У него в распоряжении было минут двадцать-тридцать. Затем пришлось бы возвращаться на свою позицию, а он знал, каковы «возможности» шлюпа.— До трех еще есть время, сэр, — произнес штурман, находившийся рядом с капитаном.Джек Обри снова поднес часы к глазам; старшина посветил ему фонарем. На шканцах воцарилась напряженная тишина. Все матросы собрались на корме, но даже вчерашний сухопутный плотник на шкафуте понимал, что происходит.— Потеряем всего семь минут, сэр, — заметил штурман.Нет, так не пойдет.— Следите за рулем, — оборвал его Джек, увидев, как «Поликрест» рыскнул на целый румб вправо. — Мистер Пуллингс, проверьте синие ракеты, — произнес он и вновь принялся расхаживать взад и вперед.Первые пять минут ему было тяжело — всякий раз, как он доходил до поручней, на глаза ему попадалась шлюпка с золотом, которая все ближе подходила к берегу; ее еще можно было перехватить. После двадцатого поворота капитана контрабандисты пересекли невидимую черту: шлюп уже не мог отрезать их от берега, и капитана перестали терзать сомнения.Пять склянок. Джек проверил местоположение корабля, взяв пеленг на колокольню и башню маяка. Пасмурная полоса на норд-весте приближалась к созвездию Большой Медведицы. Шесть склянок, и ввысь взлетела синяя ракета, разорвалась и была унесена в подветренную сторону, освещая запрокинутые, с неестественно открытыми ртами лица: в ее призрачном свете они казались удивленными.— Мистер Пуллингс, будьте добры, пошлите на топ надежного матроса с ночной подзорной трубой, — распорядился Джек Обри. Пять минут спустя он спросил: — Эй, на топе грот-мачты! Что видите? Не идет ли шлюпка со стороны берега?После паузы послышался ответ:— Ничего не видно, сэр. Вижу в подзорную трубу линию прибоя, но никакой шлюпки пока не отходило.Семь склянок. В море вышли два хорошо освещенных судна, шедших к югу, — конечно, нейтралы. Восемь склянок, и новая вахта застала «Поликрест» на прежней позиции.— Отведите шлюп подальше от берега, мистер Паркер, — сказал Обри. — Пусть судно окажется вне видимости земли, но только не забирайтесь к югу. Завтра ночью мы должны снова вернуться сюда.Но следующей ночью «Поликрест» оказался на противоположной стороне Ла-Манша, дрейфуя возле Дандженеса и принимая при этом столько воды, что Джек Обри подумал: ему следовало бы укрыться у острова Уайт и, поджав хвост, доложить адмиралу, что задание не выполнено. Но на рассвете ветер переменился на западный, и шлюп, пустив в ход все помпы, пополз назад под глухо зарифленными марселями, рассекая бурные волны — такие короткие и крутые, что корабль совершал судорожные движения, вызывавшие тошноту, в результате чего в кают-компании никакие решетки для столовой посуды и никакие ухищрения обедающих не смогли сохранить еду на столе.Место казначея, как это всегда происходило, едва был взят первый риф, оказалось пустым. Сев за стол, Пуллингс сразу же начал клевать носом.— Вы не страдаете от морской болезни, сэр? — спросил у Макдональда Мэтьюрин.— Нисколько, сэр. Но когда я возвращаюсь с Западных островов и мы садимся в шлюпки, то тотчас становимся бледными как полотно.— Западные острова… Западные острова. Некогда существовал Рыцарь Островов. Не был ли он вашим предком, сэр?Макдональд поклонился.— Этот титул мне кажется самым романтическим, — продолжал Стивен. — Правда, у нас тоже имеется Белый рыцарь, Рыцарь Глена, Дон О'Коннор, Мор Мак-Карта, Лис О'Шоннак и так далее. Но Рыцарь Островов… этот титул производит впечатление какого-то необъяснимого величия. Я вспоминаю, что сегодня я испытал весьма странное ощущение — ощущение вновь обретенной памяти. Два ваших пехотинца, оба, по-моему, зовутся Макри, вели частный разговор, полируя свое снаряжение одним куском белой трубочной глины. Я стоял поблизости, ничего особенного, сами понимаете, не происходило, между ними просто возникло какое-то разногласие по поводу этого куска глины, причем один из них предлагал своему приятелю поцеловать его в зад, а второй посылал первого к черту и все прочее в таком же духе. И я прекрасно, без всяких усилий, их понимал.— Так вы знаете гэльский язык, сэр? — воскликнул Макдональд.