А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

И Бог дал мне и сыновьям моим утешительное обетование. Он сказал, чтобы мы не боялись дождя. За дождем больше никогда не последует потоп. Зато можно будет увидеть семицветную радугу. Бог ее повесил на лучезарный свод в знак вечного мира с людьми и всеми земными тварями.
Услышав последние слова, я взглянул на сияющее небо. Ной перехватил мой взгляд.
— Да, — сказал он, — это знамение свыше. Богу угодна наша встреча.
— Выходит, вы пришли ко мне с просьбой, наказом, Божьим благословением?
— И с первым, и со вторым, и с третьим… Слышал ли ты, сын мой, такое изречение: «Сердце человека обдумывает свой путь, но Господь управляет шествием его».
— Не только слышал, но и знаю: изречение это из Книги Притчей.
Старик положил мне руки на плечи:
— Хорошо, что знаешь Писание. Сердце твое любо нашему Господу. Ему ведомо: ты покинул свой теплый остров, где счастливо жил. И сменил на эту холодную страну, где война и бедность. Ты взял на себя заботу о детях. Бог дал всему жизнь и дыхание. И он хочет, чтобы они вернулись в родной дом. Теперь вам предстоит нелегкий путь на ковчеге через два океана и еще через океан зла, затопивший землю. Но Господь будет с вами… Он даст тебе силы… Он наш Спаситель.
Глаза Ноя, его дыхание были рядом с моим лицом. И я не удержатся, чтобы не спросить:
— Ты прожил девятьсот пятьдесят лет. Но давно умер. Так кто же передо мной?
— Я умер. Но душа моя вечна…
Нас было только трое — Ной, я и море. Он растворился в предутренних сумерках. Исчез так же внезапно, как появился. Будто волна смыла мое видение.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
ПРАВЕДНИК РАЙЛИ
Трижды пыталась Ханна Кемпбелл разбудить Райли Аллена. Всё напрасно. Он не отзывался на стук. Не отзывался на ее голос. Открыть дверь Ханна не решалась и позвала доктора Эверсола, который шел мимо.
— Все хорошо, — успокоил он. — Райли спит сном праведника.
Первое, что увидел Райли, когда проснулся, было яблоко, подаренное ему накануне вечером. Оно продолжало лежать на столе, у изголовья. Румяное, как солнце. Он повертел яблоко в руке. Но пожалел. Не стал есть.
За окном лаяла собака. С ней играл мальчик. Райли узнал Федю Кузовкова, беспризорника, которого колония приютила недавно, уже здесь, во Владивостоке. Федя швырял палку, а собака бросалась следом, возвращая ее хозяину, и выражала свою радость заливистым лаем. Этот-то лай и разбудил Аллена.
«Сегодня у меня встреча с воспитателями, — вспомнил Райли. — Но остается еще время, чтобы прогуляться».
По дороге он встретил группу детей. Они окружили лошадь. Райли остановился поодаль, чтобы не привлекать к себе внимания. Лошадь была почти домашней и вела себя смирно в ожидании очередного седока. Но вот на ее спину забралась девочка. Райли вспомнил имя. Это Лена Александрова. Сначала он плохо запоминал славянские имена. Но уже успел к ним привыкнуть.
Лена объехала вокруг казармы. Встретившись глазами с Райли, помахала рукой. А он поднял в ответ большой палец.
Чуть дальше стояли другие дети. Они тоже образовали круг, но в центре была не лошадь, а два мальчика. Они выясняли отношения. Дело пока ограничивалось тем, что они толкали друг друга. Но толчки становились все более частыми и сильными. Вот-вот начнется драка.
Надо разнять этих петушков, решил Райли.
Он подошел и, как ни в чем ни бывало, спросил драчунов, не могут ли они оказать ему помощь в одном деле? Взяв каждого за руку, он повел их в свою комнату.
— Я хочу угостить вас, — сказал Райли и взял яблоко.
Он разрезал его и каждому вручил по половинке. Затем рассказал древнегреческую легенду о яблоке раздора. Как поссорились женщины, которая из них красивее.
— А вы — мужчины. Стоит ли вам становиться врагами из-за пустяка. Кстати, из-за чего началась ссора?
— Он мне сказал обидное слово.
— Неправда. Это ты меня сначала обидел!..
— В любом языке хороших слов куда больше, чем плохих, — сказал Райли. — Лучше ими пользоваться.
— А вы разве в детстве не дрались?
