Перед Гурским же и его улыбкой эти кордоны распахивались настежь, что немало способствовало ему в его журналистской деятельности.И еще, некоторое время назад появились у него некие относительно серьезные материальные средства, которые, на правах близкого друга и человека более ответственного, хранил у себя Петр Волков. Это именно их на первых страницах нашего повествования Петр принес Гурскому домой, ссылаясь на временные осложнения в собственной судьбе.Обстоятельства происхождения этих средств автор уже излагал читателю ранее, поэтому повторяться было бы неуместно. Отметим лишь, что эти деньги не изменили жизни нашего героя кардинальным образом, но позволили ему более щепетильно подходить к выбору способов заработка, отвергая те, которые казались или слишком хлопотными, или недостаточно корректными.Но вернемся, однако, к дальнейшему изложению нашей истории.— Простите, — обратился Адашев-Гурский к сержанту, стоящему возле милицейского «уазика», и демонстрируя ему заветное удостоверение. — А что здесь происходит?Сержант взглянул на ксиву, затем на Гурского и безразлично отвернулся:— Ничего не происходит.— Да ладно уж. — Александр убрал удостоверение в карман. — Я же не из праздного любопытства интересуюсь. Я тоже на работе. Террористы, говорят, заложников удерживают, да?— Кто говорит? — повернулся сержант.— Ну… кто говорит… Говорят, — пожал плечами Гурский. — А вы вообще-то обязаны давать нам достоверные сведения. Исходя из закона Российской Федерации о средствах массовой информации.Сержант еще раз окинул его взглядом, а затем отвернулся и нехотя обронил:— Сейчас старший выйдет, с ним и разговаривайте. Вон он, кстати, идет, — кивнул он в сторону парадной.Из дверей вышел одетый в штатское усталый мужчина с портативной рацией в руках. Он остановился, обернулся к парадной, из которой выходили вслед за ним омоновцы в бронежилетах, и что-то негромко сказал одному из них. Тот кивнул и пошел к стоящему неподалеку фургону. Мужчина поднял голову, взглянул куда-то наверх и, коротко бросив что-то в рацию, отключил ее.— Извините, пожалуйста, — подошел к нему Адашев-Гурский, вновь вынимая из кармана редакционное удостоверение и демонстрируя его мужчине. — Вы не могли бы буквально несколько слов… насколько все серьезно? Есть угроза для жизни людей?— Да что серьезно-то? — скользнув взглядом по раскрытым «корочкам» в руках Александра, тот раздраженно поднял на него глаза.— Ну, есть информация, что террористы… заложники… — Гурский достал блокнот и приготовился записывать.— А откуда у вас такая информация? Что за источник?— Вообще-то, я имею право источник и не раскрывать. Но… был звонок в редакцию.— Кто звонил? Откуда?— Не знаю… Мне сказали, что звонок анонимный.— С ума все посходили. То школа заминирована, то заложники. Жопу бы надрать как следует, чтобы шутить на всю жизнь охота отпала.— Так что — ложный вызов?— Да. Сидит там мудак какой-то, нас увидел, глаза вылупил и сказать ничего толком не может. А квартира чистая. И соседи нич-чего не видели. Как будто мы здесь в игрушки играем. Делать нам больше как будто бы нечего.— Но у вас есть какие-то мысли на этот счет?— Мысли? — мужчина вскинул на Гурского глаза и нехорошо улыбнулся. — Мысли-то есть. Но вот только записывать их я бы тебе не советовал…Он повернулся и ушел к машине.Адашев вернулся к Элис.— Пусто там, — сказал он ей. — Никого нет.— Никого?— Ну… сидит хозяин один, а больше никого. Они все проверили.— И что?— Что… Дай-ка карту еще разок, пожалуйста.— Вот. — Элис раскрыла сумку и, достав оттуда бумажник, вынула из него телефонную карту.— Подожди здесь, я пойду Герке позвоню. Гурский нашел телефон-автомат, снял трубку и набрал номер.— Да, — ответил Герман, — слушаю.— Это я, — сказал Александр.— Ну что?— А ничего. Менты туда вошли, там мужик один, хозяин, видимо, а квартира пустая. Никого там нет. Они и ушли. Соседи ничего не видели, ничего не знают, сказать ничего не могут. Менты решили, что это ложный вызов. Уезжают вон уже.— Перепрятали.— Похоже.— И что делать?— Петр не звонил?— Нет. Вообще никто не звонил.— В смысле?— Ну… я не знаю… выкуп, мол, гоните… десять миллионов баксов, например.— Выпиваете? — понимающе спросил Гурский.