А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Можно было бы открыть дом призрения, чтобы растить там всех их детей. Фьенн родила сына от шевалье де Лоррена и отдала его г-же д'Арманьяк, воспитавшей его вместе со своими детьми, — это общеизвестные факты, которые дамы скрывают ровно настолько, чтобы не прослыть бесстыдницами и чтобы мальчишки не швыряли в них камни. Человек, который напишет мемуары об этом дворе и точно изложит то, что там творилось, оставит потомкам весьма поучительную книгу. Говорят, этим занялся граф де Бюсси-Рабютен; я была бы не прочь знать, упоминает ли он обо мне и что именно он говорит.
Вместе с тем Монтале была близкой подругой и наперсницей Лавальер; рожденная для этой роли, она присоединила к ней амплуа любовницы одного приятеля моего брата, большого чудака по имени Маликорн. В голове этой Монтале обитало целое полчище демонов интриги; она плела по пять-шесть интриг одновременно и, наполняя свои карманы любовными записками, переходила от одной персоны к другой; при этом она никогда не путала адресатов, чему я не перестаю удивляться. Плутовка была настолько дерзкой, что вмешивалась в дела своей госпожи и моего брата, прямо заявляя, что она готова им услужить (по крайней мере она говорила это влюбленному кавалеру, так как с Мадам ей приходилось обращаться более церемонно).
Как-то раз эта особа явилась к принцессе, когда та была нездорова (Мадам была тогда беременна и сильно страдала), встала перед ней на колени и, что нравилось принцессе в такие минуты, принялась ее жалеть, оплакивая ее недуги и неприятности, которые доставлял ей Месье. Постепенно хитрая бестия стала внушать своей госпоже, что ей следует утешить и вознаградить за страдания одного красивого дворянина, умиравшего от любви к принцессе и писавшего ей чудесные письма; она умоляла Мадам выслушать хотя бы половину одного такого письма.
Сначала принцесса отказывалась. Монтале продолжала мягко настаивать, изрекая туманные фразы, которым научил ее граф де Гиш. Мадам пыталась в шутливой форме заставить ее замолчать, но поневоле слушала, и Монтале так опутала ее своими речами, что та вначале призналась, что любовь де Гиша ей отнюдь не претит, а несколько дней спустя призналась, что она тоже его любит.
Это происходило в Фонтенбло, куда Гиш вернулся после поездки в Нант; он понимал, как следует вести себя впредь, но эта поездка могла все изменить, и Монтале взялась за дело подобающим образом. Когда Мадам покидала Фонтенбло в носилках, Монтале бросила ей туда более двадцати писем графа, и принцесса читала их всю дорогу, чтобы развлечься, а также по другой причине: не будучи страстно влюблена в Гиша, она не возражала завести роман и позабавиться.
В ту пору Мадам жила в Тюильри и провела там несколько недель, никуда не выезжая. Это отнюдь не мешало Монтале; она занималась сердечными делами Лавальер и принцессы одновременно, поверяя обеим секреты каждой из них, и делала все так ловко, что и та и другая ни о чем не подозревали; при этом плутовка считала себя вместе cо своим Маликорном владычицей Франции, поскольку она угождала прихотям как короля, так и его невестки.
Вскоре интриганка перестала довольствоваться передачей писем: ей понадобилось устраивать свидания, ей понадобилось привести моего брата к Мадам — только она одна была способна на подобную дерзость. Если бы Месье об этом узнал, то, как я полагаю, он велел бы своим пажам высечь ее. Плутовка переодела графа в женщину-гадалку так искусно, что он прошел среди бела дня в Тюильри мимо лакеев, горничных и прочей челяди, видевшей его каждый вечер, и никто его не узнал.
Монтале провела моего брата в покои, где Мадам устраивала чтение; фрейлины окружали принцессу, как подобает столь знатной особе во время болезни. Войдя, Гиш стал почтительно кланяться, как старуха, и ввел всех в заблуждение; изменив голос и выражение лица, он стал гадать этим жеманницам и предсказывать только то, что могло им понравиться, тем самым настраивая их в свою пользу. Затем настала очередь Мадам, лежавшей в постели и без конца стонавшей. Граф захотел остаться с ней наедине; она возражала, но в конце концов уступила, и они начали шептаться. Дело свелось к тому, что граф начал осыпать Месье насмешками. Стоило подвергаться всем этим опасностям ради такой прекрасной темы!
