А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Поэтому ранним утром 18 августа 1948 года, едва проснувшись, я бросился к окну и распахнул его настежь: день занимался под стать празднику — ясный, безоблачный.
— Что там, командир? — послышался у меня за спиной хриплый со сна голос Середы. — Не подвели синоптики?
— На сей раз в десятку! — отозвался я. — Буди остальных.
С аэродромной стоянки доносился ровный гул двигателей. Инженеры и техники еще до рассвета начали предполетную подготовку материальной части. В отличие от прогнозов синоптиков, в их искусстве мы нисколько не сомневались. За все время тренировок не было ни одного отказа, ни единой неисправности. А добиться этого совсем нелегко. Даже на новых, только поступавших с завода самолетах дефектов обычно хватало. А мы свои Як-15 гоняли всякий раз в зоне на полную катушку. Неизменная добросовестность, высокое профессиональное мастерство тех, кто обслуживал на аэродроме наши истребители, обеспечили постоянную уверенность в безотказной работе техники.
Покончив с физзарядкой и завтраком, мы тоже занялись подготовкой к полету. Настроение у всех пятерых было отличное. Накануне, как водится, прошли всесторонний медицинский контроль — спать легли точно по графику и потому хорошо выспались. Погода тоже не подвела, и теперь, в преддверии долгожданной работы, к которой столько готовились, мы ощущали прилив сил и бодрящую сосредоточенность.
Осмотрели машины. Заслушали еще раз доклад синоптиков: нас интересовали характер облачности, температура воздуха, сила и направление ветра. Руководитель полетов сообщил, что из штаба парада поступило указание: все делать по плану.
У тех, кто бывал на празднике Военно-Воздушного Флота в Тушино, может сложиться впечатление, будто воздушный парад осуществляется в известном смысле чуть ли не самотеком. Но это, конечно, заблуждение. Организация такого мероприятия, как воздушный парад в Тушино — дело крайне хлопотное и ответственное. В параде участвуют самолеты самых различных типов и назначения, обладающие широким диапазоном скоростей и возможностей маневрирования. Идущие, например, в боевом строю тяжелые бомбардировщики ничем не напоминают пролет группы планеров или воздушную акробатику легкого спортивного самолета. Помимо того, в воздухе одновременно находятся десятки и сотни машин, движущихся к одной точке. Поэтому план воздушного парада буквально расписывается по секундам. И точно по секундам же должен выполняться. Никто не вправе изменить заранее обусловленную скорость полета, сократить или, наоборот, добавить от себя какие-то новые элементы в утвержденную композицию своего выступления.
По плану наша пятерка должна была выйти в небо над Тушином сразу после индивидуального пилотажа полковника Полунина. Причем с той стороны, откуда ее никто не ждал — как раз из того сектора неба, куда с набором высоты будет уходить Полунин. На месте одной исчезающей в небе точки возникнет целых пять, которые мгновенно превратятся в быстро несущийся клин реактивных истребителей.
Самолет Полунина я так и не увидел. Мне было не до того. Я вел пятерку, целиком сосредоточившись на одной-единственной мысли: не проскочить, перевести группу в крутой набор высоты именно в той точке, где было намечено… Вот она, эта точка. Беру ручку на себя и почти одновременно слышу в наушниках шлемофона голос руководителя полетов: «Пилотаж разрешаю!»
На вопрос, что же было дальше, я могу ответить лишь словом: работа. Добавлю только: ни малейшего сбоя, ни одной ошибки мы не допустили, весь пилотаж прошел абсолютно чисто. Это мы чувствовали подсознательно. То же самое подтвердил и руководитель полетов.
— Отличная работа! — донесся его голос, когда мы, открутив весь каскад фигур, уходили от Тушино. А затем последовало распоряжение: пересесть после посадки в По-2, вернуться на них в Тушино и явиться затем на правительственную трибуну для беседы со Сталиным.
Сталина я увидел сразу, хотя он стоял к нам спиной, разговаривая с кем-то из членов правительства. Вершинин стоял чуть поодаль и, заметив нас, ободряюще кивнул: не тушуйтесь, дескать. Воздушный парад еще не кончился, и небо в тот момент рябило от ярко раскрашенных куполов парашютов; в сторону Москвы уходила очередная группа самолетов.
