Офицер, назначенный командовать атакой с суши, получил совершенно точные указания — выступать только после того, как начнется абордаж. Сердце его разрывалось от противоречивых чувств. С одной стороны, он знал, что приказы надо выполнять, с другой стороны, он видел, что выполнение приказа ведет к потере стратегического преимущества.
Атаковать, не дожидаясь абордажа?
А если у Делеза возникли сложности и абордажа не будет вообще? Тогда он останется с двумя неполными ротами мушкетеров против трех с половиной сотен разъяренных англичан.
От терзаний офицера избавил молодой стрелок, он не выдержал напряжения и выстрелил из своего мушкета прямо в туман на голоса противника.
Полковник Маллин, уже вполне проснувшийся, но еще не вполне разобравшийся в ситуации, принял единственно верное решение. Он велел всем только вставшим ото сна солдатам немедленно лечь на песок.
Так что невольный французский залп из зарослей принес минимальный вред.
— А теперь, пока они перезаряжают мушкеты, за мной!
Красномордый полковник оказался смелым человеком. И не дураком. Он правильно рассудил, что у противника, кто бы он ни был, людей не так много, как у него, иначе бы он действовал энергичнее.
Англичане и французы столкнулись на краю зарослей.
Кровопролитной битвы не получилось. Десять-двенадцать заколотых и раненых с обеих сторон. Французы не захотели выходить на пляж, англичане не стали соваться в заросли.
Тем временем «Саутгемптон» и «Повелитель морей» кое-как подняли паруса и направились на шум боя. Впрочем, туман уже к этому моменту рассеялся, и было отчетливо видно, что «Блаженный Уильям» ведет сражение с какими-то лодками. И в сражении этом, кажется, берет верх.
Сомнения все рассеялись, когда корабль капитана Кидда пустил в ход пушки. Стоило подняться в воздух двум фонтанам, состоящим из орущих людей и исковерканных обломков вперемешку с водой, как все было кончено.
Когда корабли эскадры подошли вплотную к месту боя, им осталась только приятная работа. Расстреливать из мушкетов и пушек мокрых, несчастных, тяжело выбирающихся на берег французов. Некоторые из них падали в изнеможении, другие оттого, что были ранены или убиты.
Уйти удалось всего лишь четырем пирогам. Да и то их экипажам пришлось изрядно понервничать, пока над их головами свистели ядра победителей.
Столь замечательно задуманная операция завершилась столь плачевно.
И все почему?
Капитан Кидд был разбужен грохотом пушечной пальбы. Разбужен, но ненадолго. Решив почему-то, что это не имеет к нему никакого отношения, он снова бросил голову на подушку и погрузился в путаный похмельный сон.
Билли, много повидавший на своем пиратском веку, смотрел на своего капитана не без некоторого странного восхищения. Редко встретишь человека, столь свободного в своих поступках.
Победоносный бой уже затихал, когда Уильям Кидд потребовал воды.
Билли выдавил в большую кружку с водой пол-лимона и подал ему.
— Что это там за грохот, Билли?
— Бой, сэр.
— С кем, Билли?
— С французами, надо понимать, сэр.
— С чего ты решил, что они французы?
— А они ругаются по-французски, сэр.
— А ты знаешь французские ругательства, Билли? Капитан прихлебывал холодную воду и после каждого глотка переживал короткий миг блаженства.
— Я знаю много всяких ругательств, сэр, но когда приспичит, ругаюсь по-английски. Думаю, у этих ребят та же история.
— Когда же эти негодяи на нас напали?
— Правильнее было бы сказать, что это мы на них напали!
— Когда?
— Да не так давно, и двух склянок не отбить.
— А кто приказал?
— Вы, сэр.
— Я?
Тут Уильяму стало по-настоящему плохо. Несколько химерических по своей омерзительности воспоминаний всплыло в его измученном мозгу.
А ведь он и правда отдавал вчера какие-то безумные команды!!!
Что же делать?!
Сделалось капитану Кидду так тоскливо-тоскливо. Что он скажет полковнику? Что он скажет губернатору Вудфорду? Не говоря уже о лорде Хардуэе.
Отдал приказ о нападении, а сам нападение проспал!
Раздался стук в дверь каюты. Уильяму показалось, что это явился лично полковник, чтобы тащить его на виселицу.