— А что делать?— Тоже верно.— Слушай, Гурский… ты там рядом стоишь?— Ну?— Постой-ка там. Щас мы подъедем.— Думаешь?— А чего тут думать-то?! Смотри там, чтобы он не сдриснул никуда.— Так я же его в лицо не знаю.— Ну… придумай что-нибудь, стой у парадной и вообще никого не выпускай. Ну, Саша… Мы мигом. Пока. — Герман повесил трубку.Александр вынул карту из телефона и неспешно пошел назад к дому двенадцать.Милиция уехала, толпа зевак разбрелась. Элис стояла одна и о чем-то сосредоточенно думала, наморщив лоб.— Сейчас Герман подъедет, — сказал ей Адашев. — Давай подождем.— Да, — кивнула она. — А потом?— Потом? — Он закурил, взглянул на Элис и пожал плечами. — Потом дискотека. 23 Через четверть часа неподалеку от дома двенадцать по Кирочной улице остановилась белая «восьмерка» с помятым передним крылом. Из автомобиля выбрался ветеринарный доктор Вениамин с саквояжем. Сидевший за рулем Герман нажал на кнопку, запирающую правую дверь, вышел из машины, запер ее и подошел к Адашеву-Гурскому.— Где это? — спросил Герман.— Вон, — кивнул Александр на парадную, — справа от подворотни.— Пошли? — Герман поправил что-то под курткой.— А как войдем?— Да уж войдем как-нибудь. Один он там, говоришь?— Да это не я, менты говорят.— Тем более.— Ну пошли…— Элис, — Герман протянул девушке ключи от машины, — посиди-ка.— Я пойду.— Куда?— С вамы тоже.— Не валяй дурака.— Я пойду, — повторила Элис и пошла к парадной.— По-моему, бороться с этим бессмысленно, — повернулся к Герману Адашев-Гурский.— Элис! — окликнул девушку Герман. — Ну и куда ты пошла?Элис остановилась и обернулась, взглянув исподлобья:— Я пойду вместе, — непреклонно сказала она.— Хорошо. Только не суйся ни во что. Вчетвером они вошли в парадную, поглядывая на номера квартир, поднялись на третий этаж и остановились у квартиры номер шесть. Глазка на двери не было.— Ну. А дальше? — ни к кому не обращаясь, тихонько произнес себе под нос доктор Вениамин.Гурский предостерегающе прижал палец к губам и решительно утопил кнопку звонка. Герман взялся левой рукой за дверную ручку.За дверью послышались шаги, они приблизились, и мужской голос спросил:— Кто?— Откройте, — жестко сказал Гурский, — милиция.— Так были ведь уже, сколько можно… — донеслось из-за двери.— Сколько нужно, столько и можно. Открывайте!— Сейчас…— Раздались звуки отпираемого замка, затем дверь приоткрылась наружу, и в проеме возник невысокий мужчина, которому на вид было где-то под тридцатник.— Вы кто? — он растерянно взглянул на незнакомцев и попытался было захлопнуть дверь.Герман дернул дверь на себя и, одновременно толкнув хозяина широко раскрытой ладонью в лицо, зашвырнул его вовнутрь прихожей. Тот мячиком отлетел к противоположной стене, сильно ударился о нее спиной и ошарашено выпучил глаза.— Вы кто?! — еще раз с трудом выдохнул он и застыл, широко раскрыв рот.— Жак Ив Кусто… — Герман вынул из-под куртки обрез охотничьего ружья и засунул стволы ему в рот. — Бибикнешь, мозги вышибу. Понял, шоферик? Кивни…— Тот послушно кивнул.— Вот и хорошо.— Давай его в комнату. — Гурский запер за собой входную дверь и прошел в квартиру.Он заглянул в туалет, ванную, на кухню, затем вошел в большую комнату со скудной обстановкой. Взял стул, поставил его на середину, вынул из брюк узкий кожаный ремень и, обернулся к Герману, держащему за шкирку хозяина дома, не вынимая у того стволов обреза изо рта:— Сюда, — кивнул Адашев на стул. Герман подтолкнул мужика, и тот плюхнулся на указанное ему место. Гурский завел его руки за спинку стула и крепко связал их ремнем.Вениамин подошел к стене и внимательно разглядывал висящую на ней картину, которая являла собой покрытый мебельным лаком большой прямоугольный кусок тонкой древесно-стружечной плиты. Посредством разноцветных металлических опилок и проволочек на ней был . изображен пруд с лебедями.— Гротеск? — Вениамин обернулся к мужику и кивнул на картину. — Понимаю… Элис прошла в соседнюю комнату.— Ну? — спросил ее вошедший следом Александр. — Думаешь, она обронила что-нибудь?Элис пожала плечами и оглядывала комнату.