— Кимберли, — сказал Мак, словно угадав ее мысли, — ты ведь понимаешь, что этим не вернуть мать и сестру, правда? Что сколько бы убийц ты ни выследила, это не изменит того, что случилось, того, что ты не спасла их своевременно?— Мак, я бывала на их могилах. Я знаю, что они оттуда не встанут.— И ты всего-навсего новенькая, — неумолимо продолжал он. — Ты ничего не знаешь об этом человеке, даже не прошла полностью курс подготовки. Возможно, твои усилия ни на йоту не изменят положение дел. Подумай об этом, прежде чем ставить крест на своей карьере.— Я хочу поехать.— Почему?Кимберли улыбнулась Маку, хотя понимала, что улыбка кажется ему вымученной. Это был очень важный вопрос, на который она могла дать множество ответов. Уотсон сегодня утром был прав — за девять недель она не подружилась и сблизилась ни с кем из сокурсников. Странно, но что-то схожее на привязанность она питала прежде всего к мертвой девушке, обнаруженной в лесу.Кимберли испытывала вину уцелевшей и устала проводить выходные на полях с белыми крестами. У нее возникла нездоровая потребность гоняться за смертью, после того как она ощутила на шее его пальцы. В конце концов, она дочь своего отца. Невнимательная к живым и беспредельно преданная мертвым, особенно убитой девушке, так поразительно похожей на Мэнди.Столько возможных ответов. И Кимберли сама удивилась, дав тот, который был ближе всех к истине.— Потому что хочу.Задержав на Кимберли пристальный взгляд. Мак кивнул.— Ладно. Встречаемся утром в шесть часов перед Джефферсон-Холлом. Захвати дорожную одежду. И вот что, Кимберли, — добавил он, когда они поднялись и отряхнулись. — Не забудь свой «глок». Глава 17 Олбани, штат Джорджия1 час 36 минут. Температура 30 градусов Мать Норы Рей смотрела телевизор, сидя на старом коричневом диване в полинявшем розовом халате, который носила три года. Короткие, седые у корней волосы торчали во все стороны и будут торчать, пока не придет бабушка Норы и не заставит дочь взять себя в руки. Без нее Эбигейл Уоттс редко поднималась с дивана. Сидела сгорбившись приоткрыв рот и неотрывно смотрела на экран. Некоторые люди начинают пить, думала Нора Рей. Ее мать все время просиживала у телевизора.Нора Рей еще помнила то время, когда мать была красивой. Эбигейл поднималась в шесть часов, накручивав волосы на термобигуди и накладывала макияж. Когда Нора Рей и Мэри Лини спускались завтракать, мать в элегантном платье с цветочным узором суетилась на кухне, наливала отцу кофе, ставила перед ними тарелки с овсянкой и весело болтала ровно до семи часов пяти минут. Потом хватала сумочку и отправлялась на работу. Тогда она была секретаршей в юридической фирме. Получала не ахти какие деньги, но ей нравились и работа, и двое партнеров, владевших фирмой. К тому же в маленьком рабочем районе та работа считалась престижной. Юридическая фирма… Приличное место.Мать Норы Рей уже несколько лет не появлялась на службе. Нора Рей даже не знала, уволилась ли она по всей форме. Скорее просто вышла однажды, получив звонок из полиции, и больше не возвращалась.Юристы отнеслись к этому добросердечно. Предложили свои услуги на процессе, который так и не состоялся, поскольку преступник не был пойман. Какое-то время Эбигейл платили жалованье. Потом объявили, что она в отпуске. А теперь? Нора Рей не верила, что мать сохраняла рабочее место три года спустя. Никто не проявит такого добросердечия. Нет никого, чья жизнь застывает на столь долгое время.Разумеется, за исключением семьи Норы Рей. Они жили в каком-то разрыве времени. Комната Мэри Линн, со светло желтыми стенами, украшенная синими лентами и призами скачки, оставалась в прежнем виде. Брошенные в углу грязные джинсы все еще ждали, когда восемнадцатилетняя девушка вернется домой и отправит их в стирку. Щетка для волос с застрявшими в ней длинными темными нитями лежала на ее туалетном столике рядом с губной помадой и тушы для бровей и ресниц.