А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Колин покачал головой.— Ее не было в доме. Она здесь, да?— Наверное, хотя мы ее пока тоже не видели. Но нам угрожает нечто пострашнее.Это произнес Бенедикт, который первым увидел, что к ним направляется престарелая леди, опирающаяся на палку, — сама хозяйка дома, леди Данбери. Она была известна прямотой и резкостью суждений, на что почти никто не обижался, потому что все к этому привыкли и потому что при этом она была, в сущности, приветлива и добра.— Не притворяйтесь, что не замечаете меня, вы, Бриджертоны! — крикнула она им вместо приветствия и взмахнула палкой в опасной близости от живота Колина.Тот отпрянул и наступил на ногу Бенедикту.— Ваш семейный клан недурно смотрится, когда вы все вместе, — снисходительно заметила она.— Спасибо, леди Данбери, — поклонился Энтони, но она не обратила на него внимания.— А вас, милочка, — ее палка указала на Дафну, — разыскивает мистер Бербрук. На вашем месте я бы вырвала его с корнем!— Благодарю за совет, — искренне ответила Дафна, сразу поняв и оценив эту несколько мудреную фразу.— Наше славное общество, — продолжала леди Данбери, опять никак не реагируя на благодарность, — не так богато светлыми головами и остроумными людьми обоего пола, чтобы терять их таким нелепым образом, и ваш старший брат оказал этому обществу и вам, мисс Бриджертон, неоценимую услугу, когда осмелился ответить мистеру Бербруку отказом от вашего имени.После этих слов она величественно проследовала дальше.— Всем обо всем известно, — пробормотала Дафна. — Однако я почему-то ей нравлюсь, если я правильно поняла ее слова.— Мы тоже так поняли, — заверил сестру Бенедикт.— Тогда спасибо и вам, — лучезарно улыбнулась братьям Дафна и покинула их, направляясь в дамскую комнату. * * * Проходя через коридоры и холлы дома леди Данбери в направлении танцевальной залы, Саймон удивлялся и отчасти радовался своему хорошему настроению. Он никогда не выносил этих шумных скучных сборищ, да и редко бывал на них, а за годы пребывания за границей вообще отвык от подобного времяпрепровождения. Тем более что в недавнем разговоре Энтони подтвердил — на подобных вечерах не стало ни интереснее, ни приятнее. И тем не менее у Саймона было хорошо на душе, и он понимал — это просто оттого, что он вернулся на родную землю.И не в том дело, что ему было тошно во время странствий по миру. Он с интересом исколесил вдоль и поперек почти всю Европу, проплыл по Средиземному морю, побывал в Северной Африке, откуда направился в Святую Землю, и, поскольку не подошел еще срок возвращаться в Англию (а этот срок он установил себе сам), решил отправиться через Атлантику в Вест-Индию, откуда рукой подать до Соединенных Штатов Америки. Но туда он не попал: новоиспеченный американский народ как раз в это время вступил в серьезный конфликт с Великобританией. Однако, пожалуй, главной причиной того, что он повернул назад, было полученное им известие о том, что его отец, тяжело болевший все последние годы, скончался.Зачем Саймон вообще уезжал в двадцатидвухлетнем возрасте из Англии почти на шесть лет? Разумеется, за эти годы он много повидал, многое обдумал, набрался жизненного опыта, и все же главной причиной, заставившей его покинуть Англию, была не тяга к странствиям и не любознательность. Он бежал от отца, который, на долгое время предав сына отлучению, внезапно решил приблизить его, возобновив с ним отношения.Саймон не желал этого. Еще в детстве он дал себе клятву никогда не общаться с отцом, и это чувство крепло в нем с годами. Он быстро сложил чемоданы и отправился в добровольную ссылку — куда угодно, только чтобы не встречаться с человеком, который поступил с ним в прошлом так жестоко, а теперь собирается принять как сына, будет улыбаться лицемерной улыбкой, говорить лживые слова о родительских чувствах… Нет!