Ушел мой брат как ни в чем не бывало, не вызвав ни у кого подозрений. На лестнице, которая вела к шевалье де Лоррену, он встретил Месье и даже не заметил его. Такие свидания продолжались еще не раз и проходили столь же благополучно; но однажды графа едва не застигли врасплох. Как-то вечером Месье отправился на охоту в Сен-Жермен вместе с королем и должен был вернуться лишь два дня спустя, но явился домой к ужину: то ли его о чем-то предупредили, то ли он сам что-то заподозрил. Гиш находился в покоях Мадам, наедине с ней. Монтале была на страже; она услышала, как муж принцессы стремительно поднимается по лестнице, и устремилась в комнату госпожи, успев его опередить. Любовников охватило смятение; более ловкая Монтале схватила моего брата за руку и спрятала его за дверью, распахнув ее настежь. Мадам скрылась в задней комнате, легла на кушетку и притворилась спящей. Славный принц быстро прошел через спальню жены, где прятался ее любовник, и, никого не обнаружив, двинулся дальше; к счастью, с ним не было его друзей д'Эффиа и шевалье де Лоррена, которых бы не удалось провести.
Хитрая бестия Монтале остановила принца перед задней комнатой, заявив, что Мадам спит, что она очень плохо себя чувствует и что ее не стоит беспокоить — словом, она несла всякий вздор. Между тем мой брат выбрался из укрытия и незаметно вышел в прихожую, присоединившись к ожидавшим там людям, словно он только что пришел. Никто не обратил на это внимания. Месье тщетно продолжал свои розыски, а Мадам стала сильно его бранить за то, что он пришел и нарушил ее покой.
— Дело в том, — сказал Месье, оправдываясь, — что меня уверяли, будто граф де Гиш здесь.
— Если даже и так, сударь, разве здесь не бывают и другие люди?
— Конечно, но я имею полное право при этом присутствовать. Я не знаю, приняла ли Мадам извинения своего супруга.
Вскоре, однако, дела испортились по глупости Лавальер: эта несомненно очень добрая девушка была полностью лишена каких-либо признаков ума. Фрейлина держала в тайне от короля секреты Мадам, которые она узнавала от Монтале, пообещав той молчать; но ее недомолвки и натянутый вид были красноречивее слов, и король стал догадываться, что она что-то скрывает от него. А это как раз то, что его величество не выносит больше всего на свете; он желает знать все о своих любовницах и не допускает, чтобы от него утаивали хоть что-то; он ежеминутно спрашивает: — Что говорят люди? Что вам известно?
Кроме того, король ревновал Лавальер к некоему г-ну де Бражелону, который любил ее еще в Блуа и за которого она едва не вышла замуж. Впоследствии Монтале сумела этим воспользоваться, чтобы втереться в доверие к королю, о чем я еще расскажу. Итак, его величество принялся расспрашивать Лавальер, а та ничего не отвечала. Государь настаивал, а затем стал умолять; она продолжала упорно молчать, и он ушел от нее разъяренным. Влюбленные обещали друг другу никогда не ложиться спать рассерженными; девушка ждала, что король вернется, но он так и не пришел; она разволновалась, проплакала всю ночь и в конце концов рано утром помчалась как безумная в маленький захудалый монастырь в Шайо.
Очевидно, в дело вмешался сам черт: не далее как накануне кто-то, находясь у господина Главного, вздумал сказать, что Мадам очень плохо, гораздо хуже, чем говорили, и что она, конечно, не поправится. Мой досточтимый братец, сущий агнец в такого рода делах, оцепенел от страха и отозвал Варда в сторону, чтобы рассказать ему о своих отношениях с принцессой и о том, как он будет горевать, если с ней приключится беда, — словом, все то, что ему следовало держать за зубами.
Между тем Вард, безусловно, был самый вероломный и самый гнусный человек на свете, а в довершение всего его любовницей была графиня Суасонская, таившая в себе еще больше злобы и коварства, чем он, если такое вообще возможно, и еще больше способная на всевозможные пакости. Вард тут же ей все рассказал, в то время как мой брат поспешил к Мадам и признался ей, что он проговорился; принцесса страшно разгневалась и велела Гишу немедленно порвать с Вардом.