О Сталине писали и говорили много. И относиться к нему можно по-разному. Мне, например, как человеку военному ближе всего взгляды, высказанные в книге воспоминаний маршалом Жуковым. Не хочу повторяться, но здесь, думаю, уместно сказать одно: авторитетом Сталин пользовался огромным, и любой, кому доводилось с ним общаться, ни при каких обстоятельствах не забывал о дистанции, незримо отделявшей этого человека от всех остальных. И когда Сталин повернулся к нам, я почувствовал, как всех нас охватило ощущение какой-то скованности и внутреннего напряжения.
Сталин стоял и молча смотрел на нас. Не рассматривал, а именно смотрел. И хотя выражение лица у него было спокойно-доброжелательное, ощущение скованности и напряженности у меня не проходило.
Сделав над собой усилие, я шагнул вперед и доложил голосом, куда менее твердым, чем того хотелось бы:
— Задание по выполнению пилотажа пяти реактивных истребителей в строю «клин» вокруг оси ведущего выполнено! Ведущий группы генерал Савицкий.
Сталин, выслушав доклад, продолжал молча смотреть на меня и летчиков. Догадаться, о чем он думает, было невозможно. Мы стояли от него в двух-трех шагах. Так близко я видел Сталина второй раз в жизни. Машинально отметил, что левую руку он держит как-то неестественно согнутой в локте.
Переждав, пока стих гул самолетов, пролетавших после выброски парашютистов, Сталин негромко, будто совсем не заботясь, услышат его или нет, сказал:
— Мы тут посоветовались и решили наградить всех вас орденами Красного Знамени.
Несмотря на неожиданность приятного для нас известия, мы дружно, словно отрепетировали заранее, отчеканили положенные в подобных случаях слова:
— Служим Советскому Союзу!
Но разговор, как выяснилось, еще не был закончен. Сталин чуть приметно улыбнулся и, теперь глядя только на меня, сказал:
— А вас, товарищ Савицкий, мы решили назначить командующим истребительной авиацией ПВО. Она будет перевооружаться на реактивные истребители, и там нужен человек, который сам владеет этой техникой и верит в ее возможности.
Говоря это, Сталин слово «сам» подчеркнул скупым жестом руки, как бы желая привлечь к нему особое внимание.
О войсках ПВО я знал только понаслышке и не очень отчетливо представлял себе смысл своего нового назначения, но тем не менее сказал, что постараюсь оправдать оказанное доверие.
— Вам все разъяснят, — словно прочтя мои мысли, усмехнулся Сталин. — А теперь отдыхайте, товарищи летчики. Работали вы красиво. Желаю успехов.
На этом разговор закончился. И хотя продолжался он каких-то несколько минут, нам показалось, что времени прошло значительно больше.
Спустившись с трибуны, мы отошли в сторону, решив дождаться главкома. Парад подходил к концу, и через четверть часа правительственная трибуна опустела. Наконец спустился вниз и Вершинин.
— Поздравляю! — сказал он, подойдя, и по очереди крепко пожал каждому из нас руку. Видно было, что у него прекрасное настроение. — Думаю, не ошибусь, если скажу, что буквально у всех осталось от вашего полета неизгладимое впечатление.
Я поблагодарил Вершинина за добрые слова и, не удержавшись, спросил:
— Товарищ маршал, а что прикажете делать мне? Каковы будут ваши указания?
Вершинин улыбнулся.
— Ну, прежде всего, ты уже не мой подчиненный.
— Как так? — совсем растерялся я. — В чьем же и теперь подчинении?
— Подчиняться будешь маршалу Говорову.
Видя мою растерянность, главком пояснил:
— Леонид Александрович только что назначен командующим Войсками ПВО страны. А ПВО — это не только зенитная артиллерия, там и многочисленная истребительная авиация. А ей впредь предстоит стать не только многочисленной, но и полностью перевооруженной за счет самой современной реактивной техники. Вот и займешься этим.
Вершинин рассказал, как Сталин, наблюдая за нашим пилотажем, неожиданно спросил:
— Так кого мы планируем назначить на должность командующего истребительной авиацией ПВО?
Вершинин ответил, что есть две кандидатуры: оба командующие воздушными армиями, оба опытные военачальники.
Но Сталин решил иначе.