— Дрался, конечно. Но однажды, когда я был на Кубе, меня повели на окраину Гаваны посмотреть на петушиный бой. Это были красивые птицы. Они гордо держали головы. Разноцветные перья блестели на солнце. Но к концу поединка, а я бы сказал, драки, тела петушков были залиты кровью. Их шатало от усталости. И будь они людьми, то, наверное, кричали бы от боли и отчаяния. Один из петушков упал в изнеможении. Другой потерял глаз. Назвали победителя. Но победил тот, кто выиграл деньги.
Мальчики съели яблоко и теперь ожидали, что им еще расскажут.
— Как вас зовут?
— Антон.
— Георгий.
— Родители дали вам красивые имена, — сказал Райли и обнял мальчиков. — Сегодня прекрасный день. Хотите, погуляем вместе?
…Уже с первых минут пробуждения Райли Алленом владело какое-то неосознанное чувство. Будто он забыл что-то сказать или сделать.
Он и мальчики, прогуливаясь, дошли до берега. И тут Райли увидел бревно. Что-то щелкнуло в голове. Старик… Вот что уже больше часа стучалось и никак не могло достучаться.
Теперь рядом с ним сидел не 950-летний старик, а два десятилетних мальчугана. И это делало ночную встречу еще более невероятной и неправдоподобной. Ной… Если кто и мог бы поверить в такое, то только дети. А взрослые, даже близкие друзья, примут его за сумасшедшего.
Райли давно заметил: море располагает не только к мечте, но и к исповеди. Ему очень хотелось поделиться, выговориться. И он начал рассказывать, боясь, что дети встанут и, не дослушав, побегут забрасывать море камешками. Но они сидели не шелохнувшись.
Закончив рассказ, он понял, что волнуется, как не волновался даже в юности, когда читал товарищам свои рукописи перед тем, как отнести редактору. Что он сейчас услышит?
— А. когда мы поплывем? — спросили в один голос Антон и Георгий.
Из рассказа Ханны Кемпбелл:
— Однажды, это было весной или в начале лета 1920 года, Райли Аллен собрал американский персонал. Он часто выступал с так называемыми посланиями. Но это обращение запомнилось особенно. Оно было не деловым, не касалось наших воспитательных или хозяйственных проблем.
Вот что он сказал:
— Друзья мои! Сегодня, когда американский экспедиционный корпус на пути домой и детская колония осталась без защиты, стало окончательно понятно — в Петроград придется возвращаться не по железной дороге, а морем. Это трудное решение. Насколько мне известно, еще никогда в истории человечества ни одно судно с детьми на борту, а у нас почти тысяча мальчиков и девочек, не отважилось отправиться в такое далекое путешествие, через два океана — Тихий и Атлантический.
И все же напомню другую историю, которая нам послужит примером. Это история Ноева ковчега. Библейское судно плыло по мрачным водам без всякой лоции. Капитану Ною было гораздо труднее, чем нам, его потомкам. Но благодаря проницательности своего капитана ковчег достиг цели и остановился на горах Араратских.
Продвигаясь через Сибирь к Владивостоку, мы испытали немало трудностей. Но они нас сплотили и закалили. Я уверен, что морская часть нашего путешествия будет не менее успешной, чем сухопутная. Как и Ною, нам будет способствовать не только попутный ветер, но и Божья помощь.
…Мы выслушали речь Аллена с волнением. Все знали, сколько труда он положил, готовя возвращение детей по железной дороге. Пассажирских вагонов не хватало. Пришлось согласиться на товарные. Десятки плотников их переделывали, мыли и красили. Выходит, все зря. Но мы знали Райли. Он не любил оглядываться. Он смотрел только вперед.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
СНОВА У КАРТЫ
На островах слухи распространяются куда быстрее. Об отъезде колонисты узнали в тот же день. Но радоваться не спешили. И тому была причина. Им и раньше объявляли о возвращении домой. Но каждый раз все рушилось и отъезд откладывался.
Теперь их ждет путешествие на судне. Море рядом. В любую минуту его можно увидеть из окна. И даже потрогать. Когда же стемнеет, дети засыпают под его шум. И все же настоящего моря они не знают. Оно за горизонтом. Сюда, до острова, доходят лишь отзвуки штормов.
Леонид Дейбнер повесил на стену казармы географическую карту, собрав вокруг нее целую толпу. Она состояла не только из старших колонистов. Пришли и младшие, привлеченные шумным спором. Спорили, каким будет маршрут путешествия.
— Американцы выберут самый короткий путь, — уверенно сказал Дейбнер и показал на карте, каким он себе его представляет.
