Он еще молод! И сегодня ночью наконец-то по праву назовет Тину своей женой!Девушка расчесывала перед зеркалом волосы, когда Роберт вошел. Она, вздрогнув, оглянулась, и он сразу заметил: в ее серых глазах вновь появилось выражение настороженности и страха. Ведь прежде они доверяли друг другу, неплохо проводили время в разговорах… Неужели теперь, когда Тина стала его женой, единственное желание этой девушки, чтобы он оставил ее в покое!Роберт не приготовил для Тины отдельной комнаты, сказав, что они все равно скоро уедут, поэтому девушка обитала в заново обставленной спальне. В остальных помещениях Роберт планировал впоследствии провести ремонт, отделать и обставить в соответствии с современной модой. Роберт хотел поменять мебель на более легкую и светлую, хотя Тину вполне устраивала эта, темная, резная, с темно-серой обивкой диванов и кресел. Ей нравились изящные статуэтки, облицованный черным мрамором камин в гостиной, бежевые обои с узором из золотисто-белых лилий, а в мрачноватом прохладном холле — пышные растения в больших ящиках, украшенных резьбой.Что же до дома в Сиднее, Тина уже была наслышана о его роскоши и великолепии, о мозаичных окнах и фонтанах в саду, хотя в Сидней стоило поехать только ради Терезы. Девушка поймала себя на мысли о том, что в последние дни реже вспоминает сестру. Поистине оно разрушает и сметает все, это безжалостное время! Где сейчас Тереза, с кем? Тина чувствовала, что сестра жива, но в остальном трудно было даже что-либо предполагать.Девушка опять вздрогнула и напряглась, когда Роберт положил руки на ее плечи. Он стоял, а она сидела перед туалетным столиком на маленьком пуфике в пеньюаре и отделанных лебяжьим пухом сафьяновых туфельках.— Тина! — с тихим вздохом произнес Роберт, и пальцы его сжались.Она испуганно шевельнулась, полы пеньюара разошлись, обнажив нежно-округлые белые колени, и сию же секунду Роберт, подхватив девушку сильными руками, опустил ее на стоящую рядом кровать.Он страстно и горячо, не отрываясь, целовал ее в полураскрытые губы, а пальцы его искали завязки пеньюара. Тина не могла пошевелиться под тяжестью его тела, но, улучив минуту, повернула голову в сторону и срывающимся, умоляющим шепотом произнесла:— Не надо, не надо, пожалуйста!Роберт невольно ослабил объятия, и тело девушки изогнулось в стремлении освободиться, тело, которое в этот миг пребывало в полном согласии с рвущейся на волю душой.— В чем дело?! — с холодной яростью произнес мистер О'Рейли.Тина встретилась со взглядом его ледяных глаз: он был взбешен.— Я… я плохо себя чувствую! — пролепетала она и тут же стыдливо прикрылась.Роберт вскочил и нервными шагами быстро прошелся по комнате. Лицо его покраснело, он не мог унять бушевавшую ярость.— Послушай, девочка! Знаю, тебе всего шестнадцать, но ты же вышла замуж, значит, должна кое-что понимать! Я же мужчина, в конце концов, а тебе давным-давно пора чувствовать себя замужней женщиной, женщиной, а не девчонкой! Сначала ты трясешься от страха, заставляешь меня чувствовать себя растлителем малолетних, — Роберт повторил слова Конрада, — а теперь заявляешь, что заболела! Ты притворяешься, я уверен! Ведешь себя так, словно перед тобой насильник, тогда как я всего лишь твой законный муж, которому ты дала перед Богом клятву! Я женился на тебе не только ради совместных прогулок, бесед, обедов и…— Нет, — прошептала Тина, прерывая его многословную речь, — я не притворяюсь. Я виновата, простите, но я правда не могу!..— Черт возьми! — вырвалось у Роберта. — Ты только и знаешь, что извиняться — это же проще всего!Потом, несколько успокоившись, сухо произнес:— Ладно, раз ты нездорова, я ничего не могу поделать, но учти: после не приму никаких отговорок и ни на минуту не останусь больше в этом дурацком положении! Поняла?— Да, — прошептала девушка дрожащими, непослушными губами. Широко распахнутые глаза ее были полны слез.Заметив это, Роберт неожиданно мягким голосом прибавил:— Спокойной ночи, Тина. Ничего, я готов подождать, ведь я люблю тебя!