А к зеркалу туалетного столика все еще было приклеено письмо из университета штата, датированное 2000 годом: «... сообщить вам, что Мэри Линн Уоттс официально принята на первый курс…».Мэри Линн хотела стать ветеринаром. Со временем она смогла бы целый рабочий день спасать лошадей, которых так любила. Нора Рей собиралась стать адвокатом. Потом они смотрели бы расположенные рядом фермы, где ездили бы верхом перед тем, как отправляться на очень доходную и, несомненно, очень любимую ими работу. Вот о чем они говорили в то лето. И хихикали по этому поводу. Особенно в последний вечер, когда было так жарко, что они решили поехать поесть мороженого.Вначале, после того как Нора Рей вернулась домой, а Мэри Линн нет, дела обстояли по-другому. Прежде всего к ним заходили люди. Женщины приносили кастрюли с едой, пироги, печенье. Мужчины появлялись с газонокосилками, молотками и молча принимались за мелкие работы по дому. Было шумно от многолюдья, все старались проявить заботу, все хотели сделать так, чтобы у Норы Рей и ее родителей все было чин чином.Мать тогда еще принимала душ и надевала платья. Лишившись дочери, она пыталась сохранить ритм повседневной жизни. Поднималась, накручивала волосы на бигуди и ставила на плиту кофейник.Тогда хуже всех было отцу. Он ходил с ошеломленным взглядом из комнаты в комнату, постоянно сжимая и разжимая большие мозолистые кулаки, он имел репутацию человека, умеющего делать все. Однажды летом отец построил им настил. Он выполнял в округе случайные работы, чтобы помочь Мэри Линн оплачивать занятия верховой ездой. Регулярно, каждые три года, красил дом, и он был самым опрятным в квартале.Большому Джо по плечу любая работа — так говорили все. До того июльского дня.Потом люди стали заходить реже. Еда больше не появлялась волшебным образом на кухне. Газон не стригли каждое воскресенье. Мать Норы Рей перестала носить платья. А отец вернулся к прежней работе на железнодорожной станции. Приходя вечерами, он подсаживался к матери на диван, и они сидели как истуканы, смотря бессмысленные комедии, а экран до глубокой ночи отбрасывал яркие цветные пятна на их лица.Тем временем газон зарастал бурьяном и передняя веранда стала прогибаться. Нора Рей научилась стряпать, а ее мечты о юридическом факультете становились все более и более несбыточными.Жители района уже шептались о них. Эта жалкая семейка в том жалком домишке на углу. Слышал, что стряслось с их дочерью? Так вот, знаешь…Иногда Нора Рей думала, что ей надо ходить по улицам прицепив к одежде алую букву, как женщина в книжке Имеется в виду роман Н. Готорна «Алая буква».
, которую она прочла в последнем классе школы. Да, мы та самая семья, лишившаяся дочери. Да, мы те, кто пострадал от преступления. Да, такое может случиться и с вами, поэтому правильно, отворачивайтесь, когда мы проходим близко, и шепчитесь у нас за спиной. Знаете, возможно, убийство заразно. Оно нашло наш дом. Вскоре найдет и ваш.Но она никогда не говорила этого вслух. Не могла. Нора Рей — последний активный член семьи. Она должна сплачивать ее, создавать впечатление, что одной дочери может быть достаточно.Мать начала клевать носом, как всегда перед сном. Отец уже лег спать. Утром ему предстояло идти на работу, и это делало его чуть более нормальным в их странной, жалкой семье.Наконец Эбигейл не выдержала. Голова ее запрокинулась назад. Плечи вдавились в мягкую спинку дивана, купленного в лучшие времена для лучших дней.Нора Рей вошла в комнату, но телевизор не выключила, зная, что внезапное исчезновение звука разбудит мать скорее любой воющей сирены. Достав пульт станционного управления из кармана полинявшего халата матери, она постепенно убавила звук.Теперь слышалось негромкое сопение женщины, которая не двигалась месяцами, однако была изнуренной не по годам.