Мишель указала на вывеску.
— Очень удобно, — заметила она, пока Этан помогал ей спешиться. Холод от земли сразу начал пробираться сквозь толстые носки.
— Да, в атом есть свои преимущества. — Этан привязал лошадь и снял седельную сумку. — Сначала займемся тобой, а потом я помогу остальным.
Руки Мишель прежде были скрещены на груди, в каждой руке зажато по ботинку. Теперь же она развела руками, и этот жест выглядел невинным и равнодушным.
— Мне некуда спешить. Не откажусь посмотреть, как будут разгружать шестьдесят тысяч долларов.
Этан не растерялся. Не важно, что слова Мишель услышал только он. Этан не стал ждать ее следующего заявления. Перекинув Мишель через плечо, он внес ее в салун и стал подниматься по лестнице в свою комнату, располагавшуюся в глубине здания.
— Объяснения потом, Детра, — крикнул он, взбираясь по ступенькам. Он чуть не оглох от хохота и непристойных замечаний завсегдатаев салуна. Повернувшись на площадке, он заметил, как Хьюстон жестом позвал Ди в свой кабинет. Этан обрадовался: реакция Ди на появление Мишель слишком встревожила его, так что будет лучше, если Ди услышит все объяснения от Хьюстона. В конце концов Ди — его любовница.
Этан заметил, что Мишель под взглядами посетителей салуна вела себя непривычно тихо. Она не отбивалась, даже не пыталась возразить, В своей комнате Этан усадил ее на кровать и быстро запер дверь.
— Жаль, что пришлось унизить твое достоинство, — произнес он, прежде чем Мишель опомнилась, и сунул ключ в карман. — Снимай сырую одежду и ложись. Сейчас попрошу Детру прислать кого-нибудь с горячими кирпичами и лишними одеялами. Мои рубашки здесь, в комоде. Можешь надеть какую-нибудь. — Он заметил промелькнувшие в глазах Мишель протест, страх и неуверенность. — Или нет, — передумал он, — меня больше устроит естественный вид.
Этан ожидал, что после этих слов Мишель набросится на него, однако с ее стороны не последовало ни ударов руками и ногами, ни потока ругательств. Сведя на переносице темные брови, Этан вопросительно уставился на Мишель. Она спокойно встретила его взгляд, запахнувшись в одеяло. Этан лишь пожал плечами.
— Я приготовлю постель и оставлю тебя. Окно здесь закрашено наглухо, так что не вздумай выбивать стекло и звать на помощь. Я запру дверь. Если начнешь стучать или невежливо обойдешься с девушкой, которую пришлет Детра, пожалеешь об этом. — Этан считал, что такой угрозы хватит, чтобы сдержать Мишель.
Этан почти минуту стоял, прислушиваясь к звукам за дверью. Там было тихо. Услышав, что Хэппи зовет его, Этан спустился вниз.
Когда через пятнадцать минут ключ заскрежетал в замке, Мишель еще сидела на краю постели, завернувшись в одеяла С ее промокших носков и заледенелых джинсов на пол натекла лужица воды и пропитала ковер с малиновым и белым узором.
Войдя в комнату и увидев, в каком состоянии пребывает гостья, Китти Лонг вздохнула.
— Этан предупредил меня, что с тобой придется потрудиться, — с порога произнесла она. Китти принесла свернутые одеяла и жаровню и сложила все на стол вишневого дерева возле двери. — Мне не очень-то по душе, что тебя запирают здесь, но Этан считает, что ты не в себе от холода. — В подтверждение Китти постучала пальцем по виску. — Его можно понять, стоит только посмотреть на тебя. Я — Китти Лонг. Этан просил меня сказать, что я сестра Оби. Только не понимаю, зачем это ему понадобилось.
Но Мишель все поняла. Даже если Китти узнает об ограблении, что теперь казалось Мишель невероятным, она ни за что не выдаст брата. Это было предупреждение Этана. Мишель оглядела незваную гостью. Китти была очень похожа на брата льняными волосами и бледным лицом, но больше всего — одинаковыми очертаниями губ. Если Оби был высоким, довольно тощим и сутулым, то его сестра отличалась приятной полнотой. Кроме того, в Китти не чувствовалось и следа застенчивости, присущей ее брату.
— Дай-ка мне одеяло, — начала она. Поскольку Китти почти сдернула одеяло с плеч Мишель деловитым жестом, слова прозвучали как приказ, а не как просьба. — А у тебя неплохие волосы, правда, сейчас спутались, похожи на воронье гнездо. Ничего, мы их высушим, как только ты снимешь мокрую одежду, ладно? Постараюсь не задевать тебе лицо — вот это синяк! Но не беспокойся, мы его чем-нибудь замажем. Это джинсы Оби, верно? Я узнала их по заплатке — сама ставила ее на колено. Бог ты мой, я бы никогда в них не влезла. Какая же ты худенькая — просто прутик, верно?