Оказалось, что это явились Каллифорд с Берджессом. Вид у них был сияющий.
— Полная победа, сэр!
Перекошенная в нескольких направлениях конопатая физиономия капитана начала медленно расправляться.
— Победа?
Он спросил очень осторожно, чуть-чуть спросил, в любой момент ожидая, что на него обрушат град насмешек и самых грубых издевательств.
— Да, сэр.
Каллифорд являл собой сплошную уверенность, он просто отчеканивал каждое слово, невозможно было усомниться в том, что он говорит.
— Мы потопили полтора десятка французских пирог, мы спасли эскадру. В конце концов, мы спасли самого полковника Маллина. Думаю, мы заслуживаем поощрения. И теперь не может быть никаких сомнений в нашей верности.
— На «Саутгемптоне» выбросили красный и белый флаги, — сказал Билли.
— Что это значит? — поинтересовался капитан Кидд, и никто не посмел улыбнуться.
— Это значит, что флагман приглашает вас к себе на борт, сэр, — пояснил Каллифорд.
Уильям Кидд потрогал свой подбородок:
— Но мне же нужно побриться!
Спустя некоторое время полковник Маллин расточал комплименты капитану «Блаженного». По его словам, выходило, что своим неожиданным и решительным маневром Кидд действительно спас эскадру. И принес первую убедительную победу флоту его величества над смертельным противником.
— Я рад, дружище, что мы с лордом Хардуэем не ошиблись в вас.
— Я тоже рад.
— Послушайте, а что это от вас разит, как из пивной бочки? Вы что, уже начали праздновать победу?
Капитан Кидд стыдливо опустил глаза.
Возвращение «Блаженного Уильяма» в Порт-Элизабет можно было признать триумфальным. В тавернах, в богатых домах и даже на сахарных плантациях рассуждали только о храбрости и воинском искусстве капитана Кидда.
Губернатор Вудфорд удостоил героя формальной аудиенции. Приступ подагры у него миновал, поэтому он мог облачиться в парадный мундир.
В разговоре его превосходительство признался, что первое впечатление от их знакомства было не великолепным, но теперь он готов признать, что посрамлен.
— Как говорят в Ирландии, те, кто умеют себя подать, не всегда умеют себя вести.
Поговорка не совсем точно выражала суть ситуации, но это ничуть не смутило победителя при Сан-Хуане.
Не все были столь однозначны и единодушны в оценке подвига, совершенного капитаном «Блаженного»! Например, полковник Маллин, отойдя от первых восторгов, внимательно рассмотрев все обстоятельства этой истории, пришел к выводу, что в ней есть несколько темноватых пятен.
Хорошо, конечно, что корабль Кидда оказался у выхода из бухты именно тогда, когда было нужно, но вот почему это произошло?
По приказу Кидда?
Но что толкнуло его к отдаче такого приказа?
Сверхъестественное чутье?
А может быть, у него были свои шпионы, вовремя сообщившие о готовящейся атаке?
А может быть, удачливость Кидда — всего лишь удачное стечение обстоятельств? Он хотел бежать из гавани тайком, а тут французы?
Нет, это было бы слишком, таких совпадений в жизни не бывает. К такому трезвому выводу пришел полковник после трех больших стаканов мальвазии, которой он угощался в обществе лорда Хардуэя, вернувшегося со второй частью своей эскадры из инспекционного рейда на Барбадос.
— Что ж, Маллин, поздравляю вас. Об этом успехе не стыдно доложить не только лорду адмиралтейства, но и самому его величеству.
Полковник покраснел сверх обычного и промолчал. Долг офицера требовал от него сообщить своему непосредственному начальнику о сомнениях, роившихся в голове, но ему не хотелось портить впечатление от несомненной победы.
Да и сомнения были слишком зыбкими.
— А не кажется ли вам, Маллин, что мы отнеслись к этому Кидду слишком пренебрежительно. Он посрамил наше неверие, не правда ли?
Полковник пробурчал что-то невнятное.
— Не доказал ли он, что не нуждается в няньках? Маллин посмотрел на лорда Хардуэя, на полковника Керра, также присутствовавшего за столом, и тяжело вздохнул. Его превосходительство не понял, как ему истолковывать этот полковничий вздох.
— Через неделю я собираюсь посетить Ямайку, для этого мне понадобятся все наши силы. Меня бы очень устроило, если бы капитан Кидд смог взять на себя задачу патрулирования вод вокруг острова Невис.