Нора Рей сжала кулаки. Она хотела ударить мать по лицу, сказать ей, что все будет хорошо. Хотела, чтобы мать стала прежней, настоящей, ведь ей, Hope; трудно быть самой сильной в семье. Иногда ей хотелось свернуться в клубок и поплакать.Положив пульт на журнальный столик. Нора Рей на тапочках вернулась к себе в комнату, где шумный кондиционер понижал температуру до шестнадцати градусов и возле кровати постоянно стоял полный воды кувшин.Она залезла под толстое одеяло и уютно устроилась, но заснула не сразу.Нора Рей думала о Мэри Линн. О том, как в тот последний вечер они вдвоем возвращались домой и сестра весело болтала на водительском сиденье.«Фу-ты, — говорила сестра. — Кажется, у нас спустило колесо. О, подожди. Нам везет. Позади останавливается какой-то человек. Отлично, правда? На свете полно хороших людей». * * * Мужчина донельзя устал. Дела свои он завершил в третьем часу ночи. Вернул фургон на место и, хотя мышцы невыносимо болели, вымыл машину снаружи и внутри при неярком свете фонаря. Даже залез под нее и обдал шасси струёй из шланга. Грязь может кое о чем поведать. Ему ли не знать.Потом вытащил ящик для перевозки собак, протер нашатырным спиртом. Сильный, едкий запах предельно обострял его чувства, пока он уничтожал отпечатки пальцев.Мужчина задумался о том, все ли он сделал. Следовало бы вымыть и аквариум, хотя что по нему можно определить? Что он когда-то держал в нем дома змею? Это не преступление. И все-таки оставлять что-то на волю случая не стоит.Незачем быть одним из тупых остолопов, про которых отец говорил, что они думают не головой, а задницей.Мир кружился. Мужчина чувствовал, что в глубине мозга собираются грозовые тучи. Когда он уставал, приступы становились тяжелее. Черные провалы разрастались до неимоверных размеров, поглощая не только часы и минуты, но и целые дни. Сейчас он не мог допустить этого. Нужно быть бдительным. Настороженным.Ему снова вспомнилась мать и ее печальный вид всякий раз, когда она наблюдала закат солнца. Знала ли она, что планета гибнет? Понимала ли еще тогда, что все прекрасное на Земле недолговечно?Или попросту боялась возвращаться в дом, где ее ждет отец, обладавший вспыльчивым нравом и громадными кулаками?Мужчине эти мысли не нравились. Ему не хотелось больше играть в эту игру. Он рывком вытащил аквариум из фургона. Выбросил из него в лес прутики и траву. Затем влил внутрь полбутылки нашатырного спирта и стал мыть аквариум голыми руками. Резко пахнущая жидкость жгла кожу,Потом эти помои просочатся в какой-нибудь водный поток, уничтожат водоросли, бактерии и красивых рыбок. Он ведь не лучше других. Что бы он ни делал, все равно оставался мужчиной, который водил машину, купил холодильники, кажется, как-то поцеловал девушку, истратившую баночку аэрозоля на свои волосы. Потому что мужчины делают именно это. Убивают. Губят. Бьют жен, оскорбляют детей, деформируют планету в соответствии со своими извращёнными представлениями.Из глаз мужчины струились слезы, потекло из носа, и пришлось тяжело дышать ртом. Резкий запах аммиака, подумал мужчина. Но он понимал, что дело не в этом. Ему снова вспомнилось бледное, унылое лицо матери.Он и брат должны были входить вместе с матерью. Они могли войти в дверь первыми, определить настроение отца и, если что, принять наказание по-мужски. Но они не входили. Когда отец возвращался, они убегали в лес, где жили, как языческие боги, на салате из лаконоса, дикой малине и орехах.Они бежали на природу, ища убежища, и старались не думать о том, что происходит в единственной крохотной лачуге в лесу. Иногда им это удавалось.Мужчина завернул вентиль шланга. Фургон был вымыт, аквариум чист, все следы уничтожены; через сорок восемь часов его предприятие завершилось.Он вновь ощутил усталость. Зверскую, которую людям, не совершавшим убийств, не представить. Но дело сделано. Теперь все осталось позади.