Болтая без устали, Китти хлопотала вокруг Мишель. Она засыпала гостью лавиной вопросов и не дожидалась ответа. Странно, но ее заботы постепенно приводили Мишель в себя, и, оцепенев от тягостных мыслей и ощущений, она вскоре обнаружила, что на глаза навернулись слезы.
Китти грела постель, передвигая по ней жаровню на длинной ручке, наполненную горячими углями. Тем временем Мишель натягивала через голову ночную рубашку Этана.
— Ложись сейчас же, — приказала Китти. — Вот так! Осторожнее, не обожгись. Тяжелыми выдались для тебя последние деньки, верно? Ручаюсь, ты думала, что путь на Запад — приятная прогулка! Хорошо еще, тебя нашли на станции Стилуотер, а не то попала бы в заведение Энджел Мэдден. — Круглое лицо Китти исказилось комичной гримасой полнейшего отвращения. — И тогда тебе пришлось бы несладко.
Мишель позволила Китти укрыть ее до подбородка толстым пуховым одеялом и подоткнуть со всех сторон.
— Хочешь, я расчешу тебе волосы? — предложила Китги.
Мишель слабо покачала головой.
— Ладно, с этим успеется завтра, когда тебе полегчает. — Китти развела огонь в железной печке, в дальнем углу комнаты. Она собрала мокрую одежду Мишель, вытерла лужу на полуджинсами брата и неслышно удалилась из комнаты.
Лишь несколько часов спустя, когда щедрая добыча была поделена и спрятана в надежном месте, Этан смог вернуться к себе в комнату. Он вконец вымотался, хотел поскорее поужинать, вымыться и лечь спать — не важно, в каком порядке.
На подносе стояли блюда с огромным бифштексом, толстыми ломтями хлеба с маслом, внушительными кусками вишневого пирога, чайник и две кружки. Осторожно удерживая поднос одной рукой, Этан открыл дверь. До тех пор пока он не увидел Мишель в своей постели, он не сознавал, как жаждет остаться в одиночестве. Подавив взрыв раздражения, он поставил поднос на стол и запер за собой дверь.
— Просыпайся, — грубо приказал он. — Ужин готов.
Мишель не ответила, даже не пошевелилась. Этан подошел к постели и приложил руку к ее лбу. Лоб был не горячим, и Этан испытал облегчение. Он был не в состоянии исполнять роль сиделки для кого-нибудь, в особенности для этой упрямой, своевольной и неизменно неблагодарной пациентки.
Скользнув ладонью под подбородок Мишель, Этан слегка повернул ее лицо, разглядывая синяк, оставшийся от удара. Опухоль была почти незаметной, синяк потускнел. Завтра его смогут разглядеть только те, кому известно о его существовании, например Китти. Об этом синяке Китти спросила Этана в первую очередь, едва успела спуститься вниз. По ее словам, синяк у Мишель расплылся на половину лица. Этан сочинил правдоподобную историю о том, как ему пришлось приводить гостью в чувство, и Китти удовлетворилась этим. Больше всего Этана раздражало то, что ему придется сообщить об этом Мишель, чтобы их рассказы совпадали. Раздражение нарастало. Схватив Мишель за плечо. Этан грубо встряхнул ее.
— Просыпайся. Ужин остывает.
Мишель заморгала, выплывая из глубин сна. Инстинктивно она отдернулась от руки, вдавившейся в плечо.
Этан убрал руку.
— Не бойся, не укушу, — буркнул он. — Твой ужин на столе — вместе с моим, так что оставь половину. Вставай, я не стану подавать тебе поднос в постель. Придется научиться заботиться о себе самой.
— Я привыкла сама заботиться о себе, — холодно отозвалась Мишель, села и откинула одеяло. Одолженная Эта ном ночная рубашка оказалась надежным и скромным прикрытием — подол свисал до щиколоток, но у Мишель были свои понятия о приличии, и потому она попросила халат.
— О Господи! — Этан раздраженно отвернулся от постели, не желая дожидаться, пока остынет еда. Присев в большое кресло у стола, он взял с подноса тарелку с бифштексом и поставил на колени. — Нет у меня халата!
— Я всего лишь спросила.
Этан ответил ей презрительным фырканьем, затем сосредоточился на тарелке и принялся за ужин. Прошло всего несколько минут, прежде чем перед его глазами промелькнули босые ступни и тонкие щиколотки — Мишель торопливо подошла к столу, взяла тарелку и бегом вернулась к постели. Услышав скрип пружин, Этан обернулся.
