Ждите завтра фотографов. Ты ведь любишь фотографироваться, Кузовок, не так ли?
Кузовок, хоть и не понял, о чем его спрашивают, на всякий случай наклонил голову. Он радовался возвращению в колонию. Он соскучился по детям и по веселой возне с ними. Но где они? Кузовок оглядывался, нетерпеливо поскуливая, но никто не бежал к нему, не протягивал руки, не угощал.
— Как Петя? — спросил Кузовков.
— Еще не пришел в себя. Ни с кем говорить не хочет, — ответил Симонов.
— Где он сейчас?
— У цветочной клумбы.
Александрова они увидели еще издали. Стоя на коленях, он перебирал и поглаживал цветы.
У Феди кольнуло в сердце. Он понял: Петя воображает, что перед ним не клумба, а могила, усыпанная цветами.
Собака оказалась возле мальчика первой. Она тоже поняла, что ему плохо, и стала слизывать с его щек слезинки. Петя опустил лицо в собачью шерсть и впервые за эти дни разразился потоком слез.
Кузовков не стал утешать друга. Куда важнее расшевелить его, встряхнуть, вывести из одиночества.
Над островом звенела тишина. Стейтен-Айленд погрузился в послеобеденную дрему. А у Феди, наоборот, пробудилось желание действовать. Он незаметно подмигнул Юзеку и Симонову, призывая в союзники, и сказал как можно громче:
— Петя, есть у нас одно дело. Поможешь? Пойдешь с нами? — Он протянул руку Александрову и помог встать.
— Какое дело? — спросил Петя.
— Надо купить кое-что.
Кузовков отозвал Симонова в сторону.
— Георгий Иванович, — сказал он как можно тише, — колония вернется еще не скоро. Ждать и ждать! Разрешите нам втроем отлучиться. Мы вернемся еще засветло.
Симонов замешкался с ответом.
— Разве лучше, если Петя будет и дальше сидеть у клумбы и оплакивать смерть сестры? — продолжал настаивать Кузовков. — Леночку уже не вернешь, а он пропадает. Мы скоро вернемся. Честное слово!
Симонов и сам понимал, что нельзя оставлять Александрова наедине с его горем. Но не знал, как поступить. И вот теперь тринадцатилетний мальчик преподал урок ему, петербургскому учителю.
Кузовков прочел согласие в глазах воспитателя прежде, чем тот успел ответить.
— Георгий Иванович, — спросил он на этот раз нарочито громко, так, чтобы услышал Петя. — Что вам купить?
— Пачку сигарет. А жене плитку шоколада, — ответил Симонов, тоже включаясь в игру.
— О'кей! Тогда выпишите пропуск. Иначе нас не выпустят.
— Следуйте за мной! — приказал Федя друзьям и неожиданно для них направился в сторону, противоположную выходу.
Юзек указал ему на ошибку:
— Мы идем неверно. Ворота не здесь.
— Так ближе к парому.
— Но впереди сплошной забор…
— Запомни, Юзек, нет такого забора, в котором не было бы дыры.
— А если дыры не будет?
— Значит, появится, — невозмутимо ответил Федя Кузовков.
Хотя американский мальчик и готов был к неожиданностям, но такая невозмутимая логика озадачила его. Не оставалось ничего другого, как ждать, что произойдет дальше.
Федя, между тем, взял собаку за поводок и стал внимательно смотреть себе под ноги.
— Видите примятость? — показал он на траву. — Это начало тропинки. Она не слишком-то приметна. Здесь мало кто ходит. Только знающие люди. Могу заключить пари, она нас выведет к лазу. Вперед, Кузовок!
Федя краем глаза посмотрел на Петю. Похоже, Александров стал оживать.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ЛЕОНТИЙ ФЁДОРОВИЧ
Казимеж дал каждому из мальчиков по пять долларов. Огромные деньги! Как и на что их истратить? Федя предложил одну из бумажек поменять на мелочь. Получилась большая и тяжелая пригоршня, которую тут же разделили на три части.
— А мне зачем? — спросил Петя.
— Деньги никогда не помешают.
Кузовков не ставил себе целью переправиться через залив. Рядом с паромом можно купить что душе угодно. Не только в магазине, но и с помощью многочисленных автоматов, которые для русских мальчиков были в диковинку. Дома они не встречали ничего подобного.
Дети стали опускать в узкие щели монетки, получая взамен леденцы, мороженое, фруктовую воду, сигареты, шоколад, жевательную резинку и много чего другого — иногда весьма неожиданного.
Пете, например, автомат выдал конверт. Вскрыв его, он увидел носовой платок, очень приятно пахнущий. А Феде достался бритвенный прибор. Повертев в руках, он подарил его первому прохожему.
