А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Всегда пожалуйста, – прошептал он.
Он повернулся к карете, где у подножки ждал кучер, и вскочил в нее с грацией акробата.
– Доброй ночи, мисс Девоншир, – послышался его голос изнутри. – Я дам вам знать.
Кучер захлопнул дверцу и взобрался на козлы.
– Доброй ночи, – отозвалась она, глядя как карета покатила вперед и исчезла в темноте.
Глава 7
– Уверен, вы можете понять причины, по которым я так поступаю, Уорвик. Не хочу оскорбить ваши чувства, видит Бог, ведь мы же мужчины, а мужчины всегда гордятся тем, что сами являются хозяевами своей судьбы. Несомненно, условия, которые я поставил перед вами первоначально будет трудно принять, однако... – Девоншир прочистил горло и вперил в Майлза пронизывающий взгляд. – Уверен, вы можете понять, что мною движет. Мой долг думать о будущем Оливии. При этом я не могу не принять во внимание ваше прошлое. Вы питаете определенную слабость к азартным играм. У вас нет деловой хватки. Однако, – поспешил добавить он, – вас нельзя за это винить, учитывая ваше воспитание... Вы меня слушаете, Уорвик?
– Конечно.
Тон Майлза был язвительным, но сдержанным. Оливия подумала, что ей еще никогда не доводилось видеть столько ярости, заключенной в одном человеке.
– Таким образом, я поставил перед вами условия этого приданого. Оливия должна иметь полный контроль над финансами. Она, разумеется, будет должным образом обеспечивать все ваши потребности.
– Значит, вы хотите сказать, – обратился Майлз к Оливии, – что мне придется клянчить у вас денег.
Она сглотнула.
– «Клянчить» – такое неприятное слово, – сказал Девоншир. – Пожалуйста, попытайтесь взглянуть на все это с другой стороны. Учитывая вашу репутацию...
– Но так не делается. Жены не содержат мужей на пособии. Наоборот.
Девоншир встал между Оливией и Майлзом и улыбнулся.
– Вы, наверное, понимаете мои опасения. Помилуйте, сколько можно услышать историй о кутилах, которые спускают состояние жен, которые вынуждены прозябать в бедности весь остаток своих дней. Безусловно, это не брак по любви. Было бы преступлением, если бы Оливия проснулась однажды утром и обнаружила, что она и ее сын выброшены вон ради другой женщины.
Глаза Девоншира стали жестче, а улыбка еще более искусственной.
– Возьмите, к примеру, вашу мать и отца. История верности Уорвиков оставляет желать много лучшего.
Разговор потянулся дальше. Оливия почти не слушала. Она вглядывалась в лицо своего будущего мужа, наблюдая, как его выражение переходит от изумления к гневу, от гнева к пугающей ярости. Внутренний голос шептал ей, что она должна бы находить удовольствие в этой сцене – в конце концов, причины, по которым он женится на ней, далеки от рыцарских. Так почему же это не так? Почему ей хочется подскочить и закричать на отца, что идея ей самой распоряжаться своим состоянием нелепа? Гордость Майлза и без того достаточно уязвлена этим вынужденным браком. Он имеет полное право забрать назад свое предложение просто из принципа. Но сделает ли он это? И, кроме того, насколько отчаянно его положение?
Оливия вспомнила, как всю ночь ворочалась на постели, страшась этой встречи, боясь реакции Уорвика на эти контракты, в которых безобразная реальность его положения изложена языком закона.
Ей снилось, что он отказывается от условий договора и в негодовании покидает дом.
Еще ей снилось, что он падает на колени и говорит о своей бесконечной нежности и любви и о том, что готов согласится на что угодно, лишь бы она стала его женой.
Пока ни того, ни другого не произошло.
– Скажите, Уорвик, вы согласны на эти условия? – спросил Девоншир.
Майлз сидел в кресле с прямой спинкой так спокойно, словно этот нелепый поворот событий ничуть не волновал его. Каким сдержанным и надменным он выглядел сейчас, одетый в свой лучший сюртук синего сукна с золотыми пуговицами, кожаные бриджи и до блеска начищенные ботфорты. Только его глаза выдавали его ярость.
Пока она ждала его ответа, часы в холле отсчитывали секунды молчания, и звук каждого качания маятника становился все громче и громче в этом безмолвии.
– Похоже, что у меня мало выбора, – наконец ответил он. Девонсуик улыбнулся и протянул руку. Майлз не принял его рукопожатия.
С погасшей улыбкой отец Оливии произнес:
– Есть еще один вопрос.