— Думаю, судно пойдет из Владивостока в Шанхай. Потом остановка в Сингапуре… Индийский океан… Красное море и Суэцкий канал… Средиземное море и Гибралтар… Атлантика и Ла-Манш… А там совсем рядом — родное Балтийское море и наш Петроград.
— Зачем гадать? — вмешалась Женя Копосова, стоявшая рядом. — Не лучше ли обратиться к мистеру Аллену.
— Я его недавно видела в лазарете, — подсказала ее сестра Оля. — Могу за ним сходить.
— Хорошо бы, — согласился Дейбнер.
Но Аллен шел уже и сам, окруженный новой толпой детей.
Дейбнер повторил Аллену свои предположения и уступил место у карты.
— Ваши расчеты, Леонид, верны, — сказал Аллен. — Путь через Индийский океан самый короткий. И все же мы выбрали другой маршрут. Судно пойдет не на юг, а на восток. Это, конечно, прибавит путешествию несколько тысяч миль. Зато немало преимуществ. И главное из них — это заход в американские порты. Там нас ждет поддержка. И там, что очень важно, находятся склады Красного Креста.
— А где мы побываем? — нетерпеливо спросила Ксения Амелина.
— Сначала в Японии. Затем через весь Тихий океан мы направимся в Сан-Франциско, а возможно, и в Гонолулу. Это мой город. Буду рад вас с ним познакомить. Далее через Панамский канал мы выйдем в Карибское море и поднимемся к Нью-Йорку. Это самый большой город в мире, и в нем наша колония проведет две недели. После этого судну предстоит одолеть еще один океан — Атлантический. Мы остановимся в одном из европейских портов. Пока не могу сказать в каком. Может быть, в Лондоне.
— А когда дома будем? — раздалось сразу несколько голосов.
— Не сомневаюсь, Новый, 1921 год вы встретите в кругу семьи.
— Ура! — что было силы закричали дети. И этот восторженный крик заставил лошадь поднять голову, а стаю птиц взлететь в небо.
Кроме вопросов, которые Аллен услышал от детей, было много и других. И самый трудный — где найти судно?
Бухта Золотой Рог — как гостиница. Суда — как постояльцы. То и дело входят и выходят. Одни возвращаются, и их уже здесь знают и ждут. Другие захлопывают за собой дверь навсегда. Кого здесь только ни встретишь… Сухогрузы, танкеры, китобойные и зверобойные шхуны, линкоры и ледоколы, много судов, занятых перевозкой дальневосточного леса… Но ни одно из них не годится для перевозки детей.
А что же пассажирские суда? Конечно, Аллен об этом подумал прежде всего. Но на них очередь. Только что закончилась мировая война. В России продолжается междоусобица. Пароходы развозят по домам участников мировой бойни. Тысячи австрийцев и чехов все еще во Владивостоке. А еще больше тех, кого ждет судьба эмигранта.
Аллен обратился за помощью к Военному департаменту. Увы, Вашингтон отмалчивается. Там никак не могут или не хотят найти транспортное судно. Дети из большевистской России… Не в этом ли причина? Райли не оставалось ничего другого, как добавить к одному из писем несколько крепких выражений в адрес столичных бюрократов.
Капитан Владивостокского порта подсказал решение. В доках Шанхая стоят пароходы Добровольческого флота. Так продолжает называться одна из дореволюционных компаний. Почему бы Красному Кресту не взять одно из этих судов во фрахт? Но первый же прибывший во Владивосток пароход «Симбирск» был отобран Земским правительством. Отныне он принадлежит народу — так заявили Аллену.
Ханна Кемпбелл не могла не вспомнить, что точно так же ей и ее мужу Чарльзу заявили в Сибири, когда конфисковали золотой песок, добытый ими с таким трудом.
Райли был близок к отчаянию, чувству, столь редкому для него, если бы не телеграмма из Токио. Доктор Тойслер связался с японской пароходной компанией «Кацуда». Там ему предложили угольщик водоизмещением в десять тысяч тонн. Судно не приспособлено для перевозки людей. Но компания готова его переоборудовать всего за месяц.
Несколько часов провел Райли в раздумье, прежде чем послать ответную радиограмму. Вслед за ней он послал в Японию инженера Уорда Уолкера. Он будет следить за переоснащением судна.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
НАСТЕНЬКА
Сотни колонистов заполнили берег. Новость об отъезде, такая ожидаемая и такая неожиданная, привела детей в восторг. Они снова и снова подходили к воспитателям, выпытывая подробности предстоящего путешествия. Но воспитатели и сами мало что знали.
