Мы ведь даже не добрались еще до витрины с пупырчатыми презервативами!
– Да чем эта свалка пластмассового хлама может помочь моей семейной жизни?
– Заткнись, Барбара Аверс! Я говорю с Барби Марлоу. Пусть без помех осмотрит здесь каждый закуток – и выставку цепей, и сбрую из черной кожи, и...
Кэтлин перечислила еще несколько экспонатов, торжественно загибая пальцы. Для меня их названия звучали так, словно она говорила на суахили. Ясно одно: если я ни о чем подобном не слышала, для моих читательниц все это тоже тайна за семью печатями. Пожалуй, репортаж из секс-шопа – не такая уж безумная затея. Да, толк в этом есть.
Но как мне самой перешагнуть через невежество во всем, что касается секса? Нелегко избавиться в одночасье от копившихся годами предубеждений и ханжеских табу. Несмотря на нью-йоркское детство, в личной жизни я оказалась стопроцентной “девушкой со Среднего Запада”. Голова забита бабушкиными внушениями, а сундук – ночными рубашками с глухим воротом и подолом до пят.
– Вряд ли Кэмерона заинтересует статья про секс-шоп.
– Заинтересует, если правильно подать тему.
– Понятия не имею, в каком ракурсе. Кэмерон слишком старомодный...
– На себя посмотри. Сколько ты мне втолковывала, что для любой темы найдется нужный ракурс. Люди любопытны – так стань их глазами. Помоги заглянуть туда, где им самим бывать не доводилось.
– По-моему, ты хочешь, чтобы меня уволили.
– Чушь. Я знаю, что визит сюда дался тебе нелегко. Все мы боимся неизведанного. Но теперь-то ты убедилась, что здесь нет никаких ужасов?
– Тут можно разве что посмеяться, – нехотя подтвердила я.
– Вот именно. Но знаешь, даже такая глупость, как съедобные трусы, может спасти брак. Если его вообще еще можно спасти! Так что заткнись и слушай! Купи здесь что-нибудь, докажи Фрэнклину, что не опустила рук.
– Докажу, если сброшу вес.
– Полная чушь, – убежденно возразила Кэтлин. – Если на твоего муженька все это не подействует, значит, он попросту безнадежен. Но ты хотя бы сделаешь все возможное. – Она выдержала паузу. – Ну как, согласна?
– Согласна, – выдохнула я.
– Отлично. Тогда возьми эти и еще эти... – В мою корзину перекочевала пара черных треугольных лоскутков на неприметных резинках. – А если втереть каплю вот этого масла и подуть, по коже будто огонь пробежит. Пит, мерзавец, от такого массажа заводился с пол-оборота... И разумеется, пора тебе познакомиться с лучшими друзьями каждой девушки – и это вовсе не бриллианты...
Кэтлин принялась совать в мою корзинку вибраторы, которые я столь же настойчиво водворяла обратно на полки. Когда заныла рука, я взмолилась:
– Пойми, в таких делах я младенец. Мне еще рано ходить, дай сначала поползать!
– Ты у меня летать будешь!
Мы не торопясь обошли весь магазин, старательно обследуя каждую полку и каждую витрину. Уже через несколько минут я совершенно раскрепостилась. Удивительно, как быстро человек привыкает к свободе.
К огромной, в целый простенок, выставке кожаных причиндалов я прикипела надолго. Как зачарованная, разглядывала ремни с заклепками, агрессивные корсеты и совсем уж непонятные облачения из полосок кожи, гадая, как все это надевается. Что же такое притягательное таят в себе глянцевый блеск и хищный запах кожи? И почему такое множество людей упивается этими атрибутами добровольного рабства?
За философствованием я и не заметила, что кто-то подошел ко мне совсем близко. Симпатичный юноша, прячущий руки за спину, как робкий школьник.
– Ищете влюбленного раба? – Он застенчиво улыбнулся.
Милая непосредственность. Не подскажете, который час? Доллар не разменяете? Может, прикуете меня наручниками к кровати?
– О, спасибо, – любезно отозвалась я, слегка опомнившись. – То есть спасибо, нет.
Он одарил меня еще одной деликатной улыбкой и тихонько ретировался в засаду, к хлыстам и кандалам. Видно, караулит, кто проявит интерес к этим экспонатам. Я живо вообразила Фрэнклина, крепко-накрепко примотанного к кровати. Вдруг ему понравится? Кстати, неплохая идея. Пожалуй, единственный шанс удержать его подле себя.
Покончив с экспозицией, я забросала вопросами владельца магазина. Он словно того и ждал – выплеснул на меня потоки информации.