— Нет, сэр, — отвечал Стивен. — Дело в том, что я не говорю на нем; я полагал, что и не понимаю. И вдруг, без всякого усилия с моей стороны, выяснилось, что я все понимаю. Я даже не представлял себе, что гэльский и ирландский языки так похожи. Я-то полагал, что оба диалекта развивались по разным законам. Скажите, пожалуйста, могут ли понять друг друга жители ваших Гебрид и горных селений, с одной стороны, и, скажем, уроженцы Ольстера — с другой?— Ну конечно же, сэр. Они довольно легко понимают друга, когда речь идет об общих предметах: судах, рыболовстве. Сквернословят они тоже одинаково. Разумеется, отдельные слова отличаются, есть большие различия в интонации, но при известном старании они могут добиться довольно хороших результатов и свободно общаться. Среди мобилизованных есть несколько ирландцев, и я слышал, как они беседовали с моими морскими пехотинцами.— Если бы я услышал их, они оказались бы в списке лиц, совершивших дисциплинарный проступок, — произнес мокрый, как ньюфаундленд, Паркер, поднявшийся снизу.— Почему это? — спросил Стивен.— Ираландский на флоте запрещен, — отвечал старший офицер. — Это нарушение дисциплины. Непонятный большинству язык может быть использован заговорщиками для подготовки бунта.— Еще одна такая волна, и мы останемся без мачт, — произнес Пуллингс, когда уцелевшую посуду, стаканы и всех присутствующих в кают-компании швырнуло на подветренный борт. — Сначала мы потеряем бизань-мачту, доктор, — продолжал он, осторожно помогая Стивену подняться, — и у нас получится бриг; затем лишимся фок-мачты, и получится маленький старомодный шлюп; потом простимся с грот-мачтой и окажемся на плоту, с чего нам и следовало начинать.Проявив чудеса ловкости, Макдональд на лету поймал графин. Подняв его, он обратился к Стивену:— Если вы сумеете найти целую посудинку, то я с удовольствием выпью с вами рюмашку и мы вернемся к разговору об Оссиане. Судя по тому, как уважительно вы говорили о моем предке, мне ясно, что у вас ка редкость верное представление о возвышенном, а возвышенное, сэр, это величайшее доказательство подлинности песен Оссиана. Позвольте мне продекламировать из него краткое описание рассвета.
Синяя ракета вновь осветила палубу «Поликреста» и задранные ей вслед лица вахтенных; но на этот раз ее унесло к норд-осту, поскольку ветер повернул и принес с собой мелкий дождь, обещавший усилиться. На этот раз их сигналу почти мгновенно ответили с берега мушкетным огнем — там вспыхнули алые точки, и до корабля докатился отдаленный треск выстрелов.— От берега отходит шлюпка, сэр, — крикнул матрос с топа мачты. Минуты две спустя он доложил: — На палубе, эй, на палубе! Отходит еще одна шлюпка, сэр. Стреляет по первой.— Всем ставить паруса! — приказал Джек Обри, и на «Поликресте» закипела работа. — На полубаке! Освободить второе и четвертое орудия. Мистер Рольф, накройте вторую шлюпку, когда позволит дистанция. Открывайте огонь сразу, как только наведете на цель. Стволы на самый большой угол возвышения. Мистер Паркер, ставьте марсели и прямые паруса.Шлюп приблизился к берегу на полмили, для карронад это слишком большое расстояние, но если набрать скорость, то скоро можно будет открыть огонь. Эх, хотя бы одну погонную пушку!..Посыпались команды, которые в считанные минуты довели капитана до белого каления.— На марсе, живее, взять на гитовы, по реям, по реям, на грот-марсель-рее, не зевать, слышите? Черт бы вас побрал, отдать бизань-марсель! Выбрать шкоты! Выбирай тали, пошел, поживей!Господи, что за мука! Словно купец с неполным экипажем, если не баржа с навозом! Сцепив пальцы за спиной, Джек заставил себя отойти к поручням, чтобы не броситься на полубак и разобраться в мешанине команд. Шлюпки направлялись прямо к кораблю, причем со второй стреляли из двух или трех мушкетов и нескольких пистолетов.Наконец боцман просвистал завертывать снасти, и «Поликрест», кренясь, понесся вперед. Наблюдая за приближающимися шлюпками, капитан произнес:— Мистер Гудридж, сбросьте ход, чтобы дать возможность канониру поточнее выстрелить. Мистер Макдональд, пошлите ваших лучших стрелков на мачту, пусть бьют по второй шлюпке.Шлюп двигался так, что угол между шлюпками увеличивался. Но в это же время первая шлюпка начала поворачивать в его сторону, закрывая своего преследователя от пушек «Поликреста».