И только одна девочка держалась в стороне, не принимая участия во всеобщем ликовании. Это была Таня Альбрехт. Она стояла, понурив голову, и едва сдерживала слезы. К ней подошла одна из подружек. Но Таня бросилась прочь, назад в казарму. Там сейчас пусто. Можно выплакаться.
Ханна Кемпбелл увидела из окна столовой, как от детской толпы отделилась фигурка, и проследила, куда побежала девочка. Ханна вытерла руки и пошла следом.
Девочка лежала ничком и так отчаянно и безутешно плакала, что из глаз женщины тоже брызнули слезы. Она подошла к кровати и, встав на колени, обняла девочку:
— Дорогая моя! Видишь, и я плачу. Прошу, успокойся. Мы вместе.
Ханна поднялась, чтобы налить стакан воды. У подростков время от времени случаются срывы. Больше двух лет они не видели родителей. А девочкам так нужна мамина ласка. Только маме и можно поведать свою тайну. И с кем еще вместе поплачешь, как не с мамой. Кроме того, как кажется Ханне, русские дети отличаются особой сентиментальностью.
Сначала миссис Кемпбелл познакомилась с русскими на Аляске. А уже потом работала с ними возле озера Байкал, где они с Чарльзом были единственными американцами. Поневоле пришлось изучить язык. Это помогает и здесь, в колонии. Не только в работе, но и чтобы сблизиться с детьми. Особенно с девочками. Некоторые приходят и сами, чтобы поделиться сердечными делами. Не зря колония ее знает как Мамашу Кемпбелл.
Девочка дрожала всем телом и всхлипывала, а Ханна гладила ее по голове и вытирала слезы. Наверно, и на этот раз неразделенное чувство, решила она. О Господи, хорошо, что мои дети еще маленькие… Но все еще впереди.
— Я с тобой, — повторила Ханна. — Доверься мне. Скажи, кто тебя обидел?
— Никто, — ответила девочка, заикаясь.
— Как тебя зовут?
— Таня.
— Танечка, ты меня знаешь?
— Кто же вас не знает… Вы миссис Кемпбелл.
— Ты доверяешь мне?
— Да.
— Будь искренней. Я тебе обязательно помогу.
— Вы не сможете помочь.
— Почему?
— Мне никто не поможет.
— Ты в этом уверена?
— Настеньку уже не вернешь…
— Настеньку? О ком ты говоришь?
— Это моя младшая сестра. Она умерла. — Ресницы ее снова наполнились слезами.
Ханну кольнуло в сердце. Она поняла, чью дрожащую руку держит в своей руке.
В начале зимы миссис Кемпбелл на время оставила колонию. Из Сиэтла пришел транспорт, а с ним несколько медсестер — новое пополнение для госпиталя. Чужая страна… Промозглый ветер… И ужасный быт… Нужно было поддержать молодых девушек, помочь их первым шагам. И в это самое время с острова пришло известие о смерти десятилетней девочки. Бухта уже покрылась льдом, и Ханна не сумела прибыть на похороны. Оставалось одно — пойти в церковь, поставить свечку и помолиться за упокоение юной души. Тело девочки не удалось перевезти во Владивосток, и она была похоронена на островном кладбище. Уже потом, приехав на Рождество, она вместе с Бремхоллом посетила могилу. Барл освободил маленький холмик от выпавшего накануне снега. Стоя над ним, Ханна думала о судьбе этой русской девочки, нашедшей вечный покой в дальнем уголке своей необъятной родины. На долгом пути домой она попала не в объятия родителей, а в объятия смерти.
Как утешить Таню? Она не выплакала свое горе. Ханна вдруг поняла, что заставило ребенка так остро вновь пережить смерть сестры. Детям сегодня объявили о возвращении в Петроград. Она поднимется на пароход, а Настенька навсегда останется здесь, в своей могиле.
— Таня, возьми себя в руки. Хочешь, погуляем?
— Там все радуются. А я…
— Мы пойдем в другое место. Давай проведаем Настеньку.
Таня быстро поднялась с кровати:
— Правда? Вы этого хотите?
— Да. Но сначала нарвем цветов.
Они направились к пригорку, пестревшему первыми, а потому особенно яркими цветами. И неожиданно увидели Лену Александрову. Она сидела на корточках и занималась своим любимым делом — плела венок. А ее брат Петя подавал ей одуванчики, лежавшие кучкой и сорванные так, чтобы стебли были как можно длиннее.
Лена вскочила и бросилась обнимать Таню:
— Хочешь, я и тебе венок сплету?
— Нет, Леночка. В другой раз.
— А куда вы идете?
— К Настеньке.
Лена широко открыла глаза:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82