Но она почему-то уже не верила в это. ГЛАВА VI Утром Тина по давней привычке проснулась рано, за час до рассвета — время, как говорят, еще более таинственное, чем полночь: в природе, лишенной привычных красок, царит мнимая неподвижность, созерцательность полусна, когда грань между явью и грезами кажется хрупкой, как яичная скорлупа. Девушка встала и посмотрела в окно на серебристо-серую поверхность океана и темные, четко выделяющиеся на фоне бледного неба силуэты гор.Звезды гасли одна за другой, словно за тайной полупрозрачной стеной некто невидимый задувал желтые свечи. Кто правит миром в этот час, Бог или Дьявол? Тине казалось, что для тех, кто там, на небесах, земля — огромное зеркало, в которое они смотрят в предрассветные минуты, и оно являет им все картины времени от прошлого до нынешнего восхода. Не закрывают ли они руками в ужасе искаженные лица при виде горестей и бедствий, царящих на земле?Девушка оделась и бесшумно выскользнула за дверь. Откуда-то доносились звуки музыки… Что это?Мистика!Тина на цыпочках пошла по дому и, дойдя до гостиной, затаившись, стала слушать.Мелодия текла, переливаясь, звуки тонули один в другом, а иногда все вместе погружались куда-то, подобно солнечным лучам, пропадающим во тьме стоячих вод, а после неведомо как выплывали оттуда, омытые печалью, и тогда внезапно рождалось нечто пронзительно-светлое, прозрачное, как слеза. Жизнь и смерть плели рядом свои нити, иногда непостижимым образом сливались, создавая нечто единое, а над ними царила любовь; всепоглощающая, нежная, как пламя свечи, она являла свой лик из таинственной глубины. Порой минорные звуки опутывали душу, порождая прозрачные слезы грусти, а в другой раз рвали сердце на части, вызывая рыдания, вселяли в него чувства безнадежности и скорби.Тине эта музыка показалась самой прекрасной на свете.Осторожно выглянув в гостиную, девушка увидела Конрада: сидя на круглом стуле, он играл на рояле.Длинные пальцы юноши легко бегали по клавишам, со стороны казалось — они едва касаются их. Перед ним не было нот, он не смотрел ни вперед, ни перед собой, а куда-то вдаль, пожалуй, даже не пространства, а времени, перед ним вставали какие-то образы — такого выражения лица Тина еще не видела ни у одного человека. Ей показалось, что сейчас, когда он думает, что одинок и незрим, в его лице отразится вся внутренность души, и она, Тина, увидит те же картины, что и он, — нечто страшное и прекрасное, как сама жизнь!— Что это за мелодия? — вырвалось у девушки. Не в силах удержать восторг, удивляясь своей неожиданной смелости, она вошла в гостиную и остановилась возле рояля.Звуки смолкли, и что-то витавшее вокруг исчезло, растворилось в воздухе и тишине.Конрад бросил играть, явно недовольный, что ему помешали.— Это пьеса, посвященная моей матери! — отрывисто произнес он, слегка развернувшись к Тине.— Вы сами ее написали? — изумилась девушка.— Да.— Так вы сочиняете музыку?— Иногда, — ответил он, убрав пальцы с клавиш. Он молча ждал, что она еще скажет. Тина могла бы повернуться и уйти, наверное Конраду именно этого и хотелось, но девушка не могла пойти против желания поговорить с ним.— Мне очень понравилось! — взволнованно проговорила она, слегка краснея. — Красивая музыка. Мне кажется, вы вложили в нее всю свою душу.Его взгляд чуть потеплел, он сдержанно ответил:— Что ж, это так! Потом кивнул на кресло.— Садитесь!— Я думаю, ваша музыка многим бы понравилась! — осмелев, сказала Тина. — Ее слышал кто-нибудь?Конрад покачал головой.— Вы могли бы стать известным композитором! Конрад усмехнулся, а она вспыхнула. Что может значить для него ее мнение дилетантки!— Если вы хотите сказать, что этим можно зарабатывать деньги, могу ответить—такой вариант исключается. Это очень личное и не продается, понимаете?— Не совсем! Напротив, талантливая вещь должна увидеть свет!Конрад улыбнулся: ему понравилась взволнованная серьезность девушки. А она, оказывается, не пустышка и не тихоня!— Кто сказал вам, что эта вещь талантлива?— Я так думаю! — очень искренне ответила Тина.— Вы занимались музыкой?— Нет, но для этого, наверное, необязательно быть знатоком.— Пожалуй… И все же я не согласен с вами. — И неожиданно проницательно посмотрев на нее, спросил: — Вы бы продали свою душу?— Душу — нет, но произведение искусства ведь не душа!