Чемоданчик с набором для убийств он взял с собой и сунул его под матрац перед тем, как улечься в постель. Голова его коснулась подушки. Он думал о том, что совершил. Высокие каблуки, белокурые волосы, голубые глаза зеленое платье, связанные руки, темные волосы, карие глаза, длинные ноги, царапающиеся ногти, блестящие белые зубы.Мужчина закрыл глаза. Так сладко он не спал уже несколько лет. Глава 18 Квонтико, Штат Виргиния5 часов 36 минут. Температура 29 градусов Куинси проснулся от телефонного звонка. Повинуясь инстинкту, порожденному множеством других звонков в другие ночи, машинально потянулся к ночному столику. Затем прозвучал второй звонок, резкий, настойчивый, и Куинси вспомнил, что он в спальном корпусе Академии ФБР и телефон стоит на письменном столе посреди комнаты.Он пошел к столу быстро, бесшумно, но соблюдать тишину не было необходимости. Сонная Рейни уже села в постели. Ее длинные каштановые волосы беспорядочно рассыпались вдоль бледного лица, привлекая внимание к выступающим скулам и длинной шее. Она была очень красива, пробуждаясь поутру. Красивой она бывала и в конце долгого дня. При виде ее у Куинси уже много лет изо дня в день захватывало дыхание.Он поглядел на нее и, как часто случалось в последнее время, ощутил острую боль в груди. Отвернулся, прижав телефонную трубку плечом к уху.— Пирс Куинси.Потом через несколько секунд:— Ты уверена? Нет, Кимберли, я не о том… Ну что ж если так хочешь. Кимберли… — Снова глубокий вздох. В виска застучало. — Ты взрослая, Кимберли, и я считаюсь с этим.Последняя фраза не возымела желаемого действия. Позврослевшая дочь вчера сердилась на него, а сегодня, видимо вовсе разозлилась. Она швырнула трубку. Куинси положил свою гораздо аккуратнее, стараясь не замечать, как дрожат его руки. Уже шесть лет он пытался наладить отношения с шальной дочерью. Но пока особых успехов не добился.Поначалу Куинси думал, что Кимберли просто нужно время. После произошедшей в их семье трагедии она, естественно, затаила безудержный гнев. Он был агентом ФБР, опытным профессионалом и не сделал ничего, чтобы спасти Бетти и Аманду. Если Кимберли его ненавидела, винить ее он не мог. Куинси уже давно сам ненавидел себя.Однако теперь, когда прошли годы и острая боль утраты и горечь оплошности начали утихать, он задавался вопросом, нет ли тут скрытых причин. Они с дочерью пережили мучительное испытание. Объединили силы, чтобы перехитрить психопата, выслеживающего их поодиночке. Такого рода испытания меняют людей. Меняют их отношения.И создают ассоциации. Может, Кимберли уже не способна видеть в нем отца. Отец в тревожное время должен быть оплотом, защитой. В глазах Кимберли он не был ни тем, ни другим. Возможно, его присутствие постоянно напоминало, что насилие зачастую таится рядом. Что настоящие чудовища не прячутся во мраке. Они бывают весьма привлекательными, полноценными членами общества, но если наметили тебя в жертву, даже умный, сильный, профессионально подготовленный отец ничего не может поделать.Куинси до сих пор поражало, как легко подвести тех, кого любишь.— Звонила Кимберли? — спросила Рейни у него за спиной. — Что ей нужно?— Она сегодня утром уезжает из академии. Уговорила одного из советников предоставить ей отпуск в связи с эмоциональным потрясением.— Кимберли? — изумилась Рейни. — Кимберли скорее пойдет босиком по огне, чем попросит пару обуви, а тем более огнетушитель. Не может быть.Куинси ждал, правда, совсем недолго. Рейни всегда отличалась необычайной сообразительностью. И все поняла через несколько секунд.— Кимберли хочет работать над этим делом! — воскликнула она и, запрокинув голову, рассмеялась. — Чего и следовала ожидать. Я говорила тебе, что этот полицейский из Джорджии — искуситель.— Если об этом узнает Уотсон, — озабоченным тоном сказал Куинси, — ее карьере придет конец.