Общественная роль “Сэкскурсии” поражала воображение. Так, преподаватели социологии пригоняют сюда своих студентов, чтобы развеять ореол таинственности вокруг вопросов пола. А я – то считала себя первопроходцем!
Консультанты по проблемам контрацепции мотаются сюда, как на работу, – по распоряжению властей штата проходят тут инструктаж по правильному надеванию презервативов. Отдельные горе-советчики владели только теорией этого сугубо практического вопроса, а в итоге несколько незапланированных малышей и даже одна двойня!
Я всей душой одобрила порыв наших властей к правде жизни. Может, бананы с огурцами и годятся для просветительских видеороликов, но все-таки полезно потрогать предмет исследования собственными руками.
В общем, “Сэкскурсия” радикально отличалась от той грязной норы, что надолго определила наши с Сарой-Джейн представления о секс-шопах. Хозяин терпеливо и увлеченно растолковывал мне назначение каждого образчика – что это такое, как называется, как используется и для чего служит. В общем, я не пожалела, что потратила час времени и пятьдесят долларов, обзаведясь при этом набором ненавязчивых приманок для Фрэнклина и почти готовой статьей для Кэмерона.
От вибраторов я отказалась. Не всё сразу. Зато купила ароматическое масло для массажа, эротическое белье, приятные на вкус краски для тела и пару симпатичных пустяков. Начну скромно. Все великие дела начинаются с малого. Из Спрингфилда Фрэнклин вернется выжатым лимоном – окучивание избирателей выматывает и тело, и душу. Но грядет годовщина нашей свадьбы, и я подготовлю измученному мужу сказочную ночь, полную приятных сюрпризов. Идеальный повод опробовать мои приобретения.
Домой я добралась только к полуночи. В темной гостиной призывно мигал огонек автоответчика. От Фрэнклина ни полслова. Звонил Мак – как и вчера, и позавчера. Вернувшись в Чикаго, он стал названивать мне едва ли не ежедневно, словно наверстывая упущенное.
Темы наших бесед были по преимуществу хозяйственные. Мол, он из сил выбился, обустраиваясь на новом месте, понятия не имеет, где можно купить всякую бытовую ерунду. Я делилась опытом, но строго держалась дружеского тона. Мак, впрочем, не настаивал на большем. Но в иные вечера – скверные вечера, когда от Фрэнклина ни слуху ни духу, а проклятая статья никак не пишется и собственный вес весь мир застит, – голос Мака превращался для меня в путеводную нить, и я хваталась за телефон, как за соломинку.
ИЮЛЬ, 75-80 кг
– Три с половиной килограмма? – медсестра постучала по стеклышку на шкале весов.
– Начала бегать трусцой, – пояснила я. – Так дело идет быстрее.
Она смерила меня откровенно подозрительным взглядом.
– Неужели? – Лед в голосе пробрал меня до самых костей.
– Правда. Не слабительные, не клизмы, не тайские таблетки и не откачка жира, один только честный пот и жизнь впроголодь.
– Идемте взвесимся в другом кабинете. Эти весы все занижают.
Весы в другом кабинете неумолимо свидетельствовали, что я похудела на три килограмма и семьсот пятьдесят граммов.
– В прошлый раз вы взвешивались незадолго до менструации?
– Нет.
– Отлично, – процедила она сквозь зубы, записывая мой новый вес. – Теперь подышим в трубочку.
Потихоньку напевая от избытка счастья, я проследовала за ней к аппарату. Привычно поднесла ко рту пластиковую трубочку, дунула, и в следующий миг сестра вырвала у меня трубку, отсоединила ее, снова воткнула в гнездо и защелкала кнопками, сбрасывая показания.
– Еще раз!
Я снова дунула и, вытянув шею, уловила, как в окошке прибора стремительно понеслись красные цифры. Медсестра коротко приказала мне обождать и быстро вышла за дверь. Из коридора донесся ее настойчивый голос:
– Доктор Чен, вы не могли бы зайти?
Доктор терпеливо наблюдал за манипуляциями медсестры, вставлявшей в прибор новую трубку. Я спокойно склонилась к аппарату и дунула. Шестьдесят восемь.
– Прекрасный результат. – Доктор Чен взял меня за руку. – Признаться, миссис Аверс, у нас ни разу не было такого результата. В среднем тридцать четыре, сорок – уже хорошо. Но чтобы столько... Вы сжигаете жир фантастическими темпами.
