А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Однако она прекрасно справилась бы и с обязанностями придворной дамы. Она хороша собой, недурно воспитана, сообразительна, прекрасно разбирается в обрядах и церемониях. Государь наверняка будет доволен.
Как видно, желая проникнуть в сокровенные думы отца, юноша спрашивает:
– Люди превратно толкуют то редкое внимание, которое до сих пор вы уделяли ее воспитанию. Похоже, это мнение разделяет и министр Двора; во всяком случае, что-то в этом роде он ответил Удайсё, когда тот обратился к нему, рассчитывая на его содействие.
Засмеявшись, Гэндзи отвечает:
– Все они далеки от истины. Что же касается самой девушки, то ей в любом случае следует повиноваться воле отца, идет ли речь о придворной службе или о чем-то другом. Женщина находится в подчинении у троих, и я не волен нарушать установленный порядок и распоряжаться ее судьбой по своему усмотрению.
– Еще говорят, что министр Двора не скрывает своего восхищения вашей мудростью и дальновидностью, – как ни в чем не бывало, продолжает юноша. – Ему кажется, что вы нарочно решили отдать юную госпожу во Дворец, чтобы таким образом сохранить для себя, ибо иначе ее положение в вашем доме среди давно уже здесь живущих высокорожденных особ остается весьма двусмысленным.
«Неужели он действительно так думает? Жаль!» – И, улыбнувшись, Великий министр отвечает:
– Я не знал, что дело дошло до таких нелепых предположений. Очевидно, господин министр Двора страдает чрезмерной подозрительностью. Надеюсь, что скоро все так или иначе разрешится. Люди всегда склонны видеть то, чего нет на самом деле.
Его удивление казалось вполне искренним, но юношу одолевали сомнения. Впрочем, Гэндзи и сам понимал, что не так-то легко будет выйти из этого положения. «Значит, мои опасения были не напрасны, – думал он. – Не хотелось бы оправдывать ожидания клеветников, да и ни к чему обременять себя дурными поступками. Главное – найти средство убедить министра Двора в полном бескорыстии моих намерений».
Гэндзи был неприятно поражен тем, что отцу девушки удалось до некоторой степени проникнуть в его тайные помышления, ибо, отдавая свою воспитанницу во Дворец, он и в самом деле прежде всего думал о том, как бы удержать ее при себе, ничего не меняя в их отношениях.
Скоро девушка из Западного флигеля сняла одеяние скорби.
– Следующая луна неблагоприятна для представления ко двору. Придется подождать Десятой луны, – сказал Великий министр, и Государь с нетерпением ждал назначенного дня.
Между тем поклонники юной госпожи, весьма раздосадованные таким поворотом событий, торопили пособниц своих, дабы те отыскали средство свести их с девушкой прежде, чем она приступит к придворным обязанностям. Но, увы, осуществить это было куда труднее, чем остановить водопад Ёсино (247).
– Невозможно! – отвечали дамы на все их просьбы.
Сайсё-но тюдзё, коря себя за невольно вырвавшееся у него признание, проявлял удивительную заботливость, стараясь вникать во все нужды юной госпожи и предупреждать каждое ее желание. Не позволяя себе и намека на нежные чувства, он держался невозмутимо, с достоинством.
Родные братья девушки, не имея возможности приблизиться к ней, с нетерпением ждали дня, когда она наконец переедет во Дворец, где они смогут заботиться о ней открыто.
Дамы с удивлением: «Что за непостоянное сердце!» – взирали на То-но тюдзё, который, казалось, успел забыть о том, что совсем недавно сгорал от мучительной страсти. Однажды он пришел в дом на Шестой линии с поручением от министра Двора.
Поскольку родство их до сих пор не было предано огласке, То-но тюдзё по-прежнему навещал девушку тайно. Вот и на этот раз, не проходя в покои, остался ждать ответа в саду, под сенью кассии, тем более что ночь выдалась лунная. Однако отношение к нему девушки заметно изменилось: раньше она отказывалась даже читать его письма, а теперь распорядилась, чтобы юношу провели к южному занавесу.
Правда, она все еще не решалась беседовать с ним сама и отвечала через госпожу Сайсё.
– Господин министр Двора послал к вам именно меня, потому что я имею сообщить вам нечто, не предназначенное для ушей посредника. Могу ли я выполнить его волю, находясь на таком расстоянии от вас? Я хорошо представляю себе всю меру своей ничтожности, но ведь нас связывают неразрывные узы, поэтому я смел надеяться… Возможно, я покажусь вам несколько старомодным, но должен сказать, что во всем полагаюсь теперь на вас… – говорит То-но тюдзё не без некоторой досады.