— Если Уотсон узнает, он просто разозлится, что не сам спас вторую девушку. — Рейни поднялась с кровати. — Ну, что намерен делать?— Работать, — решительно ответил Куинси. — Мне нужно имя жертвы.— Слушаюсь, сэр!— И может быть, — задумчиво произнес он, — стоит нанести визит эксперту-лингвисту доктору Эннунцио.Рейни удивленно взглянула на него.— Что такое. Пирс Куинси, ты начинаешь верить в Экокиллера?— Не знаю. Но полагаю, что моя дочь глубоко вовлечена в это дело. Так что, Рейни, давай работать. И притом быстро. * * * В машине по пути к Ричмонду Кимберли и Мак почти не разговаривали. Она узнала, что в пути он настраивает приемник на народную музыку. И объяснила, что без утренней чашки кофе толку от нее мало.Они ехали в его машине; взятая напрокат «тойота-камри» выглядела лучше ее старой «мазды». Мак положил в багажник рюкзак с припасами. Кимберли добавила туристские ботинки и вещмешок со скудным набором одежды.Утром Кимберли забрала свой пистолет, вернула пластиковый «пугач» игрушку и наручники, подписала несколько бланков, сдала карточку-идентификатор, и формальности на этом завершились. Она официально находилась в отпуске. Впервые с девятилетнего возраста Кимберли не особенно стремилась стать федеральным агентом.Ее удивляло, что она не чувствует беспокойства, вины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
, которую она прочла в последнем классе школы. Да, мы та самая семья, лишившаяся дочери. Да, мы те, кто пострадал от преступления. Да, такое может случиться и с вами, поэтому правильно, отворачивайтесь, когда мы проходим близко, и шепчитесь у нас за спиной. Знаете, возможно, убийство заразно. Оно нашло наш дом. Вскоре найдет и ваш.Но она никогда не говорила этого вслух. Не могла. Нора Рей — последний активный член семьи. Она должна сплачивать ее, создавать впечатление, что одной дочери может быть достаточно.Мать начала клевать носом, как всегда перед сном. Отец уже лег спать. Утром ему предстояло идти на работу, и это делало его чуть более нормальным в их странной, жалкой семье.Наконец Эбигейл не выдержала. Голова ее запрокинулась назад. Плечи вдавились в мягкую спинку дивана, купленного в лучшие времена для лучших дней.Нора Рей вошла в комнату, но телевизор не выключила, зная, что внезапное исчезновение звука разбудит мать скорее любой воющей сирены. Достав пульт станционного управления из кармана полинявшего халата матери, она постепенно убавила звук.Теперь слышалось негромкое сопение женщины, которая не двигалась месяцами, однако была изнуренной не по годам.Нора Рей сжала кулаки. Она хотела ударить мать по лицу, сказать ей, что все будет хорошо. Хотела, чтобы мать стала прежней, настоящей, ведь ей, Hope; трудно быть самой сильной в семье. Иногда ей хотелось свернуться в клубок и поплакать.Положив пульт на журнальный столик. Нора Рей на тапочках вернулась к себе в комнату, где шумный кондиционер понижал температуру до шестнадцати градусов и возле кровати постоянно стоял полный воды кувшин.Она залезла под толстое одеяло и уютно устроилась, но заснула не сразу.Нора Рей думала о Мэри Линн. О том, как в тот последний вечер они вдвоем возвращались домой и сестра весело болтала на водительском сиденье.«Фу-ты, — говорила сестра. — Кажется, у нас спустило колесо. О, подожди. Нам везет. Позади останавливается какой-то человек. Отлично, правда? На свете полно хороших людей». * * * Мужчина донельзя устал. Дела свои он завершил в третьем часу ночи. Вернул фургон на место и, хотя мышцы невыносимо болели, вымыл машину снаружи и внутри при неярком свете фонаря. Даже залез под нее и обдал шасси струёй из шланга. Грязь может кое о чем поведать. Ему ли не знать.Потом вытащил ящик для перевозки собак, протер нашатырным спиртом. Сильный, едкий запах предельно обострял его чувства, пока он уничтожал отпечатки пальцев.