– Не говорите, попробую угадать. Я должен разрезать себе запястье и подписать этот договор кровью?
– Никаких крайностей. Фактически, это касается мальчика. – Он порылся в бумагах. – Если случится, что брак между вами будет расторгнут, его мать сохраняет опеку.
В ответ Майлз лишь рассмеялся. Затем он поднялся со стула и обратился к Оливии.
– Я говорил с официальными лицами магистрата. Остальное предоставляю вам, поскольку вы, похоже, склонны всем руководить.
Он круто повернулся и вышел из комнаты, даже не попрощавшись. Оливия бросилась за ним.
– В котором часу? – крикнула она ему вслед.
– В полдень, – последовал короткий ответ.
Она пошла за ним в холл, где Джон стоял с плащом и перчатками Майлза. Старый дворецкий помог ему надеть плащ и открыл дверь.
– Мистер Уорвик, – окликнула она его. Задержавшись в дверях, Майлз оглянулся. Он был явно разгневан. Оливия хотела было сообщить ему, что условия этого дурацкого контракта были идеей отца, но что в этом толку?
– Я... понимаю, что вы должны чувствовать, но никто не станет приставлять пистолет к вашей голове и заставлять пройти через это.
– Это как сказать.
Оливия сделала глубокий вдох.
– Ваше положение, должно быть, крайне отчаянное, сэр.
Майлз пожал плечами и стал неторопливо натягивать перчатки.
– Не больше, чем ваше, полагаю.
Она нахмурилась и расширила глаза, когда Уорвик медленно направился к ней. Ветер через открытые двери обрушивался ему на плечи и трепал волосы. Глаза Майлза сверкали, как огненные искры.
– В самом деле, ваше положение, должно быть, крайне отчаянное, если вы выходите за меня, мисс Девоншир, сказал он пугающе безразличным тоном. – Потому что я не из тех, кто добровольно поступается своим достоинством. Стоит только взглянуть на мое весьма бурное прошлое, и вы поймете, что я имею в виду. Те, кто пытался уложить меня на обе лопатки, обычно сами утопали по уши в собственной глупости.
– Это угроза? – возмутилась она.
– Я не угрожаю, мисс Девоншир. Я же не американская гремучая змея, которая трещит хвостом, предупреждая какое-нибудь злополучное создание, что она собирается наброситься на него. Я намного хитрее.
Оливия застыла, когда он слегка коснулся пальцем ее груди точно в том месте, где под блузкой скрывалась татуировка, и медленно скользнул пальцем вверх по шее к затылку, где его большая ладонь погрузилась в волосы. Он наклонил к ней голову, и ее сердце забилось чаще. Она не могла ни дышать, ни шелохнуться. Глаза мужчины гипнотизировали, и она могла лишь смутно догадываться, страх или восторг превращают ее колени в вату.
– О, я куда хитрее, – тихо повторил он. – Я скорее гадюка, мисс Девоншир. Я заползаю в вашу постель и сворачиваюсь среди простыней. Я дожидаюсь момента, когда вы становитесь наиболее уязвимы, прежде чем ужалить.
– Если вы пытаетесь запугать меня...
– Не думаю. Просто дружеское предостережение. Мы ведь друзья, не так ли, мисс Девоншир?
Она попробовала кивнуть.
Позади нее отец вышел из кабинета и остановился как вкопанный при виде Оливии и Майлза.
– Эй, – послышался его встревоженный голос. – В чем дело?
Не отрывая глаз от Оливии, Майлз сказал:
– Просто поцелуй на прощание. Полагаю, у меня есть на это право, милорд. Как вы считаете? В конце концов, что за жених я был бы, если б не продемонстрировал своей сердечной привязанности моей единственной любви?
Оливия наблюдала за ним с легким оттенком страха, отражающимся на ее лице. О, да, она была напугана он преуспел в этом. И неуверенна, хотя и не испытывала враждебности, которую он мог бы ожидать от более слабой женщины.
Она удерживала его взгляд своими непроницаемыми глазами, казалось, целую вечность, пока его гнев на нее и ее коварного отца не обратился на себя самого.
Он наклонился и поцеловал ее в губы – как раньше, открывая свои и пробуя на вкус кончик ее языка.
Дыхание его перехватило.
Он оторвался.
Резко повернувшись, Майлз вышел из дома.
* * *
В субботу утром Оливия проснулась с ощущением пустоты в желудке. Это был день ее свадьбы, а она не получала никаких известий от своего жениха с тех пор, как он ушел из дома пять дней назад.