– У миссис Петерсон было шестьдесят четыре, – желчно уточнила медсестра, отказываясь признавать мое достижение. – Доктору Чену ничего не стоило уточнить, что она вызывала у себя рвоту, а вдобавок глотала слабительные.
– Вообще-то я не большая любительница подобных упражнений, – холодно заметила я.
Общение с доктором на этот раз заняло считанные минуты. Он измерил мне давление, попутно задав несколько вопросов.
– С диетой есть проблемы?
– Никаких.
– Витамины принимаете?
– Разумеется.
– А самочувствие в порядке?
– В полном, разве что немного задыхаюсь на утренней пробежке. Иногда и подташнивать начинает, но все быстро приходит в норму.
– Я же запретил вам перенапрягаться, пока сидите на диете! Восемьсот калорий в день – слишком мало, чтобы бить спортивные рекорды.
– Доктор, клянусь, мы с Кэтлин даже не бегаем. Так, прохаживаемся.
– Что едите на завтрак?
– Банан.
– Съедайте два банана.
Я пообещала, хотя подчиняться не собиралась. Еще чего – пополнять ежедневный рацион нацелых восемьдесят калорий.
– Доктор... хочу сегодня отступить от диеты. Только на один вечер!
Он понимающе кивнул:
– Что, особый случай?
– Особый. Восемнадцатая годовщина свадьбы.
– Миссис Аверс, – мягко ответил он, – вы ведь взрослый человек. Только вы вправе решать, когда и что есть или не есть.
– Понимаю. Но не признайся я вам сейчас, мне бы вечером кусок в горло не полез. А теперь совесть моя чиста.
Доктор резким движением насадил на переносицу очки и улыбнулся:
– Многообещающий симптом! Вот, вы уже заранее готовитесь к небольшому отступлению от диеты. Ведь ничего не стоит накануне и после застолья съесть чуть меньше обычного, а в сумме никаких лишних калорий. Знаете, с кем приходится особенно трудно? С теми, кто, однажды сорвавшись с диеты, потом считает, что навеки похоронил свой единственный шанс похудеть. – Он перегнулся через стол и пожал мне руку. – Поздравляю вас, миссис Аверс, и желаю приятного вечера. От всей души!
Сегодня вместо личного сеанса гипноза доктор Чен проводил меня в тихий уютный зал и оставил одну. В приятном сумраке виднелось удобное кресло, а рядом с ним, на низком столике, магнитофон. Записанный на кассету голос доктора обещал “познакомить меня с моей обновленной личностью”. Я опустилась в кресло и нацепила наушники. Неужели магнитофон сможет меня загипнотизировать?
Погружение произошло мгновенно, и вот я уже скольжу все глубже и глубже в гостеприимную темноту, где ждут такие нужные, такие спасительные слова. Да, я стану красивой... Да, не буду испытывать голода... И никаких шоколадок, конфет, чипсов, пиццы, жирного сыра, – конечно, я ведь знаю, что все это вредит моей фигуре. И есть буду лишь до тех пор, пока голодна, а сверх того ни крошки... А если захочется съесть что-нибудь на полный желудок, я глубоко вздохну и почувствую, что совершенно сыта, довольна и счастлива... Да, да и еще раз да!
Десять... девять... восемь...
Не хочу всплывать. Почему нельзя остаться здесь, где меня не мучает ни свое, ни чужое презрение? Почему нельзя просто парить в этом блаженном покое, пока последний лишний килограмм не покинет меня навсегда?
Три... два... один...
Глаза открылись сами собой, как у куклы, которую выдернули из кроватки и поставили на ноги.
В холле меня дожидалась Кэтлин, прошедшая те же процедуры немного раньше. Разлившееся на моем лице блаженство лучше всяких слов доказывало, что прием прошел удачно. Я охотно делилась с нею своими достижениями, выписывая очередной чек на двадцать пять долларов. Оказывается, люди худеют не просто так, а вместе с кошельком.
– Купи кассету, – посоветовала Кэтлин, когда я малость поутихла. – И слушай на ночь, закрепляй успех.
Кассета влетела мне в ту же сумму, что и прием у врача, но грех было скупиться. Наконец мы двинулись к выходу, и Кэтлин, оглядев меня с ног до головы, одобрительно заметила:
– А ты теперь куда стройнее.
– Как-никак только что похудела на полсотни.
