверх, мимо спален, по другой лестнице вниз, через кабинет, гостиную и кухню, потом снова наверх и так далее, по кругу.
Меня завертела безумная карусель, и на шестом витке душистый чай и аппетитный банановый кекс миссис Мэйз подступили к горлу, просясь наружу. Зажав ладонью рот, я бросилась в спальню, распахнула шкаф Фрэнклина и дала себе волю. Он увез лишь малую часть своего гардероба, а обувь так почти вся осталась на нижних полках.
– Сукин сын, – бормотала я, вытирая губы рукавом его нового кашемирового пиджака. Голова налилась неподъемной тяжестью и гудела, словно пустой котел.
Подбадривая себя хриплыми выкриками “Подлец!”, я зашла на седьмой круг. Где-то по краю сознания бродило подозрение, что веду я себя как полная идиотка. Но мысли упрямо не желали связываться даже в простейшие логические цепочки. Я могла лишь передвигать ноги и твердить заклинание из ругательств.
В очередной раз ввалившись в кухню, я заметила телефон и потянулась к нему, но неловким движением смахнула на пол. Мучительный внутренний зуд толкал вперед, не давал остановиться. Телефон я подняла только на следующем витке карусели. Набрала номер Кэтлин. Длинные гудки быстро сменились щелчком, но меня подстерегало разочарование.
– Привет! Вам нужны Кэтлин, Питер или Лора? Вы не ошиблись номером, но со временем промахнулись.
Я уже была на лестнице. Спустя еще два круга и примерно сто пятьдесят возгласов “Подлец!” снова оказалась в кухне и попыталась отловить Кэтлин на работе. Мимо. Я швырнула бесполезным телефоном в стену и опять заметалась по дому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37