Мужчина задумался о том, все ли он сделал. Следовало бы вымыть и аквариум, хотя что по нему можно определить? Что он когда-то держал в нем дома змею? Это не преступление. И все-таки оставлять что-то на волю случая не стоит.Незачем быть одним из тупых остолопов, про которых отец говорил, что они думают не головой, а задницей.Мир кружился. Мужчина чувствовал, что в глубине мозга собираются грозовые тучи. Когда он уставал, приступы становились тяжелее. Черные провалы разрастались до неимоверных размеров, поглощая не только часы и минуты, но и целые дни. Сейчас он не мог допустить этого. Нужно быть бдительным. Настороженным.Ему снова вспомнилась мать и ее печальный вид всякий раз, когда она наблюдала закат солнца. Знала ли она, что планета гибнет? Понимала ли еще тогда, что все прекрасное на Земле недолговечно?Или попросту боялась возвращаться в дом, где ее ждет отец, обладавший вспыльчивым нравом и громадными кулаками?Мужчине эти мысли не нравились. Ему не хотелось больше играть в эту игру. Он рывком вытащил аквариум из фургона. Выбросил из него в лес прутики и траву. Затем влил внутрь полбутылки нашатырного спирта и стал мыть аквариум голыми руками. Резко пахнущая жидкость жгла кожу,Потом эти помои просочатся в какой-нибудь водный поток, уничтожат водоросли, бактерии и красивых рыбок. Он ведь не лучше других. Что бы он ни делал, все равно оставался мужчиной, который водил машину, купил холодильники, кажется, как-то поцеловал девушку, истратившую баночку аэрозоля на свои волосы. Потому что мужчины делают именно это. Убивают. Губят. Бьют жен, оскорбляют детей, деформируют планету в соответствии со своими извращёнными представлениями.Из глаз мужчины струились слезы, потекло из носа, и пришлось тяжело дышать ртом. Резкий запах аммиака, подумал мужчина. Но он понимал, что дело не в этом. Ему снова вспомнилось бледное, унылое лицо матери.Он и брат должны были входить вместе с матерью. Они могли войти в дверь первыми, определить настроение отца и, если что, принять наказание по-мужски. Но они не входили. Когда отец возвращался, они убегали в лес, где жили, как языческие боги, на салате из лаконоса, дикой малине и орехах.Они бежали на природу, ища убежища, и старались не думать о том, что происходит в единственной крохотной лачуге в лесу. Иногда им это удавалось.Мужчина завернул вентиль шланга. Фургон был вымыт, аквариум чист, все следы уничтожены; через сорок восемь часов его предприятие завершилось.Он вновь ощутил усталость. Зверскую, которую людям, не совершавшим убийств, не представить. Но дело сделано. Теперь все осталось позади.Чемоданчик с набором для убийств он взял с собой и сунул его под матрац перед тем, как улечься в постель. Голова его коснулась подушки. Он думал о том, что совершил. Высокие каблуки, белокурые волосы, голубые глаза зеленое платье, связанные руки, темные волосы, карие глаза, длинные ноги, царапающиеся ногти, блестящие белые зубы.Мужчина закрыл глаза. Так сладко он не спал уже несколько лет. Глава 18 Квонтико, Штат Виргиния5 часов 36 минут. Температура 29 градусов Куинси проснулся от телефонного звонка. Повинуясь инстинкту, порожденному множеством других звонков в другие ночи, машинально потянулся к ночному столику. Затем прозвучал второй звонок, резкий, настойчивый, и Куинси вспомнил, что он в спальном корпусе Академии ФБР и телефон стоит на письменном столе посреди комнаты.Он пошел к столу быстро, бесшумно, но соблюдать тишину не было необходимости. Сонная Рейни уже села в постели. Ее длинные каштановые волосы беспорядочно рассыпались вдоль бледного лица, привлекая внимание к выступающим скулам и длинной шее. Она была очень красива, пробуждаясь поутру. Красивой она бывала и в конце долгого дня. При виде ее у Куинси уже много лет изо дня в день захватывало дыхание.Он поглядел на нее и, как часто случалось в последнее время, ощутил острую боль в груди. Отвернулся, прижав телефонную трубку плечом к уху.