— Надо вот здесь смотреть, — Гурский подошел к окну и присел на корточки возле батареи отопления. — Есть такая традиция… вот, видишь? — Он указал пальцем на трубу, подходящую к радиатору. — Тут краска содрана. Может, и наручниками… А может, и нет.Он поднялся и вернулся в большую комнату.Хозяин дома, со связанными за спиной руками, сидел на стуле и испуганными глазами смотрел на Германа.— Где девка? — вкрадчиво спросил Герман. — Не знаешь, конечно?— Да… какая девка? — сглотнул мужик.— Ага… в молчанку играть будем, да? В отказку идти?— Да вы кто? На самом-то деле…— Понятно. Ну что? — Герман взглянул на ветеринара. — Давай, что ли…Тот вышел на кухню, вернулся с двумя табуретами, подошел к стулу, на котором сидел связанный хозяин, и поставил их рядом, плотно сдвинув один с другим. Затем он, щелкнув замками, раскрыл саквояж, вынул из него и поставил на пол наполовину пустую литровую бутылку водки. Вслед за ней вынул из саквояжа кусок светло-коричневой прорезиненной клеенки и такой же фартук. Клеенкой накрыл табуретки, фартук надел на себя. Убрал бутылку обратно в саквояж и вынул из него большую блестящую металлическую коробку. Поставил ее на один из табуретов, снял крышку, положил, перевернув так, что получилась кювета, рядом и стал, вынимая из коробки, выкладывать на нее хирургические инструменты.— Надо бы подстелить под него что-нибудь, — не поворачивая головы и холодно звякая инструментами, сказал он Герману. — Обоссытся.— Да и наорать, — пожал плечами Герман. — А ты не забрызгаешься?— Так у меня же фартук…— Ну смотри.— Штаны надо снять. А рубашку не обязательно, ее просто расстегнуть можно.— Подержи-ка его, — кивнул Герман Гурскому.Тот подошел и, тяжело опустив мужику руки на плечи, крепко прижал его к спинке стула. Герман положил обрез на пол, наклонился и стал расстегивать на сидящем брючный ремень.— Да вы!.. — судорожно дернулся хозяин дома. — Да вы это…— Что? — вскинул на него глаза Герман. — Может, так скажешь? Пока не калека…— Да что говорить-то?!— Повторяю свой вопрос: «Где девка?»— Да не знаю я никакой девки! Что вы все, на самом-то деле… Те вломились с автоматами, теперь вы… Какая девка?!— Та самая.— Да не знаю я ничего!Неожиданно, дважды тренькнув, раздался звонок в дверь.Хозяин дома с отчаянной надеждой бросил взгляд в сторону прихожей. Гурский предупреждающе вскинул руку. Вениамин, в одну секунду отхватив скальпелем кусок пластыря, залепил мужику рот.Звонок повторился.Гурский поднес палец к губам. Герман, осторожно наклонившись, поднял с пола обрез и уткнул стволы сидящему на стуле в пах.Все замерли. 24 — Лиза, — Леон отставил в сторону рюмку, нетрезво пошатнувшись, поднялся со стула и недвусмысленно на нее посмотрел. — Пойдем. Я прошу прощения, господа, но мы с Лизой вынуждены вас ненадолго оставить. Пойдем, детка, я… я должен сказать тебе нечто очень важное.Лиза подняла на Леона тревожный взгляд громадных синих глаз, встала из-за стола, запахнула поплотнее просторный мужской халат и вышла вслед за ним из кухни.В гостиной она опустилась в кресло возле стеклянного журнального столика. Леон сел напротив на широкий мягкий диван.— Лиза, девочка моя, — начал он, глядя на ее голые розовые коленки, — ты должна это знать, иначе будет несправедливо. Видишь ли… 25 Спустя минуту Адашев-Гурский очень осторожно вышел на кухню и, чуть отодвинув грязную занавеску, выглянул в окно. Из парадной вышла какая-то пожилая женщина и тихонько пошла по тротуару прочь.К Гурскому подошел Герман.— На кладбище к нам его надо везти, — вполголоса, чтобы его не было слышно из комнаты, сказал он. — Там расколем. Не резать же его, на самом-то деле.— Думаешь?— А кто, ты резать будешь?— Зачем же? Доктор. Ветеринары, по-моему, вообще клятву Гиппократа не дают.— Ладно, пока он нам верит, надо его на кладбище везти и там дожимать. Сюда в любой момент кто-нибудь припереться может. Он уже чуть не обосрался со страху, а тут звонок этот. Здесь он постоянно отвлекаться будет. Да и нам стремно, — Герман машинальным движением открыл и вновь защелкнул стволы обреза.— А что у тебя там? — кивнул на оружие Гурский.— Там? — взглянул на него Герман. — Картечь. А что?— Да нет, ничего.Герман ушел в комнату, а вместо него на кухню вошел доктор Вениамин в клеенчатом фартуке и с большой водочной бутылкой в руках.