— Сударыня, — возразил граф, — я без промедления буду драться с Вардом, если вы этого потребуете, но я не могу порвать отношений с другом из-за того, что по собственной воле поговорил с ним откровенно; Вард — порядочный человек, он ни за что нас не выдаст и, возможно, напротив, окажется нам полезным.
Тем временем пропала Лавальер. Утром королю доложили, что в Тюильри ее нигде не могут найти: она исчезла.
Король идет к Мадам, чтобы выяснить, куда подевалась его драгоценная любовница; Мадам отвечает, что ей ничего не известно, а король заявляет, что она должна это знать. Оба начинают горячиться и выходят из себя, и тут появляется Месье; он многозначительно заявляет:
— Хорошо, что эта особа сбежала, она больше не станет ко мне приходить.
Король сделал вид, что он ничего не услышал, и удалился; он обошел весь дворец и расспросил о Лавальер фрейлин, ее подруг, а также лакеев, горничных и даже простых служанок. Монтале громко кричала и клялась, что она ни о чем не знает — и это была правда. Наконец один из кучеров рассказал, куда он отвез девушку. Король поспешил в Шайо. Он нашел свою любовницу распростертой на полу, всю в слезах, и тотчас же увез ее во дворец, но вместе с тем затаил на нее обиду из-за ее молчания; видя это, Лавальер все ему рассказала.
Это признание придало королю уверенность; вернувшись в Тюильри, он поднялся в свои покои по малой лестнице, приказал позвать Мадам в какую-то темную комнату и любезно попросил ее снова принять Лавальер на службу. Как известно, принцесса не выносила эту особу, виня ее в своем разладе с королем; Мадам считала себя всесильной и в отместку очень резко сказала: «Нет».
— Почему же, сударыня? — спросил король. — Какая у вас на то причина?
— Вам она прекрасно известна, к тому же на это не согласится Месье.
— Стало быть, мой брат хочет изгнать девушку из своего дома лишь потому, что ее считают моей любовницей? Принцесса опустила глаза и промолчала.
— Если это так, то я знаю, как сделать его более сговорчивым. Неужели лучше быть любовницей графа де Гиша, чем любовницей французского короля?
— А кто это любовница графа де Гиша? — высокомерно осведомилась Мадам.
— Вы, сударыня.
— Я?!
— Не отпирайтесь, мне это известно.
Король обстоятельно пересказал принцессе то, что он узнал от Лавальер, и та не смогла ничего отрицать, но не сообщил ей, от кого он получил столь точные сведения.
Мадам была потрясена. Король, проливший много слез и не желавший, чтобы это заметили, смягчился; он не стал осыпать свою невестку упреками и дал ей обещание обо всем забыть, но при условии, что она соблаговолит порвать с графом де Гишем и снова взять к себе Лавальер. Мадам согласилась на все, о чем он просил, мысленно проклиная болтунов.
Лавальер вернулась в свою комнату, а король вечером явился к принцессе и велел позвать Монтале, гордую подобным знаком внимания. Он начал расспрашивать плутовку о Бражелоне и заставил ее раз десять повторить то, что ему приятно было услышать; она привирала, как жития святых. Государь ушел умиленным и успокоенным. Его любовница была оправдана, а Монтале прослыла оракулом.
Король продолжал ежедневно навещать графиню Суасонскую. Лавальер не могла ему помешать, но она ненавидела графиню, и той это было известно. Вард и эта интриганка с утра до вечера ломали головы над тем, какую бы неприятность доставить любовнице короля; в конце концов они придумали неплохое средство: то было пресловутое испанское письмо, которое они направили камеристке королевы Ла Молина, надеясь, что она передаст его ее величеству; в этом послании они с чрезвычайной злобностью рассказывали о любовной связи короля и Лавальер.
Прочитав письмо, Ла Молина не стала передавать его своей госпоже, а отнесла королю; государь пришел в ужасную ярость и поклялся, что он прикажет колесовать сочинителей этого письма, если ему удастся их разыскать. Он начал расспрашивать всех, даже мерзавца де Варда, и тот не нашел ничего лучшего, как навлечь подозрения на герцога и герцогиню де Навай, что и послужило главной причиной их последовавшей вскоре опалы.