Кэтлин рассмеялась и увлекла меня на улицу, в деловито снующую полуденную толпу. Легкий ветер с реки смягчал жару, играл подолом моего платья. Этот шелковый наряд с пышной юбкой принадлежал Саре-Джейн и безумно шел ей. На мне же он висел мешком, особенно теперь, когда я похудела. Лишнюю ткань в талии приходилось стягивать поясом. Но что оставалось делать? В свои летние платья, даже самые свободные, я по-прежнему не влезала. Еще килограммов десять, если не больше, отделяли меня от заветной цели – собственного гардероба, а до тех пор я довольствовалась наследством Сары-Джейн. Покупать вещи теперешнего своего размера я не собиралась.
В глазах всего остального человечества мы с Кэтлин выглядели двумя весьма тучными женщинами. Точнее, выглядели бы, но человечество не удостаивало нас вниманием. Если же какая-нибудь худышка случайно натыкалась на нас, таких безобразных, отталкивающих и жалких, тотчас отворачивалась, как от прокаженных. Должно быть, еще и молилась про себя: “Господи, что угодно, только не это!”
Яркая красота Кэтлин то и дело привлекала быстрые взгляды украдкой. Не сомневаюсь, люди думали об одном: “Потрясающее лицо! И что бы ей не сесть на диету?” Но мне нынешняя Кэтлин казалась просто нимфой.
Она как-то призналась, что порой совершенно незнакомые люди останавливают ее на улице и убеждают похудеть. Будто сама она не подозревает о своей полноте. Я сжалась от стыда, припомнив собственные мелкие эскапады в адрес своих толстых приятельниц. Как я любила укоризненно поцокать языком, посиживая в шезлонге рядом с Сарой-Джейн. Невероятно, но никто из этих безответных толстушек, которым я “просто желала помочь”, ни разу не взвился на дыбы и не заставил меня заткнуться. Господи, ну и стервой я была. А Сара-Джейн – она-то куда смотрела, почему не поставила меня на место?
– Что на обед? – прервала мои размышления Кэтлин. – Салат?
– Ни в коем случае! Предпочитаю траву.
– Тебе не угодишь! Ладно, пойдем в мою любимую закусочную. Овощей там полно, и, если верить рекламе, без консервантов.
Вскоре мы уже заполняли огромные пластмассовые тарелки листьями латука и шпината, крохотными вилочками брюссельской капусты, соцветиями брокколи, ломтиками огурцов, сладкого перца и цуккини.
Перед нами в очереди оказались две дамы, явно страдающие ожирением. Двигаясь вдоль бесконечного прилавка, они методично накладывали себе салат с фасолью, салат из фруктов, сыр восьми сортов, пригоршни орехов, оливки и снова салат – со спагетти, с тунцом, с помидорами. Из нашей с Кэтлин диеты все эти яства были исключены. В их бездонных мисках уже уместилось больше калорий, чем в гусе с яблоками и сливочном торте, вместе взятых.
И на кой черт жрать всякую дрянь, если все равно не собираешься худеть? Уж наслаждайся нормальной едой. Впрочем, тогда нельзя будет заявить мужу или детям, врачу или психотерапевту: “Ах, ума не приложу, почему я столько вешу. Я ведь обедаю одним только салатом”.
С мисками в руках мы с Кэтлин побродили по площади возле центра Ричарда Дэйли и отыскали удобный столик на двоих, залитый солнцем. Вокруг бурлило людское море-вырвавшиеся на ланч банковские клерки, адвокаты, служащие бесчисленных контор. Была и праздная публика – эти явились извести кучу денег в фешенебельных торговых галереях и посмотреть на дневное музыкальное шоу.
Кэтлин извлекла из сумки пузырек и вытянула тугую пробку.
– Угостить соусом?
Я отказалась. Точно такая же склянка с самодельной заправкой для салата бултыхалась и в моей сумочке. Две чайные ложки постного масла, капелька яблочного уксуса, сухая горчица на кончике ножа и, для аромата, измельченный эстрагон.
Пока встряхивала бутылочку, пока кропила груду зелени на тарелке, успела погрузиться в тяжелые раздумья. Интересно, при виде этой картины Рикки тоже впадет в ступор? Все-таки это куда безобиднее, чем заливать кипятком полуфабрикаты за ресторанным столиком.
Истратив едва ли половину соуса, я решительно завинтила крышку. Нет, вряд ли она будет в шоке. Подумаешь, полить салат собственной заправкой. Или все-таки?.. Забывшись, я судорожно стиснула пузырек – еще чуть-чуть, и раздавила бы толстое аптечное стекло. Господи, я уже не знала, что она почувствует или скажет! Я перестала понимать родную дочь. Что бы там ни разладилось между нами, я обязана все исправить.