— Ты ждала нападения? — спросил он.
— Почему? Конечно, нет.
Этан решил, что Мишель действительно удивлена этим вопросом.
— Тогда зачем тебе понадобился халат?
— Мистер Стоун…
— Этан, — перебил он. — Зови меня только Этаном. Мы ведь женаты, помнишь?
Мишель не забыла об этом, но не видела смысла в притворстве наедине с Этаном. С другой стороны, по-видимому, он не собирался потворствовать ей. Густая хрипота в голосе усилилась, раздражение стало более заметным. Вокруг глаз собрались морщины, угловатые очертания челюсти подчеркивала густая темная щетина.
Смутное воспоминание вернулось к Мишель. Она всмотрелась в лицо Этана и попробовала представить его побритым. Может, все дело в бороде, задумалась Мишель. Неужели он намеренно изменил внешность?
— Что это ты уставилась на меня? — спросил он, предчувствуя ответ.
— Что? — Мишель очнулась от размышлений. — Ничего. Просто задумалась.
— Прежде чем впасть в задумчивость, ты начала объяснять мне про халат. — Этан склонил голову, избегая пристального взгляда Мишель и подхватывая на вилку картофель с морковью.
— Да, про халат, — подтвердила она и, покачав головой, чтобы прояснить мысли, продолжала: — Я не привыкла расхаживать по комнате в ночной рубашке.
— В моей ночной рубашке, — уточнил Этан, заметив, как на лице Мишель вспыхнул легкий румянец. Он припомнил, как при первой встрече с Мишель решил, что эта женщина вообще не способна краснеть, однако уже не сколько раз наблюдал обратное.
— Вот именно, — подхватила она, стараясь сдержаться. — Я жила с матерью и четырьмя сестрами. Надеюсь, вы понимаете, что сейчас я чувствую себя неловко.
Этан чуть не подавился куском.
— Это еще слабо сказано, — заметил он, запивая кусок чаем и с трудом проглатывая хлеб. — Когда сегодня днем я принес тебя сюда, ты окоченела от страха.
— От холода, — поправила Мишель. Этан устремил на нее пристальный взгляд:
— Нет, от страха.
Мишель рассеянно водила вилкой по тарелке.
— Да, — наконец согласилась она. — От страха. Но у меня были причины бояться, верно?
Даже если бы он смог разуверить Мишель, ответ на ее вопрос не изменился бы.
— Да, причин бояться у тебя немало.
Мишель кивнула, другого ответа она и не ожидала. Несмотря на голод, у нее не было аппетита. Она поставила тарелку на тумбочку у постели, подтянула одеяло повыше и прислонилась к спинке кровати.
— Как твои пальцы? — спросил Этан. — Не обморожены?
— Нет.
— А скула?
— Все в порядке.
— Китти расспрашивала меня о синяке, пришлось сказать, что в пути ты закатила истерику и я был вынужден успокоить тебя.
— Эта басня недалека от истины. Этан кивнул:
— Нам надо поговорить еще о многом, чтобы у тебя был шанс уцелеть.
— Не понимаю, почему для вас это так важно. Этан понял, что пора прояснить ситуацию и избавиться от лишних расспросов.
— Мне все равно, — сообщил он, — но я пообещал твоему приятелю позаботиться о тебе. Конечно, причина не слишком важная, но тебе она поможет. На твоем месте я не стал бы требовать подробностей. — Он проследил, как губы Мишель сжались, подавляя вздох и дрожь. Налив в кружку чай, Этан отнес его к постели. — Похоже, тебе не мешает согреться изнутри.
Этан не знал, зачем делает это. Вероятно, потому, что Мишель выглядела такой жалкой, свернувшись под одеялом и прижавшись к спинке кровати. В ее широко расставленных темно-зеленых глазах застыл ужас, рот сжался. Тонкие брови, изящными дугами поднимающиеся над глазами, сходились по мере того, как Мишель погружалась в мысли. Но все чаще внимание Этана приковывали ее волосы. Каштаново-медные пряди больше не были упрятаны в аккуратный пучок на затылке, их не портил вид торчащих карандашей. Эти великолепные волосы были не просто густыми и шелковистыми, но выбивались из-под шпилек длинными локонами. Сейчас черты ее лица казались более тонкими, а кожа — более светлой в рамке волос чудесного оттенка.
Этан наблюдал, как Мишель греет ладони, обхватив кружку, а затем осторожно пробует ее содержимое. Вернувшись к столу, Этан принялся за толстый ломоть вишневого пирога.