– Вы совершенно правы, да мне и самой хотелось бы поговорить с вами обо всем, что произошло за эти годы, но в последние дни мне что-то нездоровится, я даже не имею сил встать. Вряд ли близкий человек стал бы меня упрекать… – отвечает она ему через Сайсё.
– Так разрешите хотя бы приблизиться к занавесу, за которым изволите лежать… Впрочем, нет, вы правы. Я веду себя слишком дерзко. – И, понизив голос, То-но тюдзё передает девушке поручение отца. Держится он не хуже других и производит весьма приятное впечатление. Вот что просил передать дочери министр Двора:
«Я не имею достоверных сведений о том, как именно будет проходить церемония Вашего представления ко двору, но полагаю, что Вам есть о чем посоветоваться лично со мной. Не желая подавать подозрения окружающим, я не осмеливаюсь навещать Вас, и сердце мое в тревоге».
От себя же То-но тюдзё добавляет следующее:
– Я постараюсь больше не нарушать вашего покоя своими глупыми речами. Но мне обидно, что вы не замечаете моей искренней преданности. Взять хотя бы сегодняшний вечер. Уж лучше бы вы поручили кому-нибудь из служанок принять меня в Северных покоях, если считаете недостойным своего внимания. Право, редко кто обращается так с родным братом. Да, что ни говори, а все это весьма странно.
Печально понурившись, он вздыхает, и растроганная Сайсё спешит передать его слова госпоже.
– Вы совершенно правы, – откровенно отвечает девушка. – Я и в самом деле боюсь, что столь внезапное сближение может показаться людям подозрительным. Но знали б вы, как горько мне – о, куда горше, чем прежде, – что я до сих пор не могу поделиться с вами всем, что накопилось в душе за долгие годы, проведенные вдали от столицы…
Смутившись, То-но тюдзё не решается настаивать.
– Не поняв, что ведет
Эта дорога к вершинам
Брат и Сестра,
У моста Безответной любви
Я сумел заблудиться… -
сетует он, но кто тому виною?..
– Не зная о том,
Что к вершинам Брат и Сестра
Ты потерял дорогу,
Дивились мы, наблюдая
За про движеньем твоим…
Полагаю, что моя госпожа до сих пор не поняла, какой смысл вкладывали вы в свои письма. Она болезненно робка и придает слишком большое значение мнению света, потому и не решается отвечать вам. Но я уверена, что скоро все изменится, – говорит Сайсё. И разве она не права?
– О, я хорошо понимаю, что время для доверительных бесед еще не настало, – соглашается То-но тюдзё. – Я слишком мало сделал для вашей госпожи и не имею права обижаться. Что ж, все впереди…
И он встает, собираясь уходить.
По прекрасному небу плывет светлая луна, в лунном сиянии стройная фигура облаченного в носи юноши кажется особенно изящной. Разумеется, до Сайсё-но тюдзё из дома Великого министра ему далеко, но по-своему и он хорош.
«Отчего все юноши, к этому семейству принадлежащие, так красивы?» – восторгаются дамы, восхваляя достоинства молодых людей и забывая об их недостатках.
То-но тюдзё служил в правой Личной императорской охране, являясь там вторым по старшинству лицом после Удайсё, который часто вызывал юношу к себе для обсуждения особо важных дел, одновременно используя его как посредника в сношениях своих с министром Двора. Удайсё был человеком вполне достойным, к тому же многие прочили его на место Высочайшего попечителя. Словом, лучшего зятя найти было трудно, но, опасаясь, что Великий министр придерживается иного мнения, и не желая противиться его замыслам, министр Двора не торопился с решением.
Удайсё был единоутробным братом матери принца Весенних покоев. Государь благоволил к нему более, чем к кому бы то ни было, не считая, разумеется, обоих министров. Лет ему было около тридцати двух – тридцати трех. Его супруга, старшая дочь принца Сикибукё, приходилась сестрой госпоже Мурасаки. Она была на несколько лет старше мужа, что, впрочем, никак не умаляло ее достоинств, но вот нрав ее почему-то пришелся Удайсё не по душе. Не называя ее иначе, как старухой, он только и думал о том, как бы с ней расстаться. Скорее всего именно эти обстоятельства и заставляли Великого министра терзаться сомнениями. Да и в самом деле, разве его питомица не заслуживала лучшей участи?