Перемены в отношении отца к нему произошли, только когда Саймон окончил Оксфорд. До этого герцог даже не желал платить за его школьное обучение, повсюду говоря и написав в письме одному из учителей, что не желает, чтобы имя и титул его рода сделались посмешищем в Итоне из-за дебила сына. Однако Саймон был не по летам упрям и настойчив: он сам велел отвезти его из Клайвдона в Итон, где постучал прямо в дверь кабинета директора, сказав, что прибыл учиться, и придумал целую легенду о том, что всякие заявления и денежный взнос отца, видимо, затерялись в дороге или в стенах школы и он не должен из-за этого страдать и пропускать целый учебный год. Не так ли?.. Он бравировал своим родовым именем, стараясь копировать манеры отца — высокомерный тон, высоко задранный подбородок, снисходительный взгляд. Словом — юный хозяин жизни. Но в каждую минуту своей отрепетированной заранее речи он смертельно боялся, что слова, вырывающиеся из его рта, начнут налезать друг на друга и вместо фразы: «Я — граф Клайвдон, сын герцога Гастингса, и приехал к вам сюда учиться…» и так далее — у него получится что-нибудь вроде: «Я г-граф Кл-Кл-Кл…», и все на этом закончится.Однако он был принят без промедлений, и через несколько месяцев до его отца дошли сведения, что сын учится неплохо, но не мешало бы оплатить его пребывание в стенах учебного заведения. При таком положении герцог не мог, не подвергнув себя публичному осуждению в высшем свете, забрать сына из школы, а осуждения он не хотел.Саймон часто задумывался над тем, почему отец уже в то время не посчитал нужным приблизить к себе сына, и не находил ответа. Разве что дело было в непомерных амбициях герцога, в его непроходящей обиде на то, что столь желанный и долгожданный ребенок не оказался сразу таким, каким хотел его видеть отец.Нельзя сказать, что с речью у Саймона во время пребывания в Итоне было все в полном порядке. Но он хорошо научился владеть собой и быстро выходил из затруднительных ситуаций. Настолько быстро, что никому из однокашников не приходило в голову дразнить его заикой. Да, бывали некоторые странности — то внезапный кашель, то мычание, но к этому вскоре привыкли. Да и кто без странностей?Даже письма герцог так ни разу и не написал сыну, и тот уже окончательно смирился с мыслью, что отца у него нет.После Итона путь Саймона, естественно, лежал в университет Оксфорда, где он прославился своей худобой и способностями к точным наукам. Справедливости ради следует сказать: он не был ни слишком худ, ни слишком учен, но в студенческой среде его считали и тем и другим. А поскольку в силу известных причин он старался говорить мало, некоторые считали его высокомерным и тем больше прислушивались к его мнению и словам. Он не был чересчур общительным, зато имел хороших верных друзей (в их числе Энтони Бриджертон) и сам был для них таким же. Еще его считали человеком, которому можно доверять, красивым малым и, в общем, типичным британцем. Женщинам он нравился.Саймон не задумывался о своих достоинствах и недостатках, он просто наслаждался открывшейся перед ним жизнью — общением с друзьями, с книгами, с молодыми вдовами и оперными певичками. И порой, когда все-таки вспоминал об отце в минуты разгула и очередного кутежа, ему приходила в голову приятная и злорадная мысль, что тот бы этого не одобрилНо, как ни странно, герцог Гастингс все же следил за своим единственным сыном и наследником, о чем Саймон и не подозревал. Отец получал сообщения о его академических успехах, а также донесения от специально нанятых сыщиков лондонского полицейского суда на Боу-стрит о его образе жизни и поведении, которые, надо сказать, не вызывали у отца особых нареканий. О том, что герцог уже снял с Саймона все свои подозрения насчет дебильности, и говорить нечего. Совсем напротив: с гордостью говорил он себе и другим, что всегда был уверен — в роду Гастингсов не может быть помешанных или бездарных потомков.Окончив Оксфорд со степенью бакалавра и отличием по математике, Саймон приехал в Лондон и снял холостяцкую квартиру, так как не имел намерения жить с отцом. И здесь люди, среди которых он вращался, принимали его немногословие и привычку к коротким фразам за высокомерие, а небольшой круг друзей — за некий вид изысканности.В какой-то момент он прославился в лондонском свете одним лишь словечком «нет». А дело было так: законодателем мод в тот период считался некий щеголь Браммел, который обожал своими рассуждениями и вопросами о стилях одежды ставить людей в неловкое или смешное положение. И однажды, притворившись, что ему позарез нужно мнение Саймона о новом шейном платке принца Уэльского, он обратился к нему с длиннейшей фразой, начинавшейся словами «не думаете ли вы?..». На что Саймон, с трудом дождавшись окончания вопроса, коротко ответил: «Нет» — и отвернулся от говорившего.