А для начала откажусь от всего, что может ее рассердить или вогнать в краску. И в лагере в родительский день проглочу свой салат вообще без заправки, не подавлюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– Да чем эта свалка пластмассового хлама может помочь моей семейной жизни?
– Заткнись, Барбара Аверс! Я говорю с Барби Марлоу. Пусть без помех осмотрит здесь каждый закуток – и выставку цепей, и сбрую из черной кожи, и...
Кэтлин перечислила еще несколько экспонатов, торжественно загибая пальцы. Для меня их названия звучали так, словно она говорила на суахили. Ясно одно: если я ни о чем подобном не слышала, для моих читательниц все это тоже тайна за семью печатями. Пожалуй, репортаж из секс-шопа – не такая уж безумная затея. Да, толк в этом есть.
Но как мне самой перешагнуть через невежество во всем, что касается секса? Нелегко избавиться в одночасье от копившихся годами предубеждений и ханжеских табу. Несмотря на нью-йоркское детство, в личной жизни я оказалась стопроцентной “девушкой со Среднего Запада”. Голова забита бабушкиными внушениями, а сундук – ночными рубашками с глухим воротом и подолом до пят.
– Вряд ли Кэмерона заинтересует статья про секс-шоп.
– Заинтересует, если правильно подать тему.
– Понятия не имею, в каком ракурсе. Кэмерон слишком старомодный...
– На себя посмотри. Сколько ты мне втолковывала, что для любой темы найдется нужный ракурс. Люди любопытны – так стань их глазами. Помоги заглянуть туда, где им самим бывать не доводилось.
– По-моему, ты хочешь, чтобы меня уволили.
– Чушь. Я знаю, что визит сюда дался тебе нелегко. Все мы боимся неизведанного. Но теперь-то ты убедилась, что здесь нет никаких ужасов?
– Тут можно разве что посмеяться, – нехотя подтвердила я.
– Вот именно. Но знаешь, даже такая глупость, как съедобные трусы, может спасти брак. Если его вообще еще можно спасти! Так что заткнись и слушай! Купи здесь что-нибудь, докажи Фрэнклину, что не опустила рук.
– Докажу, если сброшу вес.
– Полная чушь, – убежденно возразила Кэтлин. – Если на твоего муженька все это не подействует, значит, он попросту безнадежен. Но ты хотя бы сделаешь все возможное. – Она выдержала паузу. – Ну как, согласна?
– Согласна, – выдохнула я.
– Отлично. Тогда возьми эти и еще эти... – В мою корзину перекочевала пара черных треугольных лоскутков на неприметных резинках. – А если втереть каплю вот этого масла и подуть, по коже будто огонь пробежит. Пит, мерзавец, от такого массажа заводился с пол-оборота... И разумеется, пора тебе познакомиться с лучшими друзьями каждой девушки – и это вовсе не бриллианты...
Кэтлин принялась совать в мою корзинку вибраторы, которые я столь же настойчиво водворяла обратно на полки. Когда заныла рука, я взмолилась:
– Пойми, в таких делах я младенец. Мне еще рано ходить, дай сначала поползать!
– Ты у меня летать будешь!
Мы не торопясь обошли весь магазин, старательно обследуя каждую полку и каждую витрину. Уже через несколько минут я совершенно раскрепостилась. Удивительно, как быстро человек привыкает к свободе.
К огромной, в целый простенок, выставке кожаных причиндалов я прикипела надолго. Как зачарованная, разглядывала ремни с заклепками, агрессивные корсеты и совсем уж непонятные облачения из полосок кожи, гадая, как все это надевается. Что же такое притягательное таят в себе глянцевый блеск и хищный запах кожи? И почему такое множество людей упивается этими атрибутами добровольного рабства?
За философствованием я и не заметила, что кто-то подошел ко мне совсем близко. Симпатичный юноша, прячущий руки за спину, как робкий школьник.
– Ищете влюбленного раба? – Он застенчиво улыбнулся.
Милая непосредственность. Не подскажете, который час? Доллар не разменяете? Может, прикуете меня наручниками к кровати?
– О, спасибо, – любезно отозвалась я, слегка опомнившись. – То есть спасибо, нет.
Он одарил меня еще одной деликатной улыбкой и тихонько ретировался в засаду, к хлыстам и кандалам. Видно, караулит, кто проявит интерес к этим экспонатам. Я живо вообразила Фрэнклина, крепко-накрепко примотанного к кровати. Вдруг ему понравится? Кстати, неплохая идея. Пожалуй, единственный шанс удержать его подле себя.
Покончив с экспозицией, я забросала вопросами владельца магазина. Он словно того и ждал – выплеснул на меня потоки информации.