Удайсё никогда не был человеком легкомысленным, к безрассудствам юности склонным, но девушка из Западного флигеля целиком завладела его думами.
Имея надежного осведомителя, он сумел выведать многое, и прежде всего узнал, что сам министр Двора не выказывает неодобрения его искательству, а девушка не проявляет особого желания идти на придворную службу. Воодушевленный полученными сведениями, он попытался заручиться поддержкой дамы по прозванию госпожа Бэн.
– Я знаю, что Великий министр настроен против меня. Но поскольку мое желание не идет вразрез с намерениями родного отца…
Наступила Девятая луна. Однажды в прекрасный утренний час, когда на землю лег первый иней, дамы, всегда готовые услужить тому или иному из поклонников юной госпожи, украдкой принесли в ее покои письма. Сама госпожа не стала их читать, но слушала, как дамы читают их вслух. Было там и письмо от Удайсё.
«Долгая луна вселяла в меня надежду, но вот и она на исходе. И я печалюсь, глядя на унылое небо…
Не будь я ничтожен,
Мог бы тоже думать с досадой
О Долгой луне,
Но готов заплатить я жизнью
За каждый оставшийся день…»
Судя по всему, Удайсё было хорошо известно, что, как только кончится Долгая луна, девушка поступит на службу во Дворец.
А вот что написал принц Хёбукё: «Я понимаю, сколь тщетны мои упования, и что я могу сказать?..
Даже если прольет
На тебя свет свой утренний солнце,
Жемчужный тростник,
Не стряхивай сразу же иней,
Упавший на листья твои… (248)
По крайней мере мне будет отрадно сознавать, что Вы знаете о моих чувствах…»
Письмо принца было привязано к тонкому стеблю тростника, на листьях которого еще сохранился иней. Под стать этому стеблю был и гонец.
Сахёэ-но ками, сын принца Сикибукё, приходился братом госпоже Мурасаки. Часто бывая в доме Великого министра, он хорошо знал обо всем, что там происходит. Вот и теперь, не в силах сдержать досаду, поспешил высказать девушке свои обиды:
«Забуду тебя -
Я решил, но, как ни стараюсь,
Тоска все сильней.
Как же мне теперь поступить?
Что мне делать теперь с собою?» (249)
При полном несходстве все без исключения письма были очень хороши – каждое по-своему. Прекрасно подобранный цвет бумаги, изысканные оттенки туши, чарующий аромат…
– О да, очень скоро мы не будем уже получать этих писем, – сетовали дамы. – Какая тоска!
А что думала юная госпожа?
Она ответила только принцу Хёбукё, причем чрезвычайно кратко:
«Раскрыв лепестки,
Тянется солнцу навстречу
Цветущая мальва.
Но удастся ли ей самой
Утренний иней стряхнуть…»
Знаки, начертанные бледной тушью, показались принцу необыкновенно изящными. Всего несколько слов, случайных, словно росинки на листке, но они были проникнуты искренним сочувствием, и принц возрадовался, хотя может ли что-нибудь быть ненадежнее такого утешения?
В те дни девушка получила много и других, совсем уж незначительных писем, полных обид и любовных жалоб.
Говорят, что оба министра сочли ее поведение образцом, которому должна следовать любая женщина…


Кипарисовый столб



Основные персонажи
Великий министр (Гэндзи) , 37-38 лет
Удайсё (Хигэкуро) – супруг Тамакадзура
Девушка из Западного флигеля, госпожа Найси-но ками (Тамакадзура) , – дочь Югао и министра Двора, приемная дочь Гэндзи
Министр Двора, министр со Второй линии (То-но тюдзё) , – брат Аои, первой супруги Гэндзи
Государь (Рэйдзэй) – сын Фудзицубо и Гэндзи (официально – сын имп. Кирицубо)
Нёго Кокидэн – дочь министра Двора, наложница имп. Рэйдзэй
Принц Хёбукё (Хотару) – сын имп. Кирицубо, младший брат Гэндзи
Госпожа Мурасаки, госпожа Весенних покоев , 29-30 лет, – супруга Гэндзи, дочь принца Сикибукё
Госпожа Северных покоев в доме Удайсё – первая супруга Хигэкуро, дочь принца Сикибукё
Девочка (Макибасира) , 12 (13) – 13 (14) лет, – дочь Хигэкуро
То-но тюдзё (Касиваги) – сын министра Двора
Госпожа Оми – побочная дочь министра Двора
Сайсё-но тюдзё (Югири) , 16-17 лет, – сын Гэндзи
– Мне бы не хотелось, чтобы об этом узнал Государь, – предостерегал Великий министр. – Постарайтесь пока не предавать дело огласке.