— Без сопровождения?
— Ну, можно ему придать пару шлюпов для солидности. После разгрома у Сан-Хуана французы не посмеют больше наглеть в наших водах. Мне так кажется.
Пока шли эти обсуждения, капитану Кидду не давали терять времени даром.
Он оказался под усиленным вниманием женщин. Причем внимание это обрушилось на него с самых разных направлений. О сестрах Плант здесь уже упоминалось. Следуя правилам хорошего тона, он не мог не посетить их дом после триумфального возвращения с морских фронтов.
В его честь был устроен настоящий спектакль.
Звучали виолончели, лиры изливали лирические мечты, им вторили не слишком звучные, но приятные голоса девиц Плант.
Героя все это трогало мало, но он твердо знал, что настоящий джентльмен должен терпеть, когда настоящие леди занимаются в его присутствии искусством.
Помимо пятерых дочерей были и приглашенные дамы. Их специально выбирали с таким расчетом, чтобы на их фоне дочки майора выглядели хорошенькими. Легко представить себе, что представляли собой эти дамы. Да и было их немного. Дочери майора собственными силами могли создать ощущение, что дам на вечере полно.
После концерта само собой открылись танцы. Майор добыл откуда-то пару шотландских волынщиков, думая, что этим размягчит сердце героя. Надо сказать, что Уильям, увидев соотечественников, скорее удивился, чем пришел в восторг.
Впрочем, он был не прочь потанцевать.
Конечно, не новомодные парижские контрдансы были близки его сердцу, а простые деревенские переплясы. В контексте кровопролитной войны это воспринималось не как недостаток светскости, а как патриотическое поведение.
Капитану пришлось потрудиться. Дочерей у майора было все же пятеро, и все на что-то претендовали, поскольку ни одну из них герой-победитель явно не выделял.
Можно сказать, праздник встречи удался.
За обедом Кидд был сдержан в потреблении напитков и посему вернулся домой на своих ногах, лишь слегка поддерживаемый с двух сторон двумя молчаливыми мулатами, специально выделенными майором для его сопровождения.
Домом его в Порт-Элизабет стала большая темноватая комната с зарешеченными окнами на втором этаже трактира «Жемчужный попугай». Жилище было выбрано, прямо скажем, не слишком удачно, ибо на первом этаже весь вечер и большую часть ночи стоял такой грохот, что заснуть казалось совершенно немыслимо.
Не успел Кидд войти к себе и рухнуть на застеленную постель, как в дверь комнаты постучали.
Не буду открывать, решил он, и дверь тут же распахнулась, на пороге стоял слуга из дома Плантов (Уильям смутно припоминал его внешность) с белым конвертом в руках.
— Что это, — осторожно поинтересовался Уильям, — приказ? Мы выступаем?
— Прошу прощения, сэр. Я не знаю, что это такое. Мне было велено передать, вот и все.
Капитан взял пакет.
Слуга исчез, как умеют исчезать только умные слуги.
Капитан почувствовал, что от конверта исходит сильный запах духов, и ему пришло в голову, что внутри его не приказ о немедленном выступлении.
И вообще там что-то совершенно не военное.
Подчиняясь не столько любопытству, сколько чувству долга, он надорвал надушенную бумагу, вытащил тонкий листок с золотистым вензелем в углу.
И прочел.
«Сожгите это послание сразу по прочтении, сударь.
Знаю, я не должна Вам писать. Девушка, которая решается на подобную отчаянность, вручает и свою честь, и самое жизнь прихотливой воле случая.
Но у меня нет иного выхода, и вот я пишу к Вам.
Первое, что надобно сказать: мир, приютивший на краткое время наши души, есть, несомненно, обитель горестей, несчастий, где почти невозможно встретиться двум сердцам, предназначенным друг для друга.
Ужели так будет всегда?!
Ужели нет выхода из круга роковых предназначений?!
Ответ на эти страшные вопросы Вы можете узнать на рассвете, в дальней аллее нашего сада.
Теперь Вы знаете все.
Теперь Вы хранитель роковой тайны.
Помните, судьба и честь невинного существа находятся в Ваших руках.
Вас ждут, счастливец.
А теперь бросьте послание в огонь!
Известная Вам и неизвестная».