— Вы тут, случайно, стаканчика чистого не видели? — спросил он у Гурского.— Веня, а как нам типа этого, — Александр кивнул в сторону комнаты, — до Южного клад-' бища довезти, и чтобы он вел себя смирно?— Очень просто, — Вениамин открыл створку обшарпанного кухонного стола и, наклонившись, вынул оттуда два мутных граненых стакана. Поставив бутылку и один стакан на стол, подошел к водопроводному крану.— Интересно, — сказал он в раздумьи, скептически глядя на грязную раковину, — а вода здесь не вонючая?Затем налил в стакан воды, вернулся к столу, плеснул во второй немного водки, выпил ее и запил водой.— Сколько туда добираться отсюда? По времени?— Ну… — прикинул в уме Гурский, — что-то около часа.— Сейчас, — кивнул Веня. — Сделаем. Он наполнил стакан водкой, с сожалением взглянул на него, вздохнул и, взяв в руки, вышел из кухни.— Пей, — донеслось из комнаты. — Да пей, не бойся, это водка. Хорошая. Это вот этот вот у нас на тебя злой. А тот, который на кухне, — добрый. Он тебя угощает. Что ж ты, не человек, что ли? Разберемся, может, ты и правду говоришь.Гурский вошел в комнату.Вениамин чуть наклонился над сидящим на стуле мужиком и медленно вливал ему в рот водку. Тот послушно глотал.— Давай-давай, до дна… вот так. Закурить хочешь? — он достал две сигареты, прикурил их и одну вставил мужику в рот. — Кури пока. Отдыхай.— Что там? — Герман взглянул на вышедшую из соседней комнаты Элис. Та пожала плечами:— Ничего.Вениамин наклонился над саквояжем, вынул из него какую-то небольшую ампулу, приподнял на уровень глаз, пощелкал по ней ногтем, надломил и всосал содержимое в шприц.— Мне вена его нужна, — сказал он, выпустив из шприца тоненькую струйку. — Развяжите.Герман освободил мужику руки и крепко взял его за плечи.— Давай правую, — сказал мужчине Веня, — не бойся. Никто убивать тебя не собирается. Пока. Только учти — дернешься, игла обломается, тебе же хуже будет. Понял?Мужик кивнул и покорно протянул руку.— Ну вот. И молодец.Сделав инъекцию, Вениамин аккуратно сложил все свои причиндалы обратно в саквояж и защелкнул на нем замки.— Подождем немного.Гурский поднял на него вопросительный взгляд.— Ну… минут пять-десять, — посмотрел на часы Веня.— Пойду, машину подгоню поближе, — Герман пошел к выходу. — Пойдем, Элис.Они ушли.Гурский вставил в брюки и застегнул ремень, которым был связан хозяин дома. Потом вернулся на кухню и, протерев не очень чистым полотенцем оба стакана, убрал их на место, в стол. Взял бутылку с оставшейся водкой, вернулся в комнату и протянул ее Вене. Тот спрятал бутылку в саквояж. Александр закурил сигарету.Через какое-то время глаза у мужика осоловели, он стал клевать носом, и, наконец, голова его упала на грудь. Тяжело посапывая, он глубоко спал.— Слушай, Веня, — спросил Гурский, — а стакан водки в него обязательно вливать нужно было? Он не откинется?— Не-а. Так надо. Да и амбре от него нам на руку, мало ли соседей встретим. Или менты тормознут. Ничего объяснять не надо. А то еще решат, что мы труп везем. А так…Вернулся Герман.Вдвоем с Гурским они подняли мужика со стула, закинув его руки себе на плечи, и, имитируя подгулявшую компанию, вышли на площадку и стали спускаться по лестнице. Веня плотно притворил за собой входную дверь квартиры. На улице они загрузили мужика на заднее сиденье автомобиля, где он уютно устроился между Александром и доктором. Элис села впереди.— Ты по Волхонке езжай, огородами, — сказал Герману Гурский.— Ну не через Московский же… — ответил тот. 26 Тяжело переваливаясь и хрюкая задними амортизаторами на рытвинах разбитой дороги, белая «восьмерка» с помятым передним крылом въехала наконец на территорию Южного кладбища.Вздрагивая корпусом на стыках уложенных в землю бетонных плит, она докатилась до «Яблоневых» участков, повернула направо и остановилась у стоящего на пригорке рагончика-бытовки.Двери машины открылись, и все, кроме спящего на заднем сиденьи мужика, выбрались наружу.На крыльцо вагончика вышел высокий мужчина с пышными усами. Он был одет в рабочую одежду и широкополую соломенную шляпу.— О-о… — вскинул он руки. — Какие люди!— Здорово, — приветствовал его Герман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21