Накануне вечером она приготовила свой свадебный наряд, скромный, как весь ее гардероб: платье домашнего пошива без кружев, обычно украшающих платье невесты, простые чулки, которые она носила всегда, а не тонкие шелковые с вышитыми на лодыжках цветочками. Служанка хорошенько начистила ее туфли и заменила испачканные кружевные ленточки новыми. Утром ее несколько раз охватывал соблазн спросить Эмили, нельзя ли одолжить у нее пару туфель из ее внушительной парижской коллекции, но она не решилась. Такая просьба только расстроила бы сестру. Эмили легла в постель, сославшись на сильную головную боль. Она просто не смогла бы вынести эту пытку – стоять в качестве свидетельницы Оливии на церемонии. Оливии пришлось попросить об этом Беатрис.
Часть утра Оливия провела с сыном. Они совершили свою традиционную прогулку по дорожкам поместья, затем спустились к пруду. Когда они сидели обнявшись на мраморной скамейке, Оливия попыталась объяснить сыну, какая перемена в жизни ожидает их.
– Мы будем там счастливее? – спросил мальчик.
– Да, – ответила она. – Мы будем очень счастливы.
– У меня будет папа.
– Совершенно определенно.
– А он тебя любит?
Оливия улыбнулась, наблюдая, как заяц бежит по снегу.
Брайан обхватил ее лицо своими маленькими ручками. Глаза его были большие и испытующие, и много умнее, чем полагалось в его возрасте.
– Он любит тебя, мамочка?
– Да.
– А меня?
– Конечно. Он любит нас обоих... иначе он бы не женился на нас, верно?
Эти слова преследовали ее все утро, пока она мылась и одевалась. Сидя перед зеркалом, Оливия глядела на свое отражение, пока Беатрис причесывала и укладывала ей волосы. Щеки ее были мертвенно-бледными, глаза пугающе безжизненными.
Словно прочитав ее мысли, Беатрис успокаивающе обняла ее.
– Это вполне естественно, дитя мое. Это называется предсвадебной лихорадкой. Ты же не передумала выходить за Уорвика, нет? Нет?
– Конечно, нет. Просто... – Оливия пожала плечами и отвела глаза. – Думаю, мне только немного себя жаль.
Взяв Оливию за руку, Беатрис подвела ее к кровати, где они сели рядышком. Сегодня у Беатрис было полное просветление.
– Расскажи Беатрис, что случилось, девочка. Оливии не хотелось вдаваться в подробности, ведь все равно Беатрис через час забудет.
– Как забавно, что все так вышло, – задумчиво произнесла она со слабой улыбкой. – И все же... – Она повернулась к Беатрис, которая все так же вглядывалась в ее лицо. – И все же, если когда-то я бы выбрала брак с Майлзом при любых обстоятельствах, то теперь...
– Что теперь, милая? Скажи Беатрис, что тебя тревожит?
Оливия вздохнула.
– Теперь я бы предпочла, чтобы он любил меня.
* * *
Проведенная в другую комнату в помещении магистрата, Оливия сидела на стуле и смотрела на фарфоровые часы, сделанные в форме колокольчиков. Комната была украшена специально для свадеб. Окно, дверь и картины с изображением влюбленных пар на стенах обрамляли гирлянды из листьев, переплетенные белыми лентами. Обычно свадебные банты раскладывались здесь, а потом переносились в комнату для гостей. Не зная, пригласил ли Майлз кого-то в качестве свидетеля, Оливия сделала всего дюжину бантов, состоящих из белой ленты, кружева, цветов и серебряных листьев. И без пятнадцати двенадцать прибыл только один гость, брат Майлза, граф Уорвик, который поздравил ее и извинился за то, что его жена не смогла прийти. Графиня Уорвик ожидала появления на свет третьего ребенка.
Церемония была назначена на полдень. Брайан забрался на пуфик у окна и заверил ее, что сообщит сразу, как только его новый папа прибудет.
Часы пробили двенадцать. Гости, сидящие в свадебной комнате, ждали прибытия жениха, а жених все не появлялся.
В четверть первого Оливия все так же сидела на краешке стула, время от времени поигрывая рукавами платья, а Майлз все не появлялся.
Двенадцать тридцать. Брайан продолжал глядеть в окно, ерзал на сиденье и то и дело спрашивал: «Мама, когда же он придет? «.
– Скоро, – отвечала она голосом, от которого в горле и в груди делалось так больно, что она не могла вздохнуть.
– Мамочка, – позвал Брайан, своими маленькими пальчиками сжимая ее руку. – Почему ты плачешь, мамочка?
* * *
Таверна «Пес и очаг» была на редкость переполнена для такого раннего часа. Мужчины теснились поближе к бару, время от времени поднимая кружки в шутливом тосте за жениха и невесту Брайтуайта.