Весь двор пришел в волнение. Мадам и граф де Гиш обо всем узнали; они страшно волновались и встречались каждый день благодаря Монтале, чтобы, по их словам, вместе подумать над тем, как им расстаться. Но разве влюбленные способны сообща найти такое средство?
Вард, ставший другом и наперсником Мадам, в один прекрасный день пришел к мысли, что принцесса моложе и красивее графини Суасонской, что она необычайно умна и к тому же является Мадам, особой, наиболее приближенной к королю, — словом, что она больше подходит такому человеку, как он, чем племянница Мазарини. Поэтому маркиз решил стать поклонником принцессы и показывать ей это без слов, проявляя по отношению к ней величайшее внимание и безграничную преданность.
Увидев, что дела его друга приняли новый оборот, Вард попытался найти средство незаметно избавиться от Гиша под видом нежной заботы о нем. Он отправился к моему отцу и рассказал ему все, заявив, что его сын гибнет и что его необходимо насильно спасти от смертельной угрозы; по его мнению, единственное средство спасти графа состояло в том, чтобы отправить его в Лотарингию командовать полками, расквартированными в окрестностях Нанси. Король поспешил дать на это согласие; когда маршала уговорили и он обратился с той же просьбой к его величеству, государь уже не сомневался, что все сговорились, чтобы без шума удалить графа, и вечером сообщил об этом Мадам; принцесса страшно опечалилась, но не из-за того, что ей предстояло расстаться с моим братом, а потому что, как она полагала, он решил покинуть ее без предупреждения.
Как только Гиш с его необычайной гордостью и несговорчивостью обо всем узнал, он написал Мадам, что не собирается никуда уезжать, а если она изволит согласиться, то он заявит королю перед лицом всего двора, что этого назначения он не добивался и потому отказывается от него. Вард, боявшийся неприятных последствий, был тут ни при чем — граф сам хотел сделать эту глупость.
Монтале живо привела моего брата к Мадам, чтобы влюбленные могли посоветоваться и попрощаться. Принцесса заперлась с Гишем в молельне; в самый трогательный момент их свидания появился Месье. Графа кое-как успели спрятать в камине, и он долго там просидел, не имея возможности выйти. Наконец, Монтале выпустила моего брата на свободу, полагая, что он спасен, в то время как, напротив, этому волоките теперь грозила еще большая опасность.
У Монтале было немало завистниц среди ее товарок, раздосадованных тем, что король и его любовница так к ней благоволят; одна из них, некая девица по имени д'Артиньи, отнюдь не образец добродетели, не спускала глаз со своей подруги, задумав ее погубить. Увидев, как Монтале вместе с графом де Гишем вошла к Мадам, она тотчас же поспешила сообщить это королеве-матери, никогда не любившей свою невестку.
Королева немедленно послала за Месье и, действуя как истинная святоша, все ему рассказала. Вы можете себе представить ярость принца! Он тут же отдал приказ прогнать Монтале; плутовка подчинилась, но не растерялась и забрала с собой шкатулки, где хранились все письма. Затем Месье отправился к Мадам и для начала сообщил ей, что он перед этим сделал, после чего принялся осыпать жену всевозможными оскорблениями и упрекать ее за связь с Гишем, о которой, как он утверждал, ему были известны все подробности.
— Я сию же минуту пойду к вашей матери-королеве в Пале-Рояль, — грозил он, — и объявлю ей о том, что развожусь с вами и отдаю вас в монастырь, что ни в коем случае не оставлю вас здесь и что вы недостойны моей милости.
Мадам растерялась; вначале она ничего не говорила, но, немного придя в себя, выслушала этот словесный поток достаточно хладнокровно и призналась лишь в том, в чем сочла возможным признаться. Догадавшись, что мужу известно немного, она и рассказала ему о немногом, ставя себе это в заслугу, и утаила от него остальное. Мадам призналась, что у нее было только одно свидание с графом и она получила несколько его писем.
— Кроме того, все было вполне невинно, — заявила она.
Месье не поверил жене, но не показал вида, ибо она ступила на скользкую почву, и ему вовсе не хотелось идти по ее стопам. Принцесса мягко пожаловалась на его дружеские привязанности и сказала, что она тоже считала себя вправе питать к кому-либо дружеские чувства, притом гораздо менее всепоглощающие и бурные, нежели чувства Месье к шевалье де Лоррену и другим его приближенным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86