— Ошибаетесь! Это как раз душа или, если хотите, отражение большей ее части. Хотя не всегда, конечно. Бывает иначе, но если человек, создав произведение искусства — музыку, стихи, картину, не вложил туда частицу себя, то это ничто. Такие вещи обычно холодны, они не вызывают отклика, трепета, не волнуют, они не наполнены энергией своего создателя, а значит, мертвы. Мы всегда это чувствуем и забываем их — бессмертны лишь первые, живущие собственной жизнью и после смерти создателя. Они — святилище души, в котором скрыта истина. В талантливых произведениях всегда присутствует гармония, а ее дает только одухотворенность. Как и в любви. Лишь в этом случае нам сопутствуют высшие силы, и только тогда дается награда!Тина затаила дыхание.— В любви?— Конечно. Ведь это тоже стихия эмоций, чувств… Тина слушала его, и ей было радостно от того, что они вдруг так сразу сблизились. Или она заблуждается? А Конрад думал: неужели эта девушка так одинока? Что заставляет ее с жадным вниманием слушать его слова и отвечать с таким жаром? Вчера — он видел — она бродила по дому печальная, похожая на угасшую свечу, а сегодня вдруг вспыхнула точно факел.— А вы когда-нибудь любили? — прошептала она. Девушка не надеялась на откровенность, но Конрад ответил:— Любил ли я? Пожалуй, нет. — В этот миг в его лице появилось далекое задумчивое выражение, точно он уловил сквозь тьму тысячелетий отблеск света давно потухшей звезды. — Подростком я был влюблен в свою учительницу, потом одно время мне казалось, будто я люблю женщину, но это, наверное, была не любовь, а нечто иное. Влечение, может быть. Во всяком случае, ничего общего в духовном смысле я с нею не имел.— Да, — тихо промолвила Тина, — мама мне говорила: истинно сближаются люди не разные, а непременно близкие по духу, интересам…Конрад снисходительно улыбнулся.— Вы знаете о любви только по рассказам вашей мамы?Тина вздрогнула и потупилась. Она не стала отвечать. Вместо этого спросила, сама поражаясь своей дерзости:— Значит, у вас нет невесты?Удивленно взглянув на нее, он впервые рассмеялся.— Невесты? Конечно нет! Вряд ли я захочу и смогу жениться в ближайшие десять лет! К тому же за меня пойдет далеко не каждая, что во мне хорошего?«Все!»— хотела ответить Тина.— Разве отец вам не рассказывал обо мне? — Его глаза блеснули, как древнее каменное зеркало.— Немного.— Он, наверное, сказал, что я пропащий человек, что мое основное увлечение в жизни —вино, женщины, карты?Девушка глубоко вздохнула. Почему-то она не могла лгать ему.— Да.— Это не так, — спокойно отвечал юноша. — На самом деле я почти не пью, в карты, кости и прочую азартную чепуху не играю, потому что заранее знаю — мне не повезет. По ресторанам не езжу, так как не имею денег, по этой же причине не могу покупать женщин. Соблазнять же порядочных девушек считаю безнравственным. Отец не знает меня, он видит во мне только то, что хочет видеть, — плохое. Не верьте людям на слово, старайтесь на все смотреть своим взглядом. Чужие мысли, даже если они кажутся вам очень близкими, все равно никогда полностью не совпадут с вашими. А вы, судя по всему, доверчивы и легко поддаетесь внушению!— Да, — тихо призналась Тина, вспомнив, как быстро согласилась принять предложение Роберта О'Рейли.Она невольно вздохнула.— Вам скучно здесь, в этом доме? — догадалсяКонрад.— Бывает… иногда. — И хотела добавить: «Только не с вами!»Странно, ведь ей не было скучно и с Робертом — тогда, когда они были друзьями!— Любопытно! — промолвил Конрад, испытующе глядя на нее.— А вы никогда не скучаете?— Нет, почему же… Хотя, думаю, скука — состояние неестественное для человека. Скучают или люди неразвитые, получающие удовольствие только от пошлых забав, еды и питья, или, напротив, — богатые духовно, но не нашедшие себя, своего дела или же потерявшие что-то. А вообще я глубоко уверен в одном: человека никто и ничто не развлечет, никто не избавит от скуки, это способен сделать только он сам!— Мой отец говорил, что скука — болезнь бездельников.— Какая-то доля правды в этом есть.Тина, позабыв о приличии, не сводила глаз с Конрада. Откуда он взялся, этот юноша, из какого сна, из какой мечты? Зачем? Чтобы успокоить, дать облегчение ее душе, уже успевшей исстрадаться в бесплодной жажде освобождения? Или обречь сердце на новые муки?