Общественная роль “Сэкскурсии” поражала воображение. Так, преподаватели социологии пригоняют сюда своих студентов, чтобы развеять ореол таинственности вокруг вопросов пола. А я – то считала себя первопроходцем!
Консультанты по проблемам контрацепции мотаются сюда, как на работу, – по распоряжению властей штата проходят тут инструктаж по правильному надеванию презервативов. Отдельные горе-советчики владели только теорией этого сугубо практического вопроса, а в итоге несколько незапланированных малышей и даже одна двойня!
Я всей душой одобрила порыв наших властей к правде жизни. Может, бананы с огурцами и годятся для просветительских видеороликов, но все-таки полезно потрогать предмет исследования собственными руками.
В общем, “Сэкскурсия” радикально отличалась от той грязной норы, что надолго определила наши с Сарой-Джейн представления о секс-шопах. Хозяин терпеливо и увлеченно растолковывал мне назначение каждого образчика – что это такое, как называется, как используется и для чего служит. В общем, я не пожалела, что потратила час времени и пятьдесят долларов, обзаведясь при этом набором ненавязчивых приманок для Фрэнклина и почти готовой статьей для Кэмерона.
От вибраторов я отказалась. Не всё сразу. Зато купила ароматическое масло для массажа, эротическое белье, приятные на вкус краски для тела и пару симпатичных пустяков. Начну скромно. Все великие дела начинаются с малого. Из Спрингфилда Фрэнклин вернется выжатым лимоном – окучивание избирателей выматывает и тело, и душу. Но грядет годовщина нашей свадьбы, и я подготовлю измученному мужу сказочную ночь, полную приятных сюрпризов. Идеальный повод опробовать мои приобретения.
Домой я добралась только к полуночи. В темной гостиной призывно мигал огонек автоответчика. От Фрэнклина ни полслова. Звонил Мак – как и вчера, и позавчера. Вернувшись в Чикаго, он стал названивать мне едва ли не ежедневно, словно наверстывая упущенное.
Темы наших бесед были по преимуществу хозяйственные. Мол, он из сил выбился, обустраиваясь на новом месте, понятия не имеет, где можно купить всякую бытовую ерунду. Я делилась опытом, но строго держалась дружеского тона. Мак, впрочем, не настаивал на большем. Но в иные вечера – скверные вечера, когда от Фрэнклина ни слуху ни духу, а проклятая статья никак не пишется и собственный вес весь мир застит, – голос Мака превращался для меня в путеводную нить, и я хваталась за телефон, как за соломинку.
ИЮЛЬ, 75-80 кг
– Три с половиной килограмма? – медсестра постучала по стеклышку на шкале весов.
– Начала бегать трусцой, – пояснила я. – Так дело идет быстрее.
Она смерила меня откровенно подозрительным взглядом.
– Неужели? – Лед в голосе пробрал меня до самых костей.
– Правда. Не слабительные, не клизмы, не тайские таблетки и не откачка жира, один только честный пот и жизнь впроголодь.
– Идемте взвесимся в другом кабинете. Эти весы все занижают.
Весы в другом кабинете неумолимо свидетельствовали, что я похудела на три килограмма и семьсот пятьдесят граммов.
– В прошлый раз вы взвешивались незадолго до менструации?
– Нет.
– Отлично, – процедила она сквозь зубы, записывая мой новый вес. – Теперь подышим в трубочку.
Потихоньку напевая от избытка счастья, я проследовала за ней к аппарату. Привычно поднесла ко рту пластиковую трубочку, дунула, и в следующий миг сестра вырвала у меня трубку, отсоединила ее, снова воткнула в гнездо и защелкала кнопками, сбрасывая показания.
– Еще раз!
Я снова дунула и, вытянув шею, уловила, как в окошке прибора стремительно понеслись красные цифры. Медсестра коротко приказала мне обождать и быстро вышла за дверь. Из коридора донесся ее настойчивый голос:
– Доктор Чен, вы не могли бы зайти?
Доктор терпеливо наблюдал за манипуляциями медсестры, вставлявшей в прибор новую трубку. Я спокойно склонилась к аппарату и дунула. Шестьдесят восемь.
– Прекрасный результат. – Доктор Чен взял меня за руку. – Признаться, миссис Аверс, у нас ни разу не было такого результата. В среднем тридцать четыре, сорок – уже хорошо. Но чтобы столько... Вы сжигаете жир фантастическими темпами.
– У миссис Петерсон было шестьдесят четыре, – желчно уточнила медсестра, отказываясь признавать мое достижение. – Доктору Чену ничего не стоило уточнить, что она вызывала у себя рвоту, а вдобавок глотала слабительные.