– За этого ублюдка Кембалла, который за всю свою никчемную жизнь палец о палец не ударил. Пусть теперь они со своей женушкой пожинают плоды его труда!
– Старик Кембалл знает, как их собирать, а?
Они опять разразились оглушительным хохотом.
– Давненько не видал я эту девку Девоншир, но слыхал, она страшна, как крокодил.
– Да еще и с пацаненком, которого прижила, говорят, от румынского цыгана.
– Говорят, у нее вытатуирована пара драконов на заднице. По одному на каждой половинке. Когда она идет, то кажется, будто они пляшут ирландскую джигу.
Снова хохот, сотрясающий стены прокуренной таверны.
Мало-помалу смех затих, когда головы, одна за одной, стали поворачиваться к двери, где стоял граф Уорвик, великолепный в своем дорогом, прекрасно сшитом сером смокинге и брюках в полоску. Персикового цвета галстук, однако, был завязан немного косо, черные волосы растрепаны.
Тишина упала камнем, когда Дэмиен перевел недобрый взгляд с раздосадованных физиономий бражников на Майлза, который сидел, ссутулившись, в темном углу комнаты, обхватив горлышко бутылки виски.
Послышались приглушенные возгласы: «Почему мне никто не сказал, что он здесь?» и «Я и сам не знал». Майлз наградил разинувших рты завсегдатаев тонкой усмешкой и приветственно поднял свою бутылку. Затем он поднял глаза на брата, который подошел и остановился возле столика.
– Вы только поглядите, кто здесь, – протянул Майлз. -Какими судьбами, Дейм?
– Уверен, ты прекрасно знаешь, который час.
Он вытащил карманные часы из кармана жилета и открыл крышку.
– Половина первого.
– Ты ничего не забыл?
Майлз налил себе еще стакан и оттолкнул бутылку.
– Вообще-то, милорд, я сижу здесь и вспоминаю многое.
Дэмиен начал было говорить, Майлз отмахнулся и поерзал на стуле, взглянув на открытый циферблат часов, которые положил на стол возле бутылки.
– Надо признать, что решения, которые я принимал в молодости, не отличались мудростью. И теперь, когда я не так молод, я могу оглянуться на свои ошибки с некоторым пониманием и сказать себе, что не повторил бы их... будь у меня такая возможность.
– И какое отношение все это имеет к Оливии? – поинтересовался Дэмиен.
Майлз провел рукой по волосам и устало потер глаза. Наклонившись над столом, Дэмиен сурово заглянул в лицо Майлза.
– Кажется, я знаю. Ты считаешь, что она недостаточно хороша. Теперь, когда ты из кожи вон лезешь, чтобы стать настоящим джентльменом, возможно, ты чувствуешь, что, учитывая ее прошлое, она будет напоминанием о твоем. В этом дело, да, Кембалл? Как можно завоевать уважение, когда у тебя на шее сидит жена с таким же сомнительным прошлым, как и твое? Несомненно, она будет постоянным напоминанием того, что тебе снова пришлось довольствоваться объедками.
Майлз нахмурился.
Дэмиен отодвинул стул и опустился на него.
– Не возражаешь? – спросил он и, схватив бутылку, поднес ее ко рту. – Может, ты и прав, Кембалл. То есть я не могу представить вас двоих вместе.
– Нет?
Дэмиен покачал головой.
– Нет. Кто захочет жену, которая плясала в чем мать родила вместе с цыганским сбродом?
– Она не была в чем мать родила, – огрызнулся Майлз.
– Но...
– На ней были шарфы.
– А... Ну, так еще эти ее татуировки...
– Они не видны, так какое это имеет значение? Откинувшись на спинку стула, Дэмиен пожал плечами.
– Ее никак не назовешь хорошенькой.
– Напротив. Бывают моменты, когда она очень даже ничего.
– В самом деле? Когда же?
– Когда снимает очки. Когда волосы ее слегка растрепаны ветром. Когда гнев или смущение – или спиртное – разрумянят ее щеки или когда она копается в саду с розами.
– Гм. Хорошенькая, говоришь.
– Ничуть не хуже своей испорченной сестрицы, Дэмиен посмотрел, как Майлз опорожнил свой стакан и снова наполнил его.
– Конечно, остается еще вопрос ее репутации.
– Ну и что из того?
– У нее мальчишка.
– Его зовут Брайан.
– Никто не знает, кто отец мальчика.
– Брайана. Его зовут Брайан.
– На тебя ляжет тяжкая ответственность растить чужого ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28