Уильям огляделся и испытал неловкость оттого, что не может исполнить просьбу известной-неизвестной. В комнате не было ничего, напоминающего камин или костер.
Может быть, воспользоваться свечой?
Огонек ее готовно подрагивал в нескольких дюймах от края надушенной бумаги. Уильям было потянулся к нему, но тот рванулся в сторону, рванулся обратно, как будто впав в сомнение, стоит ли ему участвовать в таком деле.
Виновата была дверь, самовольно распахнувшаяся за спиной.
Нет, не самовольно.
Обернувшись, Уильям увидел в дверном проеме высокую статную мулатку, могучий торс которой был обмотан сенегальским платком, небрежно завязанным на левом бедре, а увесистая грудь свободно располагалась внутри белой шелковой рубахи с готовым на все вырезом.
Белые зрачки.
Белые зубы.
От тела исходит сексуальный жар, ощутимый даже на расстоянии семи шагов.
В первый момент капитан Кидд слегка растерялся, а потом остроумно нашелся.
— Здравствуйте, — с достоинством сказал он.
— Значит, этот негодник Кидд — ты? — влажно произнесла мулатка, входя в комнату.
— Я, — ответил капитан, чувствуя, что громкая фамилия в данном случае ему не защита: Гостья плавно приближалась.
— А меня зовут Либа. Слышал?
— Нет.
— Ну и к лучшему. Ты меня увидел, значит, не будешь верить тому, что обо мне услышишь.
Кидд встал с табурета, неловко держа в руке только что прочитанное письмо. Роскошная гостья тут же обратила внимание на этот листок бумаги. Он показался ей подозрительным.
— Тебе пишут письма? Уж не женщины ли? Мне бы это не понравилось.
Она говорила с характерным островным акцентом, чуть растягивая гласные. Уильяма, однако, насторожил не акцент, а тон. Либа говорила так, словно имела на него, капитана Кидда, какие-то права. Какие, право?!
Герой просто не знал, что такова была манера всех местных проституток. Наигранная агрессивность являлась частью предлюбовной игры. Морским разбойникам нравилось, чтобы их тоже иногда брали на абордаж. Особенно приятно, когда это делает привлекательная женщина.
Проститутки появились на островах Карибского моря лет за тридцать до описываемых событий. Губернатор Тортуги господин Д'Ожерон, пользовавшийся большим уважением среди членов Берегового братства, ведший финансовые дела многих морских разбойников, однажды озаботился тем, что вернувшиеся из похода джентльмены удачи ведут слишком буйный образ жизни. Крушат все подряд, устраивают дуэли и поджоги, слишком уж откровенно измываются над мирными местными жителями.
Он пришел к выводу, что причиной подобного поведения является отсутствие женщин в тех портах, где они обычно квартируют в сезон дождей или в другое, неудобное для основного промысла время.
Этот благороднейший и мудрейший человек за свой счет снарядил корабль и отправил его во Францию. Когда корабль вернулся, на его борту было до полутора сотен женщин.
Женщин особого сорта.
И даже не первосортных среди них.
Но пираты, корсары, флибустьеры и охотно примыкавшие к ним буканьеры и лесорубы были в восторге.
Они по достоинству оценили подарок.
Губернатор Тортуги стал фигурой легендарной и неприкосновенной.
Жизнь морских воинов на суше стала намного интереснее и приятнее.
Первое время этим жрицам платной любви было запрещено выходить замуж, что понятно. Замужняя женщина обслуживает одного мужчину, на ней женатого. Изредка еще двоих-троих, если она любвеобильна или лишена высоких моральных устоев. Женщина свободная может доставлять приятные минуты многим десяткам мужчин. Второй вариант, в отличие от первого, проблему решал.
Пиратов, несмотря на подарок Д'Ожерона, было во много раз больше, чем женщин, с которыми можно было спать, не испытывая непреодолимого отвращения.
С гостеприимной Тортуги женщины начали перебираться на другие острова.
Из Европы стали приходить и другие корабли, груженные покупными невестами.
Постепенно перестали обращать внимание на закон, запрещающий замужество для особ женского пола, занимающихся торговлей собственным телом.
Кстати, сколько удивительных, трогательных и комических историй оставили в назидание потомкам хроникеры, которые взяли на себя труд описать те пути, что выбирали влюбленные пары, дабы обойти злосчастный закон!