— На шлюпке! — взревел капитан. — Отверните от моей кормы, держите вправо!Неизвестно, услышали его или нет, но между шлюпками появился зазор. Носовые карронады выстрелили, издав громкий треск и выбросив длинные языки пламени. Джек не видел падения ядер, но промах был, очевидно, велик: со второй шлюпки продолжали часто палить. В серой мгле снова взвилось пламя, на этот раз точнее — ядро легло с недолетом, но уже небольшим. С марсовой площадки выстрелил один мушкет, за ним сразу три или четыре. Еще один выстрел карронады, на этот раз ядро было нацелено точно на вторую шлюпку, поскольку «Поликрест» приблизился к ней на две или три сотни ярдов. Отрекошетив от воды, ядро пронеслось над головами преследователей, охладив их пыл. Они все еще продолжали погоню, но после следующего выстрела круто развернулись, пальнув напоследок в темноту, и быстро удалились.— Лечь в дрейф, мистер Гудридж, — сказал Джек Обри. — Выбрать на ветер бизань-марсель. Эй, на шлюпке! Кто гребет? — Со шлюпки, находившейся в полусотне ярдов, послышалась непонятная речь. — Кто гребет? — повторил он, наклонившись через поручни, причем дождь хлестал ему в лицо.— Бурбон, — послышался слабый крик, за которым последовал мощный возглас: — Бурбон!— Подгребайте к подветренному борту, — отозвался Джек Обри.Шлюпке надо было пройти мимо корабля, который раскачивался и скрипел. Она подошла к его борту, один из гребцов зацепился отпорным крюком за руслень, и при свете боевых фонарей капитан увидел на кормовом решетчатом люке скорченное тело.— Le monsieur est touche Господин ранен (фр.)

— сказал матрос с отпорным крюком.— Он тяжело ранен — mauvaisement blesse?— Sais pas, commandant. II parle plus: je crois bien que c'est un macchabee a present. Y a du sang partout. Vous voulez pas me faire passer une elingue, commandant? Не знаю, капитан. Он не разговаривает: думаю, сейчас отдаст концы. Везде кровь. Вы не велите подать мне строп, капитан? (фр)

— Eh? Parlez… Что? Говорите… (фр.)

. Пошлите за доктором.Лишь после того как пациента доставили в капитанскую каюту, Стивен увидел его лицо. Жан Анкетиль — нервный, застенчивый и в то же время отважный, медлительный и невезучий молодой человек — истекал кровью. Пуля пробила аорту, и Стивен ничем, ничем не мог помочь: кровь била ключом.— Через несколько минут все кончится, — сказал доктор, обращаясь к капитану.— Он, сэр, умер через несколько минут после того, как его подняли на борт, — сказал Джек Обри.Адмирал Харт ворчливым голосом спросил:— Это все, что на нем было?— Так точно, сэр. Шинель, сапоги, одежда и документы — все это, боюсь, в крови.— Что ж, пусть все это отстирывает Адмиралтейство. Но как же вы упустили контрабандистов?Черный юмор адмирала объяснялся неутоленной жаждой наживы.— Я заметил шлюпку, когда находился на позиции, сэр. До рандеву оставалось пятьдесят три минуты, и если бы я погнался за ней, то обязательно опоздал бы на него. В срок я не сумел бы вернуться. Вы же знаете, сэр, как идет «Поликрест» в бейдевинд.— Вы, наверное, помните, что мешает плохому танцору, капитан Обри. Во всяком случае, есть такая штука, как обязательность наполовину. Этот малый так и не явился на рандеву: все эти иностранцы одинаковы. Во всяком случае, можно было и опоздать на полчаса. Вы бы успели даже с экипажем из старых баб. Знаете ли вы, сэр, что шлюпки с «Аметиста» перехватили того прохиндея с Диля, когда он входил в Амблетез с одиннадцатью сотнями гиней на борту? Злость берет, когда об этом подумаешь… все прошло мимо носа. — Он забарабанил пальцами по столу.«„Аметист" крейсирует по указанию адмирала, — размышлял Джек, — флагман же не имеет доли от призовых денег. Харт потерял около ста пятидесяти фунтов стерлингов и оттого рвет и мечет».— Однако, — продолжал адмирал, — что с возу упало, то пропало. Как только переменится южный ветер, я отправлю конвой в плавание. Вы будете ждать появления судов из списка, которые вам даст Сполдинг. Вы должны эскортировать их до Лиссабонской скалы. Не сомневаюсь, что на обратном пути вы перехватите контрабанду, разберетесь с этой мелкой шушерой. Сполдинг передаст вам нужные распоряжения. Никаких строго ограниченных временем рандеву не будет.