Она еще не знала, что душа, ищущая истину желаний, стремлений, чувств, не успокоится никогда!Конрад О'Рейли… Настоящий хозяин дома, замка… Замка, построенного из грез Тины Хиггинс. Замка ее души.— Вы скоро уезжаете? — выдохнула девушка.— Да, — равнодушно произнес он, — к концу недели меня здесь не будет.— Вы живете в Сиднее?— Жил одно время.— Вы там… работали? — Тина немного запнулась, вспомнив, что рассказывала Джулия.— Да. Последние полгода играл на рояле в одном ресторане. Я рад, что это занятие для меня уже в прошлом, не очень-то оно мне нравилось!— Но у вас богатый отец! — осмелилась заметить Тина.— Отец и я — не одно и то же! — Конрад вложил в эти слова очень большой смысл.— Я вижу!— Видите?— Да. Разве неправда, что сущность души человека накладывает отпечаток на его лицо, выражение глаз? Сами мы этого не видим, но со стороны, если приглядеться, заметно. Лица иных, как и души, по одну сторону границы добра и зла — во тьме. На них печать грубости, глупости, злобы. Лица же других будто бы освещены изнутри негаснущим огнем!Конрад удивленно и в то же время с пониманием смотрел на девушку.— К сожалению, все угасает, Тина, — немного грустно произнес он, неожиданно называя ее по имени, — все факелы, все огни! И на лицах наших — полутени, полутона… И сути чаще не видно!Тина вздрогнула: в этот миг Конрад интонациями и выражением лица напомнил ей Роберта.— Почему вы так рано встали сегодня? — спросил Конрад.— По привычке, — просто ответила девушка, — мы с мамой в это время шли на работу.— Вы из небогатой семьи?— Да.— Это хорошо, — заметил Конрад.— Почему? — удивилась она.— Вы знаете жизнь бедняка и тем больше радости доставит вам нынешнее положение. Есть с чем сравнивать.Тине вдруг стало невыносимо стыдно. Наверняка весь Кленси гудел, обсуждая ее, внезапно вышедшую замуж за немолодого богатого человека. Кто-то осуждал, многие, возможно, завидовали — ей было все равно. А вот мнение этого юноши волновало до боли. Тина боялась, что он спросит, почему она согласилась на этот брак, и в то же время желала, желала ответить: «Я его не люблю!»Конрад ничего не спросил.«Ему все ясно!»— печально подумала Тина.Юноша между тем надолго задумался о чем-то своем. Потом какая-то новая мысль осветила его лицо.— Вы заняты днем? Девушка пожала плечами.— Нет.— Вы ездите верхом?— Немного.— Не хотите покататься? Я знаю за городом красивые места, да и вы, наверное, тоже.Тина мгновенно воспрянула духом: он приглашает ее на прогулку!— Да, — сказала она, скрывая радость, — хочу. Девушке не пришло в голову, что надо спросить разрешения мужа. В этот миг она не думала ни о чем, чувствовала только, что заболевает какой-то новой, доселе ей неизвестной болезнью, столь же пугающей, сколь и желанной.Тина вошла в гостиную в платье из синей саржи, такого же цвета маленькой шляпке с белыми перьями и бледно-голубой вуалью. Руки были затянуты в перчатки.Девушка казалась взволнованной и оживленной. Она высоко держала голову, на щеках пылал румянец, а синий цвет придавал ее сияющим глазам оттенок грозовых туч.— Ты прелестна! — произнес Роберт, поднимаясь навстречу, и она сразу внутренне съежилась. Роберт подошел к ней и обнял за талию.— Куда это ты собралась? — спросил он, ласково заглянув ей в глаза. Тине показался странным взгляд этого человека: как сквозь прохладные, обволакивающе-мягкие воды реки бывает видно темное каменистое дно, так в глубине серо-голубых глаз Роберта таилось нечто настороженно-жесткое.Тина не успела ответить — с другой стороны появился Конрад.Он сохранял все тот же непроницаемо-хмурый вид. Взглянув на него, девушка испытала ощущение, какое бывает, когда, любуясь осенним, по-своему красивым пейзажем, уже не веришь, что на эту землю когда-нибудь придет яркое лето.У Тины перехватило дыхание, едва она заметила наряд Конрада: высокие блестящие сапоги, черный кожаный пояс, короткая коричневая куртка… Он был так строен и так красив! О боже! Ей показалось: что-то дикое и запретное входит в ее жизнь, запретное, но очень желанное!Девушка пребывала в непонятном смятении. Больше всего ей хотелось в эту минуту, чтобы Роберт убрал руки с ее талии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62