Сколько водевилей и трагедий произошло на этих путях!
Дети, народившиеся во множестве от браков проституток и разбойников, очень часто шли в разбойники и проститутки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Атаковать, не дожидаясь абордажа?
А если у Делеза возникли сложности и абордажа не будет вообще? Тогда он останется с двумя неполными ротами мушкетеров против трех с половиной сотен разъяренных англичан.
От терзаний офицера избавил молодой стрелок, он не выдержал напряжения и выстрелил из своего мушкета прямо в туман на голоса противника.
Полковник Маллин, уже вполне проснувшийся, но еще не вполне разобравшийся в ситуации, принял единственно верное решение. Он велел всем только вставшим ото сна солдатам немедленно лечь на песок.
Так что невольный французский залп из зарослей принес минимальный вред.
— А теперь, пока они перезаряжают мушкеты, за мной!
Красномордый полковник оказался смелым человеком. И не дураком. Он правильно рассудил, что у противника, кто бы он ни был, людей не так много, как у него, иначе бы он действовал энергичнее.
Англичане и французы столкнулись на краю зарослей.
Кровопролитной битвы не получилось. Десять-двенадцать заколотых и раненых с обеих сторон. Французы не захотели выходить на пляж, англичане не стали соваться в заросли.
Тем временем «Саутгемптон» и «Повелитель морей» кое-как подняли паруса и направились на шум боя. Впрочем, туман уже к этому моменту рассеялся, и было отчетливо видно, что «Блаженный Уильям» ведет сражение с какими-то лодками. И в сражении этом, кажется, берет верх.
Сомнения все рассеялись, когда корабль капитана Кидда пустил в ход пушки. Стоило подняться в воздух двум фонтанам, состоящим из орущих людей и исковерканных обломков вперемешку с водой, как все было кончено.
Когда корабли эскадры подошли вплотную к месту боя, им осталась только приятная работа. Расстреливать из мушкетов и пушек мокрых, несчастных, тяжело выбирающихся на берег французов. Некоторые из них падали в изнеможении, другие оттого, что были ранены или убиты.
Уйти удалось всего лишь четырем пирогам. Да и то их экипажам пришлось изрядно понервничать, пока над их головами свистели ядра победителей.
Столь замечательно задуманная операция завершилась столь плачевно.
И все почему?
Капитан Кидд был разбужен грохотом пушечной пальбы. Разбужен, но ненадолго. Решив почему-то, что это не имеет к нему никакого отношения, он снова бросил голову на подушку и погрузился в путаный похмельный сон.
Билли, много повидавший на своем пиратском веку, смотрел на своего капитана не без некоторого странного восхищения. Редко встретишь человека, столь свободного в своих поступках.
Победоносный бой уже затихал, когда Уильям Кидд потребовал воды.
Билли выдавил в большую кружку с водой пол-лимона и подал ему.
— Что это там за грохот, Билли?
— Бой, сэр.
— С кем, Билли?
— С французами, надо понимать, сэр.
— С чего ты решил, что они французы?
— А они ругаются по-французски, сэр.
— А ты знаешь французские ругательства, Билли? Капитан прихлебывал холодную воду и после каждого глотка переживал короткий миг блаженства.
— Я знаю много всяких ругательств, сэр, но когда приспичит, ругаюсь по-английски. Думаю, у этих ребят та же история.
— Когда же эти негодяи на нас напали?
— Правильнее было бы сказать, что это мы на них напали!
— Когда?
— Да не так давно, и двух склянок не отбить.
— А кто приказал?
— Вы, сэр.
— Я?
Тут Уильяму стало по-настоящему плохо. Несколько химерических по своей омерзительности воспоминаний всплыло в его измученном мозгу.
А ведь он и правда отдавал вчера какие-то безумные команды!!!
Что же делать?!
Сделалось капитану Кидду так тоскливо-тоскливо. Что он скажет полковнику? Что он скажет губернатору Вудфорду? Не говоря уже о лорде Хардуэе.
Отдал приказ о нападении, а сам нападение проспал!
Раздался стук в дверь каюты. Уильяму показалось, что это явился лично полковник, чтобы тащить его на виселицу.
Оказалось, что это явились Каллифорд с Берджессом. Вид у них был сияющий.
— Полная победа, сэр!
Перекошенная в нескольких направлениях конопатая физиономия капитана начала медленно расправляться.