К утру ветер переместился на вест-норд-вест, и на сотне фор-стеньг взвился синий с белым квадратом отходной флаг. Десятки шлюпок поспешно доставляли на торговые суда капитанов, их помощников и пассажиров из Сандвича, Уолмера, Диля и даже Дувра. Многие из этих лиц стали жертвами самого бессовестного вымогательства: судя по семафору флагманского судна, отрепетованному настойчивыми орудийными выстрелами, времени осталось мало, на этот раз действительно предстоял отход. Около одиннадцати часов вся эта куча-мала, кроме судов, совершивших навал друг на друга, вывалилась в море тремя растянувшимися группами. Однако, несмотря на некоторую сумятицу, они являли собой великолепное зрелище: пространство свинцового моря на протяжении четырех или пяти миль было заполнено белыми парусами, над которыми в вышине реяли серые, как море, или белые, как паруса, облака. Это был самый наглядный пример огромного значения торговли для островного государства, а для гардемаринов «Поликреста» — зримая политэкономия, которая освобождала простого моряка от насильственной мобилизации: на этих судах были тысячи людей, которым никто не мог приказать плавать не под торговым, а под военным флагом.Однако, вместе с остальной командой, гардемарины должны были смотреть на телесные наказания. На «Поликресте» был сооружен своего рода эшафот, рядом с которым выстроились боцманские помощники; старшина доставил провинившихся, большую часть которых составляли любители спиртного — джин, как обычно, доставляли на борт судна владельцы наемных шлюпок, — виновные в неуважительном отношении к офицерам, пренебрежении к собственным обязанностям, курению вне камбуза, игре в кости, воровстве. В таких случаях Джек Обри всегда был мрачен, недоволен всеми находящимися на борту — как невиновными, так и виновными: он казался высоким, суровым, замкнутым, наделенным чуть ли не сверхъестественной властью. Так повелось с самого начала кампании: ему пришлось неукоснительно поддерживать дисциплину и авторитет офицеров. В то же время Джеку Обри приходилось лавировать между разрушающей бодрый дух команды жесткостью и роковой для порядка на корабле мягкостью. Ему приходилось прибегать к наказаниям, несмотря на то? что он не знал три четверти экипажа. Задача эта была трудная, и лицо его становилось все более мрачным. Он ввел дополнительные наряды, исключил выдачу грога на три дня, затем на неделю, на две, четырех матросов приговорил к шести ударам плеткой, одного — к девяти, а вора — к дюжине. Наказание было не слишком суровым, однако на старой «Софи», бывало, проходило месяца два, а то и больше, без того, чтобы доставать плетку из красного бязевого футляра. Даже мягкое наказание обставлялось с торжественностью: чтение Дисциплинарного устава, дробь барабанов, выстроенные матросы и пехотинцы с серьезными лицами.Потом уборщики наводили порядок, а доктор спускался в кубрик, чтобы наложить пластырь или смазать мазью рубцы на спинах наказанных — разумеется, тех, которые обращались к нему за помощью. Матросы снова надевали робы и брались за привычные дела, рассчитывая, что обед и порция грога поднимут им настроение. «Сухопутные моряки», которых прежде не наказывали по-флотски, очень страдали. Плетка превратила в кровавое месиво спину вора Карлоу, поскольку помощник боцмана, поровший его, был кузеном обворованного им человека.Доктор снова вышел на палубу незадолго до того, как боцман просвистал на обед, и, увидев расхаживающего с довольным видом старшего офицера, обратился к нему:— Мистер Паркер, не позволите ли вы мне воспользоваться небольшой шлюпкой, скажем, через час? Мне хотелось бы пройтись по Гудвинским пескам во время отлива. Море спокойно, погода благоприятная.— Разумеется, доктор, — отвечал старший офицер, у которого после порки матросов всегда было хорошее настроение. — Вы получите синюю гичку. Но обед вы не пропустите?— Я захвачу с собой хлеб и кусок мяса.Держа в одной руке ломоть хлеба, а в другой холодную говядину, Стивен бродил среди этого странного, пустынного ландшафта, образованного плотным влажным песком, по которому струились ручейки, впадавшие в море.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60