Однако Удайсё совсем потерял голову. Прошло немало времени со дня их первой встречи, но юная госпожа из Западного флигеля по-прежнему сторонилась его и целыми днями грустила, сетуя на злосчастную судьбу. Это не могло не обижать Удайсё, но чаще он радовался, поддерживаемый уверенностью в давней связанности их судеб. Каждый день он обнаруживал в своей возлюбленной все новые и новые достоинства и содрогался от ужаса, представляя себе, сколь легко могла она стать достоянием другого. Он готов был одинаково щедро отблагодарить бодхисаттву Каннон из храма Исияма и прислужницу Бэн, но, к его величайшему сожалению, эта последняя, понимая, что ее пособничество имело весьма неблагоприятные последствия для госпожи, давно уже не появлялась в доме на Шестой линии.
Впрочем, скорее всего дело действительно не обошлось без вмешательства Каннон, ибо как иначе объяснить поведение юной госпожи, которая из всех своих поклонников, изнывающих от любви к ней, выбрала того, к кому не имела ни малейшей сердечной склонности? Великий министр, никогда не одобрявший искательств Удайсё, был весьма раздосадован, но мог ли он что-нибудь изменить? Поскольку союз этот получил всеобщее признание, было бы дурно и несправедливо по отношению к Удайсё выказывать теперь свое недовольство, поэтому Великому министру ничего не оставалось, как отпраздновать это событие с возможной пышностью и взять на себя заботы о зяте.
Удайсё, желая как можно быстрее перевезти супругу к себе, торопил с приготовлениями, но Великий министр все не давал своего согласия, якобы из опасения, что столь неоправданная поспешность повредит доброму имени юной госпожи, не говоря уже о том, что ей нелегко будет жить в одном доме с особой, наверняка настроенной по отношению к ней враждебно.
– Я полагаю, что торопливость в таких делах губительна, – сказал он. – Действуйте тихо, без особой огласки, и никто вас не осудит.
– Что ж, пожалуй, это и к лучшему, – потихоньку говорил своим близким министр Двора. – Не могу сказать, чтобы меня радовало ее поступление на придворную службу. Не имея надежного покровителя, нельзя достойно противостоять своим соперницам. Сам я искренне расположен к ней, но как быть с нёго Кокидэн?
В самом деле, как ни почетно служить Государю, положение юной госпожи при дворе, несомненно, было бы весьма шатким. Остальные дамы скорее всего пренебрегали бы ею, а Государь если и удостаивал бы внимания, то крайне редко, к тому же он вряд ли стал бы обращаться с ней как со значительной особой.
Поэтому, когда министру Двора донесли, какими посланиями обменялись новобрачные на Третью ночь, он от всего сердца порадовался за юную госпожу и возблагодарил Великого министра, проявившего по отношению к ней столь трогательную заботливость.
Поначалу союз этот был окружен тайной, но скоро люди проведали о нем и стали передавать один другому эту волнующую новость, так что в конце концов весь мир заговорил о столь необыкновенном событии. Слух о том дошел и до Государя.
– Досадно, что наши с ней судьбы оказались несвязанными, – изволил посетовать он. – Впрочем, если она по-прежнему готова поступить на придворную службу, я ничего не имею против. Хотя теперь о более высоком положении не может идти и речи.
Настала Одиннадцатая луна. Во Дворце одно за другим проходили торжественные празднества, доставлявшие немало забот дворцовым прислужницам. Они то и дело обращались за советами к новой своей начальнице, поэтому в Западном флигеле в те дни царило необычайное оживление. К величайшему огорчению госпожи Найси-но ками, Удайсё теперь даже в дневное время оставался в ее покоях, прячась от прислуживающих дам. Надобно ли сказывать о том, каким разочарованием был этот союз для принца Хёбукё и прочих?
Сахёэ-но ками печалился еще и потому, что имя младшей сестры его, госпожи Северных покоев в доме Удайсё, стало достоянием людской молвы. Однако же ему ничего не оставалось, как смириться. Да и в самом деле, разумно ли было теперь кого-то винить?
Удайсё, всегда пользовавшийся в мире славой человека благонравного и благоразумного, не способного на сумасбродства, теперь словно переродился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39