— Победа?
Он спросил очень осторожно, чуть-чуть спросил, в любой момент ожидая, что на него обрушат град насмешек и самых грубых издевательств.
— Да, сэр.
Каллифорд являл собой сплошную уверенность, он просто отчеканивал каждое слово, невозможно было усомниться в том, что он говорит.
— Мы потопили полтора десятка французских пирог, мы спасли эскадру. В конце концов, мы спасли самого полковника Маллина. Думаю, мы заслуживаем поощрения. И теперь не может быть никаких сомнений в нашей верности.
— На «Саутгемптоне» выбросили красный и белый флаги, — сказал Билли.
— Что это значит? — поинтересовался капитан Кидд, и никто не посмел улыбнуться.
— Это значит, что флагман приглашает вас к себе на борт, сэр, — пояснил Каллифорд.
Уильям Кидд потрогал свой подбородок:
— Но мне же нужно побриться!
Спустя некоторое время полковник Маллин расточал комплименты капитану «Блаженного». По его словам, выходило, что своим неожиданным и решительным маневром Кидд действительно спас эскадру. И принес первую убедительную победу флоту его величества над смертельным противником.
— Я рад, дружище, что мы с лордом Хардуэем не ошиблись в вас.
— Я тоже рад.
— Послушайте, а что это от вас разит, как из пивной бочки? Вы что, уже начали праздновать победу?
Капитан Кидд стыдливо опустил глаза.
Возвращение «Блаженного Уильяма» в Порт-Элизабет можно было признать триумфальным. В тавернах, в богатых домах и даже на сахарных плантациях рассуждали только о храбрости и воинском искусстве капитана Кидда.
Губернатор Вудфорд удостоил героя формальной аудиенции. Приступ подагры у него миновал, поэтому он мог облачиться в парадный мундир.
В разговоре его превосходительство признался, что первое впечатление от их знакомства было не великолепным, но теперь он готов признать, что посрамлен.
— Как говорят в Ирландии, те, кто умеют себя подать, не всегда умеют себя вести.
Поговорка не совсем точно выражала суть ситуации, но это ничуть не смутило победителя при Сан-Хуане.
Не все были столь однозначны и единодушны в оценке подвига, совершенного капитаном «Блаженного»! Например, полковник Маллин, отойдя от первых восторгов, внимательно рассмотрев все обстоятельства этой истории, пришел к выводу, что в ней есть несколько темноватых пятен.
Хорошо, конечно, что корабль Кидда оказался у выхода из бухты именно тогда, когда было нужно, но вот почему это произошло?
По приказу Кидда?
Но что толкнуло его к отдаче такого приказа?
Сверхъестественное чутье?
А может быть, у него были свои шпионы, вовремя сообщившие о готовящейся атаке?
А может быть, удачливость Кидда — всего лишь удачное стечение обстоятельств? Он хотел бежать из гавани тайком, а тут французы?
Нет, это было бы слишком, таких совпадений в жизни не бывает. К такому трезвому выводу пришел полковник после трех больших стаканов мальвазии, которой он угощался в обществе лорда Хардуэя, вернувшегося со второй частью своей эскадры из инспекционного рейда на Барбадос.
— Что ж, Маллин, поздравляю вас. Об этом успехе не стыдно доложить не только лорду адмиралтейства, но и самому его величеству.
Полковник покраснел сверх обычного и промолчал. Долг офицера требовал от него сообщить своему непосредственному начальнику о сомнениях, роившихся в голове, но ему не хотелось портить впечатление от несомненной победы.
Да и сомнения были слишком зыбкими.
— А не кажется ли вам, Маллин, что мы отнеслись к этому Кидду слишком пренебрежительно. Он посрамил наше неверие, не правда ли?
Полковник пробурчал что-то невнятное.
— Не доказал ли он, что не нуждается в няньках? Маллин посмотрел на лорда Хардуэя, на полковника Керра, также присутствовавшего за столом, и тяжело вздохнул. Его превосходительство не понял, как ему истолковывать этот полковничий вздох.
— Через неделю я собираюсь посетить Ямайку, для этого мне понадобятся все наши силы. Меня бы очень устроило, если бы капитан Кидд смог взять на себя задачу патрулирования вод вокруг острова Невис.
— Без сопровождения?