Словом, покупки превращались в долгую (денег достаточно) и забавную игру.
Возбуждение мальчиков передалось собаке. Кузовок был существом тоже азартным, к тому же — любопытным и понятливым. Он перебегал с места на место, стараясь разглядеть, что на этот раз выскочит из автомата. И был возмущен и обижен: почему его обошли, не дали ни одной монетки.
Жевательная резинка и кофе не интересовали Кузовка. Носовой платок — тоже, хотя от него и исходил приятный запах. Вот мороженое — другое дело.
— На, попрошайка, ешь! — протягивал Федя собаке очередную порцию. — Вот тебе шоколадное, а это фруктовое — трехцветное. Мне кажется (эти Федины слова предназначались уже друзьям), Кузовок любит мороженое, куда больше мяса.
Кузовку же не было дела до того, что о нем говорят. Он слизывал с морды длинным своим языком липкие потеки и ждал очередной подачки. И почти потерял голос, что, согласитесь, для собаки весьма большое неудобство.
— Вот к чему приводит жадность. Придется показать тебя врачу.
Лишь насытившись и наигравшись, мальчики заметили, что уже темнеет. На смену яркому дню пришли серебристые сумерки.
Помня слово, данное воспитателю, они не стали медлить. Не прошло и двадцати минут, как Федя, Петя и Юзек входили в ворота форта, чем весьма удивили часового. Он не помнил, чтобы эти дети покидали лагерь.
Рядом с Симоновым Александров увидел знакомое лицо. Тот же сюртук в полоску, широкополая шляпа, бородка и особая трость с золотым набалдашником. Вспомнил даже имя — Леонтий Федорович. Это первый американец, с которым он познакомился, когда они высаживались на Стейтен-Айленд.
— Леонтий Федорович, — сказал Симонов, — привез свежие газеты. И ждет тебя, Петя.
— Я знаю о твоем горе, — сказал гость. — Прими мои соболезнования. Мы с женой приглашаем тебя и твоих друзей к нам домой. В удобное время.
— Думаю, сегодня уже поздно, — заметил Симонов. — Лучше завтра.
— Очень хорошо. Я уже отпросился с работы. В моем автомобиле много места. Так что, кроме тебя, смогу взять еще трех мальчиков.
Леонтий Федорович что-то прочертил тростью на песке, будто расписываясь в принятом решении. И стал прощаться.
— Уверен, мы хорошо проведем завтрашний день, — сказал он.
Вечером, перед сном, дети делились впечатлениями прошедшего дня. Все были в восторге от приема, устроенного для них мэром Нью-Йорка мистером Хайленом.
Но, оказывается, не все поехали в Сити-холл.
Не один Кузовков обнаружил тайный лаз в изгороди. Заметили тропинку еще двое мальчишек — Вася Смирнов и Леша Гамазов. И коллективной поездке в Нью-Йорк предпочли самовольную отлучку.
Вот что они рассказали.
Покинув лагерь, Вася и Леша вышли на улицу с редкими пешеходами. Они постарались удалиться как можно дальше от форта, так как знали — полицейским дано указание задерживать русских детей, если они без сопровождения взрослых.
Мальчики заходили в лавочки, приценивались, покупали всякую ерунду. Потом наткнулись на интересный сувенир — бронзовую статую Свободы.
Так увлеклись, что не заметили полицейского. Он отвел их в участок и стал допытываться: кто они и откуда? Пытался говорить на разных языках: французском, немецком, испанском. Конечно, безуспешно. Тогда полицейский поступил иначе. Он показал мальчикам знаками, что хочет посмотреть их покупки. И увидел открытки с видами Водсворта. Это сразу навело стража порядка на мысль: перед ним беглецы. «О, рашен бойс!» — воскликнул он и позвонил в форт.
За Смирновым и Гамазовым почему-то прислали медицинскую сестру. Кажется, это удивило и самого полицейского.
— Я ведь не сообщал, что дети больны!..
Медсестра была настроена решительно. После короткого допроса дала понять — от нее не сбежишь.
— Следуйте за мной, — приказала она и, усадив мальчиков на заднее сиденье, проверила, плотно ли закрыты двери, и повела автомобиль по направлению к форту.
Гамазову пришла в голову озорная мысль. Он сделал вид, что собирается выпрыгнуть на ходу из машины. Медсестра немедленно остановилась и пересадила озорника на переднее сиденье, рядом с собой. Одной рукой она правила, а другой придерживала мальчика.