— Пирс Куинси.Потом через несколько секунд:— Ты уверена? Нет, Кимберли, я не о том… Ну что ж если так хочешь. Кимберли… — Снова глубокий вздох. В виска застучало. — Ты взрослая, Кимберли, и я считаюсь с этим.Последняя фраза не возымела желаемого действия. Позврослевшая дочь вчера сердилась на него, а сегодня, видимо вовсе разозлилась. Она швырнула трубку. Куинси положил свою гораздо аккуратнее, стараясь не замечать, как дрожат его руки. Уже шесть лет он пытался наладить отношения с шальной дочерью. Но пока особых успехов не добился.Поначалу Куинси думал, что Кимберли просто нужно время. После произошедшей в их семье трагедии она, естественно, затаила безудержный гнев. Он был агентом ФБР, опытным профессионалом и не сделал ничего, чтобы спасти Бетти и Аманду. Если Кимберли его ненавидела, винить ее он не мог. Куинси уже давно сам ненавидел себя.Однако теперь, когда прошли годы и острая боль утраты и горечь оплошности начали утихать, он задавался вопросом, нет ли тут скрытых причин. Они с дочерью пережили мучительное испытание. Объединили силы, чтобы перехитрить психопата, выслеживающего их поодиночке. Такого рода испытания меняют людей. Меняют их отношения.И создают ассоциации. Может, Кимберли уже не способна видеть в нем отца. Отец в тревожное время должен быть оплотом, защитой. В глазах Кимберли он не был ни тем, ни другим. Возможно, его присутствие постоянно напоминало, что насилие зачастую таится рядом. Что настоящие чудовища не прячутся во мраке. Они бывают весьма привлекательными, полноценными членами общества, но если наметили тебя в жертву, даже умный, сильный, профессионально подготовленный отец ничего не может поделать.Куинси до сих пор поражало, как легко подвести тех, кого любишь.— Звонила Кимберли? — спросила Рейни у него за спиной. — Что ей нужно?— Она сегодня утром уезжает из академии. Уговорила одного из советников предоставить ей отпуск в связи с эмоциональным потрясением.— Кимберли? — изумилась Рейни. — Кимберли скорее пойдет босиком по огне, чем попросит пару обуви, а тем более огнетушитель. Не может быть.Куинси ждал, правда, совсем недолго. Рейни всегда отличалась необычайной сообразительностью. И все поняла через несколько секунд.— Кимберли хочет работать над этим делом! — воскликнула она и, запрокинув голову, рассмеялась. — Чего и следовала ожидать. Я говорила тебе, что этот полицейский из Джорджии — искуситель.— Если об этом узнает Уотсон, — озабоченным тоном сказал Куинси, — ее карьере придет конец.— Если Уотсон узнает, он просто разозлится, что не сам спас вторую девушку. — Рейни поднялась с кровати. — Ну, что намерен делать?— Работать, — решительно ответил Куинси. — Мне нужно имя жертвы.— Слушаюсь, сэр!— И может быть, — задумчиво произнес он, — стоит нанести визит эксперту-лингвисту доктору Эннунцио.Рейни удивленно взглянула на него.— Что такое. Пирс Куинси, ты начинаешь верить в Экокиллера?— Не знаю. Но полагаю, что моя дочь глубоко вовлечена в это дело. Так что, Рейни, давай работать. И притом быстро. * * * В машине по пути к Ричмонду Кимберли и Мак почти не разговаривали. Она узнала, что в пути он настраивает приемник на народную музыку. И объяснила, что без утренней чашки кофе толку от нее мало.Они ехали в его машине; взятая напрокат «тойота-камри» выглядела лучше ее старой «мазды». Мак положил в багажник рюкзак с припасами. Кимберли добавила туристские ботинки и вещмешок со скудным набором одежды.Утром Кимберли забрала свой пистолет, вернула пластиковый «пугач» игрушку и наручники, подписала несколько бланков, сдала карточку-идентификатор, и формальности на этом завершились. Она официально находилась в отпуске. Впервые с девятилетнего возраста Кимберли не особенно стремилась стать федеральным агентом.Ее удивляло, что она не чувствует беспокойства, вины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37