— Ну, можно ему придать пару шлюпов для солидности. После разгрома у Сан-Хуана французы не посмеют больше наглеть в наших водах. Мне так кажется.
Пока шли эти обсуждения, капитану Кидду не давали терять времени даром.
Он оказался под усиленным вниманием женщин. Причем внимание это обрушилось на него с самых разных направлений. О сестрах Плант здесь уже упоминалось. Следуя правилам хорошего тона, он не мог не посетить их дом после триумфального возвращения с морских фронтов.
В его честь был устроен настоящий спектакль.
Звучали виолончели, лиры изливали лирические мечты, им вторили не слишком звучные, но приятные голоса девиц Плант.
Героя все это трогало мало, но он твердо знал, что настоящий джентльмен должен терпеть, когда настоящие леди занимаются в его присутствии искусством.
Помимо пятерых дочерей были и приглашенные дамы. Их специально выбирали с таким расчетом, чтобы на их фоне дочки майора выглядели хорошенькими. Легко представить себе, что представляли собой эти дамы. Да и было их немного. Дочери майора собственными силами могли создать ощущение, что дам на вечере полно.
После концерта само собой открылись танцы. Майор добыл откуда-то пару шотландских волынщиков, думая, что этим размягчит сердце героя. Надо сказать, что Уильям, увидев соотечественников, скорее удивился, чем пришел в восторг.
Впрочем, он был не прочь потанцевать.
Конечно, не новомодные парижские контрдансы были близки его сердцу, а простые деревенские переплясы. В контексте кровопролитной войны это воспринималось не как недостаток светскости, а как патриотическое поведение.
Капитану пришлось потрудиться. Дочерей у майора было все же пятеро, и все на что-то претендовали, поскольку ни одну из них герой-победитель явно не выделял.
Можно сказать, праздник встречи удался.
За обедом Кидд был сдержан в потреблении напитков и посему вернулся домой на своих ногах, лишь слегка поддерживаемый с двух сторон двумя молчаливыми мулатами, специально выделенными майором для его сопровождения.
Домом его в Порт-Элизабет стала большая темноватая комната с зарешеченными окнами на втором этаже трактира «Жемчужный попугай». Жилище было выбрано, прямо скажем, не слишком удачно, ибо на первом этаже весь вечер и большую часть ночи стоял такой грохот, что заснуть казалось совершенно немыслимо.
Не успел Кидд войти к себе и рухнуть на застеленную постель, как в дверь комнаты постучали.
Не буду открывать, решил он, и дверь тут же распахнулась, на пороге стоял слуга из дома Плантов (Уильям смутно припоминал его внешность) с белым конвертом в руках.
— Что это, — осторожно поинтересовался Уильям, — приказ? Мы выступаем?
— Прошу прощения, сэр. Я не знаю, что это такое. Мне было велено передать, вот и все.
Капитан взял пакет.
Слуга исчез, как умеют исчезать только умные слуги.
Капитан почувствовал, что от конверта исходит сильный запах духов, и ему пришло в голову, что внутри его не приказ о немедленном выступлении.
И вообще там что-то совершенно не военное.
Подчиняясь не столько любопытству, сколько чувству долга, он надорвал надушенную бумагу, вытащил тонкий листок с золотистым вензелем в углу.
И прочел.
«Сожгите это послание сразу по прочтении, сударь.
Знаю, я не должна Вам писать. Девушка, которая решается на подобную отчаянность, вручает и свою честь, и самое жизнь прихотливой воле случая.
Но у меня нет иного выхода, и вот я пишу к Вам.
Первое, что надобно сказать: мир, приютивший на краткое время наши души, есть, несомненно, обитель горестей, несчастий, где почти невозможно встретиться двум сердцам, предназначенным друг для друга.
Ужели так будет всегда?!
Ужели нет выхода из круга роковых предназначений?!
Ответ на эти страшные вопросы Вы можете узнать на рассвете, в дальней аллее нашего сада.
Теперь Вы знаете все.
Теперь Вы хранитель роковой тайны.
Помните, судьба и честь невинного существа находятся в Ваших руках.
Вас ждут, счастливец.
А теперь бросьте послание в огонь!
Известная Вам и неизвестная».
Уильям огляделся и испытал неловкость оттого, что не может исполнить просьбу известной-неизвестной. В комнате не было ничего, напоминающего камин или костер.
Может быть, воспользоваться свечой?