Беглецов сдали дежурному офицеру. Но он был снисходителен (наверное, и сам в детстве озорничал), так что не стал заниматься разбирательством. Даже имени не спросил. А через пять минут и вовсе ушел. Мальчики этим воспользовались и бежали.
— Зато теперь знаем, как себя вести, — сказал Смирнов. — Больше не попадемся.
— И обязательно доберемся до Манхэттена, — прибавил Гамазов.
«Вот кто поедет завтра со мной в гости», — подумал Александров.
Утром Петя первым делом направился к автомобильной стоянке. Леонтий Федорович уже ждал его у своего «фордика». И был, как и вчера, безукоризненно одет. Ничего удивительного. По словам Симонова, Леонтий Федорович Столяров — один из лучших мужских портных Нью-Йорка.
— По лицу вижу, ты еще не завтракал. Угадал? — сказал он, здороваясь с Петей.
— Угадали. Но я не голоден.
— Расти не будешь.
Петя погладил автомобиль. Ни пылинки! Такой же чистый и элегантный, как и хозяин. После этого мальчик заглянул в салон.
— Внутри он больше, чем снаружи. Не волнуйся, всем места хватит. Ты ведь не один поедешь?
Петя утвердительно кивнул головой.
— Ну, иди, зови друзей. Не будем терять времени.
Александров уже договорился с Гамазовым и Смирновым.
Но в машине еще одно свободное место. Вскоре нашелся и четвертый пассажир — Борис Моржов.
Столяров видел, с какой радостью садятся мальчики в автомобиль. По обрывкам фраз он понял, что дети — в ожидании не столько уличных впечатлений, сколько возможности побывать в домашних стенах, погрузиться в уют и тишину.
Всем вместе весело и интересно, думал Столяров. Но и утомительно. Со стороны можно восхищаться семьей, состоящей из восьмисот человек. Но каково им? Корабельный трюм — что бочка с сельдью. В казарме, где они живут сейчас, непрестанная возня и крики. Прогулки в город — и те непременно строем, под неусыпным оком воспитателя. А ведь дети эти — домашние, привыкшие к материнскому поцелую, мягкой подушке, баловству и капризам. И всего этого они лишены уже больше двух лет.
У самого Леонтия Федоровича нет детей.
Когда его жена Ольга узнала из газет о прибытии из Владивостока в Нью-Йорк целого парохода с мальчиками и девочками, она сразу подумала об усыновлении. В России Гражданская война. В северной ее столице еще и голод. Приходят вести о тысячах погибших и умерших. Некоторые дети лишились родителей. Красный Крест не должен оставлять этих сирот без опеки. Но могли бы их приютить и американские семьи.
У Столяровых пять комнат. Есть постоянная работа и счет в банке. Но в комнатах тишина. Многочисленные зеркала, которые так любит жена, отражают пустоту.
Из рассказа Василия Смирнова:
— Знакомство с Леонтием Федоровичем — самое яркое воспоминание о Нью-Йорке.
Сначала мы приняли его за буржуя. Как же! Безупречный костюм, золотая цепь, манеры, автомобиль… А оказалось, он простой портной. Однако живет в прекрасной квартире, хорошо оборудованной, с ванной и газом.
Было интересно посмотреть, какой у американцев быт. Чем отличается от нашего? Мы обратили внимание на множество зеркал. На наш вопрос хозяйка ответила, что зеркала — ее слабость. Они делают комнаты просторнее.
Внезапно замигал свет. Это счетчик-автомат дал знать — пора опустить очередную монетку. Без предварительной оплаты свет отключается. То же самое и с газом.
Затем нам показали кухню. Больше всего удивил вид из окна. Многоэтажный дом пронизан дворами-колодцами, чтобы на кухню попадал дневной свет. От каждого окна протянуты веревки, на которых висит белье. И так — на всех двадцати пяти этажах. Незабываемое зрелище! Высунул голову — и оказался в другом мире. Ничего подобного в Петрограде мы не видели.
Нас вкусно покормили, а потом пригласили в клуб на собрание. Повестка сходки очень удивила: «Сочувствие большевизму в России». Ораторы, сменяя друг друга, произносили пламенные речи. Они говорили о тяжелом положении в России и необходимости ей помочь.
Потом на сцене оказались мы.
Какая-то женщина расстегнула на мне рубашку и с негодованием воскликнула:
— Смотрите, он даже без белья!
А дело в том, что день был жаркий, и я надел рубашку на голое тело. Вот и получилось, что мою неопрятность поставили в вину Красному Кресту.
В зале стали проводить сбор денег в нашу пользу.
Сердобольная дама сняла с руки часы и одела мне на руку. Какой-то мужчина вынул из кармана авторучку и прикрепил мне. Точно так же были задарены и мои товарищи.