– Вообще-то я не большая любительница подобных упражнений, – холодно заметила я.
Общение с доктором на этот раз заняло считанные минуты. Он измерил мне давление, попутно задав несколько вопросов.
– С диетой есть проблемы?
– Никаких.
– Витамины принимаете?
– Разумеется.
– А самочувствие в порядке?
– В полном, разве что немного задыхаюсь на утренней пробежке. Иногда и подташнивать начинает, но все быстро приходит в норму.
– Я же запретил вам перенапрягаться, пока сидите на диете! Восемьсот калорий в день – слишком мало, чтобы бить спортивные рекорды.
– Доктор, клянусь, мы с Кэтлин даже не бегаем. Так, прохаживаемся.
– Что едите на завтрак?
– Банан.
– Съедайте два банана.
Я пообещала, хотя подчиняться не собиралась. Еще чего – пополнять ежедневный рацион нацелых восемьдесят калорий.
– Доктор... хочу сегодня отступить от диеты. Только на один вечер!
Он понимающе кивнул:
– Что, особый случай?
– Особый. Восемнадцатая годовщина свадьбы.
– Миссис Аверс, – мягко ответил он, – вы ведь взрослый человек. Только вы вправе решать, когда и что есть или не есть.
– Понимаю. Но не признайся я вам сейчас, мне бы вечером кусок в горло не полез. А теперь совесть моя чиста.
Доктор резким движением насадил на переносицу очки и улыбнулся:
– Многообещающий симптом! Вот, вы уже заранее готовитесь к небольшому отступлению от диеты. Ведь ничего не стоит накануне и после застолья съесть чуть меньше обычного, а в сумме никаких лишних калорий. Знаете, с кем приходится особенно трудно? С теми, кто, однажды сорвавшись с диеты, потом считает, что навеки похоронил свой единственный шанс похудеть. – Он перегнулся через стол и пожал мне руку. – Поздравляю вас, миссис Аверс, и желаю приятного вечера. От всей души!
Сегодня вместо личного сеанса гипноза доктор Чен проводил меня в тихий уютный зал и оставил одну. В приятном сумраке виднелось удобное кресло, а рядом с ним, на низком столике, магнитофон. Записанный на кассету голос доктора обещал “познакомить меня с моей обновленной личностью”. Я опустилась в кресло и нацепила наушники. Неужели магнитофон сможет меня загипнотизировать?
Погружение произошло мгновенно, и вот я уже скольжу все глубже и глубже в гостеприимную темноту, где ждут такие нужные, такие спасительные слова. Да, я стану красивой... Да, не буду испытывать голода... И никаких шоколадок, конфет, чипсов, пиццы, жирного сыра, – конечно, я ведь знаю, что все это вредит моей фигуре. И есть буду лишь до тех пор, пока голодна, а сверх того ни крошки... А если захочется съесть что-нибудь на полный желудок, я глубоко вздохну и почувствую, что совершенно сыта, довольна и счастлива... Да, да и еще раз да!
Десять... девять... восемь...
Не хочу всплывать. Почему нельзя остаться здесь, где меня не мучает ни свое, ни чужое презрение? Почему нельзя просто парить в этом блаженном покое, пока последний лишний килограмм не покинет меня навсегда?
Три... два... один...
Глаза открылись сами собой, как у куклы, которую выдернули из кроватки и поставили на ноги.
В холле меня дожидалась Кэтлин, прошедшая те же процедуры немного раньше. Разлившееся на моем лице блаженство лучше всяких слов доказывало, что прием прошел удачно. Я охотно делилась с нею своими достижениями, выписывая очередной чек на двадцать пять долларов. Оказывается, люди худеют не просто так, а вместе с кошельком.
– Купи кассету, – посоветовала Кэтлин, когда я малость поутихла. – И слушай на ночь, закрепляй успех.
Кассета влетела мне в ту же сумму, что и прием у врача, но грех было скупиться. Наконец мы двинулись к выходу, и Кэтлин, оглядев меня с ног до головы, одобрительно заметила:
– А ты теперь куда стройнее.
– Как-никак только что похудела на полсотни.
Кэтлин рассмеялась и увлекла меня на улицу, в деловито снующую полуденную толпу. Легкий ветер с реки смягчал жару, играл подолом моего платья. Этот шелковый наряд с пышной юбкой принадлежал Саре-Джейн и безумно шел ей. На мне же он висел мешком, особенно теперь, когда я похудела. Лишнюю ткань в талии приходилось стягивать поясом. Но что оставалось делать? В свои летние платья, даже самые свободные, я по-прежнему не влезала. Еще килограммов десять, если не больше, отделяли меня от заветной цели – собственного гардероба, а до тех пор я довольствовалась наследством Сары-Джейн. Покупать вещи теперешнего своего размера я не собиралась.