— А я думаю, нужно назначить его — Савицкий, кажется? — сказал он, продолжая внимательно следить за пятеркой. — Предлагаю решить вопрос не откладывая: все, кто нужен для этого, находятся здесь. Я голосую «за»! Кто против?
Вершинин сделал паузу, обвел взглядом наши лица и закончил рассказ:
— Сами понимаете, «против» никого не нашлось. Все присутствующие поддержали предложение Сталина.
— А вы, товарищ маршал? — брякнул я, мало чего соображая от охватившего меня волнения.
— Напрасно тревожишься! — успокоил меня Вершинин. — Сегодня, пожалуй, кроме вашей пятерки да летчиков-испытателей, никто в реактивной технике так здорово не разбирается. Жалею, что сам об этом заранее не подумал.
Мы молчали, будто набрав в рот воды. Рассказ главкома подействовал на всех одинаково ошеломляюще. Слишком близко все это от нас было. Каких-то четверть часа назад сами стояли на правительственной трибуне. А там, значит… Смысл проделанной нами работы постепенно открывался для нас с новой, неожиданной стороны. Оказывается, проблема перевооружения авиации на новую реактивную технику была куда актуальнее и глубже, чем это нам представлялось. А мы еще не знали, что в те дни уже готовилось специально посвященное этим вопросам постановление Центрального Комитета партии. Желая, видимо, прервать затянувшуюся паузу, Вершинин спросил:
— Ты на чем сюда прилетел?
— На По-2, — сказал я.
— Хочешь, подброшу на своей машине?
Быстро сообразив, куда направлен намек, я даже слегка обиделся.
— Неужели же, товарищ маршал, вы думаете, будто все это настолько выбило меня из колеи, что я сейчас даже с По-2 не справлюсь? Какой же после этого был бы из меня летчик…
— Вижу, профессиональную жилку задел! — рассмеялся Вершинин. — Летите, раз так, на своих По-2. А ты завтра приходи ко мне, все и обговорим. Хотя ты уже и не мой подчиненный…
В преддверии сверхзвуковых
На другой день, я, как договорились накануне, пришел к Вершинину. От него узнал, что в войсках ПВО много новых назначений. Среди них — генерал-полковник Москаленко, генерал-майор Батицкий, генерал-полковник Шафранов, генерал-лейтенант Щеглов… Большинство из общевойсковых командиров.
— Так что не один ты именинник, — пошутил Вершинин. — А сейчас тебе надо представиться маршалу Говорову.
Говоров принял меня в прежнем своем кабинете в том доме на набережной, где размещалась инспекция Министерства обороны СССР. Вступив в должность командующего Войсками ПВО страны, он одновременно продолжал исполнять обязанности главного инспектора Вооруженных Сил СССР.
Маршал Говоров, поздравив меня с новым назначением, спросил:
— Вы знакомы со структурой ПВО?
Я честно признался, что не имею ни малейшего представления. Никогда прежде в этих войсках не служил и все, что знаю о них, знаю с чужих слов.
— А об авиации войск противовоздушной обороны имеете представление?
Похвастать и тут было нечем. Правда, на прежней своей должности я имел некоторое отношение к вопросам боевой подготовки авиации ПВО, но какие стоят перед ней задачи, где она базируется, какова ее материальная часть — все это оставалось для меня тайной за семью печатями.
Неловко как-то было обо всем этом говорить, да куда денешься! И хотя никакой вины за собой я, естественно, не чувствовал, тем не менее сознавать себя чем-то вроде незваного гостя было неприятно.
— Что ж, будем разбираться вместе. Я и сам плохо знаю эти войска, — с присущей военному человеку прямотой подвел итоги Говоров. — Командующий авиацией ПВО у нас генерал-лейтенант Пестов. Он на первых порах введет вас в курс дела. Кстати, я бы рекомендовал вам оставить Пестова своим заместителем — он человек знающий. И имейте в виду: мне хотелось бы через две, максимум через три недели заслушать доклад о ваших конкретных соображениях. Я, как вам, наверное, известно, командир общевойсковой. А вы как-никак летчик.
Пестов уже знал о моем назначении. И когда я оказался у него в кабинете, он вышел из-за письменного стола мне навстречу и отрекомендовался несколько неожиданным образом:
— Генерал-лейтенант Пестов, бывший командующий авиацией ПВО страны.
— Почему же бывший? — спросил я, обменявшись с ним рукопожатием. — Ведь письменного приказа еще нет.