К следующему вечеру Саймона с полным правом можно было назвать «королем общества». Тог что он не стал спорить с общепризнанным законодателем мод, вообще не вступил в диалог, а просто сказал как отрезал, сразу же возвело его в ранг чуть ли не самых ироничных и остроумных людей сезона. Его «нет» прозвучало как приговор зарвавшемуся любимчику высшего света.Весть об этом событии дошла до ушей герцога Гастингса, и Саймон стал все чаще слышать слова о том, что его отношения с отцом могут вскоре кардинально измениться в лучшую сторону, что старый герцог чуть не плясал от радости, когда узнал об успехах сына при окончании университета, а от краткого ответа надоевшему всем Браммелу просто пришел в восторг.Как уже говорилось, Саймон не искал встреч с отцом, однако на одном из званых вечеров они столкнулись лицом к лицу.Герцог не дал сыну возможности первым нанести прямой удар, как тот ни желал этого. Саймон смотрел на человека, так похожего на него самого (если ему удалось бы дожить до старости), и чувствовал, что не может ни приблизиться к нему, ни заговорить.Как в давние годы, язык увеличился в размерах, прирос к гортани, и казалось, что помимо воли с его губ сейчас начнут срываться все эти «н-не», «м-ме» и «с-с»…Герцог воспользовался заминкой, но не для того, чтобы вновь нанести оскорбление, а чтобы обнять Саймона со словами «мой сын…».На следующий день Саймон покинул страну.Он знал, что если не сделает этого, то не сможет избежать дальнейших встреч с отцом, а встречаясь с ним, не сможет чувствовать себя сыном этого человека и соответственно относиться к нему после вынужденной разлуки почти в двадцать лет.Кроме того, ему уже успела наскучить бесцельная жизнь в Лондоне. Несмотря на репутацию повесы, он отнюдь не был таковым. Конечно, за три года в Оксфорде и год в Лондоне ему приходилось неоднократно принимать участие в дружеских попойках, посещать званые вечера, а также публичные дома, но все это почти не вызывало у него интереса.И он уехал.А вот теперь вернулся и испытывал от этого радость. Было что-то успокаивающее в том, что он у себя дома, что-то умиротворяющее в наступлении столь знакомой тихой английской весны. И друзья! Снова друзья после шести лет почти полного одиночества.Он не спеша проходил по комнатам, направляясь в главную залу. Ему не хотелось, чтобы о его приходе оповещали, чтобы его сразу начали узнавать, теребить, расспрашивать. Разговор с Энтони Бриджертоном только укрепил его нежелание становиться членом лондонского общества.Женитьба? Он не думал о ней, не строил планов. Значит, тем более нет никакого повода для того, чтобы вращаться в высшем свете.Выказать свое уважение к леди Данбери, которую помнил с детства, — это он должен сделать, для того и пришел сюда. Да и то, если бы не полученное от нее письменное приглашение и поздравление с возвращением на родину, вряд ли он был бы сейчас здесь.Этот дом был знаком Саймону с давних пор, и потому он вошел через заднюю дверь, намереваясь найти хозяйку, поприветствовать ее и затем ретироваться.Обогнув очередной угол в анфиладе комнат, он услышал голоса и замер. Этого еще не хватало: чуть не нарвался на любовное объяснение. И кажется, не слишком мирное. Он уже хотел потихоньку удалиться, растаять, чтобы не помешать, когда его остановил женский крик:— Нет!Что это? Кто-то принуждает ее к чему-то, чего она не хочет? Саймон был далек от желания совершать героические поступки, защищая незнакомых женщин, — тем более неизвестно, от кого и от чего, но и не мог оставить без внимания то, что происходит рядом. Возможно, попытка какого-то насилия? Он осторожно заглянул за угол, напрягая слух.— Найджел, — говорила молодая женщина, — вы не должны так преследовать меня. Это просто невыносимо!Саймон чуть не застонал. В какую дурацкую историю чуть не вляпался! Не хватало еще стать свидетелем препирательств, должен или нет влюбленный преследовать предмет своей страсти.— Но я люблю вас! — во весь голос закричал мужчина. — И хочу, чтобы вы стали моей женой!