Затем собравшиеся стали петь «Интернационал» и «Марсельезу».
Леонтий Федорович снова привез нас к себе домой. После вкусного ужина мы легли спать на мягкую перину и почувствовали себя в раю. Так сладко не спали уже давно.
А утром пришла представительная комиссия. Это ей вчерашнее собрание поручило приодеть нас.
Мы поехали на трамвае в магазин, где приказчики спрашивали по-русски: «Что угодно-с?» Ответ наших провожатых был краток: «Одеть мальчиков!»
Нас повели за ширму. Не успел я и глазом моргнуть, как чьи-то проворные руки раздели меня и так же быстро одели. Вывели из-за ширмы и повели к зеркалу. Увидев себя, я затопал ногами: «Сейчас же все снять! Отдайте мне старую одежду!»
— Чем ты недоволен? — спросили меня.
— У нас так смешно не одеваются, — ответил я. И показал пальцем в зеркало на легкий детский пиджак, на яркий бант, на короткие брюки, застегнутые выше колен, на высокие чулки и остроносые ботинки, которые мы между собой называли «ледоколами».
Это были покладистые люди. К тому же не стесненные средствами. Не теряя времени, они купили другой комплект одежды, которая соответствовала моему вкусу. С ботинками произошла заминка. Тупоносых в магазине не оказалось. Тогда продавец принес их из соседнего.
Все купленное: белье, полотенца, носки, ремни и даже пальто — уложили в чемоданы. С этими чемоданами мы и вернулись в Водсворт. А потом и в Россию.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ТЕЛЕФОННЫЙ ЗВОНОК
— Райли, тебе звонили из Калифорнии.
— Кто звонил, дорогая?
— Из газеты «Сан-Франциско кроникл».
— Представились?
— Кажется, да… Но я не расслышала имени. С самого утра у меня стреляет в ухе. Голова раскалывается…
— Я тебя отвезу к врачу.
— Не надо, любимый. Само пройдет. У меня это уже бывало. Сначала во Владивостоке, потом в океане. Во время шторма.
— Ты не обращалась в судовой госпиталь?
— Конечно, обращалась. Эверсол сказал, что простужено ухо. Я знаю, когда это случилось. На острове Русском. Была сильная метель. Я пошла из казармы на кухню. Налегке. Без теплой шали. Вот и продуло.
— Но с этим не шутят.
— Я и не шутила. Грела ухо, закапывала капли. Как будто прошло. И вот опять…
— Я знаю, к кому обратиться. Ханна Кемпбелл разбирается в болезнях не хуже врача. Позвоню ей.
— Нет, сначала в Калифорнию. Они просили связаться, как только ты вернешься.
— Уверен, меня ищет Том. Помнишь нашу встречу в Сан-Франциско?
Мария отвернулась. Боль не унималась. Ей не хотелось, чтобы Райли видел ее лицо.
Аллен набрал Сан-Франциско:
— Том, это ты?
— Кто же еще!..
— Только что вернулся. Дела, дела…
— Знаю. Каждый день просматриваю нью-йоркские газеты. Слушаю радио. Помнишь наш разговор о Хаусе?
— Как не помнить. Я навел справки. Он и в самом деле важная персона.
— Готовься услышать ошеломляющую новость!
— Меня уже трудно удивить.
— Так вот, слушай. Я говорил о тебе полковнику Хаусу. Уже давно. Мне казалось, он пропустил мимо ушей. А сегодня позвонил.
— Перестань испытывать мое терпение…
— Тебя хочет видеть президент. Уже завтра. Так что немедленно отправляйся в Вашингтон. Тебя встретят.
Райли Аллен — опытный журналист. Находясь в потоке новостей и формируя их, журналист привыкает к сенсации, как врач во имя спасения привыкает к крови и страданиям.
Другое дело, если это касается тебя самого.
Аллен на время лишился дара речи, так что не успел ни о чем больше спросить.
— Мне назначил встречу Вудро Вильсон.
— Я не ослышалась? — Мария показала на ухо, к которому было прижато полотенце. — Ты, кажется, назвал имя президента?
Аллен молча кивнул головой.
— Невероятно! Даже не верится!
— Но я не поеду в Вашингтон.
— С ума сошел!..
— Как я могу тебя оставить одну!
— Почему же одну? Со мной будет сестра. И ты назвал миссис Кемпбелл. Она тоже поможет, если потребуется.
— Не прощу себе, если что случится.
— Подумаешь, ушко заболело… Я ведь еще юная девушка. Вот и чувствительна к боли. Поезжай, милый. Обязательно поезжай! Тебя приглашают не на чашку чая, а для важного разговора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82