Огонек ее готовно подрагивал в нескольких дюймах от края надушенной бумаги. Уильям было потянулся к нему, но тот рванулся в сторону, рванулся обратно, как будто впав в сомнение, стоит ли ему участвовать в таком деле.
Виновата была дверь, самовольно распахнувшаяся за спиной.
Нет, не самовольно.
Обернувшись, Уильям увидел в дверном проеме высокую статную мулатку, могучий торс которой был обмотан сенегальским платком, небрежно завязанным на левом бедре, а увесистая грудь свободно располагалась внутри белой шелковой рубахи с готовым на все вырезом.
Белые зрачки.
Белые зубы.
От тела исходит сексуальный жар, ощутимый даже на расстоянии семи шагов.
В первый момент капитан Кидд слегка растерялся, а потом остроумно нашелся.
— Здравствуйте, — с достоинством сказал он.
— Значит, этот негодник Кидд — ты? — влажно произнесла мулатка, входя в комнату.
— Я, — ответил капитан, чувствуя, что громкая фамилия в данном случае ему не защита: Гостья плавно приближалась.
— А меня зовут Либа. Слышал?
— Нет.
— Ну и к лучшему. Ты меня увидел, значит, не будешь верить тому, что обо мне услышишь.
Кидд встал с табурета, неловко держа в руке только что прочитанное письмо. Роскошная гостья тут же обратила внимание на этот листок бумаги. Он показался ей подозрительным.
— Тебе пишут письма? Уж не женщины ли? Мне бы это не понравилось.
Она говорила с характерным островным акцентом, чуть растягивая гласные. Уильяма, однако, насторожил не акцент, а тон. Либа говорила так, словно имела на него, капитана Кидда, какие-то права. Какие, право?!
Герой просто не знал, что такова была манера всех местных проституток. Наигранная агрессивность являлась частью предлюбовной игры. Морским разбойникам нравилось, чтобы их тоже иногда брали на абордаж. Особенно приятно, когда это делает привлекательная женщина.
Проститутки появились на островах Карибского моря лет за тридцать до описываемых событий. Губернатор Тортуги господин Д'Ожерон, пользовавшийся большим уважением среди членов Берегового братства, ведший финансовые дела многих морских разбойников, однажды озаботился тем, что вернувшиеся из похода джентльмены удачи ведут слишком буйный образ жизни. Крушат все подряд, устраивают дуэли и поджоги, слишком уж откровенно измываются над мирными местными жителями.
Он пришел к выводу, что причиной подобного поведения является отсутствие женщин в тех портах, где они обычно квартируют в сезон дождей или в другое, неудобное для основного промысла время.
Этот благороднейший и мудрейший человек за свой счет снарядил корабль и отправил его во Францию. Когда корабль вернулся, на его борту было до полутора сотен женщин.
Женщин особого сорта.
И даже не первосортных среди них.
Но пираты, корсары, флибустьеры и охотно примыкавшие к ним буканьеры и лесорубы были в восторге.
Они по достоинству оценили подарок.
Губернатор Тортуги стал фигурой легендарной и неприкосновенной.
Жизнь морских воинов на суше стала намного интереснее и приятнее.
Первое время этим жрицам платной любви было запрещено выходить замуж, что понятно. Замужняя женщина обслуживает одного мужчину, на ней женатого. Изредка еще двоих-троих, если она любвеобильна или лишена высоких моральных устоев. Женщина свободная может доставлять приятные минуты многим десяткам мужчин. Второй вариант, в отличие от первого, проблему решал.
Пиратов, несмотря на подарок Д'Ожерона, было во много раз больше, чем женщин, с которыми можно было спать, не испытывая непреодолимого отвращения.
С гостеприимной Тортуги женщины начали перебираться на другие острова.
Из Европы стали приходить и другие корабли, груженные покупными невестами.
Постепенно перестали обращать внимание на закон, запрещающий замужество для особ женского пола, занимающихся торговлей собственным телом.
Кстати, сколько удивительных, трогательных и комических историй оставили в назидание потомкам хроникеры, которые взяли на себя труд описать те пути, что выбирали влюбленные пары, дабы обойти злосчастный закон!
Сколько водевилей и трагедий произошло на этих путях!
Дети, народившиеся во множестве от браков проституток и разбойников, очень часто шли в разбойники и проститутки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38