— Но есть постановление ЦК, о котором меня поставили в известность.
— Как вы смотрите на то, если я попрошу вас остаться моим заместителем? — не откладывая дела в долгий ящик, предложил я. — Ваша помощь для меня будет весьма ценной.
Пестов задумался. А потом сказал:
— Думаю, вы ошибаетесь. Дело в том, что я не летаю ни на одном самолете, даже на По-2. А вы летаете на всех типах. И на реактивных тоже. Видел вас на параде в Тушино. Вот и получается: плохой я для вас буду помощник.
— А мне кажется, что ошибаетесь именно вы, — возразил я. — Вам вовсе необязательно самому летать. Не та должность. А вот многолетний ваш опыт работы в войсках ПВО наверняка нам обоим крайне пригодится.
На этот раз Пестов задумался надолго. Зато, когда принял решение, высказал его прямо и недвусмысленно:
— Согласен. Буду помогать, сколько хватит знаний и опыта.
— Вполне хватит, Серафим Александрович, — заключил я. — Во всяком случае, маршал Говоров в этом нисколько не сомневается.
Мне не хотелось говорить сразу о рекомендации начальства. Это могло повлиять на решение Пестова. А так его выбор оказался совершенно свободным и ни от чего независимым, продиктованным лишь интересами дела, сознанием ответственности за него. Ведь принять мое предложение означало для Пестова понижение по службе. А он, конечно, мог рассчитывать на должность не ниже той, которую занимал до сих пор.
В тот же день Пестов познакомил меня с начальником штаба генерал-майором Н. А. Кабишовым. Старый штабной работник с богатейшим опытом, дело свое он знал, и, чтобы не терять времени даром, я предложил ему подготовить доклад о состоянии авиации войск ПВО.
— За неделю справитесь? — поинтересовался я. Но Кабишов на приманку не клюнул.
— Вкратце готов доложить теперь же. А обстоятельный доклад со схемами и картами базирования представлю через два дня.
Я удовлетворенно кивнул. Неделя для подобного доклада — срок вполне разумный. Но, как говорится, при умении да желании… Именно этот аспект мне и хотелось прояснить.
— Договорились, — не скрывая одобрения, сказал я. — А сейчас, раз уж мы нашли общий язык, предлагаю поговорить без официальностей. У кого, словом, что на душе накопилось. Нет возражений?
И Пестов, и Кабишов охотно приняли мое предложение. Разговор получился и впрямь откровенный — без недомолвок и околичностей. Причем оба моих новых помощника, как выяснилось, видели недостатки и трудности там, где их видел и я.
Благодаря помощи Пестова, Кабишова и других сослуживцев я быстро вошел в курс дел и вскоре мне стало ясно, что представляла собой в то время авиация ПВО страны. Она, с моей точки зрения, явно не отвечала в таком виде требованиям дня. В частях летали только на поршневых самолетах, причем, как правило, устаревших типов. Не лучше обстояло дело и в тех полках, которые за последнее время были переданы в войска ПВО из ВВС. Особую тревогу вселяло положение дел с летным составом. Как уже говорилось, в большинстве своем это были бывшие фронтовики, люди, по меркам авиации уже перешагнувшие оптимальный для своей профессии возраст. Летчик-истребитель — профессия молодых. А многим командирам эскадрилий в частях ПВО было 35 — 38 лет. Не могли похвастать молодостью и большинство рядовых летчиков-истребителей. Весь этот контингент в силу специфики летной работы имел ограниченные перспективы на будущее, особенно с учетом того, что медицинские требования к здоровью при переходе на реактивные самолеты становились значительно строже. Приходилось также учитывать и психологический фактор возраста. Летный ресурс летчика-истребителя, то есть запас времени, отпущенный ему его профессией, к сожалению, и так невелик. У многих он был если не на исходе, то по меньшей мере и не таким, когда сильна тяга к новому, к углублению и обогащению летного мастерства. Без особых усилий, без внутренней борьбы отказываться от того, в чем силен, чтобы учиться чему-то заново, обычно свойственно тем, кому двадцать пять. Естественный удел молодости. Но тот, кому перевалило за тридцать, как правило, крепко держится за освоенное, за накопленный опыт и навыки. Ломать себя в таком возрасте тяжело. Тяжело, да и просто не хочется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53