Бедный страдающий дуралей! Саймону стало жаль его.— Найджел, — опять заговорила девушка ласковым терпеливым тоном, — мой брат уже сказал вам: я не могу этого сделать. Но мы останемся хорошими знакомыми.— Ваш брат ничего не понимает!— Нет, понимает, — твердо сказала девушка.— К черту! Если не вы, то кто?Саймону эти слова не понравились. В них абсолютно отсутствовала романтика и налицо была грубость. Похоже, девушка разделяла его мнение.— Полагаю, — заметила она довольно холодно, — даже здесь, в доме, найдется сейчас несколько желающих. Или хотя бы одна.Саймон еще больше выдвинулся вперед, чтобы видеть говоривших. Девушка находилась в тени, на мужчину падал свет от свечей, и его бульдожье лицо было хорошо видно. А также поникшие плечи. Он медленно качал головой, повторяя с огромной печалью:— Нет. Никто… Вы же знаете… они… они…Казалось, человек тоже заикается, и Саймон ощутил хорошо знакомое напряжение языка и гортани.Говоривший уже справился с волнением и продолжил:— Они не смотрят на меня. Только вы улыбаетесь мне. Только вы одна.— Ох, Найджел, — вздохнула девушка, — уверена, это не так.Из всего услышанного Саймон сделал заключение, что девушке ничто не угрожает, более того, она, пожалуй, даже владеет ситуацией. И если говорить о помощи, то она больше нужна этому недотепе по имени Найджел. Но он, Саймон, помочь, увы, не может, и лучше всего ему незаметно ретироваться, пока несчастный влюбленный не обнаружил, что существует еще один свидетель его унижения.Саймон отступил немного назад, туда, где, он помнил, находилась дверь, ведущая в библиотеку, через которую можно было пройти в оранжерею, откуда он мог попасть в главную залу, а затем и в танцевальную.Но как раз в этот момент девушка громко вскрикнула, а затем раздался злобный голос Найджела:— Вы должны выйти за меня! Обязаны! Я не смогу найти никого больше!Саймон повернул обратно и поспешил на помощь, придав лицу соответствующее выражение и заранее приготовив фразу: «По-моему, дама вам ясно дала понять, чтобы вы перестали преследовать ее!» Но судьба решила не дать ему возможности совершить сегодня героический поступок: еще до того как он раскрыл рот, молодая леди подняла правую руку и нанесла обидчику сокрушительный удар в челюсть.Смешно взмахнув руками, Найджел свалился на пол. Однако всего больше удивило Саймона, что девушка тут же опустилась на колени рядом с упавшим.— Ох, дорогой, — услышал он ее голос. — Найджел, с вами все в порядке? Неужели удар был таким сильным?Саймон не мог сдержать смеха, и девушка резко обернулась.До этого она находилась в тени, и все, что он мог различить, была копна густых темных волос. Теперь он увидел ее большие, тоже кажущиеся темными глаза и полные чувственные губы. Лицо девушки, по форме несколько напоминающее сердце, нельзя было бы по нынешним канонам назвать очень красивым, однако во всем ее обликеБыло нечто такое, что привлекало взоры. И взор Саймона в том числе.Она слегка сдвинула брови.— Кто вы такой? — невозмутимо спросила она, но в ее тоне не было ни тени удовольствия от того, что она видит перед собой. Глава 3 Ходят слухи, дошедшие и до ушей вашего автора, что Найджела Бербрука видели в ювелирной лавке Моретона, когда он покупал кольцо с драгоценным камнем. Не означает ли это, что вскоре мы будем иметь удовольствие познакомиться с некоей миссис Бербрук? «Светская хроника леди Уислдаун», 28 апреля 1813 года
Да, вечер получился неудачным, пришла к выводу Дафна. Сначала она пыталась укрыться в одном из затемненных уголков танцевальной залы, что было нелегко, поскольку леди Данбери никогда не жалела денег на освещение. А когда решила переменить укрытие и поспешила покинуть залу, то по случайности наступила на ногу мисс Филипе Фезерингтон, которая и раньше не отличалась тихим голосом, а тут закричала так, что, наверное, было слышно на улице:— Дафна Бриджертон! Ты отдавила мне палец!Этот вопль привлек в числе прочих внимание Найджела, и тот ринулся через всю залу за Дафной, как охотник за дичью. Надежды Дафны, что она опередит его и успеет скрыться, не сбылись — он настиг ее у выхода и снова принялся изливать свои чувства.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Бриджертоны - 1. Герцог и я'



1 2 3 4 5