— Будем считать, что я сбежал от тебя четыре года назад.
— Почему вы сбежали?
— Ты оказалась ворчуньей, и потом, я терпеть не могу сидеть на привязи.
Еле заметная улыбка тронула ее губы.
— Вижу, мы вновь не слишком отдалимся от истины. Увидев ямочки в уголках ее рта, Этан почувствовал, как что-то сжалось у него в груди. Неудивительно, что Мишель привыкла так крепко сжимать губы в задумчивости — своей улыбкой она могла свести с ума любого мужчину.
— Ты сказала Хэппи, что вы с Дрю были помолвлены. Естественно, ты была знакома с его коллегами, хотя и не считала их близкими друзьями. — Краткого напоминания о погибших товарищах хватило, чтобы прогнать с лица Мишель улыбку. — По-моему, нам следует объяснить, что мы прожили вместе всего несколько месяцев — скажем, с марта по июль 1871 года.
— Где же мы познакомились?
— В Нью-Йорке. В то время я бывал там. А ты?
Мишель кивнула:
— Я всегда там жила.
Они принялись обмениваться сведениями. Мишель обдумала, стоит ли лгать — ей не нравилось, что Этану станут известны подробности ее жизни, пусть даже самые незначительные, — но отказалась от этой мысли. Безопасность заключалась в истине. Если сведения будут достоверными, впоследствии ее вряд ли застанут врасплох. Они назвали друг другу даты своего рождения. Мишель недавно исполнилось двадцати три года, Этану — тридцать один. У него не было родственников, Мишель же выросла в большой семье. Она закончила университет. Этан рассказал ей то же самое, что Хьюстону и остальным: он закончил восемь классов и с тех пор продолжал образование самостоятельно. Этан не мог позволить себе роскошь делиться истиной. Ему следовало повторять ту же самую историю, которую он рассказывал всем прочим. В основном эта задача не представляла труда. Обмен сведениями с Мишель было хорошим упражнением для ума.
— Сколько времени мы были знакомы до свадьбы? — спросила Мишель.
— Всего неделю. Ты тогда еще училась в университете. Это случилось скоропалительно.
— Я не совершаю необдуманных поступков.
Этан пристально взглянул на нее, прикрыв глаза густыми ресницами.
— Я тоже.
— Тогда почему же мы… — Мишель осеклась и затаила дыхание, когда Этан отставил пустую тарелку и поднялся. Легкими, быстрыми шагами, выдающими уверенность и целеустремленность, он подошел к ней; его намерения не вызывали сомнений. У кровати он уперся коленом в матрас возле бедра Мишель и склонился над ней, опираясь на спинку кровати над ее плечом. Он нагнул голову и приник к ее рту. Его решимость была неукротимой, порыв — не терпеливым и жадным.
Его губы оказались сладкими, они источали слабый привкус вишен и чая. Повинуясь его движению, губы Мишель приоткрылись. Его язык дразнил нежную внутреннюю поверхность верхней губы, пробегал по зубам. Этан прижался к ее губам сильнее, заставляя приоткрыть рот. Его губы дразнили и властвовали. Мишель коснулась их языком, отвечая на поцелуй, принимая вызов, и застонала от наслаждения.
Этан отстранился, прерывая поцелуй. Выпрямившись, он сделал шаг от постели. Черные, расширенные зрачки не отрывались от Мишель.
— Вот почему, — мрачно произнес он, — мы не могли удержаться.
Мишель побледнела.
— Поскольку мы решили не уклоняться от истины… — Его голос оборвался, едва он заметил отражение мыслей Мишель на ее лице. Она не сводила с него глаз, крепко обхватив ладонями кружку, и хмурилась, сжав припухшие губы. Неужели она станет отрицать то, с каким желанием приняла поцелуй? Неужели откажется признать, что их влечет друг к другу?
— Пожалуй, вам больше не следует прикасаться ко мне, — наконец произнесла она. — Я не люблю вас, и незачем ждать, что когда-нибудь полюблю. Сейчас я ненавижу даже себя. Мне кажется, я предала самое дорогое, в том числе себя.
— Наши чувства взаимны. — Этан вернулся к креслу, но не сел. Он допил чай, поморщившись от резкого перехода к остывшей жидкости от медового тепла губ Мишель. — Я вернусь через несколько минут. Здесь у Ди есть ванна.
— Ванна… — Мишель задумалась. — Я бы хотела помыться.
— Сейчас моя очередь, — возразил Этан. — Но если хочешь, можешь помыться после меня.
Мишель еще долго смотрела на дверь, затворившуюся за Этаном, понимая, что будет благоразумнее помнить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43