В глазах всего остального человечества мы с Кэтлин выглядели двумя весьма тучными женщинами. Точнее, выглядели бы, но человечество не удостаивало нас вниманием. Если же какая-нибудь худышка случайно натыкалась на нас, таких безобразных, отталкивающих и жалких, тотчас отворачивалась, как от прокаженных. Должно быть, еще и молилась про себя: “Господи, что угодно, только не это!”
Яркая красота Кэтлин то и дело привлекала быстрые взгляды украдкой. Не сомневаюсь, люди думали об одном: “Потрясающее лицо! И что бы ей не сесть на диету?” Но мне нынешняя Кэтлин казалась просто нимфой.
Она как-то призналась, что порой совершенно незнакомые люди останавливают ее на улице и убеждают похудеть. Будто сама она не подозревает о своей полноте. Я сжалась от стыда, припомнив собственные мелкие эскапады в адрес своих толстых приятельниц. Как я любила укоризненно поцокать языком, посиживая в шезлонге рядом с Сарой-Джейн. Невероятно, но никто из этих безответных толстушек, которым я “просто желала помочь”, ни разу не взвился на дыбы и не заставил меня заткнуться. Господи, ну и стервой я была. А Сара-Джейн – она-то куда смотрела, почему не поставила меня на место?
– Что на обед? – прервала мои размышления Кэтлин. – Салат?
– Ни в коем случае! Предпочитаю траву.
– Тебе не угодишь! Ладно, пойдем в мою любимую закусочную. Овощей там полно, и, если верить рекламе, без консервантов.
Вскоре мы уже заполняли огромные пластмассовые тарелки листьями латука и шпината, крохотными вилочками брюссельской капусты, соцветиями брокколи, ломтиками огурцов, сладкого перца и цуккини.
Перед нами в очереди оказались две дамы, явно страдающие ожирением. Двигаясь вдоль бесконечного прилавка, они методично накладывали себе салат с фасолью, салат из фруктов, сыр восьми сортов, пригоршни орехов, оливки и снова салат – со спагетти, с тунцом, с помидорами. Из нашей с Кэтлин диеты все эти яства были исключены. В их бездонных мисках уже уместилось больше калорий, чем в гусе с яблоками и сливочном торте, вместе взятых.
И на кой черт жрать всякую дрянь, если все равно не собираешься худеть? Уж наслаждайся нормальной едой. Впрочем, тогда нельзя будет заявить мужу или детям, врачу или психотерапевту: “Ах, ума не приложу, почему я столько вешу. Я ведь обедаю одним только салатом”.
С мисками в руках мы с Кэтлин побродили по площади возле центра Ричарда Дэйли и отыскали удобный столик на двоих, залитый солнцем. Вокруг бурлило людское море-вырвавшиеся на ланч банковские клерки, адвокаты, служащие бесчисленных контор. Была и праздная публика – эти явились извести кучу денег в фешенебельных торговых галереях и посмотреть на дневное музыкальное шоу.
Кэтлин извлекла из сумки пузырек и вытянула тугую пробку.
– Угостить соусом?
Я отказалась. Точно такая же склянка с самодельной заправкой для салата бултыхалась и в моей сумочке. Две чайные ложки постного масла, капелька яблочного уксуса, сухая горчица на кончике ножа и, для аромата, измельченный эстрагон.
Пока встряхивала бутылочку, пока кропила груду зелени на тарелке, успела погрузиться в тяжелые раздумья. Интересно, при виде этой картины Рикки тоже впадет в ступор? Все-таки это куда безобиднее, чем заливать кипятком полуфабрикаты за ресторанным столиком.
Истратив едва ли половину соуса, я решительно завинтила крышку. Нет, вряд ли она будет в шоке. Подумаешь, полить салат собственной заправкой. Или все-таки?.. Забывшись, я судорожно стиснула пузырек – еще чуть-чуть, и раздавила бы толстое аптечное стекло. Господи, я уже не знала, что она почувствует или скажет! Я перестала понимать родную дочь. Что бы там ни разладилось между нами, я обязана все исправить.
А для начала откажусь от всего, что может ее рассердить или вогнать в краску. И в лагере в родительский день проглочу свой салат вообще без заправки, не подавлюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37